Баронесса расхохоталась. Смех у нее был просто очаровательный — не регот простолюдинки и не вымученное веселье профессиональной охотницы за кошельками — а очаровательный грудной смех…
— Увы, синьор… увы… Однако, признайтесь же и вы… я полчаса искала кого-то, кто бы представил меня вам… оказалось, вас никто здесь не знает…
— Признаюсь. Вице-адмирал, князь Александр Воронцов.
— О… вы русский?
Я поклонился
— И вы… вероятно, новый посол? Фон Граубе просто несносен…
— Синьора, я покинул действительную службу несколько лет назад. Сейчас я здесь с исключительно частным визитом. У меня есть некие дела… в Персии, в Тегеране. Здесь, я ищу. С кем можно было бы их обсудить.
— Как интересно… Вы бывали в Тегеране… говорят, там такой ужас творился…
— Сударыня, больше года я справлял там обязанности Наместника Его Императорского Величества.
Говоря с очаровательной дамой, я смотрел все время ей в глаза. На Персию, на Тегеран, на мое имя — она не среагировала. Но она что-то знает. Как я это понял? Да просто — ощущение такое. Это сложно объяснить — но осведомленный в чем-то человек ведет себя несколько иначе, чем неосведомленный. Как говорится — тайна изнутри распирает. Если уметь наблюдать — то можно это и увидеть…
— Я должна вас представить моему супругу. Просто обязана. Вы знаете его?
— Читал… — дипломатично ответил я
— Он такой умный… я уверена, вы найдете общий язык. Пойдемте же…
Баронесса с очаровательной непосредственностью, какую допускают только очень красивые женщины — взяла меня за руку и потащила сквозь толпу. Я про себя подумал, что решение не надевать бронежилет скрытого ношения было ошибкой. Если с террористом на приеме удалось разобраться, хотя бы временно — то от злобных взглядов со всех сторон мой пиджак на спине мог вспыхнуть. Интересно — почему в высшем свете столько злобы? Почему дамы, даже те, кто ищут себе богатого мецената — столь злобны? Неужели не понимают, что это отталкивает людей — и одновременно старит…
— Дорогой…
Барон оторвался от разговора. Вероятно, он и в самом деле очень умный — просто деньгами такую женщину не купить.
— Синьоры, позвольте представить — адмирал, князь Воронцов из России. Точнее… из Тегерана…
Барон среагировал. Не хотел этого показывать — но среагировал. Просто что-то мелькнуло в глазах… облегчение, что ли. Думаю, в его ботинке уже достаточно крови…
Барон первый протянул руку
— Добро пожаловать в Италию, синьор.
Я пожал протянутую руку
— Благодарю. Спешу заметить — вице-адмирал, к тому же в отставке. Мне ни к чему чужие звания…
— Основатель Тумана, если не ошибаюсь…
Вот так — так…
Я посмотрел на того, кто это сказал. На несколько лет моложе меня, в отличной физической форме, хорошо пошитый гражданский костюм. Чересчур короткая стрижка, бокал держит не правой рукой — а левой, и на левой же находятся часы. Почему то я заметил, что люди обычно носят часы не на сильной, а на слабой руке — бывает и по-другому, но редко. Часы не совсем обычные — Panerai Radiomir, очень редкие, флорентийской фирмы, первой в мире выпустившей часы для боевых пловцов. Раньше в них вообще использовались радиоактивные материалы, причем такие, что в пятидесятом году все часы пришлось затапливать на глубине в свинцовом контейнере. Сейчас, конечно такого нет — но это по-прежнему эксклюзив. Они внешне непритязательны — никаких элементов скелетона, нет ни даты, ни дня недели, крупные, светящиеся в темноте цифры. Но там механизм Rolex, лучший в часовом мире. И что-то мне подсказывало, что эти часы молодому человеку (хотя какому нахрен молодому) выдали бесплатно…
— Боюсь, меня нельзя считать основателем, вдохновителем либо организатором операции Туман, синьор — нейтральным тоном сказал я, давая понять, что при гражданских такие вещи обсуждать не стоит — я просто старался ограждать тех, кто реально делал дело от ненужного гражданского и политического вмешательства.
— Синьоры, синьоры… — заговорил еще один из присутствующих, явно политикан, бывший или действующий — не стоит обсуждать ваши ужасы в присутствии нас, грешных, тем более — в присутствии дам…
Барон поставил бокал на поднос на поднос проходившего мимо официанта — и не взял новый. Он улыбался — но через силу.
