– Иди сюда, магическое животное! – шепотом призвал Денис Барклая и сам на четвереньках пробежался под окном в дальний угол балкона, где стояли небольшие напольные весы.
Бассет послушно притрюхал на зов, но проявил досадное отсутствие сноровки при исполнении нехарактерной для кинологии команды «Взвешивайся!». Денис вынужден был взвеситься сначала вместе с сильно удивленной собакой, потом самостоятельно. Разница в показаниях прибора составила живой собачий вес: тридцать три килограмма.
– Две пудовые гири! – резюмировал Денис. – Определенно не выжму!
Идея забросить пса на родной балкон руками хозяина оказалась нежизнеспособной.
– Сиди здесь! – повторно распорядился мужчина, начиная одиночное восхождение. – Я тебя вытащу!
Через несколько минут на балкон, предоставленный в полное и единоличное распоряжение бассета, плавно опустилось просторное светлое полотнище, отдаленно напоминающее женскую юбку на кринолине. Следом спрыгнул Денис. Он улыбался.
Если бы в этот момент кто-то имел возможность взглянуть на два балкона со стороны, ему открылось бы прелюбопытное зрелище.
К перилам балкона на восьмом этаже липкой лентой был примотан спиннинг, леска которого уходила вниз, на балкон седьмого этажа, и удерживала на крючке невиданное рыбацкое счастье – ситцевый пододеяльник в мелкую розочку. Конструкция, отдаленно напоминающая парашют на вышке, призвана была сыграть роль подъемного устройства для Барклая.
– Сиди и не рыпайся! – напутствовал четвероногого друга Денис, заталкивая бассета в пододеяльник.
Для пущей надежности он в трех местах прихватил ромбовидный разрез пододеяльника прищепками, снятыми с чужой бельевой веревочки. Барклай послушно сидел и не рыпался, кротко поблескивая в щелочку между двумя прищепками влажным глазом. С веревки на собачью спину свалился влажный дамский бюстгальтер, но пес кротко снес это издевательство, а его хозяин вообще ничего не заметил.
Денис вновь вскарабкался на свой балкон и с помощью спиннинга подтянул поближе «ухо» пододеяльника, прочно нацепленное на большой рыболовный крючок.
– Ох, нелегкая это работа – из болота тащить бегемота! – вполголоса произнес он и с натугой вздернул вверх постельную принадлежность, отягощенную содержащимся в ней двухпудовым псом.
В этот момент балконная дверь внизу открылась, и до слуха Дениса донесся женский голос, несколько взвинченно выговаривающий:
– Но, Ванечка, милый, эта иллюстрация неправдоподобна! Где же вы видели привидения розового цвета?!
– Варвара Пе… Ой!
На балконе седьмого этажа послышался тихий всхрап и сразу за ним – треск оборванной занавески и приглушенный шум падения крупного предмета, возможно – мягкой мебели. Встревоженный Денис напряг мускулы, рывком вздернул вверх тяжелый пододеяльник, и упакованный в веселенький ситчик Барклай взмыл вверх. Вероятно, особого удовольствия это ему не доставило: пес тревожно ворочался и испуганно подвывал.
– Басенька, что тут случилось? – Папуля первым ворвался в просторную комнату с балконом, которую мы великодушно отвели мамуле в качестве рабочего кабинета.
– Что случилось? – Я поспела второй.
Меня задержала необходимость набросить на легкомысленную ночную сорочку халат, в котором я могла бы изображать для привередливого Ваньки домовитую Пенелопу. Халат пришлось позаимствовать у Зямы, благо, он постоянно оставляет его на крючке в ванной. Длиннополое одеяние из плотного велюра нежного персикового цвета с золотой искоркой не имело застежек, так что я вынуждена была придерживать расходящиеся полы руками.
– Что? – Зяма прискакал последним и даже не сумел толком сформулировать вопрос.
Впрочем, его вытянутый указательный палец позволял догадаться: Зяму интересует, что делает на полу Ваня Горин, укрытый оборванной тюлевой занавеской, как павший воин – флагом горячо любимой родины.
– Привидение! – коротко ответила мамуля, демонстрируя поразительную невозмутимость.
– Это? – спросил близорукий папа, недоверчиво щурясь на закуклившегося Ваню.
– Надо бы посмотреть, что с ним! – явно робея, шепнул мне на ухо Зяма, не унаследовавший ни капли мамулиного хладнокровия.
Я обошла папулю, застывшего посреди комнаты с венчиком для взбивания крема, присела на корточки перед Ванькой и похлопала по тюлевому кокону, выбив из него облачко пыли.
– Кто это?! – пискнул мой мужественный герой.
– Ты живой? – спросила я. – Вставай, повелитель занавесок!
Пристыженный Ванька выпутался из тюля, опасливо высунул нос на балкон и сообщил, неумело маскируя заикание замедленным темпом речи:
– О-но у-ле-те-ло!
