Свое войско Филипп поставил обычным боевым строем, фаланга – в центре, кавалерия – на флангах. Сам он возглавил правое крыло, где по традиции всегда находится полководец, а сыну доверил командование левым. Конечно, рядом с наследником находились опытные полководцы, которые могли при случае подсказать правильное решение и уберечь от необдуманных поступков, но тем не менее командовал Александр, а остальные подчинялись. У союзников прямо напротив Филиппа встала афинская фаланга, они горели желанием вступить в бой со своим заклятым врагом, а вот напротив Александра встал фиванский строй. И на правом фланге этого строя, на самом почетном и опасном месте встал фиванский «Священный отряд», краса и гордость древних Фив. «Священный отряд» – это элита элит, это самые свирепые и бесстрашные бойцы, лучшие не только в своем родном городе, но и во всей Греции. « Священный отряд, как рассказывают, впервые был создан Горгидом: в него входили триста отборных мужей, получавших от города все необходимое для их обучения и содержания и стоявших лагерем в Кадмее; по этой причине они носили имя «городского отряда», так как в ту пору крепость обычно называли «городом». Некоторые утверждают, что отряд был составлен из любовников и возлюбленных » – такую информацию сообщает нам о нем Плутарх. Трудно сказать, правдива эта информация или нет, зато мы знаем другое: этот «Священный отряд» под командованием своего легендарного командира Пелопида в битве при Левктрах прорубил строй непобедимой спартанской фаланги, его бойцы убили в рукопашной царя Спарты Клеомброта и в итоге принесли победу над доселе несокрушимым врагом. «Ни шагу назад!» – такой мог бы быть девиз этих 300 грозных воинов, и горе тем, кто посмел бы встать у них на пути. И вот такой страшный противник противостоял молодому македонскому царевичу. А соответственно возникает и вопрос – не логичнее было бы Филиппу самому встать против фиванцев, ведь по своим боевым качествам они превосходили афинян, зачем ему было рисковать сыном? Но дело в том, что не просто так оказался Александр против лучших бойцов Греции, и тот маневр, который задумал совершить в битве македонский царь, мог осуществить только он и никто другой – молод был еще царевич для таких дел. Здесь, на равнине у города Херонея, Александру предстояло либо победить и заслужить у македонцев славу и уважение, или погибнуть, потому что он наверняка тогда предпочел бы смерть бесславию.
За Элладу!
Современная деревушка Херонея расположена в 10 км на север от городка Ливадия, и от былого величия осталось очень немного. В самой деревне сохранился античный театр довольно странной прямоугольной формы да остатки башен и стен древнего херонейского акрополя. Как раз в этом древнем местечке и проживал один из самых известных писателей античности Плутарх, автор биографии Александра и ряда других политических деятелей интересующей нас эпохи. Сама равнина, где произошла битва, находится справа от дороги, если ехать со стороны Фив, а на самом въезде в деревню сохранилось то, что имеет непосредственное отношение к событиям, которые произошли здесь в августе 338 г. до н. э. Это огромный, мраморный лев, поставленный на месте гибели фиванского «Священного отряда». Когда в этом месте производили раскопки, то нашли останки 254 воинов-фиванцев, павших на этой равнине, а внутри каменного исполина были замурованы остатки щитов и копий фиванских героев. Лев грозно смотрит на могильный холм, где захоронены погибшие в битве македонцы, охраняя покой павших здесь последних защитников Эллады.
* * *Планируя битву с греками, Филипп предполагал, что первый натиск врага будет и самым страшным. Он не сомневался в том, что его ветераны выдержат вражескую атаку, но переживал за сына, который остался один на один с грозной фиванской фалангой. Сражение царь не начинал, изначально отдавая инициативу неприятелю, чтобы враг, двинувшись вперед, смешал свои боевые порядки. Желая спровоцировать афинян, Филипп дал команду на отступление, и правый фланг македонской армии начал медленно пятиться назад. Сариссофоры отходили медленно, сомкнутым строем, старались не расстроить ряды и не разорвать фронт – это был очень сложный маневр, выполнить который могла только дисциплинированная и хорошо обученная армия. И царь не ошибся в своих предположениях – строй афинян пришел в движение, заколебался и двинулся вперед. Чем ближе они подходили к македонской линии, тем сильнее увеличивали шаг, а приблизившись на расстояние броска копья, издали боевой клич и перешли на бег. Когда афиняне приблизились совсем близко, над македонским строем пропела труба и фаланга остановилась: сариссофоры теснее сдвинули щиты и целый лес пик опустился навстречу врагу. Афинские ряды ударились о македонский строй и битва при Херонее началась. Между тем грамотный и аккуратно проведенный отход достиг своей цели – македонская армия сохранила единую линию фронта, а афиняне, вырвавшись вперед, свою линию разорвали, между ними и фиванцами появилась брешь. Это заметил Александр и дал сигнал к атаке – македонское левое крыло пошло в наступление. Сам царевич, в рогатом шлеме, верхом на Буцефале, занял место впереди клина тяжелой конницы и, взмахнув копьем, повел своих всадников в атаку.
