Два воза… Пара стреноженных лошадей… И хныкающий мальчонка лет семи под телегой. И никаких татей!
– Дите, ты чего плачешь-то?
– Уе-е-еха-ахали все-е-е… Меня с собой не взяли-и-и-и…
– Уехали? Когда?
– Ночью еще… у-у-у… – Малыш растер по щекам слезы. – Обещали с собой взять, а сами бросили-и-и… А вдруг бы волки-и-и-и…
– Не реви, паря! Ты чей?
– Из Кулевки… Матрены-оброчницы сын. Три дня уж тут, в полоне…
– Ого, знатный полоняник! Поди, большой выкуп за тебя ждали! – Ополченцы весело загоготали.
Солнышко уже встало, сверкало, ярко так, весело, и оттого в душах людей вдруг стало теплее, радостнее. От солнышка, от чистого прозрачно-голубого неба, от внезапно нахлынувшего вдруг осознания того, что все кончилось – так, в общем-то и не начавшись – что-то, что могло бы случиться, не случилось, что все живы, что…
– Гляньте-ка сюда, братцы!
Сдернув рогожку с первого попавшегося воза, словно ужаленный змеей, вскричал вдруг какой-то артельщик. Остальные вмиг подбежали ближе… И ахнули!
Было – отчего!
Вся телега была заполнена награбленным добром – неразмотанными штуками добротного немецкого сукна, аксамитовыми шапками, зипунами, кафтанами, какими-то узорчатыми золотыми тарелками, поверх всего лежала крытая желтой блестящей парчой соболья шуба, а на ней – с распахнутой крышкой ларец, доверху наполненный густо-молочным жемчугом и разноцветными драгоценными камнями – смарагдами, рубинами, лалами…
Упавший на драгоценности солнечный луч отразился в глазах ополченцев волшебным сиянием невзначай свалившегося на голову богатства. Лешка усмехнулся – уж, конечно, ни о каком преследовании врагов сейчас не могло идти и речи! А они не дураки, эти лесные тати…
– Мужик какой-то вечером прискакал, страшной, – вдруг произнес мальчик. – Вот тати-то и засобирались… Меж собой говорили – в Елец собралися… Неча, грят, тут больше шататься – больно опасно стало.
– Вот, значит, как… в Елец… – не отрывая взгляда от разбойничьего добра, тихо повторил Епифан.
– Мужика одного среди полоняников не было? – покусав губы, негромко спросил мальца Иван. – Ерофеем звали… Светленький такой, вроде меня…
– Ерофей? – Мальчишка неожиданно улыбнулся. – Вроде бы, был такой… С собой его увели, а меня вот бросили, забыли…
– Твое счастье, что забыли…
– Значит, жив тятенька…
Разбойничью добычу поделили по-честному – меж всеми участниками ночного похода. Кому достались драгоценности, кому – сукно, а кому – и конь с телегой – тоже богатство немалое. Богатую соболью шубу, подумав, решили презентовать местному боярину или князю – Лешка не очень-то интересовался – кому. Юноше досталась нарядная, в драгоценных ножнах, сабля – тяжелая, боевая! – и изрядное количество жемчуга. Сабле Лешка обрадовался со всем пылом молодого, но уже бывалого воина, а вот жемчуг… жемчуг он знал – куда деть. Вернее – кому…
Оглянулся на видневшееся за елками болото… Нет, не при всех же… На обратном пути чуть подотстать… Да, еще бы отделаться и от Ваньки…
Отделался…
Как пошли назад, поотстал, потом схватился за живот:
– Ты иди, Ваня… Я догоню…
– Давай… – Отрок участливо покачал головой. – Ишь, как тебя пробрало-то!
