Внезапно сплошная линия утесов оборвалась, разделившись на три закрученных спиралью столба, изящных, как лепные колонны в храме Зевса.
«Золотой авантюрист» зацепился кормой за одну из них, содрав краску и помяв релинг, и вырвался на простор.
Удары ветра развернули лайнер и направили носом прямо на галечное мелководье просторного залива, где валуны из более податливой породы, обточенные водой до размеров человеческой головы и круглые, как пушечные ядра, усеивали пологое дно и берег.
Прибой ворошил каменную насыпку, и валуны с треском стучались друг о друга, а рыхлые обломки морского льда, прибитые к берегу, шуршали и шипели в такт поднимавшейся и опускавшейся воде.
Выйдя из-под скалы, «Золотой авантюрист» опять попал в объятия ветра, пусть и стихавшего, но все же способного медленно продвигать лайнер носом в глубину залива.
Здесь дно полого поднималось к берегу, и высокие волны перекатывались плавно. Толстый слой мягкого льда сглаживал гребни своим весом, не давая им закручиваться и взрываться седыми бурунами. Волны наслаивались друг на друга и с помощью ветра придавали судну постоянное ускорение, загоняя его на берег.
С громким металлическим скрежетом лайнер выполз на отмель и накренился. Мелкая галька расступилась под весом корпуса, как бы присасываясь к днищу, а волны и порывы ветра довершили дело, вытолкнув судно еще дальше на берег. Короткая ночь закончилась, ветер стих, и волны пошли на убыль. Наступивший отлив окончательно посадил лайнер на мель.
К полудню накрененный под углом в десять градусов нос «Золотого авантюриста» полностью увяз в гальке фиолетового берега. Только корма, словно качели, взлетала и опускалась на волнах, пытавшихся вытолкнуть судно еще глубже на сушу. Впрочем, температура стремительно падала, и куски рыхлого льда смерзались вокруг корпуса сплошным слоем.
Лайнер величественно застыл на влажном сверкающем берегу. Надстройки покрылись бахромой инея, со штормовых портов и якорных клюзов сталактитами свисали прозрачные ледяные иглы.
Аварийный генератор работал до сих пор, и огни на палубе весело переливались, а из динамиков опустевшего салона неслась мягкая музыка.
Если не считать бортовой пробоины, через которую по-прежнему хлестала вода, прочих видимых повреждений не было, и резкие силуэты грозных остроконечных пиков мыса Тревоги лишь подчеркивали изящные обводы лайнера, замершего в ожидании первого, кто придет и, образно выражаясь, сорвет сочный, манящий плод с призового дерева.
Передатчик в радиорубке продолжал посылать однотонный непрерывный сигнал, уверенно принимаемый в радиусе пятисот миль.
Пролежав два часа в тяжелом забытьи, Ник Берг очнулся, как от резкого удара, и сел в койке: вот-вот должно было случиться что-то важное. Ему понадобилось целых десять секунд, чтобы прийти в себя и сориентироваться.
Невыспавшийся, с головной болью, он поднялся на ноги и поплелся в ванную. Пустив обжигающую воду, залез на ватных ногах под душ и помазком намылил щеки.
Когда Ник вышел на мостик, сидевший в радиорубке Трог вскинул на него покрасневшие, слезящиеся глаза, красноречиво говорившие, что радист даже не прилег. Ник ощутил укол стыда.
— Мы по-прежнему опережаем «Ла-Муэт». Думаю, миль на сто, — сухо бросил Трог и отвернулся.
На мостике появился Эйнджел с огромным подносом, от которого исходил аппетитный запах.
— Шкипер, у меня для вас кое-что особенное на завтрак. «Яйца с ангельскими крыльями», по моему личному рецепту.
— Беру всю партию, — фыркнул Ник и повернулся к Трогу уже с набитым ртом: — Что с «Авантюристом»?
— Все тот же пеленг-сигнал, но положение за последние три часа не изменилось.
— Как-как? — поперхнувшись, переспросил шкипер.
— Я говорю, на месте стоит.
— Стало быть, его выбросило на берег в целости и сохранности, раз передатчик до сих пор работает, — пробормотал Ник, позабыв о еде.
Тут в рубку влетел Дэвид Аллен с припухшими глазами, натягивая на ходу бушлат. Кое-как причесанные спереди волосы топорщились на затылке. Ему не надо было два раза повторять, что капитан уже на мостике.
— Похоже, Дэвид, ваши молитвы сработали. — На губах Ника мелькнула скупая улыбка.
Старпом потянулся к столешнице.
— Постучим по дереву и сплюнем через плечо.
Прежнее отчаяние отступило вместе с усталостью. Ник с удовольствием подхватил вилкой еще кусочек, шагнул к переднему окну и глянул вдаль.
