Поднялись наверх. Спальню Леся обожала. Сама клеила обои с тисненым узором, выбирала мебель, ради чего объездила все магазины и нашла: дешево, но не отличишь от импортной. А как только пригрело солнышко, балконная дверь не закрывалась, и спальню наполняли естественные ароматы весны. Кстати, один куст сирени настолько высок, что его ветки достигают балкона. Не надо срезать лиловые гроздья и ставить в вазу, где цветы быстро погибнут, – они заглядывают прямо в спальню. Но сейчас аромат сирени…
– Зачем закрыла балкон? – спросил Юра, успевший лечь.
– Дождь собирается, еще зальет, – забираясь под одеяло, сказала Леся.
Юра обнял ее, потянулся поцеловать. Конечно, дома у них на первом месте любовь, потом все остальное. Но не сегодня же!
– Ты что? – уперлась она в его плечи руками. – У нас за стенкой труп!
Но разве ж это помеха для Юрки?..
– Он лежит в первой комнате, как минимум там еще одна стенка, – зашептал он, да с таким жаром, что у Леси дыхание перехватило. – От стрессов лучшее средство секс.
– У тебя секс от всех болезней, даже от несварения, – еще упиралась она.
– Леська, думай обо мне, а не о трупе. Пошел он к черту!
Сверкнула молния, осветив голубым огнем спальню, Леся непроизвольно вздрогнула. И тут же ощутила поцелуй – горячий, сильный. Раскат грома сотряс дом, но уже не отвлек. Зашуршали листья под тяжелыми каплями…
Юра спал, Леся нет. Она прижималась к его плечу щекой и думала над словами, которые он вскользь обронил внизу: «Я докажу, что не ты его грохнула». И докажет. Если признается ментам, что был у Борьки. Впрочем, Лобзень собрался сам рассказать, чертов сексот. Ну, пусть еще попросит взаймы – не обрадуется, он теперь зимой снега у нее не выпросит. Ладно, с человекообразным все ясно. А как быть с Юркой? Его же посадят!
Разволновавшись от безвыходности, Леся села на постели, перевела глаза на мужа. Сверкнула молния, на миг она увидела его безмятежное лицо. Неужели он убил? И спит спокойно? Однако оправдательный аргумент был готов: получилось случайно, не преднамеренно, по большому счету он не виноват… И все-таки Юрка попадет в убийцы, ее Юрка, которого она любит безмерно, как семнадцатилетняя девчонка. Никогда и ни к кому подобных чувств у нее не возникало. И будет любить, даже если он перебьет всех соседей. Некоторые просто напрашиваются. Ужас, а не мысли…
Но тут и одна дельная осчастливила Лесю: надо утром рассказать мужу о том, что ей удалось подслушать. Ну да, все же так просто. Сразу не сообразила, не в том состоянии была – от шока, что ее муж убил Борьку, сама чуть не умерла. Так, это первое. А что еще надо сделать?
Улики! Юрка наверняка оставил там свои следы! Их обнаружат и тогда… Нет, их не обнаружат. Борьку все равно не вернешь, а Юрка не должен сесть.
Она тихонько встала с кровати, на цыпочках и не дыша выбралась из спальни. Внизу обдумала, что нужно взять. Достала чистые тряпичные перчатки, в которых работала в саду, высаживая анютины глазки, вытащила новенькую тряпку из упаковки. Пожалуй, достаточно. Ах да, фонарик… Он лежит на полке в прихожей. Теперь все.
Открыв дверь, Леся растерялась – дождь. Сегодня у нее головка совсем плохая: одно делает, другое не замечает.
– Ну почему он полил сегодня, а не завтра! – чуть не плача, прошептала она.
А ведь другого времени не будет. Только сегодня, только сейчас. Первая мысль была взять зонт, но в руках тряпка с фонариком, купол над головой будет лишним. Леся решительно скинула халат, осталась в коротенькой ночнушке на тонких бретелях. Тапочки взяла в руки – куда еще зонт? – и выскользнула за дверь.
