– Ага, высохнет, – проворчала горничная. – А если она сейчас захочет уезжать, что же, мне место терять?
– Да куда она уедет, – с отвращением ответил лакей, поднимаясь с пола и отряхивая одежду. – Ей еще графа заарканить надо. – И, чувствуя себя в точности как китайский сервиз, который разбили на тысячу осколков, отправился открывать дверь.
Тем временем граф, которого, по мысли прислуги, Мэй неминуемо должна была заарканить, вежливо, но твердо пресек попытки Гастона увлечь девушку танцевать и отвел ее в угол. Вскоре к ним присоединился Уолтер Фрезер. Молодого священника раздирали противоречивые чувства. Он никогда еще не видел Мэй такой ослепительной – и искренне гордился ею. Но также он замечал взгляды мужчин, направленные на нее, и его терзала нешуточная ревность.
– У вас дома очень мило, – сказала Мэй Кристиану. – И ваши родители очень любезны. Но все равно мне не по себе. Я чувствую себя обманщицей!
Услышав эти слова, Уолтер внезапно успокоился. Какое бы платье Мэй ни надела, в глубине души она все равно оставалась прежней – той, которую он так любил.
– Вам удалось поговорить с Адером? – спросила Мэй.
– Как Ам… то есть баронесса Корф и предполагала, стоило мне заговорить о полетах, как он стал отвечать общими фразами, – заметил молодой человек. – Будем надеяться, что ей удалось узнать куда больше.
– Мне почему-то кажется, – сказал Уолтер, – что у нашего кардинала все должно получиться. – Он улыбнулся Мэй и тайком взял ее за руку.
«Однако! – Гастон де Монферье, наблюдавший эту сцену, едва не уронил свой монокль. – Кристиан позволяет этому мужлану держать ее за руку! Ну, быть ему рогатым! Нет уж, будь моя воля, я бы на километр не подпускал таких… кузенов!»
Однако Мэй, совершенно забыв о своей роли, тепло улыбнулась Уолтеру в ответ. А когда она повернула голову, произошло нечто ужасное.
В дверях она увидела бабушку Клариссу.
Глава 27 Беглецы
…В сущности, раньше все было просто. На одной стороне была она, Кларисса Фортескью, в первом браке – Уинтерберри, во втором – Бланшар, наследница маршала Поммерена и в силу денег – особа весьма значительная. На другой стороне были ее жадные родственники.
Они слали ей слезные письма, кляузы, льстивые поздравления с праздниками – это они-то, которые раньше не писали ни слова и привыкли считать ее мертвой, потому что им так удобно. Но едва она разбогатела, как они сочли ее более чем достойной родней – и стали ей досаждать.
Она уничтожала большинство писем, не читая, и хохотала над теми, которые ей доводилось прочесть. А потом стали являться просители – один за другим. Ее внуки, черт бы их побрал.
Конечно, они были вежливы. Они осыпали ее комплиментами и клялись в преданности, но на их лицах она читала одно и то же: «Когда же ты наконец загнешься? Когда мы получим твои денежки?»
И оттого она избавлялась от них, методично и упорно, как от сорняков, которые забрались в ее прекрасный райский сад, где сама она была и Евой, и змеей, и запретным плодом. А потом среди сорняков оказалось совершенно неизвестное растение, и Кларисса растерялась.
История с экспрессом «Золотая стрела», нападением на Мэй и ее поспешным отъездом в обществе баронессы Корф, которую Кларисса не без оснований считала чрезвычайно подозрительной особой, совершенно выбила старую даму из колеи. Сначала она, разумеется, сказала Бланшару:
– Уехала – ну и ладно! Жаль, конечно, что мне не пришлось ее выпроваживать. Я бы придумала что-нибудь новенькое!