Море почти успокоилось, а вот низкое бледно-желтое солнце совсем не грело. Ник посмотрел на термометр — минус тридцать.
На южных широтах выше шестидесятой параллели, где бесконечно кружат области низкого давления, погода настолько переменчива, что шторм может подняться за считанные минуты и так же быстро смениться затишьем. Впрочем, преобладала просто скверная погода. Больше ста дней в году дул сильный ветер, переходящий в штормовой. Фотографии якобы типичных антарктических пейзажей, с их ясной солнечной погодой, искрящимся девственным снегом и айсбергами-исполинами, создают обманчивое впечатление — а все потому, что не так-то просто фотографировать в снежную бурю или пургу.
Ник не доверял затишью, но молил провидение сохранить его подольше. Ему опять захотелось увеличить скорость, и он уже собрался отдать команду, как вахтенный резко переложил руль.
Прямо по курсу, из бурлящего водоворота, словно затаившееся чудовище, показалась ледяная глыба. «Колдун» успел повернуть, и айсберг всплыл на поверхность — черный массив, изборожденный грязными оледеневшими потеками, уродливый и смертельно опасный. Ник не решился отдать команду поднять обороты.
— Через час должен показаться мыс Тревоги! — ликующе воскликнул Дэвид. — Если, конечно, видимость не упадет.
— Упадет, упадет. Надвигается туман. — Ник указал на поднимающиеся с поверхности моря призрачные завитки пара, уплотнявшиеся по мере увеличения разницы между температурой воды и воздуха.
— До «Золотого авантюриста» осталось четыре часа. — Дэвида переполняло возбуждение, и он снова постучал по столу. — Сэр, разрешите спуститься и проверить бросательные концы и остальное оборудование.
Туман сгущался, обволакивая судно белесой дымкой и снижая видимость до нескольких сотен ярдов. Ник метался по мостику как лев в клетке. Руки заложены за спину, во рту незажженная черная «манила». Всякий раз, когда Трог перехватывал радиограммы «Флотилии Кристи», Жюля Левуазана или капитана Рейли, Ник замирал.
Ближе к полудню Рейли сообщил, что потерь больше нет, они добрались наконец до залива Шеклтона и, пользуясь благоприятной погодой, приступили к разбивке лагеря. В конце он еще раз попросил «Ла-Муэт» следить за частотой сто двадцать один с половиной мегагерц и попытаться отыскать сорвавшийся ночью спасательный плот. Подтверждения от «Ла-Муэт» не последовало.
— Они не слушают короткие волны, — проворчал Трог.
Ник мельком подумал о несчастных, оказавшихся на плоту, — печально, но, если температура не поднимется, им не продержаться и дня. Затем отбросил эти мысли и вернулся к переговорам между «Флотилией Кристи» и «Ла-Муэт».
Итак, ситуация круто изменилась, а вместе с ней и позиции сторон.
Пока «Золотой авантюрист» находился в открытом море и спасение сводилось к несложной операции — выстрелить бросательным концом поперек палубы, завести с его помощью стальной трос и взять лайнер на буксир, — Жюль Левуазан настаивал на открытой форме Ллойда, которая гласит: «Без спасения нет вознаграждения».
Коль скоро он не сомневался, что обеспечит «спасение», то не сомневался и в «вознаграждении». Решение о размере выплаты вынесет лондонская арбитражная комиссия Ллойда на основе международного морского права, причем конкретная цифра представляет собой процентную долю остаточной стоимости судна и определяется арбитром в зависимости от сложности и риска, на который пришлось пойти спасателю. Если умело расписать мастерство и отвагу, проявленную при спасении, то выплата может составить миллионы долларов.
«Флотилия Кристи» всеми силами старалась уйти от контракта Ллойда. Судовладельцы хотели уломать Левуазана на посуточную оплату и премиальные, чтобы заранее определить и ограничить стоимость спасения, но натыкались на французскую жадность — вплоть до той минуты, пока не стало известно, что «Золотой авантюрист» выбросило на берег.
С этого момента роли поменялись. В одной из радиограмм Жюль Левуазан поспешно снял предложение открытой формы Ллойда. «Спасение» уже не казалось столь несомненным — к тому времени лайнер могло разметать по скалам мыса Тревоги, — а значит, и «вознаграждение» повисало в воздухе.
Теперь уже Левуазан сражался за посуточный договор, учитывающий путь от Южной Америки и время на доставку вызволенных из беды пассажиров в ближайший порт. Он просил десять тысяч долларов в день и два с половиной процента от остаточной стоимости спасенного лайнера. В глазах Жюля Левуазана, смирившегося с ускользнувшей розовой мечтой о миллионах, эти условия выглядели скромно.
