Верданди положила на стол тонкую папку, потом села напротив невозмутимого родственничка и, откинувшись на спинку стула, тоже уставилась ему в глаза спокойным, испытующим взором. Впрочем, в отличие от хладнокровия Кальтера, спокойствие Веры выглядело явно неискренним. Она то и дело поджимала губы и постукивала пальцами по столу. Так, будто не могла выбрать, какому из сдерживаемых ею чувств дать волю в первую очередь. Одно Кальтер знал наверняка: на радостные приветствия и объятия он сегодня может не рассчитывать.
Наконец хозяйка поняла, что ей не переиграть Кальтера в молчанку, и решилась наконец нарушить затянувшуюся паузу:
– Будь я все еще маленькой девочкой, какой ты спас меня из той украинской катастрофы, – заговорила она по-русски, продолжая глядеть Куприянову в глаза, – я сказала бы: как же тебе не стыдно, дядя Костя! Ты сказал, что поехал заниматься скалолазанием в Альпах, а сам улетел не только на пять тысяч километров юго-восточнее, но и на сто восемьдесят лет назад, в прошлое! И как только у тебя язык повернулся так жестоко обмануть меня и своих внучек!
– Не понимаю, о чем вы говорите, – ответил Кальтер на безупречном арабском, мотнув головой. Глядя на его обветренное, загорелое лицо и отросшую за два месяца бороду, его и впрямь можно было принять за араба. Вернее, за арабского военного или полицейского, если брать в расчет отнятое у него оружие и тщательно обысканное обмундирование.
– Хватит придуриваться, дядя Костя! – Верданди, сострожившись, стукнула ладошкой по столу. Что тоже было удивительно, поскольку раньше она никогда не грубила Кальтеру и вообще не повышала на него голос. – Впрочем, я ведь помню, кто ты такой. И подозревала, что ты станешь упираться, как осел, думая, что я – наркотическая галлюцинация! Или что тебе подсунули двойника. Или еще что-нибудь этакое…
Безликий знал, что здесь его не пичкали наркотиками. В Ведомстве он проходил регулярные курсы, пробуя под контролем врачей все новые наркотические препараты и отмечая свою реакцию на них. И если бы ему вкололи какую-нибудь галлюциногенную дурь, он бы сразу это определил по субъективным ощущениям. Нет, сейчас он был точно «чист».
Версия с двойником тоже отпадала. Он слишком хорошо знал Веру. И даже когда она гневалась, что было для Кальтера непривычно, это была все та же знакомая ему Вера, что не стеснялась называть себя его приемной дочерью. Конечно, хороший артист правдоподобно изобразит любой гнев – от простого раздражения до безумной ярости. Но дядю Костю он бы все равно не обманул. Потому что натренированный глаз дяди Кости примечал такие мелочи, какие артист уже при всем старании не сыграет: характерные движения мимических мышц Веры; рисунок морщинок на ее нахмуренном лбу; то, как Вера моргает, двигает головой, едва заметно подергивает указательным пальцем правой руки… Не говоря уже про сотни мельчайших отметинок на коже ее рук, лица и шеи, которые ни один гример не воссоздал бы на двойнике с такой феноменальной скрупулезностью.
– … Я помню, что ты доверяешь мне, почти как самому себе, дядя Костя, – продолжала Вера. – Но сейчас твое недоверие вполне объяснимо и простительно. Вот почему я сочла нужным захватить с собой это.
И она, раскрыв принесенную папку, разложила перед Кальтером ее содержимое.
