В обильности спокойного солнца до самого неба встала звенящая тишина. Скалистые опаловые острова, зеленое пламя леса, весь огромный тысячеверстный простор неба медленно и величаво озарился жгучими лучами. Над плавающими обрывками снастей, над крошевом досок и разбитых бочек, над черными точками голов, чистыми голосами заплакали чайки.
Петр не по-царски суетно сбежал с мостика и размеренным шагом пошел по палубе — спешил пересесть на быстроходную лодку, чтобы уплыть туда, где уже родилась победа.
Геннадий МАКСИМОВИЧ СЕКРЕТ МОЛОДОСТИ
Рисунки Г. СУНДАРЕВАРано утром в полицейское управление сообщили, что ночью сгорела вилла профессора Реймона. Заняться этим делом комиссар Брюо поручил инспектору Тексье. Пожары — вещь нередкая, единственно, что смущало и комиссара и инспектора, — это то, что на месте пожарища обнаружено два трупа, хотя, по словам полицейского, обслуживающего этот район, на вилле находился один профессор.
Тексье побывал в шестом квартале и осмотрел виллу, а точнее, то, что от нее осталось, — обгоревший остов некогда красивого трехэтажного здания.
— Что, сильно обгорела? — спросил подошедший пожилой полицейский. — Но вы не удивляйтесь. Этот самый Реймон был химиком. И, судя по рассказам соседей и племянника, наверху у него была лаборатория. А уж там-то наверняка было чему взорваться или вспыхнуть…
Побродив еще какое-то время по дышащим гарью остаткам виллы, инспектор понял, что ему больше здесь делать нечего — все было залито водой и затоптано пожарными. Остается надеяться на беседы с людьми и на собственную интуицию.
— А когда приблизительно начался пожар? — спросил Тексье у полицейского, доставая трубку и закуривая.
— Где-то среди ночи, часа в два или три. — Полицейский взглянул на инспектора, достал пачку сигарет и тоже закурил. — Пожарные приехали довольно скоро, но это не помогло — соседи заметили пожар, когда огонь уже охватил третий этаж. Потом они услышали сильный взрыв. Гасили долго. Знаете, старое дерево горит основательно, а все внутренние перекрытия этой виллы были деревянными. А около двенадцати дня приехал племянник Реймона. Он ужаснулся, когда увидел, что здесь произошло. Ну постоял немного, а потом сказал, что пока обоснуется в «Аисте».
— Но это же очень дорогая гостиница! — удивился Тексье.
— А что ему! Дядя был человеком богатым. Сами посудите — в гараже стоят две машины, а парень этот примчался на «ягуаре». От бедности столько не заведешь…
— Вы давно служите в этом районе? — спросил Тексье у полицейского.
— Да лет, наверное, двадцать. А точнее: девятнадцать с половиной. А что?
— Я в том смысле, хорошо ли вы знаете эту семью?
— Немного знаю. Раньше-то племянничек Анри доставлял некоторые хлопоты. Бедовый был. Но потом поуспокоился, так что особенно интересоваться им было ни к чему. Знаю только, что Реймон взял его к себе, когда у того умерла мать. А насчет отца не скажу, может, не было, может, сбежал еще раньше. Да вы лучше у соседей порасспросите. Они-то, наверное, больше скажут.
Прежде чем встретиться с племянником профессора, Тексье опросил соседей, но и они не могли сообщить ничего интересного. В этих богатых загородных районах люди мало знали друг друга. Все жили замкнуто, обособленно. И инспектор смог записать в блокнот только следующее: «Анри Лаперо — племянник Роберта Реймона. Около тридцати лет. В доме жили садовник и кухарка — муж с женой, а также горничная. Супруги уехали к сыну, у которого родилась девочка, а горничную хозяин на несколько дней отпустил к подруге». Вот и все. О том, кто мог быть на вилле, кроме хозяина, соседи ничего определенного сказать не могли.
— Анри Лаперо? — переспросил инспектора портье «Аиста». — Анри Лаперо… Ах да, сорок седьмой номер. Ключ он не сдавал, так что скорее всего Лаперо здесь.
Тексье нашел нужный номер, постучал. Никто не ответил. Постучал сильнее. Через минуту дверь распахнулась. На пороге стоял высокий, чуть подвыпивший парень в джинсовом костюме.
— Чем обязан? — спросил Лаперо.
— Инспектор Тексье. Может быть, мы все-таки пройдем в номер?
— Вы что, по поводу этого пожара? — Лаперо не двигался с места. — Так я же ничего не знаю. Приехал, когда все сгорело. А кто мог быть у дяди — представления не имею.
— Все-таки давайте пройдем в номер, — спокойно сказал инспектор. — В коридоре я разговаривать не намерен.