Навстречу македонской кавалерии двинулся «Свя-щен-ный отряд» – закрывшись большими щитами, фиванцы шли плотными рядами, их тяжелые копья были нацелены в грудь вражеским лошадям. Элитные воины, не дрогнув, приняли на щиты и копья царских всадников, раненые и убитые кони падали перед строем на землю, македонцы перелетали через головы своих лошадей и катились под ноги вражеским гоплитам. Сбитых на землю врагов фиванцы пронзали копьями, рубили сплеча кописами, били окованными железом краями щитов. Стремительная конная атака не сумела с ходу прорвать боевой строй отряда, командиру фиванцев Феагену удалось вновь сплотить ряды, и битва перешла врукопашную. Вот здесь Александр действительно проявил все свое мужество – дрогни он, и вся атака захлебнется, всадники развернули бы коней и помчались назад. Но царевич отбросил в сторону сломанное копье и, рванув из ножен махайру, врубился во вражеский строй, а за ним в фиванские ряды вломились его телохранители, за которыми шел остальной клин. В это время со страшным грохотом столкнулись фиванская и македонская фаланги, и рукопашная пошла по всему фронту.
А Александр наращивал кавалерийскую атаку, македонский клин упорно прорывался сквозь строй отряда, стремясь выйти во фланг и тыл фиванской фаланге. Но «Священный отряд» стоял насмерть! Копьями они сбрасывали македонских всадников на землю, страшными ударами кописов рубили и подсекали ноги лошадям, и те валились в пыль, увлекая за собой лихих наездников. Принимая на щиты удары македонских пик и мечей, уцелевшие фиванцы сдерживали бешеный натиск царской кавалерии, умирали, но не покидали своей позиции. Сейчас они сражались не за Фивы, и даже не за Афины – они сражались и погибали за всю Элладу, последние герои свободной Греции. Их командир Феаген был убит, но никто не побежал – сдвигая изрубленные щиты, они вновь смыкали разорванные ряды и продолжали неравный бой. И лишь когда последний воин «Священного отряда» рухнул на истоптанную копытами и залитую кровью землю, македонская конная лавина обошла фиванских гоплитов и ринулась с фланга и тыла на их ряды. Царская тяжелая пехота вклинилась в брешь между афинской и фиванской фалангой, и единый строй армии союзников был прорван. Фиванские воины рубились отчаянно, однако атакованные со всех сторон дрогнули и начали отступать; македонский натиск все усиливался и в конце концов эллины обратились в бегство.
Видя полный успех на левом фланге, Филипп дал приказ идти в атаку и своим войскам, его ветераны стеной пошли на врага, поражая афинян сариссами. Насколько стремительным было афинское наступление, настолько же стремительным оказалось и бегство – бросая оружие и снаряжение, эллины побежали, преследуемые торжествующими победителями. Разгром был полный, афинян было убито более 1000 человек и 2000 взято в плен.
* * *По поводу потерь фиванцев Диодор ограничился замечанием, что «кроме того, многие из беотийцев были убиты, а немало взято в плен». Ликующий победитель объезжал поле битвы, остановился он и там, где сражался и погиб «Священный отряд». « Существует рассказ, что вплоть до битвы при Херонее он (отряд) оставался непобедимым; когда же после битвы Филипп, осматривая трупы, оказался на том месте, где в полном вооружении, грудью встретив удары македонских копий, лежали все триста мужей, и на его вопрос ему ответили, что это отряд любовников и возлюбленных, он заплакал и промолвил: «Да погибнут злою смертью подозревающие их в том, что они были виновниками или соучастниками чего бы то ни было позорного » (Плутарх). С побежденными врагами Филипп обошелся по-разному: « Афинянам, которые выказали особую враждебность по отношению к нему, он без выкупа возвратил пленных, передал тела убитых для погребения и даже предложил им собрать все останки и положить их в гробницы предков » (Юстин). И здесь дело не в том, что царь испытывал к ним жалость – скорее всего он просто по-прежнему восхищался их великим городом и считал его самым славным в Элладе и украшением Ойкумены. И что характерно, демонстрируя к ним свое дружелюбие, он отправил в Афины для заключения мира Александра и своего полководца Антипатра.