Безликий взглянул на продемонстрированные ему материалы. Судя по титульному листу, это было его досье. А судя по бланкам, штампам и печатям – то самое досье, которое завел на него Институт Темпоральных Исследований (ИТИ) после того, как Верданди и ее муж Антон забрали тяжелораненого майора Куприянова из две тысячи тринадцатого года в свое светлое будущее…
А годом ранее, в том же смертельно опасном месте Кальтер слетел с катушек прямо во время боевого задания. Он проявил единственную слабость в своей жизни, но это полностью разрушило его карьеру в Ведомстве. Оперативник-интрудер провалил операцию: нарушил приказ и спас случайно встретившуюся ему на пути тринадцатилетнюю путешественницу во времени Верданди. Ее родители погибли, а таймбот, на котором они прибыли в эту эпоху, потерпел аварию. Кальтер помог осиротевшей Вере починить таймбот, защитил ее от всех опасностей, потеряв при этом левую руку, и в итоге отослал девочку назад, в ее родной две тысячи сто восьмидесятый год. К сожалению, сам дядя Костя, на тот момент уже объявленный Ведомством предателем и дезертиром, не смог отправиться в будущее вместе с Верданди. Но она поклялась, что непременно вернется за ним сразу, как только сможет.
И вернулась. Только не в 2013, а годом позже. И не ребенком, а взрослой двадцативосьмилетней женщиной, которая успела обзавестись мужем и двумя дочерьми. Для Кальтера, с момента их расставания, миновал всего год, а для Веры в ее реальности пролетело целых пятнадцать лет, прежде чем она получила шанс сдержать свою клятву. Ради чего ей даже пришлось выучиться в Институте Темпоральных Исследований, остаться там работать и, воспользовавшись служебным положением, спасти дядю Костю, который без нее попросту не выжил бы…
Финал этой истории и был отражен в предъявленном Безликому досье. Архаичном, бумажном досье, какие до сих пор создавались в ИТИ в качестве резервных копий. Перестраховка на случай, если вдруг нагрянут суровые времена, когда воспользоваться электронными носителями информации будет невозможно. Здесь, в две тысячи шестнадцатом, подобные папки с бумажными протоколами и фотографиями выглядели еще уместно. Но в конце двадцать второго века они были такой же экзотикой, как голубиная почта – в начале века двадцать первого.
Вся эта «экзотика» хранилась только в засекреченных архивах Института, доступ куда имели немногие. И пока Верданди не объявилась сегодня перед пойманным и закованным в кандалы Безликим, ему и в голову не приходило, что у нее есть пропуск даже в святая святых ИТИ. Хотя, принимая во внимание, как Вера уверенно себя ведет, кажется, Кальтер знает о своей приемной дочери далеко не всю правду…
Протоколы допросов майора Куприянова и Веры Самойловой… Фотографии, которые могли быть сделаны в стенах ИТИ исключительно для служебного пользования… Еще уйма каких-то документов, содержание которых Кальтеру неясно, поскольку они пестрят специфическими научными терминами… Смысла скрывать свою личность больше нет. Даже если кто-то пытался путем шантажа и угроз использовать Веру против Кальтера, этот негодяй знал о нем все. Кроме, пожалуй, подробностей засекреченных ведомственных операций, в каких он участвовал. И о каких не проболтался, когда его допрашивали в Институте после того, как Вера вытащила его из прошлого и медицина будущего поставила его на ноги.
– Что здесь происходит и какое отношение ты имеешь ко всему этому? – заговоривший наконец по-русски Кальтер оторвал взгляд от бумаг и обвел глазами помещение.
– Я должна задать тебе тот же самый вопрос, – ответила Верданди. – Поэтому давай заключим сделку: откровенность за откровенность. Не переживай, никто тебя здесь пытать не будет. Если не желаешь говорить начистоту, можешь объясняться намеками. Пойму, не дура. Так что давай, приоткрывай свои карты, дядя Костя. Потому что в противном случае я сделаю так, что ты крупно подведешь тех людей, на кого подрядился работать.