Однако «Флотилия Кристи», первое время предлагавшая вполне солидный посуточный тариф, не замедлила дать обратный ход.
— Мы принимаем открытую форму Ллойда с оплатой доставки экипажа и пассажиров лайнера — вот что заявили по шестнадцатому каналу из штаб-квартиры.
— Условия изменились, — ответил Левуазан, и Трог запеленговал его координаты.
— А мы неплохо его опережаем, — довольно проскрипел он, пока Ник отмечал на карте относительные положения судов.
На мостике «Колдуна» вновь стало тесно. Старшие офицеры в вязаных подшлемниках и толстых синих комбинезонах поверх свитеров громыхали тяжелыми морскими ботинками, завороженно всматриваясь в карту и шепотом переругиваясь.
Вошел Дэвид Аллен со стопкой одежды в руках.
— Сэр, вам стоит переодеться. Я позаимствовал робу стармеха. У вас с ним примерно один размер.
— Он-то знает?
— Да как вам сказать… Я по-свойски заглянул к нему и…
— Отлично сработано, Дэвид, — усмехнулся Ник. — Отнесите, пожалуйста, в мою каюту.
Старпом все больше и больше располагал шкипера к себе.
— Капитан, сэр! — вдруг закричал Трог. — Еще один сигнал, очень слабый, на частоте сто двадцать один с половиной!
— Черт! — ругнулся Дэвид и остановился в дверях капитанской каюты. — Черт! Ведь это тот самый растреклятый сорвавшийся плот!
— Пеленг мне! — прорычал Ник.
— Курсовой угол двести восемьдесят, сорок пять магнитный, — выпалил Трог.
Ник почувствовал, как в нем зашевелилась злость. Итак, спасательный плот находился у них где-то на левом траверзе, в восьмидесяти градусах относительно прямого курса на «Золотой авантюрист».
По мостику побежал растерянный гул, который Ник оборвал одним злым взглядом. Испуганно притихнув, все уставились на карту.
Положение буксиров отмечали разноцветные булавки, красный флажок обозначал «Золотой авантюрист». До него оставалось так мало, а «Ла-Муэт» отставала так ненамного, что один из молодых офицеров не выдержал:
— Если мы повернем за плотом, то чертову лягушатнику лайнер достанется на блюдечке.
Его слова прорвали тишину, и мостик опять наполнился сдержанным роптанием. Ник и головы не поднял. Он просто стоял, склонившись над картой, и упирался в стол стиснутыми добела кулаками. Кругом перешептывались:
— Да они, поди, там давно перемерзли. И что, все бросать ради жмуриков?
— Мы ведь даже не знаем, сколько до них. Эти радиомаяки бьют на сотню миль.
— Французишкам и напрягаться-то не надо…
— Можно подобрать их на обратном пути, когда зацепим «Золотой авантюрист»…
Ник медленно выпрямился и вынул изо рта сигару. Взглянув на Дэвида, замершего в другом конце мостика, проговорил ровным голосом, не меняя выражения лица:
— Старший помощник, растолкуйте, пожалуйста, своим подчиненным, что такое морской закон.
Дэвид помолчал секунду, а потом негромко сказал:
— Спасение людей на море является наивысшим приоритетом.
— Отлично, мистер Аллен, — кивнул Ник. — Переложить руль восемьдесят лево и держать курс на радиомаяк.
Ник повернулся и направился в свою каюту. Оказавшись в одиночестве, он перестал сдерживаться и с размаху врезал кулаком в деревянную обшивку возле стола.
На мостике все замерли, и на целых полминуты воцарилось молчание. Третий помощник попытался слабо возразить:
— Но мы ведь почти рядом!
Дэвид встряхнулся и раздраженно приказал рулевому:
— Курс сорок пять по магнитному компасу.
Пока «Колдун» поворачивал, Дэвид швырнул стопку одежды на штурманский стол и подошел к Трогу.
— Есть поправки?
— Доверни до пятидесяти, — ответил радист и насмешливо фыркнул. — Сначала называешь его хладнокровным ублюдком, а когда он ответил на сигнал бедствия, начинаешь скулить.
Дэвид Аллен промолчал. «Колдун» вошел в туман, с каждым оборотом огромных гребных винтов удаляясь от поджидавшего их приза. «Ла-Муэт» споро преодолевала то небольшое расстояние, которое осталось до мыса Тревоги. Француз словно насмехался над ними, не скрывая своего ликования, сквозившего в радиограммах, и яростно торгуясь с лондонскими владельцами лайнера.
Туман был настолько плотным, что, казалось, его можно резать кусками, словно сыр. Даже высокий нос «Колдуна» не проглядывал с мостика, и Нику приходилось вести судно вдоль нависающего льда как бы на ощупь, пробираясь подобно слепцу в незнакомой комнате.
