– Наши чемоданы стояли рядом, – пояснила Амалия. – Так получилось. На одном ее чемоданчике были инициалы хозяйки, но она его опрокинула, потом собрала вещи и положила его на свой диван. Другой чемодан остался рядом с моими вещами. Он новый и из тех моделей, которые легко открыть. Так что нет ничего удивительного в том, что нож оказался именно там.
– Хотите сказать, что нож тоже собирались подбросить вам? – спросил священник. – Но зачем?
Амалия вздохнула.
– На этот вопрос было бы проще ответить, если бы я знала, кто убит. А речь определенно об убийстве, потому что кровь на ноже – человеческая. Мой знакомый, который делал анализы, совершенно в этом уверен.
– А что, если случилось одновременно и убийство и похищение ценного багажа? – предположила Мэй. – Комиссар говорит о пропаже, но не говорит о том, при каких обстоятельствах она произошла.
Баронесса Корф поморщилась.
– Допустим, но такая таинственность все-таки настораживает, согласитесь.
– Так или иначе, – заявил Кристиан, – нам надо узнать, кем был убитый и действительно ли у него что-то пропало.
– Стало быть, вы собираетесь вместе со мной расследовать это дело? – спросила Амалия.
– Конечно! – воскликнула Мэй.
– Разумеется, мы не отступим, – объявил священник. – У этого негодяя, кем бы он ни был, не было никакого права подбрасывать нож и так пугать Мэй… я хотел сказать, мисс Уинтерберри.
– Лично я заинтригован, – поддержал его Кристиан. – Все это очень странно. По крайней мере, будет хоть какое-то развлечение до начала следующих гонок. Так что я с вами.
– Должна сразу же предупредить вас: легко не будет, – проговорила Амалия после паузы. – Власти что-то замалчивают, но уже по тому, что Папийона срочно вызвали из Парижа, ясно, что случилось нечто экстраординарное.
– Я не боюсь Папийона, – сказала Мэй, волнуясь. – И я думаю, что вам вполне по силам оставить его… как это говорится… с носом, да. Вот! А мы вам поможем. Нас трое, так что мы будем, как три мушкетера.
– Как это мило! – восхитился Уолтер.
– Тогда я д’Артаньян, – сказал Кристиан, блестя глазами. – Да, да, и не спорьте! Между прочим, этот господин был моим предком.
– Значит, мне придется стать Арамисом, – объявил Уолтер. – В конце концов, он тоже священник, как и я. Хотя должен сказать, что я не всегда одобряю его методы.
– Господа, господа, – улыбнулась Амалия, – все это прекрасно, но кем будет Мэй?
– Констанцией Бонасье, я думаю, – предположил граф. – Или Атосом.
– Ну уж нет, – заупрямилась Мэй. – Констанция мне никогда не нравилась, а Атос вообще плохой человек, потому что убил жену, да еще дважды. Я буду Портосом!
– Но ты совсем не похожа на Портоса! – удивился священник.
– Ничего ты не понимаешь, – возразила Мэй, тряхнув кудрями. – Портос – он добрый. И вообще он всегда был самым порядочным. Да!
– Тогда госпоже баронессе остаются на выбор Атос или Констанция, – сказал Кристиан. – Хотя я бы сказал, что наша хозяйка больше смахивает на миледи. Есть в ней что-то такое…
Амалия сердито посмотрела на молодого человека.
– Нет уж, – ответила она с вызовом. – Лучше кардиналом Ришелье!
– Три мушкетера под предводительством кардинала – это что-то новое, – заметил граф. – Переписываем Дюма?
– Дюма – величайший писатель, которого никто никогда не сможет переписать, – отмахнулась Амалия. – Нет уж, напишем совершенно другую историю. Вы готовы к бою, господа мушкетеры?
– Да! – хором ответили ее сообщники, спугнув воробья, который сидел снаружи на карнизе под окном.
– Тогда будем действовать. Во-первых, мне нужно снова попасть на «Золотую стрелу». В тот же самый состав и в тот же вагон. Поскольку существует несколько составов «Золотая стрела», это не так просто. Господин граф!
– Да, ваше преосвященство?
– Надеюсь, ваша милость сумеет точно разузнать, когда именно нужная нам «Золотая стрела» будет проезжать через Ниццу. Вы, насколько я помню, легко заводите дружбу с самыми разными людьми. Поговорите с начальником станции, с кондукторами, с кассирами, словом, со всеми, кто может хоть что-то прояснить. Полагаю, мне не надо напоминать, что, если кто-нибудь начнет рассказывать про труп, найденный где-то в купе, стоит узнать все возможное. Есть еще один вопрос, который мне очень хотелось бы прояснить. Это список пассажиров. Но раз в деле появился Папийон, я полагаю, что список теперь недосягаем. Тем не менее попытайтесь его достать, вдруг получится.