У, какой холоднющий весенний душ! Продвигаясь вперед босиком и на цыпочках, Леся ежилась под струями, а когда сверкала молния, останавливалась и крепко зажмуривалась. Безобразная погода. А раньше Леся любила грозу, но находясь в помещении. Вот и калитка. Леся выбралась в общий двор, и на нее зарычали шавки из будки.
– Фу, крысы! – тихо приструнила их Леся. И пригрозила: – Ни куска не получите, если шум поднимете!
Однако под дождь шавки не выскочили – умные. Теперь надо пройти мимо окон Полыни. Вредная старуха наверняка и во сне видит, кто бродит под ее окнами. Леся присела и на корточках двинулась к парадной двери. И кто называл эту дверь парадной? Обшарпанная, старая, держится на честном слове. И такой же старый фонарь над ней, наверное, его повесил купец, строивший дом. Так, окна Полыни позади…
О, как замечательно, что присела! И замечательно, что не успела пройти мимо маленького столика, на котором Полынь чистит рыбу, отчего он и воняет, как рыболовецкое судно. Потому что парадная дверь вдруг открылась. Правда, Леся едва не вскрикнула от неожиданности. Притаившись, она выглядывала из-за стола одним глазом. А дождь холодный, как снег, неприятно бил по спине.
Сначала из парадного выскочил купол зонтика, который пора выбросить на помойку, затем вышел…. Лобзень! Огляделся, как вор, и буквально скачками помчался за угол, то есть к себе.
– Что он там делал? – чуть слышно произнесла Леся.
Явно не к сорнякам в гости заходил, у них в окнах темно. Значит, к Борьке? Да, да, он был именно там! Иначе зачем надел перчатки? Сейчас не зима, а весна, почти лето. А потому и надел, чтоб не оставить отпечатков! Какое счастье, что Леся не вышла из своей квартиры раньше!
– Вот ты и попался! – злорадно прошептала она в адрес Лобзеня.
Теперь Леся быстро добежала до двери, вошла, дрожа от холода. Положила тапочки на пол, сунула в них ноги. Хоть и плоха сегодня ее головка, а варит, сообразила, что мокрые следы останутся, почему и несла тапочки в руках.
По скрипучей лестнице она поднималась крайне осторожно. Дверь Борьки… Ее не заперли. Кстати, не закрывать дверь предложил кто? Лобзень! И ментов вызвать завтра – тоже его идея. Ах как интересно! Может, он и убил? Убил, а сейчас ходил в гости к трупу. Тогда ей незачем лезть в апартаменты дерьмового короля.
Леся собралась было повернуть назад… Но! Юрка был у Борьки, был и не сказал ей. А не сказал, потому что он убил. Может, Лобзень улики подбросил, чтоб Юрка не отвертелся? Взял какую-нибудь вещь, принадлежащую мужу, и подбросил. Надо войти. Леся решительно взялась за ручку, но вдруг замерла, как перед прыжком в воду с десятиметровой вышки.
Тут-то и нагрянули все страхи, какие существуют. Поднялись со дна души, сжали сердце до боли, отчего в глазах поплыло. Там же труп лежит!
«Ну и пусть лежит, – принялась уговаривать себя не трусить Леся. – Он труп, ничего мне не сделает. Он сам по себе, а я сама… по себе…»
Страшно – аж жуть! Страшно, но Леся вошла, сразу включила фонарик и панически обвела им небольшую прихожую – чего доброго, Борькин труп уже поджидает ее. Как выйдет из комнаты, как нападет на жену своего убийцы и начнет терзать, терзать… Фу-ух, от одних фантазий можно тоже стать трупом. Надо взять себя в руки, ей следует быть хладнокровной. Впрочем, кровь в жилах Леси на самом деле застыла.
Луч устремился в комнату, но слабенький. Сверкнула молния, и Леся от ее вспышки едва не лишилась чувств. Одна радость, то есть не радость вовсе, а успокоение: Борис лежит там, где лежал, – у камина.