– Оно не улетело! – авторитетно поправила его мамуля.
Она даже не заметила, что сразу после этого заявления Ванька резво протрусил в дальний от балкона угол кабинета и спрятался за письменным столом.
– Оно вознеслось! – объявила мамуля. – Прянуло ввысь, одним мощным рывком преодолев земное тяготение, и, мучительно содрогаясь, растаяло во мраке ночи!
В углу мучительно содрогнулся Ваня Горин, по лицу которого было видно, что он тоже не прочь растаять во мраке ночи, одним мощным рывком преодолев четырнадцать лестничных маршей от нашей беспокойной квартиры до мирного двора. Зато папуля, я и даже трусоватый Зяма ухом не повели! Характерные интонации и драматическое тремоло мамулиного голоса свидетельствовали о том, что на нашу великую и ужасную писательницу вновь накатило пугающее вдохновение. Мамуля плотоядно улыбнулась и потянулась к клавишам пишущей машинки.
– Она снизошла! – тихо пробормотала я. – Прянула вниз, уступив земному тяготению!
– М-м-м? – вопросительно глянул на меня папуля.
– Муза! – одними губами шепнула я в ответ.
Папуля кивнул и тоже шепотом сказал:
– Тс-с! Не спугните!
Он на цыпочках пошел прочь из кабинета, одновременно выталкивая за дверь всех, кто не имел непосредственного отношения к процессу сотворения кошмарных мифов: меня, Зяму, дрожащего Ваню Горина и пару случайно залетевших мух. Для этого папуля вращал руками, как миксер винтом. Не оставил бы мисочку со сливками в кухне – успешно взбил бы крем.
– Кстати, Ванечка, я должна перед вами извиниться, вы были правы! – на секунду оторвавшись от пишущей машинки, сказала нам вдогонку мамуля совершенно нормальным голосом. – Похоже, привидения действительно бывают любого окраса!
– Даже в цветочек, – промямлил Ванька, сам в этот момент здорово похожий на бледный примороженный первоцвет.
Я критически посмотрела на него и поняла, что мне уже не очень хочется крутить роман с этой трусоватой бледной немочью. Привидения он испугался, нежненький какой! Мне бы его заботы!
Глава 3
Наутро выяснилось, что привидение редкого для призраков окраса «в цветочек», извиняюсь за пикантную подробность, нагадило на наш балкон. Аккуратную свежую кучку обнаружил папуля, выбравшийся на балкон с лейкой для полива декоративных растений и лопаточкой дли пикировки земли в горшках. Лопаточка пригодилась, этим орудием балконного садоводства папуля аккуратно перенес кучку в самый большой горшок, предложив считать этот след жизнедеятельности некультурного призрака садовым удобрением. Однако, мне показалось, он остался недоволен тем, что мамулю посещают такие невоспитанные привидения. Папуля тихо, но твердо попросил супругу «внимательнее присматривать за своими гостями».
– И регулярно выгуливать их! – брезгливо морща породистый нос, поддержал папу Зяма.
Я воздержалась от замечаний. Будучи девушкой трезвомыслящей, я находила крайне маловероятной версию об испражняющемся привидении. Скорее уж грязный след оставила какая-то ночная птица – довольно крупная, если судить по кучке.
– Большая белая птица в розовый цветочек! – подхватил Зяма.
Беседу о злокозненно гадящих пернатых мы продолжали за завтраком. Аппетита это никому не портило: его и так не было. Папуля неосторожно приготовил на завтрак оригинальный салат, в котором в качестве заправки была использована кабачковая икра. Желто-коричневая масса густо обволокла кусочки прочих ингредиентов, и готовый салат имел цвет и консистенцию детской неожиданности.
– Может, это была сова? – предположил папуля, с грустью покосившись на нетронутый салат.
– Большая полярная сова, декоративно расписанная в пасторальном стиле – в цветочек! – поддакнул Зяма.
– Скорее, могучий горный орел, – сказала я, скучно хрустнув сухариком. – Он мог прилететь к нам следом за лыжником Ванькой прямо с обледенелых кавказских вершин!
– Кстати, о вершинах! – враз посерьезневшим голосом сказал Зяма. – Еще чуть-чуть – и мне будет вышка!
Папуля в этот момент удалился на лестницу, чтобы бесславно захоронить в мусоропроводе кабачковый салат. Мы могли разговаривать спокойно.
– Скорее, могучий горный орел, – сказала я, скучно хрустнув сухариком. – Он мог прилететь к нам следом за лыжником Ванькой прямо с обледенелых кавказских вершин!
– Кстати, о вершинах! – враз посерьезневшим голосом сказал Зяма. – Еще чуть-чуть – и мне будет вышка!