Дождавшись, когда груженный добычей отряд скроется за деревьями, Лешка рысью метнулся к болоту. Не снимая сапог, юноша бросился в трясину… Едва не засосало, но ничего, Бог миловал, выбрался… Вот и пень… Черт! Точно такой же, как… как и там! Уж не спутаешь… И как такое может быть? Кажется, что ли…
Вытащив из-за пазухи жемчужное ожерелье, юноша спрятал его в углубление в боку пня и тщательно прикрыл мхом. Ну, все… Теперь надобно ждать грозы… А между прочим, через три – нет, уже через два – дня уезжать. Черт… Как и проверить-то? Разве что, потом, через месяцок-другой, сюда же вернуться. А и вернуться! Подрядиться отвезти выкуп за Ванькиного батюшку! Ну, не одному, с кем-нибудь… Елец-то как раз по пути будет. А за месяц – уж всяко – хоть одна гроза да будет, эвон, как парит!
Лешка нагнал своих уже на выходе из леса. Просто шел эдак, не спеша, приглядывался. Многое замечал, чего раньше не видел. Вот, к примеру, поваленные на дорогу деревья – между прочим, спиленные. Значит, не ветром повалило… И, скорее всего, не далее, как нынешней ночью…
– Ну как? – усмехнулся Ваня. – Полегчало?
– Твоими молитвами. – Лешка вздохнул и тут же улыбнулся. Вытащил из ножен новую саблю, с силой махнул в воздухе…
– Ухх! Хороша штучка!
– А тятенька всегда меч предпочитал.
– Меч, конечно, тоже ничего, – согласился юноша. – Одно плохо – тяжеловат больно, с особыми вывертами не помахаешь. Иное дело – сабля!
Лешка еще раз взмахнул клинком: вжик!
Даже староста Епифан оглянулся:
– Ты что это, Алексий, саблюкой машешь?
– Комаров бью! – на полном серьезе отозвался юноша. – Двоих уже зарубил. Прямо – напополам.
Ополченцы захохотали.
Хорошо им всем сейчас было, счастливо. А ведь, когда давеча в бой собирались, многие смурными ходили, молилися… Вот уж, не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Что и говорить – нашли-то многонько, на всех хватило.
Впрочем, нет, пока – не на всех. Есть еще одна зловредная бабка на красной «Таврии»…
– Ну, парит как! – Епифан тяжело утер со лба пот. – Как бы грозы к вечеру не нагнало.
Сказал – и как сглазил. После полудня уже в небе стали собираться тучи. Сначала небольшие такие, палевые… А потом – глядь-поглядь – и засверкала серебристо-синею чешуей огроменная угрожающе-мрачная туча.
Сразу сделалось темно, тихо, тревожно…
И сверкнула молния…
И ударил гром…
И застучали по крытой осиновой дранкой крыше тяжелые капли…
– Это хорошо, что хоть с дождиком… – крестился в горнице Епифан. – Все не так страшно. Ты, Алексей, квасок-то пей, пей… Вкусен, квасок-то.
– Твой квасок прямо как джин-тоник какой-то! – одобрительно заметил Лешка. – Убойной силы пойло. Вань, тебе как?
– Уф, хорошо! – Купеческий сын только что вылакал полную кружку. – И еще бы не отказался.
Староста засмеялся:
– Так пей! Наливайте уж сами, все слуги на лугу – сено мечут… Вернее, отметали уже. Дай Бог, до дождя управились…
Напившись квасу, гости пошли на сеновал – отдохнуть… «а то в горнице душно!».
Бегом через двор – дождь! – забрались, улеглись на свежее сено. Хорошо!
Снова сверкнула синяя молния…
– Как бы в сеновал не попала! – перекрестясь, забеспокоился отрок.
– Не попадет, – успокоил его Лешка. – Чай, на дворе-то и повыше строения есть. Вон, хотя бы светлица…
Иван опасливо высунул голову наружу… и улыбнулся:
– Глянь-ко, Алексей, радуга!
– Радуга? – Юноша поспешно подобрался к отроку, выглянул.
Туча тяжело уползала, обидчиво, словно побитая камнями собака, огрызаясь молниями и громом. Сильно пахло озоном, дождь практически кончился, а в образовавшихся на дворе лужах отражалась веселая небесная просинь.
– Пойду-ка! – вдруг встрепенулся Лешка.
Иван удивился:
– Это куда это?