– Ваше преосвященство может на меня полностью положиться, – объявил молодой человек.
– Теперь полиция. Нам надо знать то, что знают они, и в особенности – какова подоплека этого странного дела. Если я права насчет потерянной перчатки – а я думаю, что все-таки права, – любезный господин префект ни слова мне не скажет. Придется узнавать информацию окольными путями. Что скажете, мистер Фрезер?
– Кажется, леди Брэкенуолл в хороших отношениях с префектом, – ответил священник. – Я попытаюсь настроить ее на нужный лад, чтобы она его расспросила.
– Только действуйте тоньше, дорогой викарий, – посоветовал граф. – Не надо пугать людей раньше времени. Допустим, до вас дошли слухи, до них вам нет никакого дела, но все-таки… И леди заинтригована, и шлет за префектом, чтобы просить у него разъяснений.
– Сэр, – сухо сказал Уолтер, – я бы просил вас не учить меня, как действовать. В конце концов, Арамис был самым умным из мушкетеров!
Однако оказалось, что Кристиан не зря говорил, что числит среди предков д’Артаньяна. По крайней мере, как и гасконец, граф в карман за словом не лез.
– Не уверен насчет ума, – уронил он в пространство, – но вот по части женского пола ему определенно везло. Пока д’Артаньян обхаживал служанку королевы, господин Арамис успел коротко познакомиться с самыми очаровательными герцогинями.
– Если д’Артаньян и Арамис будут ссориться, – медоточивым голосом вмешалась Амалия, – то кардинал Ришелье велит отрубить им головы. И ни до герцогинь, ни до служанок дело попросту не дойдет.
И она мило улыбнулась.
– А как же Портос? – всполошилась Мэй. – Что делать Портосу?
– А Портосу придется нелегко, – сказала Амалия. – Потому что ему надо найти графа и графиню де Мирамон и разговорить их. И не только их, но и безымянную рыжую даму, которая ехала с графом, но, судя по всему, получила отставку. Узнать надо следующие вещи: был ли у них Папийон и о чем он разговаривал, помнят ли они что-нибудь странное, любопытное или просто интересное, и, наконец, кого из пассажиров они знают и кто какое купе занимал. Начать беседу можно с того, что вы ехали в одном поезде, а в Ницце к вам явился некий Депре с расспросами и историей о пропавшем багаже. Вы ужасно смущены, вы не понимаете, что происходит, и так далее. Особенно меня интересует история с ночным криком. Графиня сказала, будто ей привиделся кошмар, но что, если дело вовсе не в этом? Может быть, она что-то услышала сквозь сон и это ее испугало?
При мысли, что придется разговаривать с незнакомыми людьми, застенчивая Мэй почувствовала трепет. Но она уже зашла слишком далеко и к тому же не собиралась разочаровывать Амалию.
– А вы? – спросил Кристиан у хозяйки виллы. – Что будете делать вы?
– Думать, – коротко ответила Амалия. – Кроме того, пошлю кое-какие телеграммы. Возможно, это окажется полезным.
Почувствовав, что деловая часть закончилась, граф хотел вернуться к разговору о павлиньем исходе, но тут Амалия поднялась с места.
– Кстати, я тут вспомнила кое-что, – сказала она, обращаясь к Мэй. – Мне на днях прислали платье от сестер Калло, но, по-моему, Мадлен что-то напутала с размером[26]. Может быть, оно подойдет вам? Я его не надевала, а вот вам, думаю, придется как раз. – И, видя, что девушка покраснела, она добавила: – Считайте, что это маленький задаток Портосу за его содействие. Хорошо?
Глава 14 Мушкетеры в действии
– Определенно, – сказал капитан Картрайт, – сегодня прекрасный день.
– Вы совершенно правы, – ответил полковник Барнаби.
С утра над Ниццей собирались тучи. Море потемнело, солнце спряталось, и здания, такие нарядные при солнечном свете, казались насупленными и хмурыми. Посторонний, услышав разговор двух друзей, мог бы счесть, что они издеваются. Однако оба джентльмена были искренне счастливы, что погода стоит вполне английская, а стало быть, они могут с полным правом чувствовать себя как дома. Неожиданно капитан Картрайт распрямился в кресле.
– Что с вами, Филип? – спросил полковник.
– Мне кажется, я знаю эту леди, – ответил капитан. – Определенно я где-то ее видел. Вот только где?
Разговор этот происходил в большом зале «Гранд-отеля», куда джентльмены регулярно наведывались по двум причинам: выпить лучший в городе кофе, который подавали здесь, и почитать свежие английские газеты, которые сюда привозили раньше всего. Кроме того, в отеле всегда проживало немало англичан, и тут всегда можно было перекинуться парой фраз с каким-нибудь знакомым.
