У кладезя бездны. Часть 3 - Александр Маркьянов 3 стр.


Вот как то так я планировал строить соглашение с бароном. А вы думаете, я собирался ему угрожать? Шантажировать? Бросьте. Во-первых, угрожать любому аристократу дело небезопасное в принципе. Во-вторых — я придерживаюсь правила, что при первой возможности — надо строить долгосрочные отношения и укреплять позиции своей страны в других странах. Если сиюминутные цели могут быть достигнуты угрозами и шантажом, то долгосрочные — должны быть основаны на общем, обоюдном интересе. Только когда каждая из сторон имеет реальный интерес в другой стороне — такие отношения длятся долго.

Достать приглашение на прием было не так-то сложно. В Риме — существует подпольная биржа таких приглашений: обедневшие представители дворянских родов, которых из-за длительного периода феодальной раздробленности в Италии пруд пруди — зарабатывают на жизнь, в том числе и таким образом: перепродавая приглашения. Есть список гостей, не пригласить которых считается плохим тоном в свете: не пригласишь — и тебе потом будет перемывать косточки весь Рим. Приглашения не содержат имени, каждое из них стоит от пяти до шестидесяти тысяч лир: последнее в Швейцарию, на прием к бывшему королю, который будучи низложенным, пользуется заметно большей популярностью, чем в те времена, когда он был у власти. Мое приглашение стоило двадцать пять тысяч лир: бумажка размером с открытку на день ангела, плотная ткань, сочетание черного картона и золотого тиснения, которое я счел дурным вкусом. Тем не менее — двадцать пять тысяч за нее я выложил без разговоров.

Всего три тысячи мне стоила аренда машины на вечер — привычный Майбах, модели пятьдесят три, для Рима это слишком: здесь и на скромном Фиате то дай Господь протиснуться, особенно в историческом центре. Рим — город пробок: средняя скорость движения во всем городе в час пик шесть и восемьдесят две сотых километра в час, посмотрите справочники. Но вечером — попросторнее, если выехать заранее — то проехать возможно. Вдвое дороже стоили мне две девицы: одну звали Милана, другую Франческа. Милана блондинка (по-моему, даже не крашеная, а настоящая), а Франческа брюнетка. Может быть — я их путаю, кроме как цветом волос они мало чем отличаются. Обе знают английский и готовы за дополнительную плату продолжить знакомство — хотя официально агентство это не одобряет. Девицы не такие уж и плохие, не спешите их осуждать: Милана, например, учится в университете на юриста. Образование дорогое, денег не хватает, поэтому и вынуждена подрабатывать в эскорте. Франческа фотомодель, но доходы от показов и фотосессий не такие большие, как принято считать, к тому же нерегулярные. В мире моды, если твое имя к двадцати годам не знает весь мир — рассчитывать на карьеру топ-модели смысла уже нет, конкуренция дикая. Франческа более раскованная и открытая в отличие от чуть более закрытой Миланы, которая немного смущается. Она мечтает о том, чтобы накопить денег и купить небольшую пекарню, такую же, как у них была на юге — их пекарню отняла мафия. Если сложить возраст Франчески и Миланы — получится как раз мой возраст, но я не считаю это знаком, отнюдь, таких приключений мне не надо. А вот им — судя по всему надо, особенно Франческе. Ее можно понять — я до сих пор недурен собой, разъезжаю на Майбахе, воспитан, не лезу ей под юбку и готов искренне выслушать все, что она говорит. Для меня это не более чем обычная вежливость дворянина и офицера флота — но для нее это очень важно, это показывает, что вижу в ней человека, а не живую куклу для развлечений. Она уже намекнула мне, что несколько дней будет свободна, и если я надолго в Риме… Но мне они нужны только на сегодняшний вечер.

Зачем? Образ, точно такой же, как Майбах, костюм от модного портного, который мне пошили уже здесь, в Риме и две девицы в сопровождении, именно две. Не может быть, чтобы в Италии меня не знали, как установленного разведчика, действовавшего и в Британии, и в САСШ, и на Ближнем Востоке. Но я был ранен, после чего вполне мог уйти на покой. За последнее время я обретался в Средиземноморье, решая финансовые дела, причем не совсем законные и с далеко не чистоплотными и строго соблюдающими закон людьми. Многие разведчики, ушедшие на покой, занимаются сомнительными, связанными с криминалом делами.