Вечером жильцы, сбежавшись на дикие вопли Полыни, не двинулись дальше прихожей, стояли в проеме. Только Юра немного ближе подошел к трупу, потом сообщил, что у Борьки пробита голова где-то на затылке. Вот-вот, Юрик оставил отпечатки обуви! А если они боролись, то на полу возле трупа тоже есть его отпечатки, но пальцев, или кулаков, или еще чего-то.
Какой кошмар – надо вытереть пол возле Борьки! А там кровь! Ко всему прочему, Лесю затошнило, но она продолжала себя уговарить. Это же всего минута дела! Ага, одна минута, но шестьдесят секунд. Ой, про секунды лучше не думать… Итак, одна минута и – свобода. Свобода для нее, для мужа. Надо постараться дышать пореже, тогда не будет так тошнить. Выставив фонарик, Леся медленно двинулась к трупу. Шаг – остановка, шаг – остановка, шаг…
Покойник лежал ногами к ней. И если б он просто лежал, как все нормальные покойники… Любому станет дурно, если только представить, что ты ночью наедине с трупом. А Леся здесь наяву видит его приподнятую голову, упирающуюся подбородком в грудь, затылком лежащую в упор к низенькой каминной решетке. И от этого кидает в дрожь, да еще его глаза… Они открыты! Открыты, будто Борька жив и смотрит точно на Лесю! Будто молча говорит: иди ко мне, иди… И молнии сверкают – полнейшая жуть!
На полпути Леся остановилась, захныкала:
– О боже, я не могу…
Но тогда Юрка сядет за убийство – давило на мозги. А внутренний голос спросил: ты готова жить без него долгие годы?
– Нет, не хочу долгие годы без него, – вслух ответила Леся. – Раз пришла, вошла, то как-нибудь и остальное сделаю.
Леся приблизилась к покойнику, проглотив тошноту вперемежку с отвращением, присела рядом и, стараясь на него не смотреть (хотя посмотреть тянуло невозможно), заелозила по полу сухой тряпкой, освещая место фонариком.
– Господи, лишь бы пятна крови не задеть. Ой, мамочка… я сейчас умру… или меня вырве… или то и другое вместе…
Протерла пол у локтя и бедра трупа (по ее мнению, именно здесь мог оставить отпечатки Юра), выше уже была лужа крови. И ничего не случилось, Борька не ожил. Теперь то же самое с другой стороны… Леся смелее обошла труп, но здесь он лежал ближе к стенке. В общем, тереть негде. Не переворачивать же его, в конце-то концов! На такой подвиг Леся не способна.
– Ну и ладно, – сказала она. – Наверняка там отпечатки стерлись халатом Борьки. Теперь пол.
И Леся начала лихорадочно тереть тряпкой с середины комнаты, добралась до трупа, однако второй раз приблизиться к нему не рискнула. В метре от него вытерла пол и, пятясь задом, проелозила до входа в прихожую.
– Уф! – выпрямилась Леся. – Где еще Юрка мог оставить отпечатки пальцев?
У него привычка – браться за дверной проем выше головы. Эдак встанет, одну руку на пояс упрет, вторую в дверной проем и что-нибудь доказывает. Красивый, мощный, напористый. А Полынь приписала Лесе этот большущий рулон туалетной бумаги, лежащий сейчас у камина с проломленной башкой…
– Не о том думаешь! – одернула она себя.
Быстро вытерла проем, саму дверь с обеих сторон. Осмотрелась, не оставил ли Лобзень какую-нибудь Юркину вещь. В прихожей все топтались, значит, пусть остается как есть. Леся, выскочив из квартиры Бориса, самозабвенно произнесла:
– Я сделала это!
Тихонько спускаясь по лестнице, она вдруг услышала щелчок замка. О боже, еще не хватало встретиться с Полынью! Леся дунула под лестницу, по дороге потеряла тапочку, но уже поздно забирать ее. Замерев, она дышала ртом, чтоб ее не было слышно. А сердце просто разрывалось! Хорошо, хоть ступеньки «глухие», Лесю не увидят, но тапочку… И любопытство раздирало – посмотреть, кто там шастает. Как его удовлетворить? Нет-нет, лучше не удовлетворять.