Папуля в этот момент удалился на лестницу, чтобы бесславно захоронить в мусоропроводе кабачковый салат. Мы могли разговаривать спокойно.
– Вышка – это высшая мера наказания? – невозмутимо уточнила я, прихлебывая чай. – Зяма, ты планируешь кого-то убить?
– Это меня убьют, если мы не вернем «Хельгу»! – братец нервно подпрыгнул на стуле. – Сегодня уже третий день, как она пропала, а у нас пока никаких результатов!
– Результаты есть, – возразила я.
– Какие?
– Ну, например, в результате вчерашнего шоу с привидением я разочаровалась в Ване Горине и решила, что не буду бороться за сомнительное счастье быть его подругой, – сообщила я. – К сожалению, теперь у меня нет абсолютно никакого стимула заниматься розыскной деятельностью в твою пользу…
– Вымогательница! – прошипел Зяма. – Шантажистка! Черт с тобой, забирай мой «Мак»!
Я не удержалась и забила в ладоши. До сих пор у меня не было собственного компьютера, а братец-дизайнер крайне неохотно подпускал меня к своему «Макинтошу».
– Зямочка, ты разве разлюбил печенье с маком? – вернувшийся в кухню папуля не понял, о каком маке идет речь.
– Зямочка разлюбил свой компьютер «Эппл Макинтош»! – улыбаясь, как сытый тигр, объяснила я. – Он любезно решил подарить его мне!
– Молодец, мальчик, – похвалил насупленного сына папа.
И тут же повернулся ко мне:
– Индюшечка, а тебя устроит старый Зямин компьютер?
– О лучшем и не мечтаю! – заверила я.
– Отлично! – обрадовался папа. – Значит, новый компьютер мы купим Зяме. Мы с мамулей как раз недавно говорили, что у вас, дети, у каждого должна быть своя машинка.
Вот этого я не ожидала! Физиономия у меня вытянулась так, что подбородок окунулся в горячий чай. Это что же получается? Я сама отказалась от новехонького компьютера в пользу братца! Причем за почетное право оказать Зяме эту гуманитарную помощь я еще и заплачу своими сыщицкими услугами!
– Ты обещала! – напомнил проницательный Зяма, безошибочно расшифровав выражение моего лица.
И враз повеселевший братец без промедления убежал из кухни – я уверена, только для того, чтобы скрыть от меня свою широкую улыбку!
Я вздохнула и горестно подперла щеку ладонью. Хитрюга Зяма меня знает, я всегда держу слово! Это один из моих жизненных принципов. Поэтому я не разбрасываюсь обещаниями, даже вполне невинными. Может, и замуж потому не выхожу, что знаю: в ЗАГСе придется присягать супругу на верность и вообще… До сих пор торжественную клятву перед лицом своих товарищей я выдавила из себя только однажды, когда вступала в ряды пионерской организации. И, признаться, очень рада тому, что комсомол и партия канули в Лету и уже не истребуют с меня обещанных подвигов.
Итак, «Хельгу» все-таки придется искать…
Тут я осознала, что размышляю под звуки хита из телесериала «Бригада». Зяма, приличный юноша из интеллигентной семьи, зачем-то установил этот гимн мафиозным структурам вместо звонка на свой мобильник.
Я прислушалась: в ванной бодро журчала вода, и счастливый Зяма необыкновенно фальшиво распевал «Марш энтузиастов». Подумав, я взяла трубку братца и вежливой скороговоркой произнесла:
– Здравствуйте, мой брат Казимир сейчас занят, что ему передать?
– Здравствуйте! – откровенно насмешливо произнес вполне приятный мужской голос. – Передайте брату Казимиру, что звонили от дяди Семы по поводу мебели. Ждем-с!
– Ждите-с! – хамовито ответила я.
Выключила трубку и побарабанила по столу ногтями. «Брат», «дядя» – что это за мафиозная фамильярность? Кому это понадобился мой брат «Козий Мир», неужто своей тезке – Козе Ностре?
– Еще чаю? – спросил папуля.
Я помотала головой и полетела наперехват Зяме, который вышел из ванной и устремился в свою комнату. Вломилась в братцевы апартаменты на его плечах, без приглашения бухнулась на тахту и, потрясая в воздухе Зяминым мобильником, сообщила:
– Тебе звонили от дяди Семы. Это Пантюхин, что ли? Он интересуется мебелью.
Зяма мгновенно перестал улыбаться и позеленел под цвет накрученного на голове полотенца:
– Боже, что же мне им сказать?!
Взывая к господу, братец почему-то смотрел на меня.
– Ничего не говори, – просоветовала я. – Просто не отвечай на звонки.
– Нельзя не отвечать. – Зяма помотал головой, и влажное полотенце свалилось на пол. – Если Пантюхин решится на какие-то санкции в отношении меня, я хочу быть в курсе заранее.
