История моего безумия - Тьерри Коэн 10 стр.


Когда Рейчел заснула, я сел к компьютеру, проглядел почту и, поддавшись любопытству, заглянул в Фейсбук. Я говорил себе: «Один раз не считается!» – так курильщик, вроде бы поборовший пагубную привычку, позволяет себе одну сигарету, надеясь, что это не повторится. В Италии я нарушил зарок в том, что касалось секса, но к монитору не подходил. Мне даже удалось забыть, что некий таинственный незнакомец вторгся в мою жизнь и пытается ее испоганить. Во всяком случае, я приказал себе не думать об этом.

Я проглядывал личные сообщения, не слишком вдумываясь в содержание, и вдруг… Нет, невозможно! Сообщение от анонима! Я был уверен, что заблокировал его, и вот пожалуйста… Смутный страх вернулся, я не понимал, что именно меня так пугает, но почему-то боялся. Неделя отдыха пошла насмарку. Во время последнего «сеанса общения» с Однофамильцем я был в стельку пьян и мог не сделать того, что собирался.

Я хотел было удалить сообщение не читая: ни к чему потакать мучителю. Но бегство не решит проблемы, правильнее будет прочесть и не выказать никаких эмоций.

В послании не оказалось текста, только фотография – моя фотография в возрасте шести или семи лет. Я ее не помнил и испытал удивление и страх.

Где он ее достал? Воображение подсказывало несколько возможных сценариев, один нелепее другого: этот человек проник в мою квартиру и украл снимок; за псевдонимом преследователя скрывается кто-то из близких. На мгновение я допустил вероятность, что он говорит правду и действительно пишет мне из будущего. Что за нелепость! Я должен во что бы то ни стало сохранять хладнокровие, не поддаваться этому бреду.

Возбуждение прогнало сон. Я был в бешенстве: одно жалкое сообщение снова погрузило меня в параноидальное состояние.

Когда Рейчел встала, я притворился спящим, дождался ее ухода и позвонил Деннису.

– Мне нужно задать тебе один вопрос, – сказал я без лишних предисловий.

– Валяй.

– Может ли человек, которому я заблокировал доступ в Фейсбуке, прорваться туда?

– Только не говори, что твой псих вернулся, – простонал он.

– Угадал.

– Я этого не переживу, Сэмюэль! – воскликнул Деннис.

– Ответь, прошу тебя.

– Ладно, отвечаю: это невозможно.

– Уверен?

– На все сто. Разве что…

– Что? – нетерпеливо вскинулся я.

– На Фейсбуке случился сбой.

– Такое возможно?

– Очень даже. Подожди, сейчас проверю на форумах гиков[28].

Деннис застучал по клавишам.

– Судя по всему, никакого сбоя не было.

– И все-таки…

– Должно быть, ты сам что-то напутал, когда блокировал.

– Я не настолько туп.

– Значит, ты был пьян и просто ничего не сделал – хотел, но не сделал.

– Ты ошибся. Так что там с этим призраком?

Я рассказал о недавнем вторжении.

– Безумие, правда?

– По-моему, с ума сходишь ты. А я так надеялся, что Италия пойдет тебе на пользу.

– Так и было… пока он снова не объявился.

– Есть идеи насчет того, как он мог достать снимок?

– Нет. Этот подонок меня доконает, Деннис!

– Не дергайся! Ты слишком взвинчен и плохо соображаешь.

Он задумался, потом высказал предположение:

– Что, если ты сам когда-то давно отдал фотографию журналисту и…

– Исключено.

– Ладно, нет, так нет. Скажи, а на том снимке есть кто-нибудь еще, кроме тебя?

Вопрос Денниса встревожил меня.

– Нет, но… возможно, был.

– То есть?

– План очень крупный, изображение зернистое, он явно увеличил и обрезал снимок. Значит, рядом со мной был кто-то еще.

– И мерзавец не хотел, чтобы ты узнал этого «кого-то» или фон.

Я следил за мыслью Денниса, разглядывая фотографию.

– Как же мне узнать?

– Найди оригинал, – посоветовал он, устав от малопродуктивной беседы.

Я поблагодарил и занялся раскопками, проверил коробки, куда сложил памятные вещицы из прошлого, но через час устал и сдался, разочарованный и крайне встревоженный.

* * *

Готов мне поверить?

Вопрос пришел вечером.

Я положил руки на клавиатуру, но ответ печатать не стал. Меня разрывало от желания пообщаться с этим человеком, узнать о нем как можно больше, разум приказывал держаться на расстоянии, и я сломал голову, изыскивая доводы «за». Не отвечать – значит выдать свой страх, один раз я уже совершил эту ошибку, но теперь постараюсь из статиста превратиться в главного героя пьесы. Если он и правда готов на все, дразнить его опасно.