— Господа… надеюсь, вы нас простите…
Не выдержал. Ботинок полон крови. Я бы вел себя по-другому, не показывал бы слабость. Хотя… еще кто знает. Просто я никогда не бывал в таких ситуациях, когда за моей спиной не было бы государства, когда я совершил бы какое-то преступление, и кто-то — пришел бы за расплатой. Не знаю, как бы я себя вел в такой ситуации. Никто не знает, каково быть дурным человеком — в этом полковник Уэлен был прав…
Мы прошли в коридор, там навстречу из темноты выступили двое. Я сдал двадцать шестой Глок, не дожидаясь, пока его найдут, после чего меня обыскали. Рамки[5] на входе не было — но барон явно не был равнодушен к своей безопасности.
Вслед за бароном, я поднялся на второй этаж, там был его кабинет. Его охраняли еще двое.
В принципе — учитывая итальянскую политическую и криминальную практику — барон вполне мог приказать меня убить, и, наверное, этот приказ был бы выполнен. В Италии — убийство политических и прочих противников является нормой, это пошло не с коммунистического мятежа восьмидесятого, а со времен Николо Макиавелли. По моим расчетам остановить барона должно было то, что по всем раскладам — я не мог быть один и представлять только сам себя. Убийство лично меня ничего не решит — придет другой и предъявит еще более тяжелые требования. Вполне возможно, будет принято решение отомстить — а месть является обязательной практикой в работе спецслужб, потому что в зазеркалье нет места уважению, а есть — только страху. Кроме того — по моим прикидкам барон не примет никакого решения, пока не будет точно знать, что именно ему известно. А я — не собирался сразу выкладывать карты на стол.
— Что вам нужно? — резко спросил барон, не предложив мне не присесть, ни выпить — денег?
— И это тоже… — дипломатично сказал я — вам не кажется, синьор барон, что деньги должны быть возвращены тем, кому на самом деле они принадлежат.
— О чем вы?
— О народе Персии. Много лет его грабили, беззастенчиво отнимая жизнь, свободу, собственность. Вам не кажется, что народ Персии имеет больше права на эти деньги, чем генерал Абубакар Тимур?
— Повторяю еще раз — о чем вы?
Человек, даже профессионально умеющий лгать — все равно не умеет скрыть все признаки лжи. Их десятки и если кто-то их не видит — например, при телевизионных дебатах во время выборов — то это только по невнимательности. Тут же — я смотрел во все глаза и не видел, что барон Карло Полетти мне лгал. И это было плохо.
Потому что если мне нечем его зацепить — я ему, получается, дальше не нужен.
— О генерале Абубакаре Тимуре. Двадцать восьмого мая этого года он вылетел в Египет из Рима, особенно и не скрываясь. В Каире — он совершил террористический акт. Сюда он прилетал для того, чтобы вымогать у вас деньги, барон. Те деньги, которые были помещены в Банка ди Рома при посредничестве баронессы Антонеллы Полетти, вашей получается мачехи. Деньги, принадлежащие покойному Шахиншаху Мохаммеду Хоссейни.
Барон резко вскинул руку, указывая на дверь.
— Убирайтесь! Немедленно!
Я достал заранее заготовленную визитку, бросил ее на столик.
— Я не жду от вас правды, барон, мне она совершенно не нужна. Потому что я ее знаю. Я не буду вас ни в чем обвинять — это бессмысленно. Только имейте в виду — мы вам не враги, у нас общая цель — избавиться от генерала Абубакара Тимура. И в этом — мы можем вам помочь. Подумайте, вы потеряли сына в результате террористического…
— Вон!!!
Сзади открылась дверь — бесшумно, но я понял это по изменению давления воздуха.
— Синьор.
— Синьор князь покидает нас.
— Понятно…
— Честь имею…
Под руки — меня никогда и ниоткуда не выводили, поэтому я разозлился. Коридор был еще достаточно широк для того, чтобы три человека могли идти друг рядом с другом, лестница была уже. Первого я вырубил, изо всех сил ударив ребром каблука по подъему ноги, второго — ткнул пальцем в глаз, потом для верности добавил еще. Ринувшиеся снизу на шум ублюдки — нарвались на два направленных на них пистолета. Правильно говорят: самое опасное в охране — это оружие охранников, ближнего круга. Это как радиация — стоит отнять у одного из охранников пистолет (а в толпе, в толчее это вполне возможно) — и привет. Как говорится — пишите письма мелким почерком. Ближний круг предназначен совсем для другого — не подпустить террориста вплотную, а в критической ситуации — прикрыть охраняемого собой, приняв предназначенную для него пулю.