— Ладно, проходите, — нехотя произнес парень, отодвигаясь и пропуская Тексье. — Так что же вас интересует?
— Я был бы вам признателен, если бы вы рассказали мне все по порядку, то есть как попали к своему дяде, как жили у него и все такое прочее. Не возражаете?
— Нет! Конечно же, нет. Мне совершенно все равно, с чего начинать. — Лаперо на какую-то секунду задумался, заговорил негромко: — Так вот… Дядюшка был братом моей матери. Хотя до того, как увидел его, о существовании каких бы то ни было родственников я и не подозревал.
Отец исчез в неизвестном направлении, когда мне исполнился год или чуть больше. Через несколько лет скончалась и мать.
Я даже не представляю, как бы сложилась моя дальнейшая судьба, если бы сердобольная соседка не обнаружила моего дядюшку. Не прошло и месяца со дня смерти матери, как к подъезду нашего дома подкатила шикарная спортивная машина. Из нее вышел моложавый рослый человек с седеющими висками. Тогда он мне почему-то казался скорее ковбоем из фильма, чем ученым-биологом, кем он был на самом деле. Соседка сложила мои нехитрые пожитки, и мы поехали. Как только мы миновали черту города, мой милый дядюшка совершенно спокойно открыл окно машины и выбросил узелок с моими вещами. Я чуть не заплакал. Но он похлопал меня по плечу и, улыбнувшись, сказал: «Не горюй, Анри. Все, что было там, — барахло, и пусть им поживятся нищие. У меня ты будешь иметь только самое лучшее. Ну а на что тебя приспособить, мы потом посмотрим…»
Так я поселился у профессора Реймона. Прислуги в доме было немного: кухарка, ее муж — дворник, он же садовник, и горничная. Мною занималась горничная — молоденькая симпатичная девушка. Как я потом понял, дядя больше всего на свете любил машины, хорошую компанию и смазливеньких девочек.
На первом этаже виллы располагалась столовая, кухня и комнаты для прислуги. Мы с дядей жили на втором. А на третий он не пускал никого, даже горничную, и убирал сам. Мне он объяснил, что это его лаборатория, и приказал не совать туда свой нос.
Жил я как в сказке. Мне была предоставлена полная свобода. Дядя не обращал на меня никакого внимания. Но при этом я имел, все, что мог пожелать мальчишка в моем возрасте. Я прекрасно понимал, что дядя это делал для того, чтобы я просто не мешал ему, и поэтому если не был в школе, то пропадал или в саду, или где-нибудь на улице. Благо дядя совершенно не интересовался моими школьными делами.
Лишь когда я кончил школу, дядюшка спросил меня, не надумал ли я, что делать дальше. Как сейчас помню, это было в тот день, когда мы побывали у него в институте. Я ответил тогда, что собираюсь поступать в университет, но не знаю, на какой факультет.
«Слушай, Анри, — сказал он мне, — не думай ни о чем. Захочешь учиться, поступай куда угодно — я это устрою. А лучше погуляй, пока молодой. Сам знаешь, деньгами я тебя не ограничиваю, так что развлекайся. А учиться еще успеешь. Главное — живи только для себя. Знаешь, думать о людях — занятие, быть может, и благородное, но совершенно ненужное. Люди нужны нам только для того, чтобы выполнять наши желания. И если ты будешь думать так, то всегда будешь счастлив…»
Для начала дядя решил отправить меня отдохнуть в Ниццу. Я, естественно, согласился и стал собираться. За два дня до моего отъезда нашему дворнику и кухарке пришла телеграмма, что у них тяжело заболел сын, который работал где-то далеко на севере. Дядя отпустил и их. Не хочу рассказывать, как я отдыхал. Все было великолепно. Деньги у меня водились, и я мог ни о чем не думать. Так я прожил месяца три. Но пора было и домой возвращаться.
Приезжаю, подхожу к дядиной вилле. Дверь мне открыла молодая девушка, точно в дядином вкусе.
«Вы Анри? — спросила она, нежно улыбаясь. — Я новая горничная. Оставьте вещи здесь, я разберусь…»
Он посидел какое-то время молча, глубоко затягиваясь сигаретой и полузакрыв глаза. Казалось, будто он вспоминает что-то. Потом как бы встрепенулся и продолжал:
— А где-то через полгода на вилле появился брат прежней горничной. Он о чем-то объяснялся с дядей, и, судя по раздававшимся выкрикам, разговор был весьма бурный. Я понял одно: брат не мог найти свою сестру после того, как она от нас уволилась. Ну и у него, естественно, возникли какие-то подозрения. Когда он уходил, я слышал, как он сказал, что не оставит этого дела, пускай дядя не рассчитывает.
