– Ну как, ты готова? – взглянул он наконец на Тру.
– Как только удостоверюсь, что у Гейджа все нормально, – сухо ответила она, очевидно, не в восторге от поведения Харрисона.
Проклятье! Что ни случится – все катят бочки на него.
– А мне ты все равно нравишься! – подскочила к нему Уизи и с улыбкой бросилась на шею.
– Ну ты даешь! – заявил он обиженно.
– Нравишься! Ты всегда со мной разговаривал, когда поливал мамины цветы. – Она обернулась к Гейджу: – Харрисон тебя любит, пусть иногда ты и заноза в заднице. Ведь такое со всеми бывает. И с Тру в том числе.
Щекотливая ситуация. И забавная. Но, хоть и с трудом, Харрисон все же удержался от смеха.
Гейдж как пень стоял посреди кухни. Да и Харрисон буквально остолбенел, что случалось с ним довольно редко. Тру, тоже явно ошарашенная чрезмерной прямотой сестры, стояла с открытым ртом.
– Так мы едем? – выдавила она наконец почти визгливо.
Харрисон вынул из кармана ключи от машины.
– Лично я давно готов.
Уизи как ни в чем не бывало зачерпнула себе добрый половник овсянки и объявила, наверняка возомнив себя Оливером Твистом:
– Умираю с голоду. Гейдж, тебе положить?
– Ммм… ладно, – согласился он вяло. – Хотя я предпочитаю начинать день с яичницы…
– Могу устроить, – тут же предложила Уизи.
– Нет. – Он осторожно подвинулся, словно приближался к спящему льву, а вовсе не к плите. – Пойдет и овсянка.
Тру сменила гнев на милость, снимая сумку с настенного крючка, и глаза ее искрились добротой и надеждой.
– Ну что, готовы, мисс Мейбенк? – Харрисон улыбнулся и протянул ей руку.
Тру охотно ее приняла, и он постарался не выказать своего волнения. Как хорошо, что им удалось покинуть кухню на мажорной ноте.
Дивная картина – мужчина выводит женщину на залитую солнцем дорожку и открывает перед ней дверцу роскошного «мазерати». Жизнь все-таки прекрасна!
Глава 13
В школьные годы, когда Тру наслаждалась своей популярностью, Харрисон одиноко бродил по краю пропасти. Нет, он не был угрюмым отшельником, но и компании активно не искал. По южным меркам, он носил необычайно длинные волосы, а его гардероб состоял из джинсов и футболки, купленных в самом дешевом магазине «Гудвилл».
Во время ленча, забившись в угол школьного двора, он усердно бренчал на гитаре.
Если кто-то к нему подходил, он прекращал играть и с удовольствием принимал участие в разговоре. Тру периодически улавливала смех, доносившийся из этого дальнего угла. И все же Харрисон стоял особняком в школьном мире разборок и сплетен. Его мало интересовали успехи футбольной команды и любовные драмы, что сильно раздражало парней из компании Тру.
«Вот уж настоящий южанин, – презрительно комментировал Дабз, хотя сам между тем был типичным препстером,[19] звездой школьной футбольной команды и бойфрендом Тру. – Его папочка погиб во время тюремного бунта, через месяц после того, как угодил за решетку. Яблоко от яблони недалеко падает. Вот увидишь».
«Хватит, – останавливала его Тру. – Не будь таким жестоким».
Они могли разругаться в пух и прах, стоило затронуть эту тему, и тогда Тру целый день наказывала его своим молчанием. Но после уроков Дабз всегда извинялся, списывая излишнюю агрессию на банальную ревность. По словам Дабза, его напрягала эта дружба Тру с Харрисоном, пусть и с пеленок, и она прощала его, убеждая себя в том, что такая преданность добавляет романтики в их отношения.
Правда же заключалась в том, что ей ужасно хотелось вновь заговорить с Харрисоном, вспомнить их беспечное детство в «Раю песчаного доллара», и, завидев его в коридоре, она всякий раз готовилась сказать: «Эй! Ты еще не забыл, как я тайком уходила из дому и прибегала играть в трейлер-парк? Как мы часами сидели на пристани, наслаждаясь свободой и ничегонеделанием?.. А помнишь, как мы сыграли свадьбу в увитой жимолостью беседке? Ты был воином сиви, а я – твоей верной принцессой».
Но с ее губ не слетало ни звука, а Харрисон и не думал смотреть в ее сторону.
Как-то раз во время ленча она заметила, что его нет в любимом уголке двора. Одноклассники говорили, будто бы он решил прогулять весь оставшийся день. С недавних пор Харрисон всерьез увлекся прогулами, и Тру не на шутку заволновалась… Сфабриковав мамину подпись на самодельной записке от врача, она беспрепятственно покинула школу. В учительских кругах Тру слыла хорошей девочкой, и ни у кого не возникло сомнений в правдивости ее слов.