– Действительно, – сказал полковник Барнаби, из-за газеты разглядывая вновь прибывшую красавицу, которая привлекла внимание капитана, – действительно, эта леди нам уже встречалась.
– Где же? – нетерпеливо спросил капитан.
Ибо, хоть убей, он не мог вспомнить, где раньше видел юную грациозную особу в отделанном кружевом платье восхитительного персикового оттенка. Темнокудрую головку красавицы украшала шляпка в точности того же оттенка, а в руке она держала кокетливую сумочку-мешочек, украшенную тем же кружевом, что и платье. Полковник Барнаби вздохнул.
– Разве вы ее не узнаете, Филип? – спросил он. – Это же новая наследница мадам Клариссы.
Мистер Картрайт разинул рот и вытаращил глаза.
– Не может быть! – ахнул он.
И перед его внутренним взором предстала мисс Уинтерберри, которую он совсем недавно видел в Монако со священником; они выходили из казино, и в тот момент капитан готов был поклясться, что новая наследница, конечно, леди всевозможных достоинств, но без изюминки, серая и скромная, как мышка. Неожиданное преображение мышки в очаровательную молодую женщину весьма озадачило капитана, и он ломал голову, что могло быть тому причиной.
– Я не очень-то разбираюсь в дамских штучках, – добил его Барнаби, – но, по-моему, платье, которое на ней, должно стоить не меньше полутора тысяч франков… а то и двух.
И он торжествующе поглядел на своего раздосадованного друга, который сразу же сообразил, куда дует ветер.
– Думаете, мадам Кларисса сменила курс и решила признать ее наследницей? – спросил капитан.
– Конечно, а иначе откуда у нее такие деньги? – отозвался бессердечный полковник. – Полагаю, что упорная осада старушки сделала свое дело, и та выкинула белый флаг.
– Гм, – сказал капитан, вновь обретая хладнокровие, – но ведь это еще неизвестно! В конце концов, юная леди могла привезти платье с собой.
– Готовьте лучше 30 фунтов, Филип, – добродушно посоветовал Барнаби и закрылся газетой.
Тем временем Мэй, чувствуя себя совершенно непривычно оттого, что все взоры были направлены только на нее, прошла к столу в углу зала. Джентльмены наслаждались, модницы пытались найти в Мэй хоть какой-нибудь изъян, раз уж его нельзя было найти в ее наряде, и тихо бесились, ибо придраться оказалось решительно не к чему. Лакей отодвинул кресло, и Мэй села. Тотчас же возле нее материализовался метрдотель.
– Что угодно мадемуазель?
Мэй попросила принести ей чаю, потому что она послала записку госпоже графине, которая живет в отеле, и та должна спуститься с минуты на минуту.
– Будет исполнено, – сказал метрдотель и с поклоном испарился. А Мэй, оставшись одна, украдкой покосилась на свою сумочку и даже погладила ее, как живое существо. Почему-то больше всего в туалете, который ей предложила Амалия, Мэй понравилась именно сумочка. Это была любовь с первого взгляда: Мэй посмотрела на сумочку, сумочка – на Мэй, и обе поняли, что созданы друг для друга.
Однако все время любоваться сумочкой невозможно, и Мэй, немного осмелев, стала глядеть по сторонам. Вот мальчик болтает ножками, сидя на стуле рядом с бонной; два степенных джентльмена читают английские газеты; увядшая дама в бриллиантах – и мехах, несмотря на теплую погоду, – о чем-то разговаривает с красивым молодым человеком, который слушает ее со скучающей гримасой, глядя в сторону. Будь Мэй понаблюдательнее, она бы наверняка заметила обручальные кольца на руках у обоих и сделала бы соответствующие выводы. Но она лишь скользнула взглядом по разновозрастной паре и тепло улыбнулась мальчику, который чем-то напоминал ее младшего брата. Тот поглядел на нее исподлобья, как смотрят только маленькие дети и неприрученные зверьки, и уткнулся носом в тарелку. Остальная публика не представляла ничего интересного: дама в огромной шляпе о чем-то оживленно беседует с дамой просто в шляпе, в другом углу компания из четырех дам о чем-то шушукается, поглядывая на Мэй, недовольный господин с бакенбардами по старинной моде выговаривает официанту… Она скользнула взором по лепному потолку и тут только увидела большое зеркало в простенке между окнами. В зеркале этом отражалась особа немыслимого совершенства, сидевшая за столиком в некотором отдалении от остальных посетителей. Каждая складочка ее платья могла заткнуть за пояс дюжину произведений искусства, а кружевные манжеты шелковых рукавов были поэтичней любого сонета. Мэй в восторге и благоговении смотрела на нее – но вот она шевельнулась на стуле и увидела, что отражение шевельнулось тоже. «Это же я! – в смятении подумала Мэй. – Это я!» Она отвела глаза, но, не удержавшись от соблазна, посмотрела снова. Сомнений не оставалось – это она, и Мэй тихо растворилась в нирване абсолютного, ничем не замутненного блаженства.
