Отключиться от мира и не видеть происходящего, как она делала это всегда, садясь в машину, сегодня не удалось. Егорка то и дело перебирался с рук сидящего рядом с Мариной на заднем сиденье Гены к матери, потом обратно, и так до бесконечности. Хохол пригрозил усадить непоседливого отпрыска в автомобильное кресло, пристегнув ремнями, но в ответ услышал от ребенка лишь категоричное «Нет!», сопровождаемое взглядом исподлобья. Марина улыбнулась, погрозила пальцем сыну и велела Женьке отстать от него.
– Да он тебе все колени отмозолил!
– Ну и что? Он же маленький, ему тяжело все время на одном месте сидеть!
– Совсем распустила! – пробормотал Хохол, отворачиваясь в окно.
...До кладбища оставалось километра полтора, когда Марина вдруг услышала какой-то рев за окном, ощутила холодок внутри и бессознательно прижала к себе Егорку. С «Хаммером» поравнялись два мотоцикла, и буквально через пару секунд боковые стекла осыпались на пол и Коваль рухнула туда же, накрывая собой сына, а сверху на нее упал Гена, придавив обоих. С улицы доносился рев мотоциклов, Хохол по пояс высунулся из разбитого окна и палил из «макарова», матерясь во всю глотку. Машину бросало по дороге, было ощущение, что ею никто не управляет.
– Женя! – рявкнула Марина, толкая в бок закрывающего ее Гену. – Руль! Руль возьми, разобьемся!
Хохол перебрался на водительское сиденье, пытаясь выровнять «Хаммер» и одновременно столкнуть в сторону труп водителя. Гена поднял Марину, усадил на сиденье перепуганного и орущего не своим голосом Егора. У Коваль из простреленного плеча текла кровь, и сын, подняв на нее зареванные глаза, испугался еще сильнее. Хохол тоже кричал что-то, но Марина не понимала его слов. Наконец, устав от творящегося в машине, она заорала так, что все притихли:
– А ну заткнитесь все, на хрен!!! И машину останови где-нибудь!
Хохол повиновался, затормозив на обочине. Второй джип пролетел мимо, не снижая скорости. Коваль зажимала окровавленное плечо рукой, Гена искал под сиденьем аптечку:
– Потерпите, Марина Викторовна, сейчас...
Хохол выскочил из машины, рванул дверку с Марининой стороны:
– Котенок, что, сильно?
Она скривилась:
– Нормально... Возьми Егора, походи с ним, пока Гена меня перевяжет...
Егорка судорожно вбирал воздух, со всхлипом переводя дыхание, и все твердил:
– Мамуя... мамуя...
Женька забрал его, прижал к себе, бормоча что-то на ухо и вытирая мокрые от слез щеки. Гена разрезал рукав водолазки, обнажая рану:
– Марина Викторовна, пуля там, я даже ее вижу. Надо в больницу.
– Не надо – ты не понимаешь, что с огнестрелом меня менты заколебают? Позвоните Валерке, он дома все сделает, – процедила Марина, испытывая неприятные ощущения и тошноту. – Просто перевяжи. Где вторая машина?
– Погнали мотоциклистов, – отозвался Хохол, подходя ближе и отворачивая Егора так, чтобы тот не видел мать. – Там Данька, сообразил, что делать. Сука, с двух сторон из леса вынырнули! Я же говорил – нельзя машину охраны сзади держать!
– Да какая разница?! Если за мной, то они бы все равно первую машину пропустили, знают ведь, на чем езжу! – огрызнулась Коваль, морщась от боли.
– Как думаешь, кто?
– А что, большой выбор? – скривилась она.
– Ну, теперь даже не заикайся ни о каких запретах! – сузил глаза Женька, глядя в ее расширившиеся от боли зрачки. – Это моя война, поняла?
– Ага, Рэмбо – первая кровь! Еще полоски на лице нарисуй, чтоб страшнее было. Гена, ты закончил? – И, когда телохранитель ответил утвердительно, велела: – Юрку в багажник уберите. Хохол, за руль.
Едва только Женька сел на водительское место, как на поясе его джинсов заверещал мобильник.
– Да! Что?! Отлично, Даня! В «Рощу», я буду через пару часов. Марину в плечо зацепило, мы целы, а Юрец наглухо... Все, давай. Я их домой увезу, и к вам!
– Что? – Марина открыла глаза и уставилась в зеркало заднего вида. – Кто звонил?
