– Марина Викторовна, что там с вашей стройкой происходит?
– А что? – насторожилась она.
– Говорят, у вас нелегалы трудятся.
– Кто?! – ее изумление было абсолютно искренним, Марина свято соблюдала заведенное еще Егором правило о найме рабочей силы и никогда не позволяла брать на работу непроверенных людей или гастарбайтеров.
– Нелегалы, Марина Викторовна, таджики и туркмены. Живут в вагончиках по двадцать человек, питаются как попало, документов нет.
Архитектор смотрел на нее испытующе, но Коваль глаз не отводила, не чувствуя за собой никакой вины. И потом, разве это его компетенция – нелегалы? Было бы логичнее, если бы с этим подошел Грищук, начальник ГУВД. Марина спокойно допила коньяк и взяла архитектора под руку:
– А пойдемте с Грищуком пошепчемся на эту тему.
– Ну, как хотите... я просто подумал, что не стоит сразу до милиции доводить. Сигнал был, я решил с вами пообщаться с глазу на глаз.
«Ага, сигнал, значит, был... И кто же это решил лишить меня сна и покоя? Кому жить надоело, а у самого рука не поднимается? Что-то мне подсказывает, что это Ванечка – компаньон Егора, а теперь, стало быть, мой. Ох, дурачок-дурачок, оно тебе было надо?»
Грищук познакомил Марину с супругой – приятной женщиной лет сорока, очень обаятельной и симпатичной. «Интересно, они до сих пор занимаются сексом?» – пронеслось в ее голове, и Марина одернула себя: серьезный вопрос, а Коваль в своем репертуаре.
– Виктор Дмитриевич, мне тут Петр Глебович жуткие вещи рассказывает – будто у меня на строительстве стадиона нелегалы пашут, – с улыбкой сказала она, чуть задрав голову, чтобы видеть лицо высоченного Грищука. – Вы не в курсе?
– В курсе, – кивнул он. – И даже проверку сегодня устроил на объекте.
– Что?! – опешила Марина, отметив про себя, что прораб не отзвонил и ничего не сказал.
– А вы не знаете? – удивился он. – Двадцать семь человек, уроженцы Таджикистана и Туркмении, документов нет, разрешения на работу нет, регистрации, соответственно, тоже нет. Задержанные доставлены в райотдел, после установления личностей будут депортированы. Кстати, за ваш счет, Марина Викторовна дорогая, – уточнил мент, и Коваль рассвирепела:
– Не будь я в вечернем платье, я бы показала сейчас один красноречивый жест, но не стану, соблюдая приличия. Поговорим в понедельник, а сейчас позвольте откланяться, пока Хохол резню не затеял, меня потеряв!
Марина развернулась на каблуке и пошла к Женьке, наблюдавшему за ней с противоположного конца зала. К нему подошла какая-то разодетая девица, начала что-то говорить, взяла за рукав, но Хохол стряхнул ее руку, оттолкнулся от стены и пошел навстречу Марине. Поравнявшись, он обнял ее.
– Случилось что-то? – спросил он, и Марина кивнула. – Серьезное?
– Да.
– Расскажешь?
– Не порти праздник, – процедила она сквозь зубы, и Хохол отстал.
Наконец-то появились новобрачные, опоздавшие почти на час. Бес светился от счастья, как новогодняя елка, только звезды на голову не хватало, а Ветка...
«Боже мой, как же она сегодня хороша, просто куколка в шикарном белом платье с коротким шлейфом, с гладкой прической и скромным макияжем, с ниткой черного жемчуга на тонкой шейке...» – подумала Марина, невольно залюбовавшись подругой.
Этот резкий контраст черного и белого выглядел странно и одновременно притягательно, даже Хохол, стоящий за Марининой спиной, заметил это, шепнув ей на ухо:
– Елки-палки... я и не замечал, что она такая...
– Даже когда в Москве гасил ее, дорогой? – не оборачиваясь, спросила Коваль, и он укоризненно проговорил:
– Мариш... ну, о чем ты, а? Это ж когда было-то! Уже могла бы и простить.