Она нашла Харрисона на той самой пристани в «Раю песчаного доллара», где когда-то проходили их детские игры, и молча села рядом.
– Каким ветром тебя сюда занесло? – Он не удостоил ее даже приветственным взглядом.
Прошептав про себя короткую молитву, Тру задержала взор на дряхлом спасательном круге, болтавшемся на другом краю причала.
– Мне жаль твоего отца. Я неоднократно пыталась это сказать, но ты не желал меня слушать.
– Прошло три года. Этот вопрос меня теперь совсем не занимает.
– Он ведь просто сбывал контрабандный товар, – настаивала Тру. – Он не заслуживал смерти.
– Знаю. Но он не был толстосумом, как твой отец, он крутился как мог, чтобы свести концы с концами и прокормить семью. А одной службой на «Мисс Мэри» сыт не будешь.
Ловцы креветок на рыболовном судне «Мисс Мэри» сутками работали на износ, но часто возвращались домой без гроша в кармане.
Тру прикусила губу. Очевидный контраст между их судьбами вгонял ее в тоску, заставляя чувствовать неловкость за свою комфортную жизнь.
– Вероятно, мое нынешнее поведение кажется тебе притворством. Ну как же – благополучная особа, которая всегда разделяет мнение большинства и неуклонно следует общественным правилам. Но начни я вести себя иначе – и друзья отвернутся от меня, родители накажут за своеволие, а репутация семейства Мейбенк будет безвозвратно погублена. И это еще не все. Дома на мне лежит немалая ответственность. Мама регулярно ссорится с Уизи; отец предпочитает держаться в стороне от их конфликтов, а Хони слишком стара, чтобы как-то изменить ситуацию. Я такая же, какой была, просто… В глубине души я все та же девчонка, которая любит командовать. И лазать с тобой по деревьям.
– Ну и чушь! – Закрыв лицо руками, Харрисон улегся на пирс и тяжело вздохнул.
Сердце Тру разрывалось от боли. Неужели ему все равно? Куда исчез парень, готовый делить с ней все невзгоды и тяготы?
– Что случилось? – спросила Тру, еле сдерживая слезы. – Ты подсел на наркотики?
– Нет, – сухо отрезал он.
– А почему тогда прогуливаешь?
– Не твое собачье дело!
Да уж… Он явно ее ненавидел, но Тру его не винила и чувствовала себя совершенной тряпкой. Ей уже пятнадцать: еще немного, и станет взрослой, – однако в душе она все еще оставалась беззащитным ребенком, мечтавшим убежать от жестокого мира, залезть под одеяло и согреться теплом материнской заботы. Мама принесла бы ей куриный бульон, леденцы и хороший журнал… К сожалению, реальность отличалась от ее наивных грез.
Но Тру было уютно в своем маленьком мире иллюзий.
– Мне так жалко Уизи, – заговорила она вновь. – И стыдно: ведь меня обошла ее участь. Вообрази себе малышку, которую три дня подряд выгоняют из садика за неподобающее поведение. Вот мне и пришлось тащить эту ношу на своем горбу – быть образцом послушания, чтобы избавить родителей от лишних огорчений.
Убрав ладони с лица, Харрисон окинул ее равнодушным взглядом.
– Так ты пришла, чтобы рассказать мне о своих несчастьях? Ждешь сочувствия?
– Да нет же. – Пульс Тру участился. – Я… я боялась, ты решишь, что мне плевать. Это не так. Я за тебя переживаю.
– Спектакль окончен? – Он подобрался к самому краю причала и заглянул в спокойную воду.
– Нет.
– А ты тот еще экземпляр. – Харрисон рассмеялся.
В его тоне отчетливо слышалась издевка, и все же она не смогла удержаться от признания.
– Три года нашего общения в корне изменили мой взгляд на мир. Да, мы были слишком малы, но я очень многим тебе обязана.
Они дружили давно, с девяти лет до двенадцати. Играли в лесу, болтали на причале и катались на одолженной у взрослых лодке. Тру собирала опавшие листья, мох и устричные раковины и потом помещала добычу в коробку из-под сигар, что хранилась в их любимой беседке. Утопавшая в жимолости сокровищница идеально подходила для дорогих ее сердцу вещиц. Туда же она принесла кусочки разбитого блюдца из кухни дома Харрисона; обрывок фиолетового шелка, найденный на лавке возле лютеранской церкви; крышки от бутылок газировки. Сей причудливый набор, ютившийся в магической коробке, мог рассказать тайную историю ее души.
– Даже после того как перестала приходить сюда, я все время пополняла коллекцию. Все эти безделушки до сих пор при мне. Сейчас я пытаюсь собрать их воедино, делаю коллажи. В качестве основы применяю картон или фанеру, которую таскаю со склада.
