Она тихонько стояла, завороженная этим зрелищем, пока наконец он сам не вскинул голову, поймав при этом восторженное выражение на лице незваной гостьи.
Девушка попыталась было скрыть смущение, однако даже сама почувствовала, насколько сбитым с дыхания прозвучал ее голос.
— Извините, что мешаю… Я захватила торт для Тимми Грэхема…
— Я отослал его вниз, он должен быть на вечеринке.
— Ой, а я и не заметила! Думала, что он здесь…
Саманта ничем не показывала, что собирается уходить, и стояла с тарелкой в руке. Повисло молчание.
— А вы не хотите кусочек? Смотрите, так и просится на язык…
— Ладно, пополам на двоих, — уступил он, и девушка приблизилась к штурманскому столу. — Я должен перед вам извиниться, — буркнул Ник и сам заметил жесткие нотки в собственных словах. Он очень не любил извиняться, и девушка это поняла.
— Я сама виновата, выбрала неудачный момент, — сказала она, отщипывая кусочек. — Сейчас, наверное, другое дело. Большое вам спасибо, и не сердитесь, пожалуйста, за те хлопоты, что я причинила. Теперь-то я хорошо понимаю, что «Золотой авантюрист» чуть не уплыл из ваших рук.
Не сговариваясь, они обернулись к окну и сквозь широкий лист армированного стекла посмотрели на лайнер.
— Красавец, правда? — заметил Ник, и его голос лишился привычной жесткости.
— Да, он великолепен, — кивнула Саманта, и они как-то вдруг почувствовали особую близость в интимном свете красноватой лампочки.
Капитан стал говорить про лайнер — поначалу лаконично и сдержанно, но затем увлекся, и, скрывая радость, девушка увидела, как он теплеет и смягчается. Лишь после этого она решилась высказывать собственные мысли.
Ника поразили — и в какой-то степени смутили — глубина ее воззрений, легкость и связность речи, умелая подача мыслей, поскольку сам до сих пор находился под впечатлением ее юности. Ведь он ожидал некоей взбалмошности, глупого хихиканья, мелочного эгоизма и самовлюбленности, что так свойственны незрелым натурам, однако ничего этого и в помине не было. Внезапно разница в возрасте показалась несущественной. Сейчас, этим вечером, они были близки, хотя соприкасались только их мысли, но с каждой минутой они все сильнее и глубже проникали в мироощущение друг друга, так что даже время потеряло смысл.
Они говорили о море, ибо считали его родной стихией, а когда обнаружили в себе эту общую черту, восторг от знакомства и взаимное уважение только возросли.
Откуда-то снизу послышался нестройный хор пьяных голосов под предводительством Красавчика Бейкера. Еще через некоторое время на мостике появился крайне озабоченный Тим Грэхем.
— Шкипер, сэр. Доктор Сильвер пропала. Ее нет и в каюте, мы все обша… — Тут он заметил ее в кресле капитана, и беспокойство сменилось изумлением. — А… понимаю. Мы не знали… То есть я хотел сказать… как-то неожиданно. Простите, сэр. Извините. Спокойной ночи, сэр.
И он в очередной раз упорхнул с мостика.
— Доктор? — вздернул бровь Ник.
— Боюсь, что да, — улыбнулась Саманта и стала рассказывать про университет, свой научно-исследовательский проект и планы на будущее. Николас, как и всякий многого добившийся в своей жизни человек, уважал настойчивость и стремление к успеху в других.
Разрыв, который, как ему представлялось, между ними существовал, сокращался с каждой секундой, так что конец четырехчасовой вахты, пришедшийся на полночь, был в какой-то степени нежеланным: на мостике появились люди, разбив ту хрупкую атмосферу, которую они вокруг себя создали, и лишив любых предлогов чтобы продолжать оставаться рядом.
— Спокойной ночи, капитан Берг, — сказала она.
— Спокойной ночи, доктор Сильвер, — с огорчением ответил Ник. Вплоть до сегодняшнего вечера он даже не знал ее полного имени, а сейчас… О, сейчас он хотел бы узнать про нее много больше, но девушка уже покинула мостик. Едва Ник вошел в свою каюту, прежнее одиночество вернулось — и даже с удвоенной силой.
В течение следующего дня, потраченного на подготовку «Золотого авантюриста» к буксировке, на его дифферентовку, наладку механизмов и так далее, Ник в самые неожиданные моменты нет-нет да и вспоминал девушку; однако когда он изменил своему обычному правилу и сел ужинать не в каюте, а в столовой командного состава, оказалось, что Саманту уже окружила непробиваемая стена молодых людей. Испытав небольшое потрясение от собственной объективности, Ник был вынужден признать, что ревнует. Дважды на протяжении этого злосчастного ужина он подавлял готовые сорваться с уст едкие остроты, которые, вне всякого сомнения, привели бы жертву его горького юмора в полное замешательство.