– А я и не сердилась, если ты помнишь, – абсолютно спокойно произнесла она, продолжая наблюдать за медленно идущими по импровизированному людскому коридору новобрачными.
– Да! – вдруг с горечью произнес Хохол. – Кто ревнует свое домашнее животное! Ведь так вы меня называете между собой? Молчи, я знаю.
Его руки, лежавшие до того на марининых плечах, стали вдруг невыносимо тяжелыми, как будто еще секунда – и они просто придавят ее к полу. Коваль прижалась щекой к чуть сжавшимся на плече пальцам, потом развернулась и, глядя в потемневшие глаза Хохла, серьезно сказала:
– Прости меня, если можешь, – больше никогда...
На его лице выразилось неподдельное изумление – чтобы Коваль просила прощения? Да еще у него? И вот так, на полном серьезе? И небо не рухнуло...
– Я люблю тебя, родная, – он нагнулся и поцеловал ее, не заботясь о том, что их прекрасно видят и, возможно, даже фотографируют. – Я очень тебя люблю.
– И я тебя...
– Я не понял – это чья свадьба? – неожиданно рявкнул за Марининой спиной подкравшийся Бес, и Коваль вздрогнула:
– Гришка! Сдурел совсем?
– Ну-ка, поцелуй меня быстренько и скажи, что ты за меня счастлива! – приказал он, и она расцеловала его в обе щеки:
– Даже не вопрос – я на самом деле счастлива, что ты нашел свою женщину, Гриша.
– Которую, кстати, не собираюсь делить с тобой, – шепнул он ей на ухо, прижав к себе.
Коваль дернулась, но он держал крепко, шепча:
– Я ведь все про вас знаю, даже не пробуй оправдываться. Не держи меня за идиота, я прекрасно понял, где вы были вчера, больше того – я подсуетился немного и установил в квартире – что? Молодец, догадалась – камеру. Сегодня, пока Ветуля в салоне была, посмотрел – чуть не рехнулся! Ну, вы даете! Хочу посмотреть шоу в натуре, вживую.
– Наше шоу дорого стоит! – пытаясь освободиться, прошипела Марина. – И демонстрируется только избранным!
– А я и есть избранный – я ее муж.
– Вот и радуйся! – огрызнулась она.
– Я еще вернусь к этому разговору, – пообещал Бес, отпуская Марину.
– Сука... – пробормотав это, Коваль подошла к Женьке и попросила: – Давай на улицу выйдем на пару секунд – мне очень жарко.
– Простынешь – там холодно.
– Женя, я тебя умоляю – не доставай меня, просто сделай так, как я прошу! – процедила она, и Хохол снял пиджак, накинул ей на плечи и повел к выходу.
На улице падал снег, поблескивая в свете многочисленных фонарей, освещавших стоянку и улицу. Марина любила такую погоду, ей всегда нравилось стоять и наблюдать за падающими хлопьями снега, за тем, как они ложатся на землю, накрывая ее мягким белым ковром. Поправив чуть сползший с плеч пиджак, она попросила у Женьки сигарету, закурила. Хохол обнял ее сзади, прижал к себе, согревая. «Господи, как же хорошо...»
Марина постаралась выбросить из головы слова Беса, потому что твердо знала: больше ничего и никогда между ней и Веткой не будет. В конце концов, Коваль никогда не чувствовала в себе такого непреодолимого влечения к женщинам, как ее подруга, ее всегда интересовали мужчины, и то, что произошло между ними, всего лишь случайность, не более. Марина получила удовольствие от этой связи только однажды – вчера, и, возможно, это было связано как раз с тем, что это была последняя встреча.
– Мариш, холодно, идем обратно, – проговорил Хохол ей на ухо, разворачивая к двери, и Марина послушно пошла в ресторан, в холле вернув Женьке пиджак.
