– Да, дорогая!
Принесли чемоданы, все расселись в просторном джипе и поехали домой. Всю дорогу, перебивая друг друга, обе пары рассказывали о последних новостях, о которых уже все знали из разговоров по телефону. Смеялись, шутили и незаметно подъехали к дому.
В гостиной, не сняв пальто и обуви, Андрей подошел к фотографии, стоявшей на каминной полке.
– Кто это? – побледнев, спросил он.
– Это Алена – мама Симы. – Слава забрал фотографию из рук отца и поставил на место. – В ее память мы и назвали Аленкой нашу дочку…
Андрей, казалось, просто в одночасье постарел. Про себя он сразу решил: «Об этом мы поговорим завтра, в день рождения».
Поужинали тихо. От пережитых волнений все немного устали.
Зоя сначала помогла убрать со стола, затем прошла в гостевую спальню, к Андрею.
– Что-то случилось, родной? – Она всегда чувствовала его перепады настроения.
– Нет-нет! Я устал. Давай спать.
Утром Андрей нашел сына на кухне, тот варил кофе и делал тосты. Сев за стол, он смотрел, как красиво двигается его сын.
Поставив перед отцом чашку с кофе и тарелку с бутербродами, Славик сел напротив.
– Что-то случилось, папа?
– Скажи, ты чувствуешь то, что чувствовал раньше? У тебя есть видения?
– Нет. После того, как погибла Алена, мама Симы, у меня нет ни предвидения, ни припадков.
Вздохнув поглубже, Андрей решился.
– Алена, мама Серафимы, – твоя мама. Так случилось. В два месяца она отдала мне тебя, мы больше не виделись… Видишь, как получилось… А в тот Новый год, несколько лет назад, она, видимо, испугалась, что причинит вам психологическую травму… Не смогла пережить своего чувства вины перед тобой.
Растерев ладони, Слава приложил их лицу, стараясь не закричать.
– Господи, ужас какой. Я чувствовал, папа, чувствовал, что между мною и Аленой есть что-то общее. Мне с первого взгляда показалась она смутно знакомой. Что я скажу Симе?
Задумавшись, отец смотрел в окно, на заснеженный пейзаж, на голые ветки деревьев.
– Не знаю, родной. Может быть, ей пока ничего не надо говорить? Два года у вас все было хорошо…
– Нет, папа, это только внешне. Мы очень уважаем друг друга, но это не любовь. Мы действительно живем как брат с сестрой. Да что же это происходит с нами?
Андрей встал, подошел к сыну и успокаивающе похлопал его по спине.
– Жизнь продолжается. Не пропадем, придумаем что-нибудь.
Слава решил не омрачать празднование Нового года страшным известием. Ночь накануне дня рождения дочки прошла в согласии и мире.
Наутро следующего дня в кухню вошла Симочка с Аленкой. Андрей и Слава поднялись навстречу именнинице.
– Ну что, мужчины, можете нас поздравлять с днем рождения! – Аленка тянулась к Славе из рук Симы.
– С днем рождения, солнце мое! – Вячеслав поцеловал дочь в розовую щечку.
– Я тебя тоже поздравляю, моя любимая внучка. Пойдем со мной, я покажу тебе наш с Зоей подарок.
Взяв с рук Симы Аленку, дед унес ее к себе в комнату.
Сима и Слава остались одни.
«Что?» – взглядом спросила Симочка, почувствовав напряженную обстановку.
– Я не знаю, как тебе сказать. – Слава вытер пот со лба. – В общем, Серафима, мы с тобой – брат и сестpa. Твоя мама – она и моя мама… – Слава взял свою чашку и залпом выпил крепкий кофе. – Какой ужас!.. Я спал с единоутробной сестрой! О Боже, прости меня, Сима. Прости, если сможешь… Как сложилась судьба! Но ведь мы с тобой не виноваты, Симочка, ведь правда?!
Серафима медленно осела на пол. Андрей кинулся поднимать ее. Усадив на табурет, метнулся за холодной водой. Сима жадно пила. Зубы стучали о край стакана. Мука поселилась в сердце молодой женщины.
– Как дальше жить? – Серафима подняла на Славу глаза, полные ужаса и боли.
– Не знаю. Наверное, я уеду с отцом в Венгрию. Мне необходимо дистанцироваться от тебя, от нашего дома, чтобы понять, как быть дальше. А там посмотрим.