Ник не прикоснулся к десерту, а просто захватил кофе с собой, отправляясь в капитанскую каюту. Он бы, наверное, не возражал против компании Красавчика Бейкера, однако австралиец находился на борту «Золотого авантюриста», возясь с главной силовой установкой. Что же касается отдыха, то, несмотря на дневные труды и заботы, койка к себе не манила. Ник бросил взгляд на часы, вмонтированные в переборку над столом: стрелки едва перевалили за восемь вечера.
Следуя неожиданному порыву, он поднялся на ходовой мостик, и Тим Грэхем виновато вскочил на ноги при неожиданном появлении капитана. Третий помощник сидел в кресле шкипера, и подобная дерзость заслуживала отчитки, однако Ник сделал вид, будто ничего не заметил. Он неторопливо кружил по мостику, придирчиво проверяя показания всевозможных приборов, от степени натяжения буксирного каната и режима работы дизелей «Колдуна» до правильности включения якорных огней обоих судов и последней записи в вахтенном журнале.
— Мистер Грэхем, — наконец сказал он, и молодой командир замер не дыша, всем своим видом смахивая на жертву предстоящего расстрела. — Мистер Грэхем, эту вахту я отстою сам. Сходите, поужинайте со всеми.
Третьему помощнику понадобилась приличная порция джина, прежде чем он нашел в себе силы поведать кают-компании о том, как ему в последнее время неслыханно везет.
Саманта даже не оторвала взгляда от доски. Она подвинула слона так, что он оказался под ударом ферзя Дэвида Аллена, и когда старпом, урча от удовольствия, кинулся забирать фигуру, девушка вывела ладью из-под тылового прикрытия.
— Через три хода мат, Дэвид.
— Еще разок, Самми, а? Дай мне надежду на реванш, — взмолился было он, однако Саманта решительно покачала головой и выскользнула из кубрика.
До Николаса донесся аромат ее духов. Недорогие, но очень приятные… «Бейб», вот как они называются! Их еще рекламировала внучка Хемингуэя… Эти духи идеально подходили Саманте.
Ник обернулся и лишь в эту секунду набрался смелости признаться самому себе, что третьего помощника снял с вахты именно с расчетом выманить девушку на мостик.
— А у нас по носу киты, — промолвил он и подарил ей одну из тех редких, неотразимых улыбок, которые Саманта в последнее время научилась столь высоко ценить.
— Киты? Где?! — воскликнула она с неподдельным восторгом.
Ник показал на фонтан, блеснувший золотистыми искрами в низком вечернем солнце, где-то милях в двух за форштевнем.
— Ого! Так ведь это Balaenoptera musculus!
— Придется поверить вам на слово, доктор Сильвер, хотя для меня это по-прежнему просто голубой кит, — усмехнулся Ник, и девушка на миг смутилась.
— Извините. У меня и в мыслях не было хвастаться своей научной эрудицией…
Она вновь бросила взгляд на студеное, неприветливое море, среди волнистых горбов которого опять забил китовый фонтан — далекий, эфемерный столп брызг и одиночества.
— Один, — прошептала она, — только один… — Голос ее потерял былую восторженность. — Их так мало осталось… Как знать, может, этот кит вообще последний, которого нам доведется увидеть…
— Да, их сейчас так немного, что они не способны найти друг друга в громадном океане, чтобы создать семью, завести детенышей.
У Ника тоже пропала улыбка; они вновь стали говорить про море, о том, как с ним связана вся их жизнь, как их беспокоит то, что вытворяет с океаном человек…
— Когда марксисты Мозамбика вырвали у португальцев бразды правления страной, они позволили Советам прислать драгеры — не траулеры, а драгеры, типа землечерпалок — в залив Делагоа. То есть прошлись землесосом по водорослям латеральной зоны, главнейшему нерестилищу мозамбикских креветок. Получили улов с тысячу тонн — и навсегда уничтожили места для размножения, а вместе с ними и весь этот биологический вид. Всего за полгода… — Голос ее дрожал от возмущения. — Два месяца назад австралийцы в своих территориальных водах задержали японский траулер. В трюмных холодильниках обнаружили мясо ста двадцати тысяч гигантских гребешков, которые команда стальными ломами сбила с барьерных рифов. В среднем популяция гребешков на одном рифе не превышает двадцати тысяч. Это означает, что за одну-единственную вылазку они ободрали как минимум шесть океанских рифов, а капитан отделался лишь штрафом в тысячу фунтов.