В тот день она купила себе очаровательного пекинеса, чтобы позлить одну надменную принцессу, у которой тоже была собачка этой породы, и заказала две дюжины павлинов для сада. А потом она как-то незаметно для себя оказалась в комнате Мэй. Та уехала впопыхах и большую часть вещей оставила в своей комнате.
Клариссе была неведома щепетильность – во всяком случае, по отношению к людям, которые имели наглость претендовать на ее наследство. Поэтому через полчаса она добралась до записной книжки, покрытой невнятными каракулями про убийства и трупы, почему-то мушкетеров и кардинала Ришелье, а также прочитала два письма к некой Флоре.
– Юбер! – запричитала Кларисса, выходя из спальни с записной книжкой в руках. – Юбер, моя внучка – сумасшедшая! Она пишет кому-то, кому хочет пришить руки! И еще ее подругу, оказывается, роняли из окна!
Адвокат выслушал перевод писем Мэй на французский и задумался. Острый логический ум, как всегда, помог ему отыскать самый правдоподобный ответ.
– Все очень просто, – сказал он наконец. – Она пишет кукле.
– Юбер! Ты сошел с ума? – возмутилась Кларисса.
– Я бы сказал, это вполне в твоем духе, – отозвался адвокат. – Ты что, не разговариваешь иногда со своим портретом, на котором тебе двадцать пять лет?
– Мало ли с кем я разговариваю, – сварливо отозвалась Кларисса, – все равно, писать кукле ненормально! И что это за заметки об окровавленных ножах, кардинале, который будто бы все знает, и убийстве? Не нравится мне все это!
Бланшар нахмурился.
– Мне кажется, – сказал он наконец, – твоя внучка попала в какую-то историю.
– Но почему она мне ничего не сказала? – вскричала Кларисса.
– Просто она убеждена, что ты ее, гм, не слишком жалуешь, – тактично ответил адвокат.
Кларисса задумалась.
– Я вовсе не обязана ее выручать, – промолвила она наконец. – И вообще, она ни о чем меня не просила. Так что мне все равно, что там произошло.
Однако Бланшар видел, что ей вовсе не все равно. Через некоторое время Кларисса вновь вернулась к этой теме.
– Юбер! Кто это сказал, что в наших детях мы любим не их достоинства, а свои недостатки?
– Ты, – ответил адвокат, не моргнув глазом.
– Я помню, это был кто-то из моих друзей, – пожаловалась Кларисса, – но не помню, кто. Старость! Цитируешь неизвестно кого и считаешь себя умной, потому что забыла, у кого подслушала фразу. Юбер!
– Да, дорогая?
– Когда привезут моих павлинов?
– Обещали через неделю. Быстрее я не смог.
Кларисса поглядела на печальную мордочку пекинеса и посадила собачку себе на колени.
– И зачем я завела собаку? – пожаловалась она. – Наверняка она будет гонять павлинов.
– Она же совсем маленькая, – удивился Бланшар. – Но ты же не из-за нее беспокоишься, верно?
– Я ни о чем не беспокоюсь, – ответила Кларисса с металлом в голосе, и муж почел за благо оставить эту тему.
А потом она стала собираться и велела взять два билета на экспресс до Парижа.
– Мне не нравится эта баронесса, – заявила Кларисса. – И вообще мне все не нравится! Уж я-то разберусь, что да как!
И, едва сменив одежду и наведя кое-какие справки, отправилась разбираться.
По правде говоря, Кларисса ожидала чего угодно. Но увидеть Мэй в бальном платье и бриллиантовой диадеме, Мэй, увешанную драгоценностями, как елка конфетами, Мэй в самом чопорном, самом неприступном доме Сен-Жерменского предместья – это что-то неописуемое.