Кальтер криво ухмыльнулся, снова вспомнив ту наивную девочку с большими синими глазами, которая, рыдая, рассказывала ему о том, как погибли ее мама и папа. В тот день майор Куприянов тоже допрашивал ее. Допрашивал без малейшего сочувствия – настолько гуманно, насколько вообще мог это делать профессиональный ликвидатор, не привыкший оставлять за собой свидетелей. И вот теперь та же самая, только повзрослевшая Вера учиняет ему допрос по всем правилам, пытаясь торговаться и даже угрожать. Что выглядело бы довольно забавно, не будь на самом деле все так серьезно.
– Помнишь, тебя удивило, как быстро сдались ваши чиновники, которые запрещали мне остаться в твоем времени и настаивали на моей репатриации назад, в две тысячи тринадцатый? – спросил Кальтер. Вера кивнула. – Думаешь, они отступились и отказались от всех претензий только потому, что их до глубины души растрогала твоя история? Или из-за того, что ты пообещала обнародовать ее через СМИ и эти типы испугались, что туристы начнут привозить с собой из тайм-вояжей нуждающихся в помощи эмигрантов?
– Конечно, нет, дядя Костя, я же не настолько наивна. Думаю, ты пообещал им раскрыть какие-то секреты, до которых наши историки сроду не докопались бы, – предположила Верданди. – Правильно?
– Те секреты, Вера, в ваше время давным-давно быльем поросли. И ценности в них почти никакой. Ведь я был обычной пешкой и не участвовал даже в мало-мальски важных исторических событиях. Все гораздо прозаичней. Мне выписали вид на жительство после того, как я заключил договор, что окажу кое-кому помощь, как только в этом возникнет необходимость. Я слишком хороший специалист своего дела, чтобы на мои таланты иссяк спрос. Даже в ваш прогрессивный век. И я полностью согласен с тем, что за возможность жить в вашем мире мне придется дорого заплатить. Полагаю, это вполне справедливо. А вот это, – он подергал пристегнутой наручником к столу рукой, – а вот это – большая ошибка, потому что я и ИТИ наверняка воюем на одной стороне, разве не так?
– Понятия не имею, – пожала плечами Вера. – Меня взяли на работу в отдел Контроля Временного Континуума сразу после того, как ты попал к нам. Не могли не взять, поскольку у них был небольшой выбор: или с треском выгнать меня за мою выходку, или восхититься той кропотливой работой, какую я проделала, чтобы вытащить тебя из прошлого, и назначить меня на новую должность. Такую, где от моих смекалки и упорства будет куда больше пользы. Ну а поскольку в ИТИ работают одни прагматики, сам догадайся, как поступили они со мной. В общем, спасибо тебе, дядя Костя, за мое карьерное повышение, которое ты, сам того не желая, мне устроил…
– Стало быть, КВК – секретный отдел, раз ты скрывала от меня, куда тебя перевели?
– КВК – это главное подразделение службы безопасности Института. У нас есть доступ ко всем без исключения документам. Но вот в чем проблема – я ни разу не встречала упоминания о нашем внештатном сотруднике по имени Константин Куприянов. Поэтому ты и сидишь передо мной в наручниках. А мне остается лишь гадать, на кого ты в действительности работаешь.
– А разве то, каким образом я угодил в ваши кандалы, не дает ответ на эту загадку?
– Представь себе, нет. Час назад у стен нашей базы погремел взрыв. А когда мои оперативники выбежали проверить, что стряслось, то обнаружили тебя, лежащего без сознания неподалеку от взрывной воронки. К счастью, на тебе не было ни царапины. Сначала мы решили, будто ты – обычный мародер, что пытался пробить себе вход в это здание и был случайно оглушен собственной взрывчаткой. Но когда у тебя вдруг обнаружили протез, сделанный в две тысячи сто девяносто пятом году, стало ясно: здесь что-то нечисто. Ну а после того, как выяснилось, чей это протез, я, признаться, минут пять пребывала в шоке…
– Всего-навсего пять минут? А ты, гляжу, быстро привыкла к новой должности.