К зданию бывшего отеля — нам удалось подобраться примерно на триста метров — дальше дорога была забита и забита капитально. Красные, желтые, похожие на сплющенных давлением глубоководных рыбин автомобили — Феррари, Ламборгини, Биццарини — оккупировали едва ли не всю улицу, залезли так же и на тротуары, оставив всего лишь одну полосу движения на дороге. Мне, с моей неистребимой привычкой к русским просторам — было дико, почему люди так жмутся друг к другу и живут в тесноте.

— Приехали — жизнерадостно объявил я дамам — дальше придется пройти по улице пешком.

Я запер машину, включил сигнализацию — угоны в Риме были настоящим бедствием. Дамы профессионально взяли меня под руки. Итальянская походка «от бедра» — кто-то называет ее бразильской, кто-то французской, но суть от этого не меняется. Это одна из тех немногих настоящих вещей, ради которой нам, мужчинам, еще стоит жить на этом свете.

Привратнику на входе я отдал приглашение, присовокупив к этому бумажку в пятьдесят рейхсмарок. Все дело в том, что стандартное приглашение рассчитано на двоих, а у меня сразу две спутницы. А рейхсмарки, непоколебимые как скала — лучший подарок итальянцу… римлянину, черт! — правительство которого по старой привычке решает проблему бюджетного дефицита, просто пуская печатный станок.

Приглашение вернулось мне уже без купюры

— Благодарю, синьор — дворецкий церемонно наклонил голову. Англичанин… итальянцы обожают все английское — как прикажете объявить?

— Никак, любезный.

Дворецкий посторонился, пропуская нас. Самое главное для него было — не пустить людей без приглашения и не пустить людей, у которых есть фотокамера. Папарацци в наше время потеряли всяческое понимание о допустимом…

Раньше на первом этаже отеля был большой ресторан — обеденные залы в отелях всегда числятся как рестораны. Когда здание переделали в резиденцию очень важной персоны — обеденный зал совершенно гармоничным образом превратился в зал для приемов — потребовалось только убрать всю эту мебель и постелить паркет высшего качества, скорее всего от Глутвица, австро-венгерского поставщика, работающего со всем светом. Все было сделано примерно так, как в бальных залах дворцов — портьеры, настенные светильники под свечи — но невысокий потолок выдавал плебейское прошлое здания с такой же уверенностью — как жадность к вкусной жизни и неспособность к самоограничению выдает внезапно разбогатевшего и купившего титул человека низкого происхождения.

Тем не менее, народа было много. В отличие от России — там приглашения не принято продавать и на подобных приемах почти всегда бывает намного меньше людей, чем рассчитывали организаторы. Здесь же — зал буквально ломился от сколь же ярких, столь и пустых людей, стремившихся показать себя и в очередной раз потешить свое некогда уязвленное самолюбие.

Хотя, может быть, я слишком суров в оценках. Итальянцы — никогда не отличались благопристойными манерами, а говорить тихо, чтобы не нарушать уединение других — они просто неспособны. Жизнь выпирает из них как тесто — из квашни.

За несколько секунд — я обежал глазами зал и примерно понял, что люди, которые набились в этот бальный зал — делятся на несколько категорий. Были действительно важные люди, важные прежде всего в политическом смысле — в Италии на первом месте стоит политика, на втором экономика, на третьем служение Богу и только на четвертом — армия и флот. Важные люди отличались некоей небрежностью в одежде, явно дорогой, пошитой на заказ, отсутствием дурных манер и тем, как они группировались сами с собой. Такие места — прекрасно подходят для того, чтобы достичь не совсем чистых договоренностей, договориться о недоверии правительству…

Ах, да. Забыл. Правительству больше не объявишь недоверие. Теперь в Италии вполне благопристойная диктатура.

На втором месте находились охотницы — такие, что мои дамы плотно прижались ко мне, расстреливая своих конкуренток недобрыми взглядами. Они отличались платьями, более откровенными, чем требовались для такого приема, нахождением в одиночестве и особыми взглядами. Бегающими — и одновременно жесткими, оценивающими. Примерно так — на новомодных кассах считывается штрих-код на товаре.

Вспомнилась Луна, которую я не знал, и которая сбежала в Тегеран от такого. Анахита, которую я знал и больше не хотел вспоминать. Невеселая, должно быть жизнь у этих дам, невеселая — а ведь многие из них аристократического происхождения, простых проституток сюда не пустят.

Италия, Италия… Став Римом ты мало изменилась.

Ах, да. Забыл. Правительству больше не объявишь недоверие. Теперь в Италии вполне благопристойная диктатура.

