«Газик» проскочил пригород, пересек центр а выкатился прямо к вокзалу. Стриженой помог матери выйти аз машины. Ксения Алексеевна прощально помахала рукой водителю.
Андрей решительно шагнул к привокзальному скверу.
— Посидим…
Они нашли свободную скамью, окруженную с двух сторон акациями. Некогда густо покрытые листвой, деревца проредились, с них то и дело срывались легкие истонченные листья, прихваченные первыми ночными заморозками.
Ксения Алексеевна молчала. Они сидели близко, рядом, и мать чувствовала, как труден сыну предстоящий разговор. И она первая начала его.
— Такие прорывы не каждый год, Андрей.
— Да, не каждый, — согласно кивнул Стриженой, — но я к нему готовился…
Ксения Алексеевна потерла виски и вдруг остро а озорно взглянула в лицо сыну.
— Ты устал… Последние недели были трудными и неудачными. А застава числится в отличных… В ошибках разберешься сам… Они для того и совершаются, чтобы на них учиться. Но вот что я скажу тебе на прощание. Нужно всегда помнить, что каждый из вас значит для государства здесь, на пограничной полосе. Что бы ни случилось с душой, как бы ни выворачивалась она от боли, твои тревоги ничто в сравнении с тревогами границы на всем бесконечном ее протяжении…
— …На всем бесконечном ее протяжении, — повторил Стриженой, — спасибо, мама…
Ксения Алексеевна достала из кармана револьвер.
— Хотела вот увезти обратно. Все равно, думала, нигде патронов для нагана теперь не достанешь. Ведь те, которые были, — с войны. Я счастлива, Андрюша, что стреляла из него по врагу. Оказывается, можно хоть на минуту вернуть молодость. И я поняла, что не имею больше права на это оружие. На границе оно должно передаваться по наследству. Возьми… Я его и везла в вашу комнату боевой славы. И пойдем на перрон, чтобы мне не сказали: «Ваш поезд давно ушел».
Ксения Алексеевна озорно, по-молодому рассмеялась и легонько шлепнула сына пальцем по носу, как это делала давным-давно, когда он пытался дотянуться рукой до макушки карликового карагача, росшего во дворе отцовской заставы.
Евгений ЗАГОРОДНИЙ ВСЕ РЕШАТ ПУШКИ…
Рисунки Ю. МАКАРОВАОдним из возможных и очень интересных направлений военно-патриотической литературы являются историко-приключенческие повести. В них, в отличие от исторических романов, можно сузить число действующих лиц, ограничить рамки исследуемого периода и в динамичной литературной форме максимально приблизить к нам события прошлого.
Наша отечественная военно-морская история очень богата славными страницами. Ни один флот ни одной великой державы не одержал столько блистательных побед на море. Такой победой была и Гангутская, о которой рассказывается в повести «Все решат пушки…». Но, несмотря на то что в основе повести лежит подлинный факт, она все же не документальная, а именно «искательская», остросюжетная, приключенческая. Подобные литературные произведения имеют большое воспитательное значение и безусловно играют немалую роль в пропаганде героического прошлого наших Вооруженных Сил.
Вице-адмирал К. СТАЛБО, доктор военно-морских наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР, лауреат Государственной премии СССР1
Мартовское низкое небо совсем придавило Лондон. Черные языки копоти и волны летучей сырости скрыла деревья парка, стены Сент-Джеймского дворца. Под окнами королевской резиденции туманные оттепели и грязная капель обнажили глинистую почву. Курфюрст Ганноверский, он же король Великобритании Георг I, никак не мог привыкнуть к островному климату туманного Альбиона. Приходилось скрепя сердце менять из-за этого старые привычки, заведенные еще в Ганновере. Вот и сегодня — пропади все пропадом! — нельзя даже выйти на утреннюю прогулку — за окнами едко-серый туман.
Однако не из-за одной мертвящей погоды его величество пребывал не в духе: бесило, что царю-азиату, Петру, видите ли, мало победы под Полтавой. Мало победы, которой могла бы гордиться любая армия Европы. Теперь доносят: царь московитов начинает строить новые корабли, ничуть не хуже английских… О, мой бог!
Петр явно готовится к морской войне со Швецией! Ведь писал же посланник — эти строки навязчиво лезли королю в голову: «Проживи русский царь еще несколько лет — и у него будет флот в сорок линейных кораблей и десятка два фрегатов…» А кто помешает Петру прожить несколько лет? Сегодня Петр тянет за собой Пруссию и Польшу, а завтра — упаси боже! — и со Стюартами договорится. Так вскоре все поразбегутся из-под руки Англии. Карл XII ослушничает уже сейчас. Пошел, подлый гордец, на явные переговоры с Петром! Щенок, тщеславный петух! Мир со Швецией может сделать Россию владычицей Балтики. И тогда лорды и купцы, имеющие лесные склады в Дании и Скандинавии, не простят оплошности своему монарху. Его упекут обратно в Ганновер, а в Лондон вернут Стюартов. Что нм английский король?! Их король — золото!