– Стараюсь, дядя Костя. – Вера наградила его скупой и безрадостной улыбкой. – Заметь: я даже не спрашиваю, как много людей ты успел здесь убить. Догадываюсь, что немало и что далеко не все они на самом деле заслуживали смерти.
– Возможно, и так, – ничуть не смутился Кальтер. – Но на этой работе мне хотя бы нет нужды убивать безоружных, и на том спасибо.
– Так на кого ты все-таки работаешь и какую задачу здесь выполняешь?..
Кальтер не припоминал, чтобы «серый» заикался о том, что их миссия в Дубае носит секретный характер и что ее детали не подлежат огласке. Люди, которые свели его с Инструктором, тоже ни разу не обмолвились о секретности. Занятное обстоятельство! Безликий всю жизнь участвовал в тайных операциях, знал, что другие ему и не поручат, но всякий раз ведомственное командование напоминало ему о секретности, заставляя подписывать целый ворох инструкций. Его договор с «серым» был чисто джентльменским. И тем не менее Инструктор даже на словах не предупредил его насчет неразглашения подробностей грядущей акции.
Кальтер без задней мысли счел это знаком доверия: дескать, ребята рассудили, что незачем напоминать хромому о трости – сам прекрасно знает, как ему ходить. Однако теперь, когда простая с виду работа превратилась в странную игру, где твой работодатель играл против тебя, Безликий счел, что не обязан хранить его секреты. Тем более что именно «серый» и выдал его Контролю Временного Континуума! Зачем, хотелось бы знать? Уж не затем ли, чтобы Куприянов поведал о своей нынешней работе приемной дочери?
Загнав его в ловушку и не оставив инструкций, «серый» доверил ему право самому решать, как быть дальше. Ну а поскольку молчание было сейчас менее выгодно, чем обмен стратегической информацией, то Кальтер, чуть поколебавшись, выбрал второе…
Через четверть часа Верданди знала все, что знал сам Безликий. И вертела в руках принесенный сюда по ее просьбе пакаль, внимательно осматривая его со всех сторон. Какую бы должность она ни занимала, притворщица из нее была пока так себе. Кальтер разглядел за ее напускным спокойствием легкое недоумение и понял, что прежде она никогда не слышала о пакалях.
Зато она знала кое о чем другом. Точнее, кое о ком, кого Кальтер окрестил Танатом. Об этом Вера и заговорила сразу, как только выслушала историю дяди Кости и задала ему уточняющие вопросы.
– В КВК не знают ни о каких «серых», – призналась она после того, как распорядилась освободить гостя от кандалов и «смирительной» повязки. – Но то, что они рассказали тебе насчет угрозы мирозданию, может отчасти являться правдой. То, что происходит сейчас и здесь, в эту эпоху, не отражено в нашей истории и является серьезным нарушением временного континуума. Помнишь, давным-давно… по крайней мере, для меня, я рассказывала тебе о том, что книга Времени уже написана? И что тебе не удастся вернуться в прошлое и убить Гитлера, поскольку история не допустит, чтобы ты до него добрался?.. Никому из людей не под силу переписать историю так же, как персонажам книги не под силу изменить ее сюжет. Но с тех пор, как согласно этому сюжету мы научились путешествовать в прошлое, кое-что изменилось…
– Да, я помню, об этом ты мне тоже как-то рассказывала, – подтвердил Кальтер, растирая затекшую под повязкой культю. – Наши путешествия в прошлое тоже заложены в сюжет книги Времени. Но вписаны в него так, что мы остаемся незаметными для обитателей эпох, какие посещаем. Когда же порой это происходит – как в случае с девочкой Верданди и ее родителями, – видевшие таймбот свидетели принимают его за летающую тарелку или иной аномальный объект. Так это потом и отражается в истории. И те летающие тарелки, какие мы наблюдаем в конце двадцать второго века, вполне могут являться таймботами из далекого будущего.