– Данька. Они прихватили один мотоцикл. Водила насмерть разбился, а стрелок жив, только весь поломанный. Щас доломаем. – Лицо Хохла стало совершенно звериным, он снова взялся за телефон, одной рукой продолжая вести машину, а другой набрал номер. – Вилли? Здорово, некрофил! Работенка есть, не интересуешься? Молодец! Тогда в «Рощу» подгребай, я скоро буду. Машину прислать? Сам? Ну давай, увидимся.
– Ты что задумал? – недовольно спросила Коваль, стараясь не шевелиться, чтобы не тревожить и без того ноющее плечо.
– Ты не разговаривай, котенок, – совершенно другим тоном попросил он, игнорируя вопрос. – Сейчас домой доедем, ляжешь, Валерка приедет, сделает все...
– Гена, Егора от окна убери... – У Марины заплетался язык и перед глазами мелькали круги, сознание начало уплывать.
Она не поняла даже, как доехали до дома, как Хохол на руках внес ее в спальню, как вокруг захлопотала, охая, Даша... В затухающем понемногу сознании зацепилась мысль о том, что Хохла нужно удержать дома любой ценой, но и она пропала.
Хохол метался по спальне, проклиная день и час, когда согласился поехать на кладбище, хотя и понимал, что если должно было что– то произойти, то оно и произошло бы непременно, и неважно – по дороге на кладбище, на самом ли кладбище или где-то еще. Но тот факт, что они, здоровые мужики, целы и невредимы, а женщина лежит теперь с пулей в плече, выводил его из себя сильнее всего. Хохол не мог себе простить того, что не оказался на сиденье рядом с Мариной, не закрыл ее собой, не получил пулю, предназначенную ей.
Приехавший через какое-то время Валерка был встречен нецензурной бранью прямо с порога:
– Ты, мать твою, козел белохалатный!!! Пешком шел, что ли?!
– Не ори, Жека, у меня ж не вертолет! – оправдывался хирург, моя руки. – Что опять стряслось?
– Обстреляли нас перед кладбищем, в плечо ее... крови до хрена потеряла, видно, сосуд где-то перебит...
– Так, ну, диагноз я и сам как-нибудь, – пресек Валерка, направляясь в спальню, где на кровати лежала Марина. – У-у, мать, да ты на карнавал собралась, что ли? Ишь, лицо-то белое какое! – Он сел рядом, взял Коваль за руку, считая пульс. – Да-с, понятненько... Так, а на плече что у нас такое? – сняв повязку, Валерка покачал головой. – Пулька, ясен пень... ну, будем ковырять. Хохол, за дверь!
Женька повиновался, оставив Валерку наедине с Мариной. Хирург возился около получаса, Хохол весь извелся, мотаясь туда-сюда по гостиной.
– Женя, успокойся, – просила Даша, крепко прижимавшая к себе уснувшего после перенесенных ужасов Егорку. – Он же доктор, все сделает правильно. Хочешь, я тебе чайку заварю?
– Не хочу, Дашка, спасибо. Ехать мне надо, пацаны ждут в «Роще».
– Так езжай.
– Не могу, пока не узнаю, что с Мариной.
Сидевший тут же Гена пожал плечами:
– Жека, да там ничего страшного, кость цела, это главное. Как она успела голову убрать, просто не понимаю! Там же не разобрать было, откуда лупят!
– Бывает у нее такое, чувствует, когда что-то может произойти, – буркнул Хохол, останавливаясь у окна. – Что он там так долго возится?
Но тут на пороге гостиной появился Валера, уже без халата. Все трое мгновенно повернулись к нему, на лицах застыло напряженное ожидание.
– Ну? – подстегнул Хохол.
– Не запряг, – отпарировал врач. – Чего – «ну»? Нормально все, пулю вынул. На тумбочке валяется, можешь подвеску ей на память сделать. Капельницу поставил, там растворы рядом стоят, у вас телохранитель, я знаю, спец, сам поменяет.
– Сделаю, – кивнул Гена.
– Ну и все. Моя миссия закончена.
– Сколько? – буркнул Хохол и полез в карман.
– Как всегда. И, Жека, не теребите ее пока, пусть отлежится. Пару дней слабость будет, да и есть не захочет. Пусть не ест, только пить побольше.