– Вы назвали бы меня разумным, согласись я поверить вашим словам?

– Я и не думал, что ты сразу примешь правду. Я знаю тебя, потому что… я – это ты. Постаревший и отчаявшийся.

Снова он за свое.

– У меня есть много других способов убеждения, но, зная тебя (то есть себя), я предпочитаю не форсировать события.

– Способов убедить меня, что вы – это я? Зачем?

– Да… это главный вопрос.

Он выдержал паузу и продолжил;

– Я знаю, к чему ведет твой образ жизни. Одинокое будущее, основанное на лжи и двоедушии. Иными словами, ты становишься мной.

– Значит, вы пытаетесь спасти меня?

– Нет. Я пытаюсь спасти СЕБЯ! У меня есть фантастическая возможность поговорить с тобой и заставить изменить мое положение. Твое будущее положение.

Наша беседа все больше напоминала бред сумасшедшего.

– И что же я должен сделать, чтобы спасти… вас?

– Вернуться к истинным ценностям.

– Объясните.

– Измени поведение. Завязывай с бабами и излишествами. И перестань писать сладкую чушь.

– Хочешь, чтобы я отказался от писательства?

– Нет. Ты не сможешь.

– И?

– Сейчас ты пишешь, чтобы удовлетворить запросы других: издателя, агента, читателей. Забудь об этом и расскажи, кто ты есть и чего стоишь. Вернись к себе настоящему. Только так ты сможешь снова сделать свою жизнь… нормальной.

Я улыбнулся: он ловкач, этот парень.

– Так и поступлю, если буду уверен в правдивости ваших слов.

– Можешь не сомневаться – я сделаю все, что в моей власти, чтобы этого добиться.

Он закончил разговор. Я попытался сыграть с ним в кошки-мышки, но только разозлил его. Последняя фраза прозвучала как угроза.

Глава 27

При встрече Нэйтан, как любят выражаться авторы дамских романов, обдал меня холодом. Он устроился за столом и что-то пробурчал, кивнув на стул.

– Понятно. Диван мне сегодня не положен. Значит, встреча у нас сугубо профессиональная.

– Ты прочел вчерашний мейл от Джерри? – спросил он, проигнорировав мою реплику. – Я переслал его тебе.

– Нет, – соврал я, пытаясь выиграть хоть несколько секунд и придумать стратегию защиты.

Нэйтан не поверил, но дал себе труд пересказать содержание.

– Он ждет набросок романа к концу недели. Он озабочен. Во время вашей последней встречи ты был не в форме. Выглядел… странно.

Значит, попытка надуть издателя не удалась.

– Какого ответа ты от меня ждешь?

– В идеале – что ты разработал сюжет и успеешь к сроку. В худшем случае – что ситуация тебя беспокоит и ты садишься за работу!

– А ты думаешь, мне плевать, Нэйтан?

– Угадал, Сэмюэль! Я вижу, что голова у тебя занята другими проблемами.

– Я… разрабатываю сюжет… придумал затейливую интригу и…

– Не морочь мне голову, Сэмюэль! Я надеялся, что ты вернешься из Италии с готовым планом.

– Ну и напрасно, я ездил отдыхать, а не работать.

– Настоящие писатели не считают творчество работой, Сэмюэль!

Выпад был ехидным, но не враждебным. Нэйтан всего лишь хотел задеть мое самолюбие и понудить сесть за письменный стол.

– Я уже говорил, что не считаю себя настоящим писателем.

– Сколько можно нести чушь, Сэмюэль?! – Нэйтан стукнул кулаками по столу, сделал глубокий вдох и продолжил, стараясь говорить спокойно: – Итак, что будем делать? Откажемся от борьбы? Сдадимся?

– Не знаю…

Нэйтан закурил.

– Нужно что-то решать, Сэм. Хватит водить Джерри за нос. Не можешь написать роман, так тому и быть. Признаемся сейчас – будет шанс хотя бы частично сохранить его доверие.

– Не знаю, что и сказать, Нэйтан…

– Выкладывай как есть.

– Ладно. В настоящий момент я не имею ни малейшего желания писать не только книгу, но даже примерный план. Возможно, завтра, через неделю, через месяц настроение у меня переменится. Ты же знаешь, какой я непредсказуемый.

Он сделал глубокую затяжку.

– Все ясно. У нас есть два пути: можем признаться Джерри, что ты выдохся и он, скорее всего, не получит к весне обещанный роман, или попробуем выиграть немного времени – в надежде, что ты опомнишься и встряхнешься еще до начала рекламного тура.