– Молодец, дядя Костя, ты хорошо усвоил урок, – похвалила его Вера. – Однако порой и в этой системе случаются сбои. Представь, что, читая книгу, ты вдруг обнаруживаешь на ее страницах персонажа, который должен был умереть еще в самом начале. Причем умереть, не оставив абсолютно никаких предпосылок для своего воскрешения. Как бы ты назвал подобную ситуацию?
– На обычную авторскую ошибку явно непохоже. Скорее, это уже какой-то авторский произвол.
– В качестве одного из вариантов – да. Но ведь может случиться так, что автор здесь совершенно ни при чем. А что, если некто, имеющий доступ к рукописи, втайне от автора начал вносить в нее эти алогичные поправки? И автор, занятый другими делами, о них понятия не имеет.
– А персонажи и подавно, – добавил Кальтер.
– Да, безусловно… Две истории – классическая и вписанная в нее «мусорная» – развиваются параллельно. Но однажды автор об этом узнает, вот только в случае с книгой Времени просто взять и вычеркнуть написанное уже не удастся. И тогда он принимает единственно верное решение: сам ищет концовку «мусорной» истории и приводит ее к логичному финалу, уничтожая «аномального» персонажа по канонам своей истории. Или же, если кроме него здесь имеет место некое явление – например, аномальная буря в Дубае, – автор также уничтожает бурю и ее последствия. И угадай, кому из своих персонажей он поручает этим заниматься?
– Тем, какие знают природу данных явлений. То есть персонажам, умеющим перемещаться во времени из будущего в прошлое.
– Вот-вот. То есть сотрудникам ИТИ, служащим в отделе КВК. И, возможно, твоим загадочным «серым». Если, конечно, они тебе не солгали и у нас с ними действительно общие цели.
– Подожди, – засомневался слегка запутавшийся Кальтер, – но зачем вообще возиться с этими «мусорными» историями, если они неспособны изменить текст истории классической? Я ведь правильно понимаю, что если твои дети залезут сейчас в исторические архивы, они не найдут там никаких упоминаний о дубайской аномалии 2016 года и прочей чертовщине, что сейчас творится в мире?
– Так и есть – не найдут, – подтвердила Вера. – Ведь я и ты находимся сейчас в параллельной сюжетной ветке книги Времени. Здесь проблема кроется в другом. Существует теория, что наша реальность живет лишь в воображении тех, кто читает книгу Времени. Кто они, эти сверхвысшие существа и какова их природа, нам неведомо в принципе. Но без них книга Времени – всего лишь мертвый носитель некоего информационного кода. И как для обычных читателей, для этих тоже крайне важна логика сюжета. Без нее очень трудно выстроить у себя в сознании полноценный, реалистичный мир. Но что же произойдет, если в авторскую концепцию будет грубо вписана алогичная, нарушающая общую гармонию, история?
– В голове читателя все попросту перемешается. Он рано или поздно потеряет нить повествования, отложит книгу в сторону, и ее мир снова умрет вместе с населяющими его персонажами… Что и станет для нас концом света.
– Мир и мы не умрем, если таких алогичностей будет немного и они не станут раздражать читателя. В этом случае две истории могут существовать параллельно без заметного вреда для классической. Но как только «мусорная» история начнет шириться и разрастаться, она неминуемо станет влиять на воображение читателя, сбивая его с толку. Мы можем лишь догадываться, что произойдет при этом с нашим привычным, «классическим» миром и какой в нем воцарится хаос. Вероятно, то, что происходит сейчас в Дубае и в других местах планеты, и есть первые отголоски подобной катастрофы… Впрочем, это максимально упрощенная версия идущих в высших сферах процессов. Нам этого знать не дано, но КВК зафиксировал на данном временном этапе множественные аномалии и вынужден провести расследование. А при необходимости – ликвидировать их. По крайней мере, мы в силах дезактивировать неизвестно как прорвавшегося сюда монстра из эпохи палеогена.