– Хорошо, Валерий Михайлович. – Даша поднялась и стала укачивать завозившегося у нее на руках Егора. – Т-с-с! Спи, мой маленький...
– Иди в детскую! – велел Хохол. – Чего тут с нами! – И, когда Даша с ребенком ушла, снова повернулся к сидящему в кресле врачу: – Валерка, честно скажи: как там?
– Да что ты кудахчешь? Нормально все, спит она сейчас, наркоз ведь, хоть и местный. Поспит, отдохнет – и порядок.
– Ладно. Гена, я поехал, ты тут пригляди, хорошо? Парней на воротах я предупрежу, чтоб никого не впускали.
Хохол стремительно вышел из комнаты, поднялся по лестнице на второй этаж, осторожно заглянул в спальню. Марина спала, черные волосы, выбившиеся из пучка, обрамляли лицо, еще сильнее подчеркивая бледность.
Женька сел на пол возле кровати, осторожно взял Коваль за здоровую руку, закрыл глаза и вдруг почему-то отчетливо увидел один из эпизодов своей тюремной жизни.
Страшный и беспощадный бунт в колонии, где он отбывал свой второй срок, будучи уже довольно известным в криминальных кругах человеком... Начался беспредел по пустяковому поводу. Новый «кум» решил навести порядок в лагере и прекратить негласное правление «воров». Разумеется, у тех было другое мнение на этот счет. В ход пошли все подручные средства и способы, вплоть до захвата заложников – двух медичек и контролера. Их держали в одной из «хат», оттуда же диктовали условия начальству колонии. «Кум» на сделку не пошел, и тогда молодую медсестру, не задумываясь, один из приближенных «смотрящего» чиркнул по горлу заточенной ложкой. После этого пути назад уже не было, нужно было стоять насмерть. После двухдневного противостояния в лагерь вошел отряд ОМОНа. То, что творилось потом, напоминало голливудский фильм ужасов, коих Хохол немало успел посмотреть в видеосалонах, освободившись в первый раз. Бойцы не разбирались, кто прав, кто виноват, забросали дымовыми шашками «хаты» и, ворвавшись, молотили дубинками и берцами всех, попадавшихся на пути. Физически сильный и здоровый Хохол еще ухитрился оказать сопротивление, врезав кулачищем под ложечку подскочившему к нему омоновцу, однако тут же получил разряд электрошокера в шею и упал, задергавшись, на пол. Его выходка обозлила громивших «хату» бойцов настолько, что, если бы не вмешался кто– то из старших по званию, Женьке ни за что не выжить бы после побоев. Его отволокли в медчасть, причем отволокли в буквальном смысле – за ноги, как мешок картошки, бросили там на койку, не забыв приковать за обе руки к спинке. В такой неудобной позе он и провел всю ночь, пока ОМОН заканчивал «зачищать» зону. К утру все было кончено: пятеро заключенных погибли, несколько десятков получили разной степени травмы, а «смотрящего» под усиленным конвоем этапировали в областной центр, в городскую тюрьму. У Хохла оказались сломаны восемь ребер, правая скула, выбиты три зуба и рассечена бровь. Новый врач, пожилой толстый мужичок, зашивал ее по живому, не обращая внимания на рев, рвущийся из-за сжатых губ пациента.
– Что, не нравится? А девчонку заточкой по горлу – нравилось? Суки, прости, господи, – бормотал врач, ловко орудуя иглой и ватным тампоном. – Будь моя воля – не лечил бы я вас, уродов...
Это был последний раз, когда кто-то услышал от Жеки Хохла стон боли. С того самого дня он научился терпеть, как бы тяжело ни приходилось. И вот теперь, глянув на лежащую с закрытыми глазами Марину, он испытал почему-то почти физическую боль, разрывающую все внутри, боль, от которой хотелось орать во всю глотку. Молодая, красивая женщина, мать маленького ребенка, стояла одной ногой на той черте, за которой уже никогда ничего не будет... И не просто стояла – балансировала на цыпочках, то поднимаясь высоко на полупальцы, то вставая на всю ступню, и любое неосторожное слово или движение, просто колебание воздуха могло столкнуть ее ТУДА.
Отогнав от себя воспоминания и тяжелые мысли, Хохол поднялся, поправил сползшее с забинтованного плеча Марины одеяло, потом подошел к батарее, повернул регулятор, сделав повыше температуру.