Они опять двигались рядом со столообразным айсбергом. На радаре злобно мерцали зеленые контуры громадных ледяных островов, во рту стоял противный привкус льда.
— Радист? — напряженно спросил Ник, не сводя глаз с клубящейся завесы.
— Пока ничего, — ответил тот.
Ник переступил с ноги на ногу. Туман гипнотизировал, вызывая головокружение. В какое-то мгновение показалось, что буксир дал большой крен, будто вообразил себя самолетом и решил заложить вираж. Ник прогнал наваждение и уставился в окно, с опаской ожидая, что из пелены вот-вот вынырнет зеленый бок ледовой горы.
— Уже целый час никаких сигналов, — пробормотал стоявший рядом с ним Дэвид.
— Либо в маяке сел аккумулятор, либо они наткнулись на льдину и потонули… — вмешался третий помощник, желавший, чтобы капитан засвидетельствовал и его посильное участие.
— Либо их экранирует айсберг, — закончил за него Ник. На мостике опять повисла тишина, и следующие десять минут раздавались лишь тихие команды по лавированию «Колдуна» между невидимыми, но вездесущими льдинами.
— Ну что ж. — Ник принял наконец решение. — Будем считать, что плот снесло и дальнейшие поиски бессмысленны. Штурман, проложить курс на «Золотой авантюрист». Поднимаем обороты до пятидесяти процентов.
На палубе возникло движение, раздались воодушевленные голоса. У судовых офицеров снова появилась надежда.
— Ничего, мы еще обставим этого лягушатника.
— Да он запросто мог увязнуть во льдах…
«Ла-Муэт» и ее капитану желали всяческих напастей. Даже судно под ногами Ника словно бы встряхнулось и обрело прежнюю легкость, готовясь к последнему, отчаянному рывку за призом.
— Дэвид, сейчас одно можно сказать точно: опередить Левуазана нам уже не удастся. Поэтому придется выложить наш козырь… — Не успел Ник пояснить свою мысль, как его прервал возбужденный фальцет Трога.
— Есть сигнал на сто двадцать полтора!
Мостик захлестнуло почти осязаемое смятение.
— Господи! — в сердцах воскликнул третий помощник. — Ну что им, трудно взять и помереть?!
— Их экранировал тот здоровенный айсберг к северу от нас, — предположил Трог. — Они недалеко, у нас не займет много времени.
— Ага, ровно столько, чтобы упустить приз.
Айсберг был так огромен, что создавал вокруг собственные погодные условия, энергично закручивая воздушные и водяные потоки, которые разгоняли туман.
Плотная пелена раздвинулась, словно занавес в театре, и взору предстала захватывающая дух сине-зеленая, увитая пластами темных потеков ледяная скала-небоскреб. В подножии айсберга море вырезало величественные своды и глубокие пещеры.
— Вон они!
Ник выхватил бинокль из брезентового чехла и навел на черные точки, выделявшиеся на фоне сверкающего льда.
— Нет, — пробурчал он. Пятьдесят императорских пингвинов сбились плотной стаей на одной из плавучих льдин. Силуэты крупных черных птиц, достигавших взрослому мужчине почти до плеча, даже в бинокль казались человеческими.
«Колдун» прошел рядом, вспугнутые пингвины упали на брюхо, замолотили короткими крыльями, скользя по льду, и нырнули в неподвижную воду. Льдина качнулась и закружилась в волнах, поднятых буксиром.
«Колдун» то зарывался носом в скопления плотного тумана, то неожиданно выскакивал на чистую воду. Миражи и оптические иллюзии коварного антарктического воздуха сводили команду с ума, превращая стайки пингвинов в стада слонов или группы размахивающих руками людей и подсовывая прямо по курсу скалы и айсберги, которые тут же исчезали, едва судно к ним приближалось.
Сигналы радиомаяка тоже капризничали: стихали, затем вдруг разрывали тишину на мостике, а через несколько секунд снова пропадали.
— Черт бы их побрал! — тихонько выругался Дэвид. От досады на его щеках разлился румянец. — Куда они запропастились? Неужели трудно зажечь фальшфейер?
Никто не отозвался. Судно погрузилось в туманное марево, и все звуки стихли.
— Сэр, я встряхну их гудком, — сказал старший помощник, когда «Колдун» снова выбрался под искрящиеся лучи солнца. Ник дал согласие, не отводя бинокль от глаз.
Дэвид потянул красную рукоятку сирены, и раздался низкий рев — характерный голос океанского буксира. Басовитое гудение, казалось, всколыхнуло туман, отразилось от ледяных утесов и вернулось обратно раскатами грома.