Заскрипела открываемая дверь, появился тусклый свет.
– Идем, я сказала, – зашипела Полынь. – Господи, боже ты мой, ни на что не пригоден без матери! Жить-то как будешь, если помру?
Леся усмехнулась: помрет она, как же… Всех переживет лет на пятьдесят. Ступеньки издавали скрип, значит, мама с сыном поднимались вверх. Интересно, что им понадобилось в квартире Борьки?
– Тебе не страшно? – поинтересовался сын Алик. – Мам, там покойник.
– Страшно! – рявкнула мамочка. – Но ты ж без меня не справишься, а одна я боюсь. Идем, идем.
Леся осторожно выглянула из своего укрытия и едва не коснулась носом тапочки. Не заметили! Она ее забрала, глянула вверх. Полынь держала в руках керосиновую лампу, какую сейчас только в музее увидишь. Глаза у Леси расширились: оба сорняка напялили дешевенькие перчатки, следовательно, они что-то будут в Борькиной квартире делать и не хотят оставить отпечатков. Ну и ну! Сорняки достигли второго этажа, Леся спряталась, боясь, что они обернутся. Все, вошли.
Ужасно интересно, что им надо. Как же быть? Домой бежать или остаться? Леся сделала выбор – домой, оставаться опасно. У Полыни нюх собаки, слух – все изобретенные человечеством приборы отдыхают.
Выбежав из подъезда, Леся помчалась к себе, шлепая босыми ногами по лужам. Дома она вымыла ноги в ванной, вытерла насухо волосы и поднялась в спальню, улеглась.
– Ты холодная, как лягушка, – сонно проворчал Юра. – Где была?
– Забыла чашки и салфетки на столе в саду, ходила за ними, – солгала Леся, прижимаясь к нему.
Юра обнял ее и сразу засопел – у него завидная способность засыпать моментально. Рядом с ним стало так спокойно, что Леся улыбнулась, теснее прижимаясь к нему. Ну и что, что он убил провокатора, хама и свинью? Юра же не хотел, убил случайно, в результате самообороны. Так уж получилось. Нельзя же из-за случайности встать в позу, мол, мне не нужен убийца. Нужен. Очень нужен. Леся чмокнула его в щеку и закрыла глаза.
А молнии сверкали, гром гремел. Первая гроза в этом году, трубящая о том, что холода не вернутся.
Остаток ночи Леся спала чутко, что, собственно, объяснимо. То Борька с сальной улыбочкой снился, то его труп с открытыми глазами, то Полынь, шипящая обвинения. С ума можно сойти даже во сне. Глаза сами открывались, дрожащая Леся жалась к мужу, а потом снова ее забирал ненадолго тревожный сон.
Забрезжил рассвет, дождь к тому времени перестал лить. Юрка зашевелился, приподнялся. Он явно смотрел на Лесю, а она, в очередной раз очнувшись ото сна, лежала, припоминая детали приснившегося кошмара. И только хотела открыть глаза, сказать, что на любовь она не настроена, ей мешает труп за стенкой, как Юра практически бесшумно встал с кровати и вышел из спальни. Леся слышала – он спустился вниз, потом минут пять стояла тишина. Квартира маленькая, в ней слышно все, во всяком случае, щелчок замка долетел до ее ушей. Леся подскочила: куда Юрка намылился в такую рань? Она сбежала вниз – да, его нет. Входная дверь открыта.
Леся вышла в сад. И тут мужа нет. На ночь калитку они обычно закрывают на щеколду, а сейчас калитка нараспашку. Лесю раздирало любопытство: куда же Юрка убежал, пардон, в одних трусах, не накинув халата? Можно было бы заподозрить его в неверности, но, простите, не к Полыни же он помчался. А к кому? И зачем?
Вдруг ее осенило: у Борьки он. Туда все ходили, почему Юрка должен стать исключением?