– А я останусь с Аленой? Одна? – Сима показала на дверь детской комнаты. – Она же тебя больше любит, чем меня. А вдруг ты примешь решение расстаться со мною? Нет! Мне всего двадцать лет. У девочки не будет бабушки и дедушки, я не смогу дать ей ничего: ни жизненного опыта, ни денег. Со мной она не увидит нормальных семейных отношений. Слава! Какая из меня сейчас мать?! – Разволновавшись, Сима допила кофе Андрея. – Возьми хотя бы с собою нашу дочь! – Сима произнесла эти слова, и сердце у нее словно остановилось: женщина давно забыла о том, что Слава не родной отец ребенка.
– Хорошо, я возьму Алену. – Слава посмотрел на жену. – Я действительно считаю себя ее отцом.
Чтобы остаться с мыслями наедине и все обдумать, Слава уехал из дома, сказав, что едет за продуктами для праздничного обеда и ужина.
К двум часа в коттедж приехали поздравлять девочку клоун, Дед Мороз и Снегурочка, а также несколько ребятишек – детей сослуживцев Вячеслава.
Четыре часа в доме гремел настоящий праздник. Дети и приглашенные артисты под руководством Зои водили хороводы вокруг живой нарядной елочки, играли в ручеек и фанты. Родители детишек отдали должное закускам, запеченному мясу и прекрасно подобранным напиткам.
Счастливее всех выглядели, как это ни странно, Вячеслав, Андрей и Сима. Ни в коем случае они не хотели показать свое отчаяние радостной Аленушке и гостям. А именинница то ела торт, размазывая крем по бальному платьицу, то без устали скакала, изображая снежинку.
К вечеру, когда остались только свои, отец с сыном, не сговариваясь, напились до неприличия, что нельзя было делать по состоянию здоровья ни одному, ни другому. Леночка быстро уснула, утомленная обилием впечатлений. Ужинали Сима и Зоя вдвоем.
Утром Вячеслав долго вспоминал, где он находится. Оказывается, в своем кабинете. Рядом на диване храпел отец и, судя по запаху перегара, выпили они примерно одинаково.
Сев, нашел на сервировочном столике, придвинутом к дивану, минеральную воду и рюмку водки. Опохмелившись, Слава крепко задумался.
А ведь ему в жизни будет легче, чем Симе. У него остался отец, появилась милая мачеха Зоя. У него есть, с кем разделить горе и радость, даже просто посидеть и помолчать. У Симы родственников, кроме Шандора, не осталось.
Как психиатр, Слава понимал, что ему с женой-сестрой необходимо расстаться резко, сразу. Каждый должен побыть наедине со своей болью, должен переболеть этими событиями.
Он прошел в спальню, сел на край кровати. Сима ждала его слов, попивая шампанское.
– С Новым годом, братишка.
– С Новым годом, Сима. Послушай, все будет хорошо. Ты встретишь человека, который тебя полюбит. Тебе всего двадцать лет. Вся жизнь впереди. Моя маленькая сестренка… Я всегда буду твоим старшим братом, который никому не даст тебя в обиду. Я даже рад, что Аленка поедет со мной.
* * *Наступила минута прощания в Пулковском аэропорту. Всех пассажиров пригласили пройти на досмотр. Сима взяла дочь на руки и прижала к себе. Через минуту Слава очень решительно забрал у нее ребенка.
– Симочка, мы все тебя очень любим. Я сразу позвоню. Держись, сестренка!
Андрей и Зоя поцеловали девушку. Аленка грызла разноцветный диск леденца и, недопонимая, что предстоит разлука с мамой, легко и как-то холодно попрощалась с Симой.
Вернувшись в пустой дом, Серафима открыла коньяк, налила половину бокала, села в гостиной и стала мысленно перебирать свою жизнь со Славой, с мамой.
– Я сильная. Я выживу. Устрою личную жизнь и заберу Аленку, если она потом этого захочет.
У нервной системы есть такой способ защищать организм. Все ненужные и необъяснимые события человек как бы прячет в сундук своего подсознания. Это спасает, как предохранитель в электрическом щите.
Утром Сима поехала на работу. Когда вошла в лабораторию, с порога крикнула:
– Всем привет! Хочу объявить вам, дорогие коллеги, я теперь свободная женщина. Подробности пропускаю. Почти разведена. Кандидаты есть?
– А как же, я ведь тоже развелся, – сказал всем известный ловелас Боря.
– Ты слишком потрепан, – пошутила Сима. – Мне нужен молодой и перспективный мужчина.
* * *Занимаясь делами отца, Слава обратился к Шандору за помощью, просил разобраться в трудностях кредитования медицинских учреждений.
Вячеслав приехал вечером к бывшему свекру домой, и дверь ему открыла София. Она была в пеньюаре, смешных тапочках с мордочками зайцев и с полотенцем на голове в виде тюрбана. На ней не оказалось ни грамма косметики, и выглядела она очень молодо. София искренно обрадовалась Славе.