— Кстати, как раз японцы отработали методику так называемого ярусного лова, — кивнул Ник. — Устраивается длиннейшая плавучая леса, к ней подвешиваются специально сконструированные крючья, и все это хозяйство размещают поперек миграционных маршрутов крупных пелагических рыб, которые кормятся у поверхности: тунец, марлин… Выметают косяки подчистую, до последней рыбешки.
— Но ведь нельзя же сокращать популяцию ниже определенного предела. — Саманта подняла глаза на Ника. Сейчас она казалась гораздо старше своего возраста. — Смотрите, что люди сделали с китами…
Они обернулись к окну мостика, надеясь хотя бы еще разок увидеть добродушного великана, ныне обреченного на вымирание. Посмотреть на очередное существо, которому суждено исчезнуть из моря.
— Вечно эти японцы да русские, — пробормотал Ник. — Ни за что не хотели подписывать конвенцию, пока в океане оставалось достаточно голубых китов, чтобы их промысел приносил экономическую выгоду. А потом, видите ли, надумали. Стоило остаться жалким двум-трем тысячам особей, как они вдруг подписать решили…
— И тут же взялись за сейвалов, сельдяных китов и малых полосатиков. Теперь их тоже будут загонять в небытие.
Они стояли бок о бок, уставившись на странное, залитое солнцем ночное море, тщетно выискивая искорку жизни среди водяного безбрежья. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Ник поднял руку и уже готов был опустить ее на плечи Саманты — древнее как мир защитно-покровительственное отношение мужчины к женщине, — но вовремя спохватился. Впрочем, девушка почувствовала это движение и замерла, немножко даже наклонившись к нему в ожидании, однако Ник в последнюю секунду шагнул в сторону — вскинутая рука упала на кожух радара. Лишь в этот миг Саманта поняла, насколько сильно ей хотелось, чтобы он ее коснулся. Но нет, до самого конца вахты он отказывался преступить некие физические границы, которые, судя по всему, сам для себя установил.
Следующим вечером она отмахнулась от назойливых приглашений заглянуть в кубрик и после ужина выжидательно уселась у себя в каюте, приоткрыв дверь на пару сантиметров, чтобы не пропустить момент, когда Тим Грэхем весело поскачет вниз по трапу, освобожденный от вахты в очередной раз. Как только третий помощник вошел в кают-компанию, Саманта выскользнула из каюты и легко взбежала на мостик.
Не прошло и пары минут после того, как Ник принял на себя дежурство, а девушка тут как тут. Шкипер сам удивился, насколько приятным было вновь оказаться с ней вместе. Они улыбнулись друг другу, как школьники-сорванцы, задумавшие веселую проделку.
Солнце и не думало садиться; неподалеку от буксира появился один из столообразных айсбергов, и девушка привлекала внимание Ника к полоске грязи, которая выделялась на белоснежном льду, как кольцо, оставшееся на стенке ванной после того как в ней искупался трубочист.
— Парафин, — сказала Саманта, — в смеси с нерастворимыми углеводородами.
— Да нет, — мотнул он головой, — это просто такой слой во льду. Темный.
— Нефть, — твердо возразила она. — Мазут. Я сама брала пробы. Одна из тех причин, по которым я решила пойти гидом на «Золотом авантюристе». Мне нужно узнать море, так сказать, из первых рук.
— Но ведь от нас до танкерных путей как минимум пара тысяч миль. Они проходят гораздо севернее.
— Берег залива Шеклтона чуть ли не по щиколотку усыпан парафиновыми комьями, а галька черна от мазута. На мысе Тревоги нашли мертвых и умирающих пингвинов, угодивших в нефтяное пятно в пределах пятидесяти миль от этого Богом забытого берега.
— Да бросьте, в это даже трудно… — начал было Ник, и девушка резко взмахнула рукой.
— Вот именно! — воскликнула она. — Никто и верить не желает! Все просто проходят как бы стороной, словно мимо очередной жертвы ограбления, лежащей на тротуаре.
— Вы правы, — нехотя признал Ник. — Мало кого это заботит.
— Несколько дохлых пингвинов, черные вязкие комки, липнущие к ступням на пляже. Подумаешь! Разве это причина поднимать крик… Но дело-то в том, что по-настоящему страшным являются как раз невидимые глазу вещи. Миллионы тонн токсичных углеводородов, растворенных в океанской воде, убивают медленно, исподтишка, но столь же беспощадно. Вот чего надо пугаться, Николас!