— Оружие — сказал я — медленно и аккуратно. Ты левой рукой, ты — правой.
То, какая у кого рука рабочая — я заметил еще при обыске.
Еще два пистолета — бухнулись на пол.
— Вперед.
Под прицелом — я довел незадачливых охранников до двери.
— Открывайте.
Охранники повиновались. По крайней мере — у них хватило ума не разыгрывать героев. За дверью — был бал.
— Выходите и не дергаетесь. После того, как выйду я — делаете вид, как будто ничего не случилось, заходите обратно и идете получать взыскание. Кто проявит геройство — имейте в виду, у меня на улице семь человек, у них автоматы и ракетная установка. Вопросы?
Вопросов не было…
Пистолеты — я спрятал за поясом, несколько неудобно — но выбирать не приходится. Пистолеты отличные, Беретта-92, стальные, армейского образца: Глок мне никто не вернет, но вместо одного пистолета, у меня теперь два. Никто из присутствующих мужчин не заметил ничего подозрительного — а баронесса Микелла оказалась рядом со мной раньше, чем остальные дамы, в том числе те, которые были со мной. Видимо… всем уже так надоел постоянный мужской контингент, занятый сам собой, в основном разоренный или находящийся на грани разорения — что новички вроде меня пользовались популярностью.
Давали мазурку, которую танцевать здесь никто не умел — этот танец в Европе пользовался популярностью. Потом — перешли на медленные.
— Надеюсь, вы крепко прижали его… — вдруг сказала баронесса.
Я даже сразу и не понял
— Что, простите?
— Ваш разговор. Надеюсь, барон достаточно зол после него.
— Вот как? — я удивился, на самом деле удивился… — и чем же это хорошо…
— Тогда он смотается отсюда. В горы. У него дом рядом с итальянской границей, в Швейцарии. Чертов склеп!
В голосе баронессы прозвучала нешуточная ненависть. Вообще, дело интересное… очень интересное. Похоже — молодая баронесса умна и ненавидит мужа. Это серьезный актив, если поработать как следует.
— Почему склеп, сударыня?
— Он там предается воспоминаниям… — баронесса проглотила явно нецензурное слово — вся его жизнь теперь одни воспоминания…
— В Персии я слышал одну поговорку. Когда люди Запада думают о себе, они думают о будущем. Когда люди Востока думают о себе, они думают о прошлом.
— А вы умны… — поразительно спокойно констатировала баронесса
— Кто тот молодой человек? — спросил я — тот самый, в компании. Самый молодой, короткая стрижка?
— О… это можно сказать ваш… сослуживец. Контр-адмирал Мануэле Кантарелла. Невоспитанный хам.
Сын Диктатора!
Обычно светские дамы так называли тех, кто не сумел подобрать к ним ключик, хотя самонадеянно попытался.
— Его отец занимает высокий пост — прощупал ситуацию дальше я.
Баронесса хмыкнула… неприятно, по-мужски. Осведомленно.
— Вы не знаете Италию, синьор князь. Здесь никогда ничего не изменится. Король, диктатор… указы, декреты, рескрипты… все это не более чем слова…
И тут же, без передышки
— Вы избавитесь от своих шлюх сами, или мне это сделать?
О как!
В принципе я был не против. Самый надежный способ вербовки женщин… к тому же, думаю девяносто процентов мужчин на званом вечере — будут мне завидовать. Остальные десять — содомиты, им это не интересно. Не их масть, как говорится. Но я просто не мог поверить в то, что баронесса, супруга хозяина вечера — может вот просто так уйти с одним из гостей. Я уже понял, что отношения в семье Полетти далеки от нормальных и ни о какой любви тут и речи быть не может. Но поднимать публичный скандал… как то не по себе от такого даже мне, немало повидавшему в жизни.
— Полагаю, нам следует соблюдать осторожность — спокойно ответил я — танец заканчивается. Позвольте…
Я достал свою визитку, черкнул пару строк.
— Передайте это синьору Кантарелле. Постарайтесь незаметно. Затем выходите. Черный Майбах — пятьдесят три, от входа налево по улице. Там такой милый фонарь рядом…
Баронесса взяла карточку
— Что это?
— Профессиональная любезность. Не откажите в милости, сударыня.
Баронесса взяла карточку.