Дальше все пошло вполне нормально, как у людей: тосты, подарки, танцы... Ветка выглядела слегка утомленной, что и немудрено в ее состоянии, пора бы ей и домой. Коваль высказала ей эту мысль, когда она подошла к их столику и села, расправив платье. Ветка улыбнулась:
– Не волнуйся, все в порядке. Женя, как дела? – обратилась она к Хохлу, и тот вполне миролюбиво ответил:
– Нормально. Поздравляю тебя, теперь замужняя женщина.
– Осталась только твоя Коваль, – с хитрой улыбкой подколола Ветка. – Но ведь ты все еще надеешься это исправить, да, Хохол?
– Нет. Мне хорошо и так, – заверил он, поглаживая пальцем простое тонкое колечко на Марининой руке – его подарок на ее прошлый день рождения, Марина носила его, как и обещала. – Мне достаточно просто знать, что она со мной.
Коваль удивилась: впервые Хохол публично отрекся от своего желания видеть ее своей официальной женой, заявив, что его устраивает все так, как есть.
Перехватив его руку, она прижалась к ней щекой и благодарно посмотрела Хохлу в прищуренные серые глаза. Он еле заметно кивнул и улыбнулся какой-то виноватой улыбкой, словно извинялся за свои слова.
Ветка еще немного посидела с ними и пошла на свое место, к Бесу. Марина же почувствовала себя усталой и разбитой, да и спина, иссеченная Хохлом утром, начала вдруг болеть, и они потихоньку уехали, предупредив только жениха с невестой.
Коваль блаженно дремала на заднем сиденье «Хаммера», положив голову на колени Женьке, а он старался не шевелиться, чтобы не потревожить ее сон. Он и домой ее внес на руках, осторожно опустил на постель в спальне и раздел.
– Господи... – пробормотал вполголоса, когда Марина перевернулась на живот, демонстрируя спину, покрытую рубцами. – Чуть не убил... – Он начал тихо и почти неслышно касаться губами кожи. – Любимая моя... не трону больше... козел ревнивый, сорвался...
Она потянулась всем телом, переворачиваясь обратно на спину и пытаясь натянуть на себя одеяло, но Женька не дал, ложась рядом и начиная снова бродить губами по телу.
– Жень... я устала...
– Да, родная... я не буду ничего... – промычал он, не прерывая своего занятия.
– Пожалуйста... ложись, давай поспим... – Она обхватила его за шею и сонно поцеловала.
Хохол угомонился нескоро, так всегда бывало – получив Марину в свое распоряжение, он старался взять все, что только она могла ему предложить, как будто боялся, что больше этого не будет.
* * *Через несколько дней Хохол приехал из города какой-то взвинченный и нервный, с ходу пнул подлетевшую к нему собаку, и та завизжала, отскочив в сторону и, кажется, не совсем понимая, за что получила такого винта от любимого хозяина. Влетев на крыльцо, Женька заорал:
– Где Марина с пацаном?!
– Да здесь я, что ты орешь? – сказала она, выходя из беседки, где с Егоркой играла в машинки, прячась от ветра.
– Никуда из дома не высовывайся! И ключи от «Хаммера» мне сюда!
Коваль уставилась на него, удивленная таким заявлением ничуть не меньше, чем бедная собака пинком:
– Что случилось?
– На казино ночью налет был, на «Госпожу удачу»! – сообщил он, успокаиваясь и доставая сигареты. – Разнесли все, на хрен! И кассу сняли.
– Люди целы? – мрачно поинтересовалась она, ежась от пронизывающего ветра.
– Ага, блин! – с сарказмом отозвался Женька, садясь на перила беседки. – Егор, отойди, я курю. – Это относилось уже к Егорке, ухватившемуся за его ногу и пытавшемуся забраться на колени. – Какое там – целы! Фредди Крюгер – просто агнец божий по сравнению с теми, кто казино хлопнул, там все в кровище, а на центральном столе, прикинь, голова охранника...