На втором месте находились охотницы — такие, что мои дамы плотно прижались ко мне, расстреливая своих конкуренток недобрыми взглядами. Они отличались платьями, более откровенными, чем требовались для такого приема, нахождением в одиночестве и особыми взглядами. Бегающими — и одновременно жесткими, оценивающими. Примерно так — на новомодных кассах считывается штрих-код на товаре.

Вспомнилась Луна, которую я не знал, и которая сбежала в Тегеран от такого. Анахита, которую я знал и больше не хотел вспоминать. Невеселая, должно быть жизнь у этих дам, невеселая — а ведь многие из них аристократического происхождения, простых проституток сюда не пустят.

Италия, Италия… Став Римом ты мало изменилась.

На третьем месте — и первом по численности — располагался большой и крайне разнородный контингент всякого рода подозрительных и низких людей с разной степенью богатства, собравшихся здесь. Самые разные люди, кое-кого я даже знал — не лично, конечно. Вон тот, например, синьор, флиртующий с двумя дамами — глава обанкротившегося банка, чудесным образом сохранивший личное состояние, при том, что состояние вкладчиков он промотал. А вон там — лысеющий синьор лет семидесяти, рука об руку с девятнадцатилетней прелестницей — танцовщицей из Испанского Марокко — крупный бизнесмен и политический деятель последних времен Итальянского королевства. Ему хватило ума уйти в тень, и сейчас он наслаждался жизнью, относительно безобидно эпатируя публику. Синьор этот был славен своим талантом бизнесмена и своими амурными похождениями на старости лет — при том, что семью он бросил, что низко. Уважать его не за что — но стоит обратить внимание на его жизнерадостность и жадность к жизни даже в таком возрасте. Не уверен, что в его возрасте я буду столь же живым — если вообще буду живым.

Но это те, кто я знал. Были тут еще и похуже. Авантюристы чистой воды, они выходили сюда на охоту, завлекая не слишком разумных людей с деньгами фантастическими бизнес-прожектами, типа солнечного опреснения воды в Африке, верными ставками на лошадей, соблазном поиграть в Монако или в Ватикане.[2] От таких людей просто нужно держаться подальше, обрывая сразу всяческие попытки знакомства и тет-а-тета. Они не обидятся… профессиональная толстокожесть.

На четвертом месте — был обслуживающий персонал. Одетый в черно-белой гамме — уже не британское, а континентальное влияние — лакеи скользили в толпе, разнося на серебряных (или посеребренных) блюдах шампанское, игристое вино[3] с местных виноградников, закуски из морепродуктов, которыми славна Италия. У нас, у русских — принято подавать к шампанскому небольшие бутерброды-канапе с желтым вологодским маслом и астраханской, настоящей черной икрой, британцы обычно предпочитают закуски с дорогой, красной рыбой и красной же икрой — черную почему то не любят. А тут… чуть ли не осьминог к шампанскому.

Были здесь и откровенные проститутки, и, что самое омерзительное — содомиты. В Империи — их не пустили бы и на порог любого места, где собрались нормальные люди, а тут — пожалуйста.

Вопрос — кем в такой кампании являюсь я. Дворянин — но Российской Империи, отставной офицер — но Русского флота. Вроде как бизнесмен. Непонятно, в общем…

Танцев еще не было. Раздобыв для дам по бокалу игристого — сам я это пить не буду, в последнее время спиртное вызывает резкую головную боль — я оставил их одних, как делали здесь все занятые мужчины. Милана наградила меня более чем откровенным взглядом, а Франческа поцеловала в щеку. Мелькнула мысль — если дамы целуют вас в щеку, значит, вы либо слишком молоды для них, либо слишком стары.

Увы…

Человека, который мне был нужен — барон Карло Полетти, Председатель Совета директоров Банка ди Рома — я заметил сразу, он был одним из центров притяжения для политиков, посетивших сие благородное мероприятие. По сравнению с фотографией, которую мне удалось найти, он несколько постарел, полысел и пополнел — но все еще оставался узнаваемым человеком. Гора — не обойти, не объехать, так, кажется, о нем отозвался один из его политических противников.

Возможно, именно вон тот, кто стоял сейчас рядом с ним, в числе прочих. После разгона нижней палаты парламента — безработных депутатов в столице было достаточно и все они, даже злейшие враги ранее — вдруг почувствовали непреодолимую тягу к единению. Правильно говорят — нет лучшей почвы для дружбы, чем наличие общего врага.