– Господи, да что им всем там понадобилось? – выходя в общий двор, бормотала Леся, премного озадачившись. – Не могли же они все по очереди прикончить Борьку и ходить туда, чтобы замести следы? Убил кто-то один…
Желая удостовериться, что Юрка пошел именно к убитому соседу, Леся встала за углом дома и выглядывала оттуда. Замерзла. Утренний холод, приправленный дождем, пробирал до костей. Леся стучала зубами, но упорно не уходила, а ведь тоже не догадалась набросить халат. Быстро светало, несмотря на нависшие свинцовые облака. Прошло еще немного времени…
Парадная дверь открылась. Да, Юрик собственной персоной! И какой «оригинал» – воспользовался теми же перчатками, что и Леся. А в руках у него какой-то предмет, да она не разглядела, кинулась домой. Перескакивая через несколько ступенек, взлетела наверх (заодно слегка согрелась), запрыгнула в кровать. Юрик пришел спустя пять минут, лег рядом и вскоре уже похрапывал.
Лесю сон больше не взял. Она ворочалась и ворочалась, в конце концов поплелась на кухню добивать нервную систему крепким кофе. Но ведь надо создать в голове хотя бы искусственное прояснение. Выпитая чашка кофе участила сердцебиение, но голову не прояснила. Леся упорно налила вторую порцию, отхлебывала и думала, что все это означает.
Итак, ее любимый муж был у Борьки. И наверняка наследил. Дурак. Леся так старалась, чуть не умерла в компании с трупом, а он пошел туда! Видимо, что-то там потерял, о нем вспомнил позже, дождался, когда чуть посветлеет, а дом будет спать крепко, и отправился за уликой. Да-да! У него же было что-то в руке. Стало быть, Юрка убил… Пф, она еще сомневается? Кстати, а что у Борьки делали сорняки и примат Лобзень? Нет ответа на этот вопрос. Однако вторая чашка кофе неплохо ударила по мозгам. Неплохо, потому что Леся нашла способ защитить себя и Юрку.
Он с аппетитом уминал завтрак, как будто ничего не случилось, а она брезгливо ковыряла вилкой. Желудок требовал: дай ням-ням, но еда не лезла в рот, хотя Леся последний раз ела вчера примерно в четыре часа дня. В сущности, черт с ним. С завтраком, разумеется. Близится час сбора жильцов, когда надо будет вызвать милицию, не вечно же Борьке лежать на втором этаже. Сейчас следует обговорить с Юрой все детали, чтобы в их показаниях не было расхождений, да вот беда – Леся не находила нужных слов.
– Почему ты не ешь? – поинтересовался Юра.
– Не могу, – отодвинула тарелку Леся. – Юра…
И паузу завесила. Муж поедал гречневую кашу с сосисками, глядя на нее вопросительно. Она молчала, решив: пусть доест, а то после ее сообщения аппетит пропадет, и надолго.
– Ты что-то хочешь мне сказать? – спросил он.
– Нет. Да.
– Раз не уверена, то лучше скажи.
– Хорошо, – собралась с духом Леся. – Вчера я, когда ты ходил за сигаретами, подслушала один разговор…
– Ну, дальше, дальше…
Наконец он доел, взял чашку с какао, которое Юра любит больше кофе. Леся выпалила на одном дыхании:
– Лобзень говорил Алику… они сидели возле нашей сетки на скамейке… что ты заходил к Борису сразу после работы и убил его. Он боится тебя, поэтому ничего не сказал вчера, но собрался сообщить сегодня милиции.
Ну и выдержка у Юрки! Ей бы такую. Через небольшую паузу он сказал абсолютно спокойным тоном:
– Понятно. Почему ты вчера мне об этом не сказала?
– А ты почему не сказал, что ходил туда? – подловила мужа она. И завелась: – Извини, но ты должен был сразу поставить меня в известность. А так, когда я услышала из чужих уст, к тому же подслушала, что ты заходил к Борису, знаешь в каком я была состоянии и что подумала?