Георг заметался перед камином — часто задышал, сжал в исступлении маленькие кулачки.
В дверь осторожно постучали.
Король быстро просеменил в угол, отвернулся к огню. Белой тенью скользнул камер-лакей и вкрадчиво доложил в спину Георга:
— Статс-секретарь лорд Брайтон ждет позволения войти, ваше величество.
— Пусть войдет.
Лорд Брайтон шагнул через порог и так низко поклонился, что коснулся рукой щегольских туфель. Георгу показалось… нет, похоже, высокомерия не было на лице лорда. Но, возможно, он так необычно кланялся, чтобы скрыть плутоватые глаза?
Среднего роста, огненно-рыжий, лорд выглядел высоким рядом с маленьким ганноверцем, виновато смотрел на короля сверху вниз — смущался своего роста?
— Здоровы ли вы сегодня, ваше величество? Спокойно ли спалось?
Брайтон всегда начинал беседу этими заботливыми вопросами, действовавшими на мнительного Георга как зубная боль.
— Неважно, мой друг, неважно со здоровьем. Садитесь! — Георг говорил мягко — и продолжал немигающе смотреть на вельможу. — Погода тело мертвит.
— Да, да! — слишком поспешно согласился лорд. — Погода сегодня до невозможности скверная. Я не советую вашему величеству выходить на прогулку… к тому же, есть некоторые вопросы…
Лукавый статс-секретарь продолжал стоять, ожидая повторного приглашения.
— Ваше величество! Сэр Дженкинс прибыл с важными вестями: Петр достраивает последние галеры и, похоже, ждет начала навигации в Финском заливе, чтобы с моря осадить Стокгольм.
Георг задохнулся — в левой стороне груди, под сердцем, кольнула боль.
— Ваше величество, в этом для Англии еще нет беды… Может сократиться вывоз наших товаров в Россию.
Король с тревогой и ожиданием вгляделся в лицо вельможи, который молчал о главном — об опасности трону.
— Это небезущербно для лесных компаний королевства, все это так, — тянул Брайтон, следя за королем. — Но у меня есть план срыва замыслов Петра…
— Что за план? — Король сильно наморщил узкий лоб.
— План весьма щекотливый, — льстиво наклонил голову Брайтон. — Суть его такова: Рой Дженкинс еще в Швеции близко сошелся с неким корабельным мастером — не то немцем, не то голландцем, выдающим себя за датчанина. Этот слуга двух господ весьма золотолюбив. За крупный чек в лондонском или стокгольмском банке он послужит и третьему господину — вам, ваше величество! Лорд вязал слова медленно. — Этот человек теперь в Петербурге — шляется по кабакам, выпытывает у пьяных моряков все о будущей кампании. Заодно строит на верфи галеры и будто бы взят переводчиком в поход… Когда выяснит замысел русских, он сбежит и предупредит обо всем шведского адмирала Ватранга. Флот Петра, несомненно, будет разбит…
Брайтон не выдержал — накопилось много сдерживаемых чувств — и захлебнулся мелким смешком. Ноздри короля дрогнули после долгого напряжения, что-то изменилось в уголках его бледных губ, и он тоже выдавил кислую улыбку — вымученную, недоверчивую.
— Ваше величество, ваше величество! — Брайтон вытирал слезы платком. — Сэр Дженкинс уже представил подробные детали… Я понимаю возможные сомнения, но идея многообещающая. Что вы скажете на все это, ваше величество?
Король смежил рыжеватые ресницы, в раздумье тронул крупное ухо.
— План хороший. Даже очень хороший. Но его можно улучшить. — Король еле заметно пожал плечиками. — Желательно, чтобы царь Петр… погиб до битвы… Выпишите Розенкранцу чек покрупнее, пообещайте рыцарство ордена Бани… Так будет надежней.
— Ваше величество, вы сразу отыскали слабый пункт плана! — с отменной лестью заметил Брайтон.
— План хороший. Даже очень хороший. Но его можно улучшить. — Король еле заметно пожал плечиками. — Желательно, чтобы царь Петр… погиб до битвы… Выпишите Розенкранцу чек покрупнее, пообещайте рыцарство ордена Бани… Так будет надежней.
— Ваше величество, вы сразу отыскали слабый пункт плана! — с отменной лестью заметил Брайтон.