С точки зрения Клариссы, Мэй еще могла получить платье по дружбе или по знакомству – хотя, сколько помнила старая дама, туалеты от Дрекола никому просто так не дают. Но украшения, сверкавшие на девушке, пробудили в бабушке самые мрачные предчувствия, потому что по опыту Кларисса знала, что обрести такие драгоценности честным путем может только любимая дочь богача или нелюбимая, но законная супруга. Поневоле старой даме пришлось подозревать, что ее внучка или ограбила ювелирный магазин, или продалась богачу, что ничуть не лучше, так как означало, что она, Кларисса, совершенно в ней ошиблась. Ноздри старой дамы трепетали от негодования, глаза сверкали. Возле нее Бланшар, весь взмокший от напряжения, держал руку на кармане, где на всякий случай носил нюхательную соль. Раньше в ней не возникало нужды, но теперь, когда адвокат видел выражение лица жены, он не сомневался, что она или упадет в обморок, или закатит грандиозный скандал.
– Эварист, – сухо сказала она хозяину, – что это такое?
– Я бы просил вас… – с неудовольствием начал герцог.
– О, не стройте из себя ханжу. После того, что между нами было, это просто смешно! – Тон ее был как пуля, разящая наповал. – Только я одного не понимаю. Откуда у нее это платье и эти драгоценности? Сто тысяч франков, не меньше, и все от Фуке и от Вевера![35]
– Я полагал, что вы… – начал удивленный герцог.
– Так, так, – просипела Кларисса, заметив Уолтера, – и священник тоже здесь! Что они затеяли, в самом деле?
В другом конце зала Мэй, бледнея, прошептала Уолтеру:
– Уолтер… Мне сейчас станет плохо! Как она на меня смотрит!
– Если вам станет плохо, его преосвященство этого не одобрит, – вмешался находчивый Кристиан. – Быстро идите за мной!
И, подхватив под локти Мэй и Уолтера, потащил их к задней двери.
– Кристиан! – изумилась Иоланда. – Вы уже уходите?
– Нет, улетаю! – ответил он, очаровательно улыбаясь.
– Кристиан! – изумилась Иоланда. – Вы уже уходите?
– Нет, улетаю! – ответил он, очаровательно улыбаясь.
Трое мушкетеров скатились по лестнице, едва не сбив с ног лакея, который нес тяжелый, как броненосец, поднос, однако Уолтер в последнее мгновение поднос подхватил и не дал ему рухнуть.
– Побольше шампанского! – прокричал Кристиан изумленному слуге. – Скорее, скорее сюда! Амалия! Да где же она… Амалия!
Та тотчас же появилась, причем несла не только белое пальто, которое одолжила Мэй, но и плащ Уолтера, и свою накидку. Судя по всему, у Амалии уже было все готово для поспешного отхода.
– Кларисса наверху – не знаю, как она сюда проникла – я ее не приглашал, слово дворянина! Где ваша машина?
– На улице, у подъезда. Можем уходить. Я узнала все, что надо.
Через несколько минут, когда Кристиан сидел за рулем, а автомобиль трясся по безлюдным улицам, Амалия сняла с головы парик, вытащила из-за щеки шарик, который так изменил ее внешность, и пересказала сообщникам все, что ей удалось узнать от слуги Клемана Адера.
– Итак, Моннере больше всего подозревал слугу Адера, которого зовут Стефан Малле. Это набожный старик, которого остальные слуги в доме очень уважают. Когда-то он служил чертежником, что стало дополнительным поводом заподозрить его. Сами понимаете, для того чтобы скопировать чертежи, нужна определенная сноровка. У Малле двое сыновей, дочь умерла в родах, и шесть или семь внуков. Сыновья и внуки работают кто где и в деньгах вроде не нуждаются, но есть один нюанс: во время недавнего скандала, связанного с Панамским каналом, Малле потерял почти все сбережения, так что не исключено, что он захотел поправить свои дела, продав копии чертежей на сторону. Сейчас он в больнице и в довольно плохом состоянии. Его жена держит мелочную лавку в Париже, причем расположенную в том же квартале, что и ломбард, куда заходил Луи Норвэн. Интересно, это случайное совпадение или нет?