Шандора дома не было.
Молодые люди пошли пить чай в гостиную.
– Как там Сима? – спросила София, чтобы что-то сказать.
– Сима? – Слава вдруг без предисловий сказал: – Сима оказалась моей единоутробной сестрой… Лена была нашей матерью.
– Надо же, я почему-то так и думала, глядя на вас. Нет, не о том, что вы брат с сестрою, – о том, что вы больше похожи не на любовников, не на молодых мужа и жену, а на родственников, которых объединяет долгий опыт совместной жизни. Странные у вас были отношения.
– Какая ты наблюдательная, София. Я сам себе боялся признаться, что чувства, которые испытываю к Симе, мало похожи на чувства жениха к невесте, мужа к жене.
София вдруг грациозно встала, стащила с головы полотенце… Ее волосы рассыпались по плечам. В Славе, как это было уже однажды, возникло желание обладать этой женщиной. Влечение было столь сильным, что он резко встал. Распахнув халат, он приник к ее груди. Стал яростно целовать. София не сопротивлялась. Она отвечала ему с той же пылкостью.
Молодые люди провели прекрасную, страстную ночь. Слава понял: София – его женщина, к ней его привела судьба!
Они начали встречаться.
«Именно София может стать хорошей женой и матерью Аленке, – все чаще думал Слава. – Дочь Шандора с самого рождения девочки относилась к ней по-родственному».
Вячеслав звонил Симе ежедневно. Ее судьба была для него важна. По характеру разговора, по голосу Серафимы было ясно, что ощущение трагедии миновало. Общаться бывшим супругам стало как будто легче. Сима без ревности отнеслась к сообщению Славы о чувствах, возникших между ним и Софией. «Как все перемешалось в наших семьях!» – иногда думала она. Но грусть поселилась в ее сердце.
Через три месяца София и Слава сыграли свадьбу. Сима прилетела на торжество. Ее неприятно удивило то, что Аленка называет Софию мамой, правда, и саму Симу она звала так же.
Шандор подходил то к родной дочери, то к приемной. Он любил их обеих и хотел поддержать. Молодые женщины общались друг с другом тяжело, без понимания. Но после того, как рожденная Софией дочка Аннушка стала, по аналогии со старшей сестренкой, называть Симу мамой, в семьях наступил мир. Женщины перестали относиться друг к другу пристрастно.
Как много роковых случайностей выпало на долю семей Андрея и Елены, Славы и Симы! Как много людей было вовлечено в их жизни! Какой прихотливый узор сплела судьба!
Шлемазл
ГЛАВА 1
Надо сказать, что, когда родился Эдик, никаких мужчин в семье не было и в помине.
Над семьей витал своеобразный рок – в ней рождались исключительно девочки, а мужчины, так называемые отцы, практически не задерживались.
Стоял конец сентября – промозглая сырость, желтые листья… Осень для Вильнюса в тот год была необычайно ранней.
Забирать новорожденного и маму Зинку пришла только бабушка Фаина. Она немного припоздала и встретила дочь на ступенях роддома.
– Давай его сюда! – грозно прикрикнула Фаина.
Забрав сверток из старенького одеяла, она откинула треугольник ажурного конверта и с тревожным любопытством взглянула вовнутрь, после чего радостно улыбнулась.
– Он таки шлемазл.
Фаине, стареющей и совсем не молодящейся женщине, давно миновало пятьдесят лет. Любая подруга-злопыхательница могла бы сказать, что Фаина тянет на все шестьдесят, но так как она ни с кем близко не общалась, расстраивать ее было некому.
Зинку Фаина родила случайно.
Вильнюсская швейная фабрика, где она тогда работала, шила пестрые дешевые платьица для всего Советского Союза. Фаина твердой рукой вставляла детали кроя в «оверлок» и стойко терпела подавляющий шум сорока швейных машин, расположенных в одном помещении. А куда деваться? Высшего образования она не получила, сама росла в семье матери-одиночки и большую часть маминой пенсии и своей зарплаты тратила на лекарства для родительницы-сердечницы, пока та была жива.
К тридцати двум годам Фаина смирилась с тем, что помрет в девках.
И тут приключился не то очень смешной, не то совсем невеселый случай.
На фабрике всегда широко отмечали праздники. Чего ж не отметить, если за счет профкома? А уж спраздновать Новый год все бабоньки старались так, чтобы не было мучительно больно первого января вспоминать оставленную закуску и недопитую водку.