Видя полный успех на левом фланге, Филипп дал приказ идти в атаку и своим войскам, его ветераны стеной пошли на врага, поражая афинян сариссами. Насколько стремительным было афинское наступление, настолько же стремительным оказалось и бегство – бросая оружие и снаряжение, эллины побежали, преследуемые торжествующими победителями. Разгром был полный, афинян было убито более 1000 человек и 2000 взято в плен.
* * *По поводу потерь фиванцев Диодор ограничился замечанием, что «кроме того, многие из беотийцев были убиты, а немало взято в плен». Ликующий победитель объезжал поле битвы, остановился он и там, где сражался и погиб «Священный отряд». « Существует рассказ, что вплоть до битвы при Херонее он (отряд) оставался непобедимым; когда же после битвы Филипп, осматривая трупы, оказался на том месте, где в полном вооружении, грудью встретив удары македонских копий, лежали все триста мужей, и на его вопрос ему ответили, что это отряд любовников и возлюбленных, он заплакал и промолвил: «Да погибнут злою смертью подозревающие их в том, что они были виновниками или соучастниками чего бы то ни было позорного » (Плутарх). С побежденными врагами Филипп обошелся по-разному: « Афинянам, которые выказали особую враждебность по отношению к нему, он без выкупа возвратил пленных, передал тела убитых для погребения и даже предложил им собрать все останки и положить их в гробницы предков » (Юстин). И здесь дело не в том, что царь испытывал к ним жалость – скорее всего он просто по-прежнему восхищался их великим городом и считал его самым славным в Элладе и украшением Ойкумены. И что характерно, демонстрируя к ним свое дружелюбие, он отправил в Афины для заключения мира Александра и своего полководца Антипатра.
А вот с фиванцами царь обошелся жестоко: « С фивян Филипп, напротив, взял выкуп не только за пленных, но даже за право похоронить павших. Самым видным гражданам он велел отрубить головы, других он отправил в изгнание, а имущество всех их забрал себе. Тех, которые были изгнаны несправедливо, он вернул в отечество » (Юстин). Очевидно, царь так и не смог им простить того, что они без всякого повода с его стороны вступили в войну с Македонией. А после этого Филипп занялся наведением порядка в Греции – для начала он велел себя именовать эллинам не царем, а гегемоном и вообще вел себя по отношению к Элладе крайне осторожно. « Он показывал всем свою добродетельность в частной и общественной жизни и представлял городам привилегии, с которыми он хотел бы обсудить вопросы, представляющие взаимный интерес » (Диодор). Филипп ведет себя очень грамотно, царь старается, чтобы греки забыли, что он их враг, теперь он представляет себя их верным союзником и выдвигает идею, которая, по его мнению, могла бы сплотить вокруг него греков. « Он распространил известие, что он хотел бы вести войну с персами на стороне греков с целью наказания за осквернение храмов, и этим обеспечил для себя преданную поддержку греков » (Диодор). « Война возмездия » – что может быть привлекательнее для страны, которая только что потерпела поражение в войне и теперь в союзе с победителем может сполна рассчитаться с другим врагом! На общегреческом съезде в Коринфе Филипп говорил с посланцами эллинских городов о войне с державой Ахеменидов и в итоге получил что хотел – его выбрали полномочным стратегом Греции. Все эллинские государства, кроме спартанцев, решили принять участие в «Войне возмездия» и поход на Восток стал лишь вопросом времени, началась усиленная его подготовка. К этому моменту Филипп, величайший политический деятель своего времени и крупнейший полководец эпохи, стал личностью поистине легендарной:« Он известен как тот, кто опирался на скудные средства в своих притязаниях на престол, но завоевал для себя величайшую державу в греческом мире, в то время как укрепление его позиций происходило не столько из-за его доблести на войне, сколько от его ловкости и радушия в дипломатии. Филипп сам, как говорят, испытывал гордость за свою стратегическую хватку и свои дипломатические успехи, чем своею отвагою в реальной битве. Каждый солдат его армии получал долю в успехе, которым была победа в поле, но только он один получал выгоды от побед, одержанных путем переговоров » (Диодор).
А что касается Александра, то он получил то, к чему стремился, – общегреческую славу как победитель фиванцев, любовь армии за мужество в бою и уважение отца. Ему даже удалось побывать в Афинах и увидеть то, о чем рассказывал ему Аристотель. Величайший город Эллады, славный не только своей историей, но красотой, вне всякого сомнения, произвел на наследника македонского трона неизгладимое впечатление.