– Мы все время возвращаемся к ломбарду, – заметил Кристиан. – Вы считаете, он может иметь какое-то значение?
– Не только я, – усмехнулась Амалия. – Вчера я опять пыталась подъехать туда, поговорить с хозяином и узнать, что за кольцо выкупал Норвэн. Но там по-прежнему все оцеплено полицией, причем они явно что-то ищут. Даже подняли крышку люка, в который стекает вода, и вызвали рабочих.
– А что они могли искать? – удивился Кристиан. – Кольцо ведь было у Норвэна, а оружие унес Уолтер.
– Возможно, схватка произошла как раз из-за кольца, – пояснила Амалия. – Когда они его стали вырывать друг у друга, оно могло куда-нибудь упасть.
– Скажите, – подала голос Мэй, – вы считаете, что Малле действительно украл чертежи своего хозяина?
– Важно не то, что считаю я, а то, что считал Пьер Моннере, – отозвалась Амалия. – Я вам говорила, что Стефан Малле угодил под карету как раз в тот день, когда Моннере уехал в Ниццу?
Мушкетеры переглянулись.
– И что же это значит? – спросил Кристиан.
– Смотрите, – сказала Амалия. – Мы видим, что в деле замешаны два агента. Мы знаем, что с чертежей сняли копии. Но в то же время по поведению агентов ясно, что копий чертежей ни у одного из них нет. Вопрос: где эти копии и почему они до сих пор не попали по назначению?
– Если Стефан Малле не успел их передать… – начал Уолтер.
– Точно! – ахнула Мэй. – Моннере ему помешал! Наверное, он следил за слугой, и у того не было возможности передать копии тому, для кого он их снимал. А потом попал под карету!
– Но при чем тут Ницца? – спросил Кристиан. – Вы узнавали, Малле был в Ницце?
– То-то и оно, что не был, – с досадой ответила Амалия. – Похоже, Стефан в последнее время вообще не покидал Парижа.
– У него мог быть сообщник, – заметил Уолтер.
– Да там вообще могло быть что угодно, – вздохнула Амалия. – Видите, чем мы занимаемся? Гадаем, потому что не можем просто пойти к нужным людям, показать им документ, который дает нам право вести расспросы, и попытаться узнать все, что нам нужно. Кристиан! Куда вы повернули?
– Разве мы едем не к вам домой? – удивился молодой человек.
– Нет, – решительно ответила Амалия. – Едем к ломбарду. Надо понять, что это за кольцо и почему в полиции ему придают такое значение.
– Но если Норвэн просто заложил кольцо, а потом выкупил его… – начала Мэй.
– Норвэн его не закладывал, – возразила Амалия. – Вы же сами мне рассказывали, как следили за кондуктором. Он даже не знал дорогу в ломбард. Нет, это что-то другое.
– Ох! – сказала Мэй в полном восторге. – Какая вы умная!
– А что, – медленно начал Кристиан, – если Норвэн где-то нашел закладную квитанцию? К примеру, в десятом купе? Помните, вы еще расспрашивали, что не так было с десятым купе, и он явно колебался с ответом!
– И не забывайте, – подлил масла в огонь Уолтер, – что этот ломбард находится недалеко от лавки жены Малле, вы сами говорили!
– Правда, увлекательно? – улыбнулась Амалия. – Не хочу вас разочаровывать, но там, где два дня искала полиция, мы вряд ли что-то найдем. И все же попробовать стоит. Кристиан! Остановитесь у какой-нибудь лавки, нужно купить фонарь.
Когда впоследствии граф де Ламбер вспоминал о событиях этой ночи, он всякий раз видел вдохновенные глаза Амалии, развившуюся прядь волос, висящую вдоль щеки, желтое пятно фонаря и темные силуэты в парижских сумерках. Полицейские уже не стерегли улицу, но ломбард был закрыт, и сквозь решетки на окнах не пробивалось ни одного луча света. Тогда Амалия перебралась туда, где Норвэн схватился с Генрихом, и попросила Уолтера и Мэй еще раз на месте рассказать ей, что именно они видели.