– Я вылечу тебя, котенок. Слово мужика... Спи, моя девочка... – прошептал он, глядя на лежащую перед ним Коваль. – Спи, а я разберусь...
* * *«Лексус» летел по дороге, отчаянно подрезая машины и сигналя недовольно тем, кто не хотел уступать дорогу.
– ...Твою мать, куда прешь, козел?! – орал Женька, пытаясь обрулить упирающийся «уазик», водитель которого ни в какую не желал пропускать вперед дорогую иномарку. – Да отвали ж ты с дороги, банка консервная!
Но тот не поддавался, и тогда Хохол решил проблему совсем банальным способом – вынул «макаров» и, опустив стекло со стороны пассажира, прострелил заднее колесо непокорного «уазика».
– Сука, опаздываю я, неужели непонятно?! – прокричал он в окно и надавил на газ, стремительно удаляясь от пострадавшего.
Вслед ему неслись проклятия, изрыгаемые хозяином раскорячившегося на обочине «уазика», но Хохол уже не обращал внимания, торопясь скорее добраться до «Рощи».
Там ждали. Вилли от скуки метал свой десантный нож в укрепленную на стене гаража доску, Данила и Аскер наблюдали, а в гараже, прямо на металлической лестнице, ведущей в смотровую яму, висел, прикованный наручниками к верхней ступеньке, молодой черноволосый парень. Его лицо напоминало кусок мяса, настолько было разбито, да и руки были вывернуты так, словно суставов у него вообще не имелось. Хохол выпрыгнул из джипа, вынул мятую пачку сигарет и закурил, с наслаждением затягиваясь.
– Ну, чего? – поинтересовался он у подошедшего Данила. – Как клиент?
– Молчит, как пристреленный.
– На это пусть не рассчитывает! – отрезал Женька, выпуская ноздрями дым и вглядываясь в полутемное помещение гаража. – Я его сам порежу, приготовлю на манер шашлыка.
Тут заржал Вилли – «шашлык» был его привилегией, от которой обычно все отказывались. Его потрясающее умение изуродовать человека до неузнаваемости и вытрясти нужную информацию в рекордно короткий срок славилось среди всей братвы.
– Жека, как хозяйка? – спросил он, в очередной раз всаживая нож в доску.
– Обошлось вроде. Пулю вынули, теперь дома отдыхает. Ты не разговаривал еще? – Хохол кивнул в сторону гаража, и Вилли отрицательно покачал головой.
– Тебя ждали. Пацаны вложили ему немного, чтоб не расслаблялся. Да он все равно не жилец, Жека, – позвоночник сломан и требуха отбита, здорово навернулся.
– Его мотоциклом сверху догнало, – отозвался Аскер. – Водилу на месте кончили, орал сильно, побоялись мимо поста ГАИ везти. А стрелок живучий оказался.
– Исправим, – буркнул Хохол, выбрасывая окурок. – Ну, пошли, пообщаемся.
Они вошли в гараж, и Хохол ткнул носком ботинка голову висящего парня. Тот застонал и попытался разлепить залитые кровью глаза.
– Водой облейте его, – велел Женька, и Аскер бегом направился к колонке.
Ледяной душ на свежем воздухе моментально привел пленника в чувство, он застонал еще громче и даже ухитрился выругаться на своем языке, за что сразу был наказан пинком в лицо.
– Поговори у меня! Я по-вашему не понимаю – русский я! Давай, урод, выкладывай, чьи вы и откуда. Ну?! – Хохол нагнулся и рывком задрал голову парня кверху. Тот заорал нечеловечески:
– Не надо... я скажу!..
– Так говори, не затягивай, не люблю ждать! – подстегнул Хохол. – Кто послал?
– А-Ашот... – пробормотал пленник, облизывая губы.
– Не новость. А навел кто? Кто сказал, что Наковальня сегодня поедет на кладбище?
– Не-не знаю...
– «Ответ неверный» – так, кажется, наша хозяйка любит говорить? – ощерился Хохол, глянув в сторону Вилли. – Даю минуту – не скажешь, познакомишься во-он с тем парнем. А это не самая приятная компания.
Женька закурил, не сводя глаз с висящего на вывернутых руках стрелка. Вилли перебазировался поближе к будущей жертве, поигрывал у того перед глазами своим тесаком и мерзко улыбался. По лицу и телу пленника прошла судорога, он дернулся и снова взвыл от боли.
– Время истекло, – сообщил Хохол, выбрасывая окурок в открытые ворота гаража. – Я слушаю.