Девушка впервые назвала его по имени, и этот факт не прошел незамеченным для обоих. Они вновь замолчали, сумрачно разглядывая крупный айсберг, который неторопливо таял за кормой. Солнце разукрасило его поверхность легчайшими оттенками розового и мечтательно-голубого — однако черная полоса ядовитой грязи портила все впечатление.
— Мир вынужден использовать ископаемое топливо, и мы, моряки, должны его транспортировать, — наконец пробормотал он.
— Но не такой же ценой! В глазах торгашей только и светится что прибыль, а рискам ноль внимания! Ведь есть же масса наглядных примеров: скажем, жадный, бездумный, хищнический способ, которым человек уничтожил кита. Ну нельзя все делать ценой превращения океана в гнилое, смердящее болото!
— Конечно, есть беспринципные деляги… — примирительно кивнул Ник, однако сердитая Саманта не дала ему договорить.
— Суда выходят в море под флагами незнамо каких стран, неподконтрольные, построенные по опасным стандартам, оборудованные единственным котлом… — Девушка сыпала обвинениями, на которые Нику нечего было ответить. Вот он и молчал. — И будто этого мало, дали «зеленый свет» зимнему танкерному маршруту вокруг мыса Доброй Надежды, чтобы за сезон перевозить на пятьдесят тысяч тонн сырой нефти побольше. Через мелководье Агульяс, самое коварное зимнее море на планете — и по нему пустили перегруженные танкеры!
— Да, это уже чистой воды преступление, — согласился он.
— А ведь вы сами были председателем совета директоров «Флотилии Кристи» и даже имели своего представителя в координационном совете!
И вот тут-то она поняла, что допустила прокол. Мгновенно, безо всякого перехода, Ник рассвирепел — и не на шутку. Красноватая полумгла ходового мостика, казалось, начала потрескивать от его гнева, будто воздух пропитался статическим электричеством. Девушку пронзил безотчетный, но вполне обоснованный и реальный страх. Она слишком увлеклась и забыла, с кем имеет дело.
Впрочем, он просто повернулся к ней спиной, затем неторопливо обошел мостик, с особой тщательностью проверяя показания каждого прибора и индикатора, после чего остановился в дальнем крыле и прикурил сигару. Саманту так и подмывало ляпнуть что-то наивно-примирительное, но какой-то инстинкт приказывал держать рот на замке. Ник не из тех, кто уважает компромисс или отступление.
Наконец он вернулся на прежнее место, и в свете тлеющего кончика сигары девушка разглядела его смягчившиеся черты.
— Сейчас «Флотилия Кристи» и все, что с ней было связано, кажется мне чем-то из другой жизни, — произнес он негромко, но столь выразительно, что Саманта явственно ощутила боль незаживших ран. — Не сердитесь, просто ваше замечание на секунду выбило меня из равновесия. Я и не знал, что вам ведома история моей жизни.
— Она известна любому на борту.
— Разумеется, — кивнул он и глубоко затянулся. — Видите ли, когда я руководил «Флотилией Кристи», то настаивал на самых высоких стандартах судовождения и обеспечения безопасности на каждом из наших судов. Я категорически возражал против зимнего маршрута, более того, ни один из моих танкеров не ходил мимо мыса Игольного под грузом даже в летний сезон. Все мои танкеры оборудованы как минимум дублированными котлами, а спроектированы и построены они по тем же нормам и правилам, что и вон то судно… — Ник показал на шедший за ним «Золотой авантюрист». — Или вот это. — Он красноречиво топнул по палубе.
— И даже «Золотой рассвет»? — негромко спросила она, отважившись вновь испытать его гнев, но Ник в ответ просто кивнул.
— «Золотой рассвет»… — чуть помолчав, повторил он вслед за девушкой. — Звучит до абсурдности претенциозно, согласитесь? Но вы знаете, ведь я и вправду мечтал о рассвете, закладывая это судно. Первый в мире танкер на миллион тонн, в котором будут воплощены все новинки и достижения, выдержавшие проверку в реальных условиях. От скрубберов на инертном газе до независимо дифферентуемых топливных цистерн. Не один котел, а целых четыре, как на легендарных лайнерах «Уайт стар лайн». О, этот танкер действительно был готов стать золотым рассветом, зарей новой эры в транспортировке нефти… Увы, я больше не председатель совета директоров «Флотилии Кристи», нет у меня и контроля над «Золотым рассветом», ни в чертежах, ни на стапеле… — Голос его стал глухим, и в тусклом свете показалось, что глаза утонули в орбитах, которые сейчас походили скорее на черепные глазницы. — Не говоря уже про эксплуатацию.