Марину передернуло, мороз пробежал по коже. Она тоже закурила, меряя беседку шагами и пытаясь понять, кто опять полез на ее территорию. Ответ напрашивался сам собой – Ашот, больше вроде и некому, если только залетные какие-нибудь. Но они не стали бы устраивать демонстрацию с отрезанной головой, просто забрали бы кассу и свалили, а эта кровавая резня абсолютно в духе абреков. «Ну, блин, мне только этого не хватало, я еще с нелегалами не разобралась толком, вернее – с Иваном, а теперь еще и казино».
– Звони Бесу, – буркнул Хохол.
– Бесполезно – он в Париже.
– Черт, я и забыл, – почесал затылок Хохол.
Бес и Ветка уехали проводить медовый месяц в город любви, собираясь пробыть там до тех пор, пока не надоест.
– Очень кстати, надо признать, – развязал руки своему крестнику, вот он и чудит, пока патрон семейную жизнь устраивает. Погуляй пока с Егором, я пойду с Вороном перетру. – Марина выбросила окурок и пошла в дом.
Засев в кабинете, она набрала номер Ворона.
– Миша, привет, Коваль.
– Здравствуй, красавица, – откликнулся он, и до нее донеслись звуки саксофона – значит, сидит где-то в джаз-кафе, меломан несчастный. – Что у тебя?
– А ты не в курсе? Ночью кто-то мою «Госпожу удачу» хлопнул, охрану перерезали и всю обслугу.
– Так, погоди, – сразу стал серьезным Ворон. – Я сейчас к тебе приеду, не по телефону же обсуждать.
– Давай, я жду.
Ждать пришлось долго – дорога от города до поселка неблизкая, да плюс к тому Ворон вдруг решил с какого-то перепуга преподнести ей цветы. Марина удивилась, увидев Мишку с озабоченным лицом и букетом хризантем:
– С чего бы?
– Захотелось, – пожал плечами Ворон, протягивая букет. – Ты, говорят, только такие любишь.
– Верно говорят. Спасибо.
Ворон сел в кресло, бросил на стол пачку «Парламента» и золотую зажигалку с монограммой из мелких бриллиантов, перевернув буквами вниз. Марине всегда нравилось в нем стремление не демонстрировать без нужды достаток и возможности, не выпячиваться по мере сил. Егор был таким: да, костюм от Армани, да, «Ролекс» золотой на запястье, да, хорошая дорогая тачка, но делать из этого фетиш – увольте. Он любил комфорт и роскошь, обожал дарить жене дорогие подарки, но никогда не устраивал из этого показуху и демонстрацию. Правда, стоило Марине заговорить о том, что она вполне может тоже без чего-то обойтись, как Егор свирепел и говорил, что его жена не должна и не будет экономить на себе. Просто потому, что он, Егор, так сказал.
«Почему я вдруг вспомнила об этом сейчас?..»
– Выпить хочешь? – предложила она Ворону, открыв мини-бар, и тот согласился, попросив виски. – Мишка, как думаешь, кто меня опять?
Коваль приземлилась во второе кресло и сделала глоток коньяка. Ворон повертел в руке стакан с виски, задумчиво глядя куда-то ей за спину, залпом выпил и сказал:
– А то сама не знаешь? Тут думать нечего – абреки. Зря, конечно, Жека загрубил тогда, но я на его месте вел бы себя так же.
– Может, мне Ашоту стрелку забить?
Ворон взбеленился, ударил по подлокотнику кулаком:
– И не вздумай! Не хватало в ноги «апельсину» упасть!
– Миш, да мне-то ровно – я ж не в статусе...
– Я ж сказал – не смей! – обрезал он, закурив. – Ашот на то и рассчитывал, когда заварил это: опустит тебя, а потом и я за тобой, прицепом.
Резон в этом был, конечно. Марине и самой-то не особенно хотелось общаться с зарвавшимся отморозком, но и оставить безнаказанным налет на казино она тоже не могла.
– Слушай, подруга, а с нелегалами-то что? – вспомнил вдруг Ворон, и Коваль не сразу переключилась на другую волнующую обоих тему.