Выпили в цехе от души, и главный технолог Борис Иванович, единственный мужчина на производстве, по пьяной лавочке вспомнил, что имеется неокученная им машинистка-мотористка – Фаина. Девушка, конечно, не первой свежести и с лица не Мэрилин Монро, но нужно оправдать звание самого сексуального мужчины фабрики, собрать свое мужское мужество в кулак и осчастливить бедную Фаинку.
Прямо на тюках новой ткани, еще пахнущих машинным маслом, излил он свою сперму в лоно Фаины – передовика швейного производства.
Больше всего главного технолога удивил тот факт, что швея-мотористка шестого разряда в тридцать с гаком лет была девственницей. Удовольствия от совершенного акта он не получил никакого и даже стало жаль помятую новую ткань, запачканную кровью.
После праздника мелкие угрызения совести терзали Бориса Ивановича недолго и закончились констатацией факта: «Не зря ее называют чокнутой. Если до тридцатника никому не была нужна, значит, и мне без надобности».
Эта мысль полностью освободила его от дальнейшей ответственности, и больше о Фаине он ни разу не вспомнил. Через полгода технолог собрал вещи и уехал в Москву, как потом говорили, «пошел на повышение». Фаина его никогда больше не видела.
Зинка, зачатая в ночь на 1 января 1953 года, родилась здоровой и жизнерадостной.
Всю свою ненависть к мужчинам мама Фаина вложила в воспитание дочери.
В послевоенное время мужчины в стране повсеместно оказались в дефиците, поэтому Зинка росла исключительно среди женщин.
Родственников-мужчин у них не имелось, на фабрике у Фаины работали только девушки или разведенки, а с друзьями не сложилось. Наверное, поэтому уже в двенадцать лет Зинка начала проявлять интерес к мальчикам. Она сама поцеловала одноклассника Женьку, когда тот открыл перед нею тяжелую дверь в школу. Не то чтобы он ей нравился, но очень захотелось пережить запретное ощущение. Ей понравилось.
А потом понеслось-поехало. В восьмом классе, в четырнадцать лет, Зинка узнала, что такое близость с мужчиной. Мужчиной оказался парень на год ее старше. Повезло, что он учился в другой школе, к тому же был литовцем и не отличался особой болтливостью. О том, чтобы не «залететь», думал именно он. Зинка настолько увлекалась «процессом любви», что не сразу приходила в себя после яркого окончания.
Жили Зинка с Фаиной в старом районе Вильнюса в убогой и неухоженной квартире.
Выбитое стекло на кухне заменили фанерой, и не только потому, что денег катастрофически не хватало – так было проще. От женщин не требовалось никаких усилий – ни стекло покупать, ни стекольщика искать, ни за работу ему платить.
На кухне стояла семейная реликвия – эмалированная полукруглая ванна на бронзовых ножках, оставшаяся от богатых литовцев, у которых когда-то была шикарная восьмикомнатная квартира. С приходом советской власти одну квартиру поделили на пять квартирушек, и в самой неказистой из них, однокомнатной, оказалась эта самая ванна.
Фаина принесла с работы, вернее утащила, кусок прорезиненной темно-синей ткани и завесила угол в кухне, отделив ванную. Это был первый и последний опыт улучшения их жилища.
ГЛАВА 2
Вся жизнь семьи, как и у большинства людей того времени, протекала на кухне, среди старой мебели, шкафов, забитых пакетами с крупами и множеством пыльных банок – пустых или с консервированными огурцами-помидорами. Телевизора у них не было до семидесятых годов, и Зинка скучала, старалась не сидеть дома, все чаще болталась по улице.
Фаина много работала, стояла в очередях за продуктами, перешивала старые платья, готовила на скорую руку. Из-за хронической занятости она проглядела, что дочь забеременела.
После пневмонии Зинка пошла в районную поликлинику продлевать школьную справку. Отсидела огромную очередь к терапевту среди бабок и старичков, с ужасом прислушиваясь к рассказам об их болезнях, названия и симптомы которых они произносили с особым удовольствием. После узнала от терапевта о новых болезнях, которые еще ждут ее саму. Терапевту, пожилой женщине, пухленькую, аппетитную Зинку было не жалко, и она назначила ей кучу антибиотиков и послала ее на флюорографию.
Рентгеновский кабинет освещался тусклой красной лампой. Стоя между какими-то агрегатами, сдавившими ее так, что дышать было почти невозможно, Зинка честно пыталась выполнять приказы, которые отдавал полнеющий мужчина лет сорока – высокий, с усами, в очках с золоченой оправой, с крепкими руками.
– Дыши, девушка-красавица, не дыши…
Рентгенолога звали Моня. Стоматологи, рентгенологи и гинекологи чаще всего были и есть евреи. Профессии не самые приятные, зато полезные, и твердая копейка всегда в кармане.