– Все ясно. У нас есть два пути: можем признаться Джерри, что ты выдохся и он, скорее всего, не получит к весне обещанный роман, или попробуем выиграть немного времени – в надежде, что ты опомнишься и встряхнешься еще до начала рекламного тура.

Я чуть было не выкрикнул: «Выбираю первый вариант!» – но что-то меня остановило. В теперешнем состоянии разумное решение принять не удастся, да и Нэйтана окончательно разочаровывать не хочется.

– Заставь его потерпеть до конца недели. Если я ничего не придумаю, скажем правду.

Я поднялся, считая, что разговор окончен.

– Сэмюэль! – окликнул меня Нэйтан.

– Да?

– Ты все мне рассказал?

– О чем?

– О своих проблемах.

– Да. Считай это творческим спадом. Я совершенно измотан.

Он сокрушенно покачал головой:

– Знаешь, что я думаю? Ты должен вернуться к здоровому образу жизни.

– В каком смысле?

– В прямом. Ты должен есть в положенное время, непоздно ложиться, завязать с бабами, может, даже жениться на Рейчел. Но главное – бросить пить. Я тоже не образец умеренности, но умею остановиться. Есть люди, которые от меня зависят, и я стараюсь их не разочаровывать.

– А я, значит, только и делаю, что всех разочаровываю?

– Не передергивай! Я хотел сказать, что близкие о тебе тревожатся, и у них на то есть все основания.

– Близкие? Скорее уж захребетники, зарабатывающие на мне деньги. Думаешь, я не понимаю, что вас волнуют только полагающиеся вам отчисления, а никак не мое здоровье и психика?

Я произнес эту тираду на повышенных тонах, и на лице Нэйтана появилось незнакомое мне доселе выражение: так расстроенный отец смотрит на своего обычно спокойного отпрыска, внезапно закатившего истерику.

– Ты так обо мне думаешь? – спросил он.

Я судорожным движением пригладил волосы, не понимая, с чего вдруг так разъярился.

– Тогда нам следует немедленно расстаться, – жестким тоном произнес Нэйтан. – Денег у меня предостаточно, и я легко могу позволить себе не работать. Я до сих пор представляю нескольких авторов только потому, что получаю от этого удовольствие. Мне нравится быть рядом, когда вы сочиняете, я умею управлять настроением творческих личностей, я уважаю их сомнения и колебания и обожаю смотреть на их лица, когда они берут в руки свое новорожденное дитя. Но выше всего я ценю наше взаимное доверие. Если ты полагаешь, что мои профессиональные советы имеют единственную цель – выкачать побольше бабла ценой твоего здоровья, нам больше нечего делать вместе.

Мне стало стыдно.

– Прости, дружище, – пробормотал я. – К тебе мои слова не относились. Я знаю, сколько ты для меня сделал, и…

– Не подлизывайся, Сэмюэль. Я просто хочу присматривать за тобой. Я действительно волнуюсь. Тебя изматывает не писательство, а пагубные страсти.

Я мог возразить, что он путает причины и следствия, но не стал этого делать, потому что не был уверен в своей правоте.

– Ладно, ладно, не кипятись, я постараюсь взять себя в руки.

– Ты говорил, что устал, а я не воспринял твои слова всерьез и был неправ. Если не хочешь писать новый роман, я тебя поддержу.

– Давай подождем еще несколько дней и тогда определимся.

Нэйтан встал и молча проводил меня до двери, как будто боялся, что лишние слова разрушат нашу дружбу.

Глава 28

Ссора с Нэйтаном совершенно выбила меня из колеи. Отдых на Сардинии пошел насмарку: не успев вернуться, я слетел с катушек и обидел близкого друга.

Я сел за компьютер, решив искупить вину усердной работой, открыл папку, куда заносил все приходившие в голову идеи: прологи, сюжеты, наброски интриг и фабул.

Я не знаю, как функционирует мозг нормальных людей. Для меня любой анекдот, признание, факт, прочитанная или услышанная информация могут лечь в основу романа. Мое воображение легко воспламеняется, и я вынужден осаживать себя, как делает ковбой, седлающий дикого мустанга, чтобы понять, как скоро он смирится и понесет всадника навстречу новым приключениям.

Человек, встреченный в автобусе, на улице, на лекции, вдруг привлекает мое внимание, и я начинаю воображать его жизнь – прошлое, любовные связи, драмы. Всплески вдохновения попадают в особую папку на рабочем столе. Эта мания – некоторые назовут ее бзиком – иногда невыносима, особенно если мне хочется побыть просто слушателем или зрителем.