Завершенные работы Тру хранила в чулане. Едва ли кто-нибудь счел бы их стоящими. На удивление странные и неряшливые, коллажи будто отражали ее мысли и эмоции. В них чувствовались гнев, растерянность и недовольство собой.
Харрисон обернулся.
– Я должен аплодировать стоя?
Как же ей хотелось убедить его в том, что мир лишил ее выбора. Судьба Тру была предопределена с рождения. Она тем временем старалась выжить и понять, почему любовь надо заслужить и почему, не оправдав чьих-то ожиданий, остаешься несчастной и брошенной.
В этой схватке ей не победить.
Свобода действий мимолетна и обманчива.
Она оказалась в ловушке – ловушке почтенного рода Мейбенк.
– Нет, на это я не рассчитывала, – ответила она спокойно. – Мои коллажи не особо хороши. Мне просто нравится над ними работать: они напоминают мне о нашей дружбе.
– Уходи, Тру.
От его голоса веяло холодом, но под маской безразличия она сумела разглядеть обиду и боль, а потому не отступила:
– Мы же были детьми. Неужели ты все еще злишься? Друзья приходят и уходят, особенно в юности.
– Все приходит и уходит, – горько вздохнул Харрисон. – Я в курсе. Не стоит извиняться за суровую правду. Возвращайся в школу, а не то навредишь своему драгоценному реноме.
– Прости меня. – Она заплакала. – Тебе нужны деньги? Папа ищет нового садовника. Будешь почаще называть его «сэр», подспудно восхищаясь его успехами на парусной регате, и он наймет тебя в два счета. Гарантирую. В любой субботний полдень его можно застать в хозяйственном магазине.
Не сказав ни слова, Харрисон прошел мимо, и Тру, улучив момент, коснулась его ладони. Он отдернул руку и торопливо покинул причал, ни разу не оглянувшись.
На следующий день по школьным коридорам разлетелась тревожная новость. Оказалось, врачи недавно диагностировали миссис Гембл рак груди. Четыре месяца спустя она умерла.
Глава 14
«Рай песчаного доллара». Господи, неужели она снова здесь? В детстве Тру и впрямь считала это захолустье раем и не обращала внимания на разруху, которая царила кругом. Тут она обретала то, чего ей так не хватало дома – приключения, свободу, удивительную легкость бытия… Из мисс Мейбенк она превращалась в принцессу индейского племени сиви, а иногда и в таинственную русалку.
Сегодня же Тру стала скучной взрослой женщиной, обремененной обязательствами и заботами. Тру остановилась посреди деревьев, которые за эти годы стали заметно выше, как, впрочем, и она сама. Годы наложили отпечаток и на трейлеры, напоминая о том, что дни беспечной юности навеки канули в Лету.
Под беспощадным натиском времени устоял лишь залив и тот самый знаменательный причал.
– Он совсем не изменился, – заметила Тру, выходя из машины.
Харрисон учтиво открыл перед ней дверь, и она вдруг ощутила неловкость: Дабз уже давно пренебрегал подобными знаками внимания.
– Не мешало бы его обновить. – Харрисон осмотрел причал сквозь линзы солнечных очков, но почему-то не предложил подойти поближе к месту их детских игр.
Тру захлестнула волна смешанных чувств. Когда-то она была счастлива здесь, но потом на смену счастью пришло отчаяние. Именно здесь она впервые полюбила. Конечно, эта любовь была ребячеством, но все равно она оставила глубокий след в ее душе.
– Когда-нибудь обновим. Не сейчас. – Испытывая странную неловкость, она то и дело поправляла ремешок сумочки. – Мне нужно быть в Чарлстоне как можно скорее. Надеюсь, ты не задержишься здесь надолго?
Тру изо всех сил старалась подавить охватившие ее эмоции и не выказать и капли смущения. По пути на стройку заглянув в телефон, она ожидала увидеть сообщение от Дабза, но пока ничего не было. Во время его нью-йоркских командировок им не всегда удавалось исправно поддерживать связь. Опасаясь позвонить не вовремя и прервать важную встречу или совещание, Тру терпеливо ждала его звонка.
– Хочешь быстрее покончить со всеми предсвадебными неурядицами? – спросил Харрисон.
– Удивительно, но факт. – Она убрала телефон.
– А в чем там дело, если не секрет?
Тру не хотела вдаваться в детали, но понимала, что обойти эту тему не удастся.
– Нужно найти нового банкетного менеджера и ресторан.
Резко сбавив ход, он бросил в ее сторону изумленный взгляд.
– Меньше чем за две недели до свадьбы?
Тру кивнула и вновь ощутила горький привкус надвигающейся паники.
– Да, так получилось… На свадьбу приглашены двести пятьдесят гостей. Не представляю, как мне удастся это уладить. – Коленки предательски задрожали.