– Я могу залезть в водосточный колодец, – предложил Кристиан.
Амалия покачала головой.
– Они его уже осмотрели. Если там что-то и было, они уже нашли. – Она повела фонарем вокруг себя, освещая стены. – Ни окурка, ни соринки. Полицейские все прочесали. Идем в ломбард.
– А они будут с нами разговаривать? – испуганно пискнула Мэй.
Амалия остановилась, о чем-то раздумывая, и тут Кристиан неожиданно увидел, как она лукаво улыбается.
– Вот что, – сказала она. – Вы и Уолтер идите, стерегите автомобиль. А мы с Кристианом пойдем поговорим с хозяином. – Она увидела разочарованные глаза девушки и сказала: – Все в порядке, Мэй. Просто так надо. Уолтер! Господин граф во фраке, вы бы не могли одолжить ему свой плащ? Сейчас не холодно, а мы скоро вернемся.
Уолтер отдал графу плащ, взял из рук Амалии фонарь и вместе с Мэй вернулся к машине.
– Мне кажется, внутри никого нет, – заметил Кристиан, застегиваясь.
– Сейчас посмотрим, – отозвалась Амалия. Она оглядела своего спутника и поправила ему воротник. – Кстати, сделайте мне одолжение, когда спросят, кто вы, представьтесь полковником Лораном. И говорите этаким властным голосом, чтобы не вызывать сомнений.
– А кто такой этот Лоран?
– Скажем так, телохранитель Адера, – объяснила Амалия. – Он не стал подниматься вместе с ним к гостям вашего отца, потому что могли возникнуть разные вопросы.
– Понятно, – кивнул Кристиан.
Они были уже возле ломбарда. Граф кашлянул и дернул за звонок.
Им пришлось ждать несколько минут, прежде чем за дверью послышались чьи-то шаги.
– Кто там? – спросил испуганный женский голос.
– От комиссара Папийона, – отозвалась Амалия. – Откройте!
– Чего вы от нас хотите? – возмутилась женщина за дверью. – Вы уже забрали моего мужа! Должны же люди отдохнуть от вас, в конце концов!
– Между прочим, – нашелся Кристиан, – мы пришли сказать вам, что вашего мужа завтра отпустят.
– Если сейчас вы ответите нам на три вопроса, которые подтвердят его окончательную невиновность, – добавила Амалия.
Повисла напряженная пауза, потом загрохотали засовы.
– Входите, – буркнула немолодая полная женщина, стоявшая за дверью в ночном чепце, халате и стоптанных домашних туфлях. – В комнаты не приглашаю, ваши люди перевернули все вверх дном. Между прочим, ваш комиссар обещал мне вернуть книги, в которые мы вносим данные о заложенных вещах! И все это из-за какого-то дурацкого кольца, которому цена не больше сотни франков!
– Господин полковник, я полагаю, надо будет действительно напомнить Папийону насчет книг, – заметила Амалия. – Эти полицейские и впрямь чересчур много себе позволяют. – Она повернулась к опешившей хозяйке: – Вы мадам Сорбье, верно? Жена владельца ломбарда?
– Да, мадам.
«Откуда Амалия знает ее фамилию? – подумал заинтригованный Кристиан. – Ах да! Фамилия ведь написана на табличке над входом! До чего же я глуп!»
– Вы хорошо знаете клиентов мужа? – продолжала Амалия.
– Вполне. Я уже это говорила.
– Еще раз пройдемся по основным пунктам, чтобы ничего не забыть. Итак, кольцо у вас от…
– Мадам Малле. Жены Стефана Малле. Я знала их дочь и ее мужа, Антуана Пиге.
– Вот как? Насколько нам известно, дочь Малле давно умерла.