Он присел без приглашения и отметил не без удовольствия, что Георг ни взглядом, ни жестом не выдал своего раздражения.
— Есть не менее важное, чем разгром русского флота… Сэр Рой Дженкинс с помощью красавиц давно сбивает с толку престолонаследника, царевича Алексея. Прибрав его к рукам, мы сможем в будущем превратить Россию в нашу колонию…
— Да, да, поручите сэру Дженкинсу и это!
2
На набережной Невы перед кабацкой избой остановились два морских офицера. Метлой у порога обмели снег с порыжелых ботфортов и широко распахнули тяжелую певучую дверь. Бригадир Бакаев, коренастый и широкий в плечах, с бычьей короткой шеей и золотистой гривой курчавых волос, вскидывая пшеничную бровь, сильно потянул ноздрями хмельной дух. С улыбкой покосился на своего спутника.
— Тут и отведем немного душу. — Помедлив, он многозначительно добавил: — Ляжем в дрейф.
— Ну что ж, эта гавань вроде ничего, — согласился командор Змаевич — тонкий и хрупкий, с косоватыми прорезями синеватых глаз. — Только выбери место потише да от любопытных глаз подальше.
Бакаев понимающе кивнул и, чуть прихрамывая, прошел в дальний темноватый угол.
Дверь кабака со ржавыми скрипами несколько раз бухнула — вошли англичане, шведы, разный суетный люд.
Меж столиков живо зашныряли два шута, стали приставать к кабацкому люду. Рядом с буфетом в сизых пластах табачного дыма разноголосо запели скрипки, гобой и волынка.
Проходя к буфету, Змаевич удивленно загляделся на сидевшего среди англичан человека в голландском платье. Оба обрадованпо уставились друг на друга, и капитан потащил иноземца к лавке, где скучал Бакаев.
Иноземец оказался юрким, невысоким, жидко-белесоватым, имел улыбку хитрую и скользкую.
— Эй, Яков, глянь, кого я встретил! — повеселел Змаевич. — Мой приятель, Лаэрт Розенкранц! Вот с кем я готов выпить пива хоть бочку!
Трактирщица — баба редкой толщины — поставила перед компанией три высокие оловянные кварты, положила несколько вяленых рыбок.
Розенкранц вытянул обметанные пупырышками простуды губы и весело глянул поверх горы белой пены. Изрядно отпив, достал полосатый платок, вытер широкое и дряблое с навислым носом лицо, повернулся к Змаевичу.
— А что, капитан-командор! Давно мы с тобой не виделись?!
— Да, почитай, с полтавской баталии. — Змаевич смотрел с затаенной насмешкой.
— Где же ты все это время был?
— Где? — Капитан-командор откинулся к стене, коснулся напомаженных, словно нарисованных черных усиков. — Не на лебяжьих перинах валялся! Разные были гавани…
— Это так, — с заметной ухмылкой подтвердил Розенкранц. — А я вот слыхал, ты и в свейских землях бывал…
— И там меня носило. Но не для разорения, конечно, государь нас туда посылал, а чтобы при споре о мире со шведами было чего уступить, окромя Выборга и Карелы. Так что, Лаэрт, не без хитрости тогда обошлось. Сказывают, государь так и отписал генерал-адмиралу Апраксину: «Ежели бог допустит летом до Абова, то шведская шея легче гнуться станет…»
Розенкранц неопределенно улыбнулся.
— Ну и как? С той поры гнется?
— Да не очень. Уж больно они, подлые, влакомились в Финляндию! Хотя оно и понятно — сия провинция вроде титьки — всю Швецию кормит… А под Абовом жарко было. Ух, как жарко! Но, правда, мы шибко потеснили шведа. От той баталии в нашем полку осталось, почитай, не более сотни.
— Вот как! — Датчанин отвернулся к шутам и сделал вид, что смеется над ними.
— Да оно и не то, чтобы очень мало нас осталось, — метнул Змаевич тяжелый взгляд. — К вечеру подъехал государь и зычно справился: «А много ли вас осталось, ребята?» Фланговый ему и ответил: «Да еще фортеции на две хватит, господин первый бомбардир!» Во как разошлись — до лютости.
— И в то же время мы под Штеттином, главным померанским городом, мира искали, — сказал Бакаев, пытливо вглядываясь в Розенкранца. Со злой услужливостью справился: — Это на Одере, знаешь?
— Как не знать! Там ведь и наши воевали.
— Да, ваши повоевали! — Бригадир так ударил по кремню, что целая туча искр брызнула из-под кресала.