– Много будешь знать, скоро состаришься! – Юноша, шутя, щелкнул парнишку по носу. – Есть здесь и у меня одна краля… В соседней деревне.
– Ха! – радостно ухмыльнулся отрок. – И когда успел?
– А когда и ты… Пойду… Не то потом поздно будет.
– Давай. – Иван хохотнул. – Старосте-то чего сказать, ежели вдруг спросит?
– Скажи… Скажи, на реку прогуляться пошел.
После только что прошедшего дождя земля была сырой, а трава – мокрой, и Лешка быстро промок, срезая путь лугом. Торопился… Не потому, что так надо было торопиться, просто очень уж хотелось взглянуть, наконец, что там с оставленными для бабки сокровищами? Получилось ли? И – о каком таком знаке толковала старуха?
В быстро прояснявшемся небе вновь засияло солнце. Свежее, чистое, умытое, и какое-то совсем по-детски радостное. Не то, что было перед самой грозою – хмурое, недовольное, пыльное. На лугу пахло сладким клевером, душистыми ароматами Иван-чая, мяты и чабреца. Прибитые дождем цветы на глазах выпрямлялись – синие колокольчики, сиреневые фиалки, небесно-голубые васильки, лимонно-желтые лютики и солнечно-желтые одуванчики, розовый клевер, анютины глазки, купальницы… Ближе к лесу Лешка нагнулся, сорвал на ходу щавель, пожевал, выплюнул – кисло. Вот бы щей щавелевых похлебать! Здесь их варить умели…
Черное болото оставалось все таким же унылым. Реденькие чахлые деревца, покрытые мохом кочки, трясина, затянутая буровато-зеленой ряской. Угоди только…
Едва не ухнув в трясину, Лешка подобрался к пню… Сумка! Он сразу же увидел сумку, торчащую из тайника, сбоку, оттуда, где он не так давно спрятал жемчуг. Нервно облизав губы, протянул руку… Обычная матерчатая сумка, с такими деревенские бабки обычно ходят в сельпо или к автолавке, покупая к чаю слипшиеся дешевые конфеты-подушечки или каменной твердости пряники.
Усевшись на пень, юноша осторожно заглянул в сумку… Газета! И даже не одна – две…
«Трудовая правда» – орган местной администрации на паях с лесхозом. Лешка развернул… Обе газеты была за седьмое июля… хм…одинаковые… Телепрограмма на четыре страницы – как будто больше нечего печатать! – какие-то статьи, новости и происшествия… Ага, новости и происшествия…
Лешка пробежал колонку глазами…
…Пропала собака – не то… Взбесившийся сиамский кот укусил хозяйку – тоже не то… Украден мобильник… Ограблена женщина… В лесничестве обнаружен незаконный поруб… скончался… в районной больнице скончался юноша – учащийся местного агролицея, будучи на практике… ударило током… Ага! Вот оно! Скончался?! Так, значит, что обманула бабка? Стоп, вот еще одно… «…и коллектив учителей и учащихся Касимовской средней школы с прискорбием сообщает…» С прискорбием сообщает!
«…О трагической гибели учащегося шестого Б класса Разметкина Владимира…» Что?! Так, значит… Так, значит, зря?
Лешка похолодел… И тут наткнулся взглядом на вторую газету… Зачем Федотиха прислала две? Открыл… Новости и происшествия…
Собака… Сиамский кот… Мобильник… Товарищеский матч… Товарищеский матч по футболу между сборной Касимовки и старшей командой ДОЛа «Ровесник»… Отличились… О! «На шестой минуте матча мяч в ворота гостей забил Алексей Смирнов, учащийся агролицея, практикант агрофирмы…» И фото! Почти на четверть страницы! Улыбающаяся Лешкина морда!
Ну-ка, ну-ка… Обрадованный Лешка поискал объявления… Никаких тебе – «с прискорбием сообщаем»! И даже – более того… Вот, даже подчеркнуто красным фломастером – «Конкурс стихов»! Вяткина Наталья, Иванов Саша… Разметкин Владимир… Он что, еще и стихи пишет!? Ну да, так и написано – Разметкин Владимир, шестой Б класс…
Господи! Господи! Как хорошо жить!