Я начал просматривать записи, надеясь, что одна из идей разбудит желание писать и магия снова сработает. Рождение темы, сюжета – процесс воистину волшебный. Ситуация или эмоция внедряется в мозг, потом – неизвестно как и почему – начинает превращаться в историю, давая жизнь персонажам. Когда это случается, я «беру след» – несусь вперед, возвращаюсь назад, меняю направление. Интрига обретает плоть, я вижу лица, силуэты и характеры главных героев. Мало-помалу из ниоткуда выплывает мир – практически без моего осознанного участия, он манит меня к себе, желая раскрыть свои тайны, чтобы я поведал о них читателям.

На сей раз вдохновение забастовало.

Я вскочил, подошел к бару и, наплевав на советы Нэйтана и собственный зарок, схватил бутылку виски и сделал несколько глотков прямо из горлышка. Я часто писал под кайфом, а на следующий день с любопытством перечитывал текст. Результат, по большей части, разочаровывал: фразы оказывались корявыми, бесцветными, а то и бессмысленными. Впрочем, иногда – очень редко – написанное мне нравилось, и даже очень.

Я принялся кружить по квартире с бутылкой в руке, то и дело останавливаясь, чтобы сделать глоток. Заметив в зеркале собственное отражение, передернулся от отвращения: одежда в беспорядке, волосы всклокочены, лицо изжелта-бледное, взгляд безумный. Так выглядят пациенты психушки.

Вот до чего меня довели «излишества». Что бы подумали Мэйан или Дана, увидь они меня сейчас? За десять лет жизни в качестве успешного литератора я стал другим человеком. Незнакомцем. Если продолжу в том же духе, рискую умереть молодым или закончить свои дни в доме скорби[29].

– Ну нет, не дождетесь, Сэмюэль Сандерсон продержится еще лет двадцать как минимум! – выкрикнул я вслух и расхохотался. Мне пишет двойник из будущего, значит, я выжил!

И все-таки, несмотря на такую гарантию и выпитый виски, отчаяние не отступало.

Я больше не испытывал враждебности к безумцу, с какой-то стати взявшему на себя роль ментора. Почему бы не обмозговать его идею, какой бы дикой она ни казалась?

Что, если вся эта история – правда? Может, речь действительно идет обо мне – о том «мне», которым я стану? Кто знает, каких высот достигнет наука через двадцать лет? Сравнительно недавно – по меркам вечности – никто даже представить не мог, что люди будут обмениваться файлами, текстами, видеоматериалами, пересылая их с одного конца мира на другой за несколько секунд? Век назад ни один житель Земли не знал, что очень скоро маленькая пластиковая коробочка – мобильный телефон – заменит им фотоаппарат, видеокамеру, ежедневник, атлас и много чего еще.

Мой двойник прав: великие физики выдвинули не одну поражающую воображение теорию о том, что пространство-время – вовсе не застывшая прямая, по которой и движется наш мир.

Приняв эту гипотезу за данность, легко допустить, что в будущем, осознав все совершенные за жизнь ошибки, я воспользовался научным открытием и связался сам с собой, чтобы предостеречь и удержать от непоправимых шагов.

Я так увлекся безумными идеями, что не заметил, как погрузился в мир фантазий, в голове возникали все новые невероятные вопросы и еще более дикие ответы на них.

А потом я вдруг осознал, что сочиняю план романа. Вот она, вожделенная идея! Прямо передо мной, на экране компьютера! Я был слишком зол на таинственного незнакомца, чтобы заметить, как хорош его замысел.

Тайна, мистика, угроза, саспенс. Я «поймал волну» и начал придумывать продолжение – один вариант, другой, третий… Бесконечное множество вариантов.

Я сел к компьютеру, прикрыл глаза ладонями и почти сразу почувствовал писательский зуд – то особое возбуждение, которое овладевает человеком, когда им движет страсть. Эмоции – яркие, беспорядочные – торопились превратиться в идеи, кончики пальцев покалывало от нетерпения. Я напечатал две страницы, понял, что сюжет вытанцовывается, перечитал и послал Нэйтану и издателю.

Сделав дело, я расслабился и почувствовал, что умираю от голода. Съедобного в холодильнике нашлось немного, но я все-таки соорудил несколько сэндвичей и принялся за еду, не переставая обдумывать роман.

Ирония судьбы: мой мучитель – сам того не желая – стал моим благодетелем. Не желая? Как знать: возможно, он именно так все и задумал, а я иду у него на поводу. Да, возможно, но чем я рискую? Ничем, разве что он станет еще напористей. Но сейчас меня это мало волновало. Я схватил айпад и открыл Фейсбук, чтобы проверить, нет ли там чего нового…

Назад Дальше