– Мадемуазель?
Суховатый женский голос вернул ее к действительности. Мэй подняла глаза и увидела графиню де Мирамон; только на сей раз та была в простом дневном закрытом платье, а не в том роскошном туалете, в котором Мэй видела ее в поезде.
Мэй поспешно поздоровалась с графиней и сказала, что пришла сюда, потому что ей не с кем посоветоваться, а она так смущена, так ужасно смущена! В ее глазах все еще трепетала радость – от того, что она юна, что есть на свете такие мастерицы, как сестры Калло и Мадлен Жербер, что платье восхитительно и жить так ослепительно хорошо!
Матильда сухо улыбнулась, однако села за стол. Метрдотель лично принес Мэй ее драгоценный чай и спросил, что угодно госпоже графине.
– Кофе, пожалуй, – после небольшого колебания ответила та. – И пирожные. Да, и принесите две чашки кофе, потому что мой муж сейчас тоже подойдет.
«Значит, с той рыжей дамой в самом деле все кончено? – подумала заинтригованная Мэй. – Они помирились?»
А графиня смотрела на нее и думала:
«Когда это платье только шили у сестер, я была в магазине и просто так спросила цену. Они сказали, что оно стоит 1800 франков! Значит, она все-таки смогла подобрать ключик к сердцу старухи?»
– Так о чем вы хотели со мной поговорить? – спросила графиня.
И Мэй, вспомнив свою роль, повторила все, что ей советовала баронесса Корф, – о приходе полиции, о том, что в поезде что-то украли, и о том, как ей неловко и вообще не с кем поговорить о случившемся, и она очень надеется, что графиня ее поймет.
– Да, с этим экспрессом произошло что-то странное, – заметила Матильда. – Никогда не бывало такого, чтобы в поезде пропадало что-то важное. Инспектор Депре к нам тоже заходил, говорил с мужем и со мной, но мы ничем не могли ему помочь.
«Так-так, – сказал кто-то в голове Мэй. – Значит, комиссар Папийон у них не был! Интересно, почему? Или он действительно хотел лишь установить, было ли алиби у кардинала… у миледи Корф?»
Метрдотель принес кофе и пирожные, пожелал дамам приятного аппетита и удалился.
– А ночью, когда вы так неожиданно проснулись, вы ничего не слышали? – спросила Мэй.
Матильда холодно улыбнулась.
– Какое это имеет значение? Мне просто приснился неприятный сон. – Она поморщилась. – А почему это вас так интересует, мадемуазель Мэй?
Тут Мэй вспомнила, что Амалия – впрочем, по другому поводу – говорила про умение вести игру, и решила выложить свой козырь.
– Видите ли, – сказала она, – вчера ко мне заходил не один полицейский, а двое.
– Да, бывает, что они ходят вдвоем, – равнодушно отозвалась графиня. – И что? Не знаю, как в вашей стране, но во Франции ничего особенного в этом нет.
– Дело не в этом, – настаивала Мэй, – а в том, что второй полицейский не представился. Но граф де Ламбер узнал его. Это комиссар Папийон из Парижа.
Показалось или графиня слегка напряглась? Во всяком случае, она не донесла до губ чашку с кофе и поставила ее обратно на стол. Рука при этом дрогнула, и несколько капель пролилось из чашки на блюдце.
– Комиссар Папийон? Но… но он ведь занимается убийствами, не так ли?
– Понятия не имею, – отважно объявила Мэй, которая не любила лгать. – Но мне все это кажется очень странным.
– Действительно, – согласилась графиня. – А, Теодор, ты уже здесь! Послушай, что мне только что рассказала мадемуазель Мэй!
И она пересказала своему мужу, который только что спустился, ошеломляющую новость.
Под глазами у Теодора были синяки, и выглядел он утомленным. Судя по всему, расставание с любовницей далось ему нелегко. Тем не менее он поцеловал Мэй ручку, оценивающим взглядом задержался на ее наряде и сел рядом с женой.
– Не понимаю, Матильда, почему это вас так волнует, – сказал он, щедро насыпая себе сахар. – Что касается багажа, то могу вас заверить, у нас ничего не пропадало, – он улыбнулся жене. – А у вас, мадемуазель?
– Тоже ничего, – призналась Мэй, не уточняя, что у нее, пожалуй, багажа даже прибавилось. – Я ехала в купе номер семь, и там все в порядке, а вы в каком?
– Я в девятом, – сказала Матильда с неопределенным выражением, и Мэй вспомнила, что она с мужем должна была ехать в разных купе. – Была одна и могу вас заверить, что у меня ничего не пропадало.