Значит, не обманула бабка Федотиха! Ага… и вот приписала чего-то…
Юноша вчитался в красные буквы:
– «Так могло быть» – это на той, первой газете, где смерть…
– «Так есть» – а это – на другой…
Вот оно значит, как…
Что ж, под такое дело не жаль и жемчуга!
Не…
Глава 7 Лето 1441 г. Великое Княжество Литовское. Брянск Бить!
…жаль!
До Брянска добрались быстро и безо всяких приключений, с караваном богатого мценского купца Евсея Окладникова. Когда въехали в город, шел дождь, и аккуратные, усаженные липами и каштанами улицы города, казались затянутыми в серую пелену. На ратушной площади, несмотря на дождь, торговали. В открытых лавках – сукном, лампадным маслом, и разного рода ремесленным товаром, из которого больше всего бросались в глаза искусно выделанные продукты хитрого кузнечного ремесла – сложные узорчатые замки, кованые воротные петли, прихотливо изогнутые подсвечники. Народе попроще разложил свой товар на дощатых рядках, выставив на длинных шестах – от дождя – рогожки. Понятное дело, дождь дождем, а торговля торговлей, однако, и мокнуть зря ума никому не охота. Брянские жители буквицу «у» произносили на литовский манер, кратко, так, что получалось – «зря вма»…
– Ну как, – сидя в купеческом возке, обернулся к Лешке Иван. – Нравится город?
– Да не рассмотрел еще, – честно признался юноша. – Сам видишь – дождь.
Дождик и впрямь, хлестал, поливая. Не так чтоб уж очень большой, но и не маленький – средний. И, похоже, зарядивший надолго.
Доехав до края площади, возы обогнули кожевенный рядок и остановились напротив каменной лавки.
– Приехали, – ухмыльнулся Окладников, потерев широкую – лопатой – бороду. – Сейчас в лавку буду часть товарца сгружать, на постоялый двор уж потом…Так что вы и не ждите.
– И не будем. – Отрок ловко спрыгнул с воза и, одернув кафтан, спросил:
– Куда денежки за наш провоз передать, Евсей Окладникович?
– Сюда можешь. – Купец дернул бородой. – Вон, в лавку… С неделю точно я завсегда в ней буду.
Иван улыбнулся:
– Ужо, пришлю человечка.
Потом перевел взгляд на Лешку и подмигнул:
– Ну что? Пошли, что ли?
– Пошли, – поправив на поясе саблю, пожал плечами юноша. – Веди – ты ж у себя дома.
– А ведь и верно – дома! – Отрок вдруг широко развел руки и посмотрел вверх, в небо, подставив озаренное счастливой улыбкой лицо теплым дождевым струйкам. Улыбка, впрочем, скоро погасла. – Жаль, тятенька пока не со мной… Ну, да ничего, вызволим! Теперь-то уж на выкуп насобираем. Идем, Алексий…
Иван зашагал прямо по лужам и снова заулыбался. И, словно под стать его настроению, сквозь разрывы темно-палевых дождевых туч вдруг проглянул узенький солнечный лучик. Украдкой скользнув по мостовой, отразился в луже, весело пробежал по стене дома вверх, к подоконнику, усаженному красной цветущей геранью, – цветы вспыхнули маленькими огоньками пламени… Оп! Сидевшая у окна девушка, коей проказник-лучик угодил прямо в глаза, от неожиданности вздрогнув, невзначай столкнула вниз цветочный горшок…
Да прямо в лужу!
Да прямо перед Лешкой!
Да хорошо – не на голову!
– Ничего себе – горшками кидаются некоторые! – стряхнув со штанов брызги, посетовал юноша. – Да за такие дела морду бить надо! Ой… – подняв глаза, Лешка встретился взглядом со сконфуженной девушкой. Большеглазая, в бархатной коричневатой жилетке поверх белой полотняной рубашки с оборками, с выбивающейся из-под чепца вьющейся каштановой прядью…
– Вас как зовут, мадам? – весело подмигнул Лешка.