– Тогда временно отдай свой мобильник мне, я буду держать за тебя оборону, – предложила я. – А теперь к делу. Я думаю, мы должны поговорить со старым хозяином «Хельги». Попробуем узнать что-нибудь о том парне, который конкурировал с тобой за право обладания шкафом. Возможно, он из компании наших грабителей. Ты можешь устроить нашу встречу?
– Прямо сейчас? – Зяма пятерней причесал волосы и полез в комод, замаскированный под аквариум, за чистыми носками.
– Собирайся, я тоже буду готова через пять минут!
Из деликатности я оставила брата одного, хотя мне очень хотелось задержаться и подсмотреть, где же он держит свою одежду. В отсутствии безвременно покинувшей Зяму «Хельги» в его комнате не было ничего мало-мальски похожего на шкаф. Видимо, гардероб был очень хорошо замаскирован на местности.
В отличие от брата-дизайнера, я не придаю особого внимания тому, во что одета. Было бы чисто, удобно и к лицу – вот и все мои требования к повседневному наряду. Сегодня его составили желтые штанишки-капри, белая маечка, песочного цвета босоножки на плоской подошве и холщовая сума на ремне из тисненой кожи. Нетерпеливо перебирая ногами, я минут десять топталась в прихожей, дожидаясь выхода Зямы. Наш дизайнер, похоже, эстетствовал, подбирая носки в тон к прическе или трусы под цвет глаз. Я уже начала сердиться и даже подумывала отстегнуть со своей торбы ремень и надавать им копуше Зяме по седалищу, когда мне неожиданно перепало развлечение. Впрочем, его уже можно было считать дежурным: пришли Барклай с Денисом.
– Здрасьте! – приветливо, но не без легкой насмешки сказала я. – Вы опять нам что-то принесли?
– Вот это! – сказал Денис, робко протягивая мне кружевную тряпочку, в которой я с удивлением опознала бюстгальтер. – Барклай подобрал это на балконе… То есть на газоне под балконом!
– А почему вы решили, что это мое? – спросила я из чистой вредности.
Свой собственный лифчик из эластичного хлопчатобумажного полотна с вышивкой, кружевом и прозрачной спинкой я, конечно, узнала. Мне просто захотелось еще больше смутить симпатичного соседа. Денис был сущий душка, когда стоял, держа двумя пальчиками мой бюстгальтер и застенчиво ковыряя пол тупым носком спортивного ботинка!
– Это Барклай решил, что ваше! – быстро ответил сосед, покраснев, как маков цвет.
Я присела и потрепала по голове умную собаку. Пес искоса глянул на меня и отвернулся. Вид у него был такой же смущенный, как и у хозяина.
– Неужто в целом подъезде ни у кого больше нет размера восемьдесят пять – бэ? – доверительно спросила я Барклая, рисуясь перед его симпатичным хозяином. – Дружочек, как ты понял, что это мое?
– Наверное, по божественному запаху! – ответил за собаку галантный Денис. – Он понюхал и… Фу-у!
Денис понюхал мою вещицу и скривился. Неприятно удивленная такой реакцией на «божественный запах», я сердито свела брови, выхватила из подрагивающих мужских пальцев свою бельевую принадлежность и тоже понюхала. Действительно, фу!
– Пахнет собакой! – обвиняюще сказала я.
– Это потому, что его нес Барклай!
– Нес или носил? – уточнила я, внимательно рассматривая кружевную тряпочку.
С изнанки лифчик был густо усеян короткой разноцветной шерстью. Я потянулась к Барклаю, намереваясь добыть образцы его волосяного покрова и сравнить их с шерстью на лифчике.
– Как вы могли подумать! – возмутился Денис, ногой отпихивая печального бассета подальше от порога и моей вытянутой руки. – Барклай не носит женского белья! Он настоящий кобель!
– Вот именно! – вскричала я, от полноты чувств переходя к оскорблениям. – Знаю я вас, кобелей!
– Да мы… Да я… – Денис побагровел и едва не заплакал. – Да вы подумайте, как он мог носить эту вещь? Она бы на нем болталась!
– По-вашему, я такая толстая?! – тут уж и я не по-детски разобиделась.
– Я…
– Свинья! – с чувством объявила я и захлопнула дверь.
И с чего вдруг этот противный грубиян казался мне симпатичным?!
Злая на себя и на весь мир, я стояла в прихожей, обмахивая разгоревшееся лицо вонючим бюстгальтером, когда дверь комнаты брата наконец открылась и в коридор выступил Зяма. Он был со вкусом облачен в просторные портки цвета травянистой зелени и премилую рубашечку из марлевки в изумрудную и оранжевую клетку. Никаких носков на нем не было и в помине, Зямины босые ступни были затейливо опутаны ремешками сандалет, подошвы которых стучали по полу, как копыта неподкованной лошади.