Я уж не знаю, предпринимал ли чего-нибудь этот парень или нет, так как вскоре опять уехал отдыхать.
Так беззаботно я прожил лет десять. Пытался было учиться, но вскоре бросил, так как мне надоело. Но последние годы дядя что-то начал чахнуть. Я подумал, что возраст все-таки берет свое, уж больно он осунулся, похудел, а кожа стала напоминать пергамент. Хотя глаза все равно оставались, как и раньше, решительными и злыми. Я было пытался спросить у него, что с ним, он же успокаивал, говоря, что все в порядке и, наверное, просто устал… И вот недавно, когда я был в Венеции, пришла телеграмма. Дядя срочно просил меня приехать. Причем он выслал мне денег и хотел, чтобы я обязательно купил машину и приехал на ней. Меня удивило такое желание, да и уезжать не очень-то хотелось, но ослушаться его я не мог. Я купил «ягуар» и сегодня около двенадцати был здесь. Но, как видите, опоздал.
Анри Лаперо налил себе джина, откинулся на спинку дивана. Он казался совершенно спокойным, но инспектор видел, что он скорее всего пьян, а в таком состоянии бывают уравновешенными даже мелкие воришки.
— Та-ак, ну и чем же конкретно занимался ваш дядя?
Лаперо глотнул джина, сказал безразлично:
— Знаете, рассказ мой вам ничего не даст. Я советую посмотреть все самому, уверен, что на вас это тоже по действует, как на меня когда-то. Вы наверняка поймете, что такой человек, как он, не мог кончить хорошо, ведь существует же справедливость. Я был у него в лаборатории давно, но не думаю, чтобы дядя Реймон изменил тему своих работ. Он несколько раз приглашал меня к себе и потом, но я не мог, а вернее, просто не хотел… Такие вещи достаточно увидеть один раз… А теперь извините, мне надо немного отдохнуть. Что-то измотался за последние сутки.
Если же я буду вам нужен, то вы меня легко найдете.
Видеться мне ни с кем не хочется, так что в ближайшее время покидать гостиницу я не собираюсь…
Они попрощались, Пьер спустился на первый этаж и вышел из гостиницы. Сев в машину, он задумался. Разговор с Анри Лаперо дал ему, в общем-то, немного, а точнее — почти ничего. Хотя… если племянник и не причастен к случившемуся, то уж наверняка знает многое, о чем не пожелал рассказать инспектору. Это Тексье чувствовал интуитивно. Но все это было где-то подспудно, сейчас же надо было разрабатывать версию: профессор — исчезнувшая горничная — ее брат, обещавший отомстить.
— Ну как, нашли племянника профессора? — услышал инспектор знакомый голос, едва только успев перешагнуть порог полицейского участка. Обернувшись, он увидел того самого полицейского, с которым познакомился у обгоревших руин виллы.
— Да куда он денется? — весело ответил Пьер, явно радуясь хоть немного знакомому человеку. — Все было так, как вы сказали.
— Тогда, что же вас привело к нам? — поинтересовался полицейский.
— Нужно кое-что выяснить. Кстати, хорошо, что я встретил именно вас. Думается, что вы можете мне во многом помочь, — сказал Пьер, ища глазами, где бы им лучше расположиться.
— Знаете что, давайте пройдем в комнату рядом с дежурной, — предложил полицейский, поняв его взгляд. — Там в это время никого быть не должно.
Они прошли по полуосвещенному коридору и, свернув направо, оказались в небольшой комнате, вся обстановка которой состояла из длинного старого стола и не менее старых стульев.
— Так о чем вы хотели поговорить со мной? — с нескрываемым интересом спросил он, когда они уселись друг против друга. — Мне кажется, я рассказал вам все, что знал.
— Может быть, очень может быть, — не спеша ответил Тексье, медленно набивая трубку табаком, — по крайней мере, вы рассказали мне обо всем, что интересовало меня именно тогда. Но ведь время-то идет, — тихо произнес он, прикуривая. — Разговор с племянником этого самого Реймона, как вы сами понимаете, вполне мог заставить меня повидаться с вами еще раз. Вы же сами говорили мне, что служите в этом районе чуть ли не двадцать лет. Следовательно, вы не могли не знать горничную, которая служила у профессора.
— Симону Мантено? — спросил полицейский. — Знал немного.
— Расскажите мне о ней, — попросил Тексье.
— Многого я вам не расскажу, — подумав, сознался полицейский. — Одно знаю: спокойной и ласковой девушкой она была. Да это часто бывает у тех, кто рано осиротел. Ведь у нее с детских лет никого, кроме брата, не было…
«Вот брат-то меня и интересует больше всего, — подумал Пьер, — но о нем потом».