– Тогда уж – мадемуазель. – Незнакомка расхохоталась. – Месье из франкских земель?
– Нет, скорей, из русских…
– А зачем вам мое имя? Чтобы знать, кого бить?
– Что значит – бить? – на этот раз сконфузился Лешка. – Я ничего такого и не говорил вовсе…
Девушка весело засмеялась. Укорила:
– Ну, как же не говорили, а? Я ведь сама слышала… Иль послышалось?
– Ну, конечно, послышалось… Дождь ведь, разве чего толком расслышишь?
– О, да вы большой хитрец, как я посмотрю!
– Хитрец? Ну, что вы…
– А вообще, не обижайтесь, горшок я не специально свалила. Это все солнце.
Лешка громко расхохотался:
– Здорово у нас с вами виноватых искать получается! То – дождь, то – солнце. Главное – не мы. Может, еще как-нибудь поговорим на эту тему? Не подумайте, что напрашиваюсь, но… очень бы хотелось с вами еще увидеться.
– Мне бы тоже хотелось, – ничуть не жеманясь, призналась девушка. – Вас как зовут?
– Алексей.
– Красивое имя. А меня – Анна.
– Тоже ничего. Так, до завтра, Анна? Я приду к вашему окну ближе к вечеру, хорошо?
– Хорошо. – Анна засмеялась. – Смотрите, не перепутайте дом.
– Да уж, как-нибудь…
Вообще, на Лешкин взгляд, дом, где проживала столь прелестная девушка (Анна), выглядел как-то неправильно. Деревянный, рубленный стесанными квадратиками – «в лапу» – но именно не изба, а дом – узкий, в два окна – трехэтажный – точнее, два бревенчатых этажа на каменной беленой подклети, он вполне напоминал какое-нибудь европейское жилище, видать, находясь под Литвой, богатые жители города перенимали европейские привычки. И крыт дом был не дранкой, а вполне респектабельной черепицей. К слову сказать, домишко отнюдь не бедный. И не одиноко стоял – тут таких была целая улица или даже квартал, а то – и не один.
Оторвав наконец глаза от девушки, Лешка посмотрел вперед – где же Ванька? Что ж он, один дальше пошел, бросил?
Да нет! Вон он бежит, аж в припрыжку.
– Ну, куда ж ты делся? – вылетел из подворотни отрок. – Я шел, шел, оглянулся – тебя нет. Ну, думаю, потерялся…
– Лужу обходил, – усмехнулся юноша. – Большая такая лужа.
– Ну и прошелся бы прямо по ней, как я! – Иван пожал плечами. – Тоже мне, чистоплюй нашелся.
– Да ладно уж, не ворчи…
– Ну, идем тогда… Глаз за тобой, да глаз! Вообще, кто за кем приглядывать должен?!
– Но это же твой город!
– Мой…
Они прошагали еще довольно долго – или это просто так показалось Лешке? – пока не остановились напротив обширной усадьбы, огороженной высокой кирпичной оградой с довольно изящными коваными воротами, за которыми виднелся слуга.
Иван подошел ближе:
– Эй, Бронислав, открывай!
– Как доложить? – Привратник вскинул седовласую голову.
– Это кому ты собрался докладывать? – удивился отрок. – Что, хозяева дома, что ли?
– Хозяйский брат… Господи! Никак Иване! Господи… Господи…
Привратник удивленно заахал, засуетился…
– Не поминай ты Господа всуе, – разозлился юный хозяин. – Отворяй быстрее ворота… Да, что это там еще за брат?
– Ваш дядя, пан Лявон из Поруби! И еще завтра должен подъехать ваш второй дядя – пан Николай Кобров.
– Слетаются, вороны… – входя во двор, неприязненно буркнул отрок. – С каких это пор, интересно знать, нищий Лявон Порубовский стал именоваться паном? С тех пор как воспылал мыслью получить наследство моего несчастного батюшки? – Это все мои родственнички, – оглянувшись, в полголоса пояснил Иван. – Сам увидишь, какие гниды.