– Признаться, я никак не могла найти повод навестить Ивана и поговорить обо всем, что творится на стройке, а являться просто так не хотелось. Нужно что-то убойное, чтобы припереть его к стенке так, чтобы ни вздохнуть, ни охнуть, – честно сказала она, дотягиваясь до пачки сигарет и закуривая. – Я, разумеется, заплатила офигенный штраф в милиции, не считая еще кое-каких расходов, но выяснить, откуда взялись эти несчастные таджики на объекте, так и не смогла: они совсем по-русски не говорят. Сдается мне, что это Ванькиных рук дело – и саботаж, и нелегалы тоже.
Она поднялась и отошла к окну, отвела в сторону штору. Неожиданный утренний снегопад только усилился, и Кот без устали махал лопатой, отбрасывая от ворот свежий снег. Дорожки были уже вычищены, влажно поблескивали на ярком солнце. Охранники Ворона курили около машины, рядом с ними толклись и Сева с Геной – вроде как и поболтать вышли, но в то же время Марина отметила напряженную позу Севы. Тот всегда умел просчитать ситуацию и контролировал все незаметно для окружающих.
– Хочешь, я сам поговорю? – предложил Мишка, беря бутылку с шотландским виски. – Я ведь тоже имею право чуть-чуть расстроиться по этому поводу, да? Это ж и мои деньги.
Перспектива свалить все на Ворона порадовала Марину, но что из этого получится, она тоже хорошо знала: Миша Ворон абсолютно не умел идти на компромисс, даже если это было необходимо. Не могла же она взять и грохнуть собственного компаньона, как-то некрасиво... Поэтому вынуждена была отказаться от столь заманчивого предложения.
Ворон посидел еще немного и уехал, а Коваль пошла к своим мужчинам, уже давно вернувшимся с прогулки и пообедавшим без нее.
В детской застала милую картину: Егорка спит в кроватке, сладко посапывая, а Женька сидит на полу рядом с кроватью и задумчиво теребит плюшевую собаку.
– Жень... – прошептала Коваль, чтобы не разбудить сына, – пойдем в каминную.
– А? – вздрогнул Хохол, вырванный из раздумий ее голосом. – Да... иди, я сейчас...
Он поправил одеяло в кроватке, чуть опустил маркизу на окне и вышел из детской, закрыв дверь. Марина стояла на лестнице, и он подхватил ее на руки, поцеловав в нос:
– Что так долго заседали?
– А ты мучился от ревности? – разглаживая пальцем его брови, поинтересовалась она. – Женька, это смешно...
– Мне – абсолютно не смешно! – заверил Хохол, внося ее в каминную и усаживая в кресло. – Я терпеть не могу, когда ты уединяешься с кем-то.
– Ты настолько мне не веришь? – серьезно спросила Коваль, и он кивнул. – Женя...
– Я уже говорил тебе однажды, что с такой бабой, как ты, нужно постоянно по койке рукой шарить.
– Я не изменяю тебе, если ты об этом.
Хохол присел перед камином, чиркнул спичкой, поджигая сухие березовые дрова, сложенные аккуратной горкой, и через несколько секунд пламя уже задрожало язычками, облизывая их. Марина закрыла глаза, откинувшись на спинку кресла, сжала пальцы на подлокотниках. Женькина рука накрыла Маринину, поглаживая:
– Маринка, не сердись на меня, я ведь не умею крутить и притворяться, говорю как есть.
– Я знаю, Женечка. Но ты сейчас неправ. Никого у меня не было, кроме тебя, уже очень давно. Мы живем с тобой как муж с женой, я даже кольцо ношу, которое ты мне подарил...
– Ты носишь его рядом с кольцом Малыша, а живем мы с тобой отдельно, хоть ты и разрешила мне вернуться, – глуховатым голосом перебил Женька, и Коваль открыла глаза, внимательно посмотрев на него.
– Ведь я просила тебя – никогда не заговаривай об этом! Просто не заговаривай, и все!