— Десять минут…
Зачем я это сделал? В отношении молодого синьора Кантареллы — действительно, профессиональная любезность. В конце концов, мы оба — одинаковые, пусть из разных стай. Политики заставляют нас воевать друг с другом — но друг другу мы ближе, чем даже собственное командование. Люди — лягушки, боевые пловцы, подводные диверсанты. Это его страна — пусть он и разбирается с террористом.
Что же касается барона… ему можно даже посочувствовать. Он — тоже в какой-то степени находится в том положении, в каком одно время находился я. Только у нас с Ксенией — это не закончилось браком. Наверное — и слава Богу…
Гнев сопровождавших меня дам угас только при виде тысячемарочных банкнот. На улицу я вышел осторожно, один пистолет я незаметно переложил в карман, проверил, есть ли патрон в патроннике, и снял с предохранителя. Выстрелить — секунда. Второй пистолет — я тоже снял с предохранителя и оставил за поясом…
На улице была ночь. С Тибра — тянуло свежестью и прохладой. Улица — запружена транспортом. Идти опасно — но делать нечего.
Перед тем, как садиться в Майбах — я включил фонарик, который всегда ношу при себе в качестве брелока, встал на колени и осветил днище машины. Понимаю, что в этот момент я выглядел донельзя глупо, испачкал костюм — но лучше испачкаться в грязи, чем в собственной крови. А тут ставки выше: рванет — потом хоронить будет нечего.
Я успел встать, отряхнуться, чтобы встретить баронессу — и даже открыл дверцу машины. Она появилась из темноты, загадочная и неотразимая. Сумочки у нее не было — просто оторва, отправляется ночью из дома, с человеком которого знает час и даже без сумочки.
— Сударыня…
— Поехали отсюда скорее… — баронесса села в машину.
Желание дамы… закон.
Я сел на водительское, Когда поворачивал ключ в замке зажигания — признаюсь… екнуло. Но ничего не произошло.
Развернуться на улицах старого Рима практически невозможно, а впереди все было забито машинами. Я включил фары и тронулся вперед, выезжая из ряда… у меня был большой опыт управления именно этой моделью Майбаха, сейчас он был нужен мне весь, без остатка. В этот момент — нас осветили фары, раздался гудок, потом синим вспыхнула сирена… черт. Я был вынужден сдать назад, мимо, прокатилась какая-то машина, я не успел разглядеть какая. Седан, низкая, явно представительская. Конечно… преимущество было у него… но мне это не понравилось.
— Что за хам? — недовольно сказал я, снова начиная маневрировать…
— Машина капитана — сказала наблюдательная баронесса — ваше послание достигло цели. Мчится как на пожар…
— Вы выполнили мою скромную просьбу, сударыня?
— О, конечно. Мне доставило истинное удовольствие посмотреть на его рожу…
Мне это не понравилось. Есть люди, которым нравится доставлять людям боль, создавать проблемы и неприятности и наслаждаться тем, как другие люди выкручиваются из них. Возможно, баронесса из таких… таким людям чем хуже, тем лучше…
А это плохо.
Вспышка!
Мне как раз почти удалось развернуться — и я имел возможность наблюдать все происходившее впереди, с первого мгновения до последнего. Водитель машины притормозил, видимо, чтобы повернуть куда-то — рубином вспыхнули стоп-сигналы. Потом — где-то сверху что-то вспыхнуло, я понял это по мимолетному отсвету. И вся машина — полыхнула, разом, как это показывают в боевиках. Обычно — машины взрываются совсем по-другому — но эта взорвалась именно так: разом, ее всю окутало ярким пламенем, так, что даже контуров машины почти не было видно. На свете — существовал только один тип оружия, которым можно было сотворить такое…
В голове ворохнулась мысль, что если у этого урода в руках старая модель — то там не один заряд — а два. И что этот урод сделает со вторым зарядом… о том известно лишь Сатане.
Шмель. Реактивный термобарический огнемет. Старая модель — действительно не одно, а двуствольная, два выстрела разом. Эта штука — рассчитана для борьбы с ДОТами и бронетехникой, если снаряд Шмеля попадет в машину — даже костей не останется, один пепел.
Из машины я выскочил так быстро, как, наверное, никогда не выскакивал. За руку вытащил баронессу, потащил в подъезд — это было ближайшее укрытие, которое можно считать относительно надежным. Относительно — потому что Шмель по своему разрушительному действию был равен шестидюймовому фугасы и тот, у которого в руках была эта штука, мог превратить эту римскую улицу в филиал ада на земле… в подъезде безопасно только потому что темно, и он вряд ли сможет прицелиться. Все, кто был в машине — сгорели, это несомненно. После Шмеля — выживших не бывает…