Синьору барону я не был представлен и представить меня здесь — было некому. Это было проблемой.

Но была еще одна проблема. Проблема в том, что здесь и сейчас, в пяти шагах от меня стоял террорист.

Как я понял, что это террорист? Да уж понял, после коммунистического и эсеровского террора в начале века и исламского террора в его конце — в России дураков нема. Все всё понимают — если выжить хотят.

Внимание террориста было обращено не на меня — скорее на барона Полетти. Но от этого — не легче.

Существует несколько основных признаков террориста, которые легко выявить, если смотреть и видеть то, что перед тобой, а не то, что у тебя в голове. Большинство людей живут по-другому, их принцип «имеющий уши да не услышит, имеющий глаза да не увидит, имеющий язык — да сболтнет». Полная противоположность библейским принципам — и принципам моим. Я живу в постоянном ожидании смерти, как самурай. На это есть причины — исламская шура в Персии в числе первых чиновников Его Величества приговорила меня к смерти за то, что я наводил порядок в Персии. Приговор этот — никогда не будет отменен и обжалованию не подлежит, то, что я уже давно не работаю в Персии, никакого значения не имеет. Рано или поздно кто-то попытается исполнить приговор — но если ты будешь внимателен и осторожен, то имеешь шанс пожить подольше, чем кто-то за тебя решил.

Итак: десять признаков. Девять, если вы имеете дело с террористкой — женщиной, которых все больше и больше. Раньше их было меньше — но исламский терроризм существенно обогатил теорию и практику антитеррористической борьбы. Десятый признак — кожа на нижней части лица, на подбородке — более светлая и нежная, чем на верхней. Это значит, что отправляясь на дело исламский экстремист — шахид сбрил бороду, чтобы не бросаться в глаза и пытаться походить на русского. У женщин бород не бывает. И у этого — бороды раньше не было, его лицо было покрыто равномерным, довольно темным загаром. Но на этом — хорошие новости исчерпывались.

Десять….

Первый признак того, что к человеку надо присмотреться повнимательнее — это проблемы с одеждой. Раньше, террористы отправлялись на дело с самодельными бомбами, армейскими гранатами и огнестрельным оружием. В последнее время — все большее распространение получает так называемый «пояс шахида». Типичный пояс шахида — это полоса грубой ткани, обычно мешковины, сложенная вдвое и прошитая, на теле смертника — она чаще всего зашивается его помощниками сзади, просто так ее не сдернешь, даже если тебе удалось добраться до ублюдка прежде, чем он нажал на кнопку. Внутри этой полосы, сложенной вдвое складкой вверх — полосы полиэтилена, перемежающие тонкий слой взрывчатки и более толстый — поражающих элементов. В качестве поражающих элементов обычно используют гайки, болты, рубленные гвозди. В последнее время — все большее распространение получают поражающие элементы из прочного пластика и стеклопластика: при ранении осколками их не видит рентген и умерших от ран в больницах становится куда больше. Обычно, взрывчатка изолирована от поражающих элементов тонким слоем упаковочной стретч-пленки и весь полиэтилен, сложенный, как и мешковина складкой вниз — так же аккуратно запаян, вверх торчат лишь провода, идущие от детонаторов к подрывной машинке. Так тщательно — пояса стали делать совсем недавно: после того, как в массовом порядке появились портативные газоанализаторы, тренированные собаки с проводниками на улицах, натасканными на запах взрывчатки. Террористы тоже учатся — как и мы. Иногда — вместе с детонаторами и взрывчаткой в этот адский пояс запаивают и сотовый телефон с торчащей наружу антенной, звонок — сигнал к подрыву. Это делается тогда, когда в шахиде не уверены, он подготовлен наскоро и следом за шахидом следует контролер, готовый в случае опасности подорвать шахида дистанционно, позвонив или послав СМС на запаянный в пояс телефон. Но так делают не всегда, в последнее время все реже и реже. В один прекрасный день — на телефон, вложенный в пояс, готовый к подрыву и с уже подсоединенными элементами питания — сотовый оператор послал какое-то рекламное сообщение: взорвался пояс, за ним сдетонировала вся лаборатория бомбистов и полтора десятка опасных террористов разом стали шахидами. Узнав это — мы договорились с операторами, и теперь они прозванивают все номера в беспорядочном интервале от пятнадцати до тридцати минут, причем пользователь этого прозвона даже не замечает. Так нам удалось вызвать еще несколько «самоподрывов», после чего террористы стали много осторожнее.

Назад Дальше