Шуты затеяли потешную драку. Яростно вцепившись друг в друга, лаяли, мяукали. Неистово лупили по столам пузырями с горохом, опрокидывали пустые лавки. Английские шкиперы, дивясь необыкновенному развлечению, топотом и свистом подзадоривали шутов.
Бакаев, бледный от злости, наклонился к Змаевичу, леденисто зацедил:
— Кабак, кажись, русский, а от иноземного комарья не продохнуть! На черта ты еще этого Лаэрта звал? Уж больно он что-то крутит — по всему видать.
Змаевич заискрился белозубой улыбкой.
— Да брось ты спьяну нести околесицу! Датчанин в пашем флоте служил. Заслуги от государя имеет, ко двору близок. — И зашептал, понуро горбя плечи: — Слыхал, вчера Адмиралтейская коллегия по всем рапортам о повышении в чинах резолюции учинила. Не иначе, как скоро в поход…
— Скорей бы, — вздохнул Бакаев, вытаскивая трубку. — А я-то думал — пошто моих гренадеров во флот переписали?
Он отпил пива, неожиданно поднялся и легонько потащил подслушивавшего датчанина к себе за рукав.
— Шел бы отсель, герр майстер… А то, ей-богу, перешибу!
У датчанина запрыгали губы. Не понявший в чем дело Змаевич вскочил, удивленно задрожал бровью.
— Стой, Яков, ты уже хватил лишнего! Даже союзников перестал признавать. Иди-ка, я тебе суну под нос кое-что. — Он подвел упиравшегося приятеля к стене, где красовался грозный петровский указ. — Видишь? Сие — табель поведения! Ноне и не за то легко угодить в четыре царские стены. Крут государь!
Бакаев, пряча в карман трубку, глянул со злобой и отвращением. Шевельнул было могучим плечом, но Змаевич уже выталкивал его из кабака.
3
Пустив рысью снежно-белого коня, принцесса Ульрика-Элеонора выехала на прогулку в окрестности Стокгольма. Обычно ее сопровождала пышно разодетая свита. Но в этот раз спутником был лишь английский посол при русском дворе Рой Дженкинс.
Все утро принцессу не покидало чувство смутной тревоги. Высокомерное выражение ее лица стало каменным, когда доложили о приходе Роя Дженкинса, — таким оно было и сейчас. С тоской думалось о брате, Карле XII, который после срама под Полтавой находился где-то далеко-далеко — за этим пятнисто-пегим балтийским небом, за бесконечными русскими далями, за Черным морем — в Турции… Сладко замирало сердце — туда уносились мысли пылкой и гордой Ульрики.
Ульрика-Элеонора резко осадила коня, чуть не подняв его на дыбы. Неторопливо обернулась к своему спутнику.
— Ваше высочество! Я вам должен сообщить очень важную весть, — сказал он.
Ульрика-Элеонора шумно вздохнула и натянула поводья.
— Я должен сообщить, — повторил посол, — появились довольно неприятные вести… Барон Герц поехал в Петербург заключать мир между Голштинией и Россией… через супружество сестры Петра с герцогом Карлом-Фридрихом…
Делая вид, что ничего не ведает, принцесса остановила белоснежного коня.
— Похоже, Голштиния да и Россия метят наследовать шведскую корону?
— Да, ваше высочество, — глаза дипломата сверкнули ясным блеском молодости, — именно для этих целей Петр и построил флот.
— Вот как! — Принцесса окаменела.
— Если Герц уладит с Петром спорные вопросы, — внешне невозмутимо брюзжал посол, — то Голштиния уступит России почти все земли, завоеванные вашим братом…
— Но ведь это измена! — вырвалось у принцессы.
— Главное не это, ваше высочество. Русские морские офицеры в кабаках уже говорят про поход на Стокгольм.
Рой Дженкинс вкрадчиво продолжил, намеренно отвлекая Ульрику-Элеонору от тревожных мыслей.
— Ваше высочество, вы простите меня, что в такую минуту… однако я не могу не сказать… Вы сейчас ослепительны. Гнев и весенний мороз так красят ваше лицо… За то, что я вижу, можно отдать всю казну моего короля…
Посла трудно было уличить в игре: он явно волновался. Но принцесса почти не слушала — она находилась в том нервном возбуждении, которое вот-вот могло прорваться слезами.
«Какой слабый огонь нужен этому воску!» — злорадно подумал старый ловелас и заговорил дельно, скупо и властно — о главном:
— Летом адмирал Ватранг встретится в море с Петром. Это неизбежно. Перед битвой мой перебежчик сообщит адмиралу о планах русских. Это решит исход сражения. Сами назовите пароль. Слово, от которого будет зависеть судьба Швеции…