А в XIX веке был найден лев, установленный над могилой «Священного отряда» у Херонеи, и по приказу турецкого султана его должны были вывезти в Стамбул. Но не успели – в Греции вспыхнула война за независимость, и туркам стало не до культурных ценностей Древней Эллады. Однако опасность подкралась к нему с другой стороны – по приказу командира одного из повстанческих отрядов его разбили на куски, думая, что внутри спрятаны сокровища. Сокровищ, естественно, не нашли, а льва чуть не сгубили – лишь в 1902 г. он был восстановлен греческими археологами. Так и стоит он на своем историческом месте, напоминая о подвиге воинов, павших за свободу и независимость Эллады.
Отец и сын
Великий греческий историк Полибий цитирует надпись, которая была на саркофаге Филиппа: «Он ценил радости жизни». Вот уж что-что, а радоваться жизни македонский царь умел, причем радовался так, что слава об этом дошла до наших дней. Сказать, что Филипп любил погулять – значит ничего не сказать, оргии правителя Македонии давно стали на Балканах притчей во языцех. Конечно, проводя большую часть жизни в боях и походах, постоянно балансируя на грани жизни и смерти, Филипп изматывал себя страшно, и понятно, что царский организм требовал разрядки – только беда царя была в том, что не знал он чувства меры и не мог вовремя остановиться. И иногда получалось по принципу – праздник каждый день. Ну а где много вина, там, понятно, и другие излишества нехорошие, и в итоге царский двор Македонии пользовался весьма дурной славой. « Если и был кто-нибудь во всей Греции или среди варваров, чей характер отличался бесстыдством, он неизбежно был привлечен ко двору царя Филиппа в Македонии и получил титул «товарища царя». Ибо в обычае Филиппа было славить и продвигать тех, кто прожигал свои жизни в пьянстве и азартных играх… Некоторые из них, будучи мужчинами, даже чисто брили свои тела; и даже бородатые мужи не уклонялись от взаимной скверны. Они брали с собой по два или три раба для похоти, в то же время предавая себя для той же постыдной службы, так что справедливо бы их называть не солдатами, а проститутками ». Это отзыв историка Феопомпа, в свое время жившего при дворе Филиппа и лично все наблюдавшего.
Конечно, нехорошо так сильно злоупотреблять спиртным, особенно когда ты глава великой державы, – о пьяных выходках Филиппа на поле боя после битвы при Херонее была наслышана вся Эллада! Но была у царя еще одна страсть, которая в отличие от пьянства приводила к куда более серьезным последствиям – его необычайное распутство и женолюбие. Складывается такое впечатление, что Филипп не пропускал ни одной юбки, но и это было бы еще ничего, но уж очень ему нравилось жениться. А это, учитывая его статус, было чревато последствиями. И этим, кстати, он будет сильно отличаться от своего сына, который тоже был выпить не дурак, а вот в том, что касалось связей с женщинами, был гораздо воздержаннее, чем его отец. Ритор и грамматик Афиней привел список жен любвеобильного македонского царя: « Филипп всегда брал новую жену на каждой из его войн. В Иллирии он взял Аудату и имел от нее дочь Кинану. Он женился также на Филе, сестре Дерды и Махата. Желая выставить притязания на Фессалию, он прижил детей от фессалийских женщин, одна из них Никесиполида из Фер, которая родила ему Фессалонику, другая была Филинна из Лариссы, от которой он заимел Арридея. Дальше, он приобрел царство молоссов (Эпир), женившись на Олимпиаде, от которой имел Александра и Клеопатру. Когда он подчинял Фракию, там к нему перешел фракийский царь Кофелай, отдавший ему дочь Меду и большое приданое. Женившись на ней, он таким образом привел домой вторую жену после Олимпиады. После всех этих женщин он женился на Клеопатре, в которую влюбился, племяннице Аттала. Клеопатра родила Филиппу дочь Европу ». Впечатляющий список, не правда ли? Но подобная ситуация вряд ли могла понравиться Александру, ведь пропорционально царским свадьбам могло увеличиваться и число претендентов на трон. Недаром сохранился его упрек, который он адресовал своему отцу по поводу его побочных детей, на что царь ответил: « Это чтобы ты, видя стольких соискателей царства, был хорош и добр и был обязан властью не мне, а себе самому » (Юстин). Александр совет принял к сведению, и когда пришло время брать власть в свои руки, он действительно был хорош – но не по-доброму.