– Если скажу... добьете? – парень с надеждой взглянул на Женьку, но не встретил понимания.
– Смотря что скажешь. И потом, у меня принцип – никому не спускать ничего, что затеяно против моей женщины. Поэтому не будем торговаться. Кто?
– Кот...
– Кто?! – заблажил Хохол, не веря ушам.
– Оба-на! – протянул и Данила: Костя, охранник на воротах, много лет был при Наковальне, и чтобы вдруг такое...
Хохла охватила паника. Неожиданное признание пленника оказалось настолько ужасным, что и представить себе невозможно. Если Кот так легко продался Ашоту, то, возможно, уже получил от него другое задание, совсем другое – ведь не мог Ашот не узнать уже, что его задумка провалилась... А Кот – самый близкий к Наковальне в данный момент, и вообще странно, что раньше его не догадались использовать. А теперь, когда в доме нет никого, кроме Гены, неизвестно, как поведет себя продавшийся охранник, какое именно задание получит от узнавшего о провале нападения Ашота.
– Аскер, Данька, заканчивайте тут, я домой! – Хохол сорвался с места и побежал к машине. – И уберите за собой, слышишь, Вилли?!
– Да езжай уже, Жека! – отмахнулся тот. – С Котом сам поговоришь?
– Сам!
Он несся, как на пожар, боялся не успеть, боялся даже думать о том, что может произойти дома в его отсутствие. Марина совсем одна, в доме только Гена... Да, Гена... Это хорошо, что он там, надежнее его и представить нельзя.
Влетевшая во двор машина, взвизгнув тормозами, распугала собак, Хохол выскочил и понесся к сторожке – там никого не было. Выхватив пистолет, он побежал в дом и там в гостиной застал последствия драки: вся мебель раскидана по углам, ковер на полу собран в гармошку, у батареи, прямо под висящей на одном гвозде сорванной гардиной, сидит Кот, прикованный наручником, из разбитой головы сочится кровь, а на диване полулежит Гена с перемотанной полотенцем рукой. Вокруг него по обивке расползлось огромное кровавое пятно.
– Что... что произошло?! – задохнулся Хохол, оглядев гостиную. – Марина где?
– Наверху... с ней Даша... – проговорил Гена, поморщившись. – А с Егором няня... они в нашем коттедже, в Дашкиной комнате...
– Ты толком скажи, что произошло! – разозлился Женька, садясь рядом с телохранителем. – Что с рукой? – он отдернул полотенце и вздрогнул: кисти у Гены не было...
– Топор у него был... – криво усмехаясь, проговорил Гена. – Еле успел... голову прикрыть... а то бы...
– Сука! – заорал Хохол, вскакивая и подбегая к сидящему на полу Коту. С размаху он врезал ему ногой в лицо так, что Кот затылком ударился о батарею. – Тварь, паскуда! Кому продал?! Абрекам?! Забью, на хрен! – он принялся с остервенением пинать прикованного к батарее охранника, не заботясь о том, куда именно попадает. Кот уже не реагировал, мотался, как тряпка, потеряв сознание.
Сбросив пар, Хохол прошелся по гостиной, стараясь восстановить дыхание и унять все накатывающую волнами ярость. Он понимал, что нужно зайти к Марине, но все оттягивал этот момент, не хотел, чтобы она знала, что произошло, не хотел пугать и волновать лишний раз. Поэтому нужно было сначала прийти в себя. Глянув на бледного от боли и кровопотери Гену, Хохол вынул телефон и позвонил Кулику, и тот изумленно воскликнул:
– Мне пора к вам переехать! Я на бензин трачу больше, чем в больничке зарабатываю!
– Не рассуждай, все оплатим! – перебил Женька. – Быстрее давай, кровью исходит парень!
– Перетяни руку жгутом, я на тумбочке возле Марины оставлял, – распорядился Валерка. – Я скоро.
Гена потерял сознание, хотя Хохол сделал все, что велел доктор, и даже кое-как сумел вколоть обезболивающее, с трудом набрав его в шприц трясущимися руками. Нужно было привести комнату хотя бы в относительный порядок, чтобы Валерка не задавал слишком много ненужных вопросов. Хохол отцепил от батареи Кота, еще раз наподдал ему в печень, скрутил руки за спиной и утащил в гараж, зацепив там за крюк, ввинченный в потолок.