… — Если самого Реймона не было, то она и на виллу приглашала. Всегда угостит чем-нибудь, — продолжал полицейский. — А то и нальет стопку-другую. Поболтаем немного и про хозяина, и про племянника. Правда, сама она таких разговоров никогда не начинала. Разве что только я ее об этом спрашивал…
— И что же она говорила о них? — перебил его Тексье.
— Что о племяннике, так это я вам еще в первый раз рассказывал. А вот о самом Реймоне… Чаще всего хвалила его, хотя и не согласен я с ней был. Честно говоря, недолюбливал я его… Нет, не думайте чего такого. Со мной, а я с ним встречался несколько раз, он всегда вежлив был.
Так что тут придраться я не могу. И все-таки… холодный он, что ли, был какой-то. Я чувствовал, притворяется он все время. Наплевать ему на меня было, да и на всех вокруг.
Но с Симоной я не спорил. Нравится ей хозяин, так не мое это дело…
— Она что, была влюблена в своего хозяина? А может быть, и не только влюблена? Такое, знаете, в кварталах, подобных вашему, не такая уж большая редкость.
Старый полицейский задумался. Но Пьер по выражению его лица понял, что угадал, и поэтому спросил тут же:
— Кстати, а куда она могла исчезнуть? Неужели так никто и не знает?
— Непонятно мне все это. Исчезла, и все тут. Реймон тогда говорил, что она рассчиталась и куда-то уехала. Но ведь я-то видел ее всего за несколько дней до этого, и она мне ничего о своих планах не говорила. Вот это-то и смущало меня больше всего. Я так и сказал обо всем, когда меня тогда расспрашивали.
— Кто расспрашивал?
— Как кто?… — не сразу понял полицейский. — Да из управления. Через несколько месяцев после того, как Симона исчезла. Брат ее, что ли, разыскивать стал… Тогда со многими беседовали — и со мной, и с соседями, и с самим Реймоном. Но, насколько я понял, так ничего и не выяснив, прекратили дело. А вообще-то, кто его знает, может, что-то они и узнали тогда, да разве с таким человеком, как этот профессор, можно было тягаться, особенно такому простому парню, каким был брат Симоны. Силы-то совершенно неравные. А вы сами знаете, что это такое… — Старый служака безнадежно махнул рукой. — Ну а Реймон… Я почти и не видел его после этого. Разве что только мельком… И все же мне показалось, что ему все было нипочем. Даже вроде бы и помолодел…
— Это в каком смысле? — не понял инспектор.
— Да в прямом. Помню, я как раз мимо ворот виллы проходил, когда он выезжал. Ну, отдал честь по привычке. В нашем районе это любят, а мне разве трудно, — оправдывающимся голосом произнес полицейский. — Так вот, он высунулся из машины, улыбаясь как всегда, что-то сказал мне. А я смотрю и глазам своим не верю. Помолодел он чуть ли не раза в два. Меня аж передернуло. Стою и сказать ничего не могу. Нет, что бы мне ни говорили, а темной личностью был этот самый Реймон. Не знаю, чем уж он занимался, но верить такому человеку было нельзя… Я всегда так считал…
Старый полицейский продолжал что-то говорить, ругал Реймона, а Тексье лихорадочно выстраивал логическую цепь, приведшую к трагическому концу на вилле.
Горничная, влюбленная в своего хозяина. Роман мог длиться у них довольно долго, да и результаты его могли рано или поздно появиться. Естественно, они не устраивали ни девушку, ни профессора. Правда, здесь смущало одно: не верилось, что профессор решил сам избавиться от наскучившей любовницы. Откупиться ему было гораздо проще. Но ведь могло случиться, что она сама, разочаровавшись в своей любви, покончила с собой. Причем так, что и следов никаких не осталось. Такое встречалось часто. А если все было действительно так, то остальное гораздо проще. Брат Симоны, который вполне мог знать о связи своей сестры с профессором, узнает, что она бесследно исчезла. Естественно, первой же его мыслью было, что Реймон просто-напросто решил избавиться от нее. Это вполне объясняет и разговор брата с профессором, и мотивы убийства. Месть за сестру. И все-таки один момент оставался в этом случае неясным. Зачем было ждать столько лет?
Почти весь следующий день ушел на изучение дела об исчезновении Симоны Мантено, возбужденного ее братом Бернаром. Инспектор просмотрел протоколы опросов, показаний Бернара, профессора Реймона, но ничего интересного из всего этого так и не вынес. Профессор все время твердил, что горничная сама подала на расчет и куда-то уехала. Брат же повторял, что дело это нечисто и профессор просто избавился от Симоны. Соседи тоже не могли сказать ничего конкретного.