Заметив, что она дрожит, он взял ее под руку.
– Да ладно, присядь и успокойся. Мы можем спокойно поговорить десять минут? Давай все обсудим и решим, что нужно делать.
У подножия гигантского мощного дуба мягко поскрипывали новые качели. Раньше их тут не было. Закинув голову, Тру рассматривала дубовые ветви, прикидывая, кто тот смельчак, который не побоялся вскарабкаться вверх и повесить эти качели?
– Ты не с неурядицами борешься, а из последних сил пытаешься уберечь вашу свадьбу от громкого провала. И все-таки почему все так получилось?
Присев на качели, Тру ввела его в курс дела.
– А Пенн умчалась за океан. Так что теперь я за все в ответе.
– И как тебе такая свекровь?
Она пожала плечами.
– Но ради Дабза ты готова снести все.
– Да. – Тру опять смутилась без видимой на то причины.
Когда Харрисон осторожно подтолкнул качели, ее ноги оторвались от земли. На краткий миг волнение Тру растворилось в блаженном ощущении полета.
– Почему ты так хочешь выйти за него замуж? – спросил Харрисон. – Но только не говори, что твои родители считали Уэринга подходящей партией. На дворе двадцать первый век. Современные женщины вправе самостоятельно распоряжаться личной жизнью.
Взмывая вверх, Тру вдыхала полной грудью и, казалось, набиралась отваги и смелости.
– Мне было так одиноко, – ответила она, вспоминая годы, полные безысходной печали. – И тогда появился Дабз и на горизонте замаячила надежда.
Харрисон снова подтолкнул качели, на этот раз сильнее, и крикнул улетевшей ввысь Тру:
– И это все? Я не позволю тебе спуститься, пока не расскажешь.
– Тогда я спрыгну.
– Попробуй!
– Вот увидишь, спрыгну. – Она залилась смехом, движением головы убирая с лица непослушные пряди. – Но сейчас я вовсе не хочу останавливаться. Если ты согласен и дальше меня раскачивать, тогда, может быть, мы продолжим этот разговор.
– Надо же, опять перехватила инициативу! Из тебя вышел бы первоклассный журналист. Или диктатор небольшого государства. – Следующий толчок был настолько интенсивным, что Харрисону удалось без труда пробежать под качелями – так высоко улетела Тру.
– Ух ты…
Потрясающее ощущение полета. И Харрисон… Такой сильный! Футболка плотно облегает накачанные бицепсы. Спрятав глаза за темными стеклами очков, он пристально наблюдал за выражением ее лица. Она никак не могла проникнуть в его мысли – это неведение сводило ее с ума, – и поэтому решила продолжить разговор.
– После смерти родителей я в конце концов поняла, что все те старые правила, касавшиеся важных традиций и сохранения чести семьи Мейбенк, которым меня обучили, помогли справиться с теми трудностями, что впоследствии на меня обрушились. Дабз воспитан в тех же традициях. Неудивительно, что мы понимаем друг друга.
– Как Чарлз и Диана?
– Сколько желчи.
– Но ведь ваши ситуации почти аналогичны. Общество и его бесчисленные правила.
– А чем лучше твоя жизнь в Нэшвилле? Ты никогда не заводил отношений с обыкновенной девушкой, не так ли? В твоем послужном списке одни знаменитости.
– Эй, между прочим, не забывай, что ты на качелях. Я же имею право игнорировать любые неудобные вопросы.
Качели слегка опустились, и он сделал вид, что собирается схватить ее за ногу. Рассмеявшись, Тру подтянула ноги. Впервые за долгое время она разрешила себе такое милое дурачество. Господи, как же ей не хватало вот таких простых минут счастья!
«А что тебе на самом деле надо, так это хороший любовник».
Проклятье! Устремляясь ввысь, Тру надеялась оставить мысли о сексе где-то в облаках, но вероломная идея явно не желала сдавать позиций, атаковав ее затуманенный радостью мозг.
Она прекрасно понимала, что подобное влечение способен пробудить в ней не Дабз, а только Харрисон. Где бы он ни был: на кухне, за рулем шикарного «Мазерати», в лесу… – он неизменно выглядел так, будто позировал для обложки нового альбома, засунув большой палец в карман джинсов, стоял и смотрел на нее так, будто…
Будто готов дать то, чего ей так не хватает…
Господи, пора опуститься на землю.
– Уйди с дороги! – крикнула она угрожающе.
– Ну нет, – усмехнулся Харрисон. – Мы не можем допустить, чтобы диктатор… пардон, невеста сломала лодыжку перед таким знаменательным днем.
Тру шутка про диктатора забавляла, однако слово «невеста», всякий раз употребляемое Харрисоном, будило в ней легкую тревогу. Что, если он смеется над ней? А может, доволен, что она скоро выйдет замуж?