Мефодий тенью следовал за Афродитой, куда бы та ни направляла свои неугомонные стопы, особенно не приближался к ней, но все время держал ее в поле зрения, стараясь при этом как можно меньше пялиться по сторонам. Изредка им навстречу попадались патрульные Исполнители, но, едва завидев Афродиту, тут же скрывались с глаз. Все они имели на этот счет вполне ясные инструкции: избегать контактов с представителем враждующей стороны.
Уже ближе к вечеру Афродита наконец заговорила с Мефодием.
– Подойди, – сидя на нагретом береговом песке, велела она.
Мефодий приблизился и, заложив руки за спину, остановился позади нее. Афродита оторвала взгляд от океана, подняла лицо и посмотрела на своего сопровождающего проницательным и игривым взглядом. Соблюдая этикет, Мефодий намеренно не встречался с ней глазами и смотрел строго перед собой в выбранную на линии горизонта произвольную точку. Однако снова очутившись от Афродиты на расстоянии двух шагов, он не мог не отметить сокрушительную притягательность облаченной в материальную форму небожительницы.
В земном эквиваленте Афродите можно было дать не более тридцати, но Мефодий доподлинно знал, что она намного старше самого пожилого из смотрителей, да и вообще всей Солнечной системы. Ее черные, отливающие на солнце волосы струились на плечи бурным водопадом, а глаза выражали такую гамму чувств и эмоций, которую за свою короткую, по вселенским понятиям, жизнь не испытал ни один смертный. Мефодий ощущал, что теряет под этим взором голову, и хоть предполагал, что подобное делается с ним намеренно, ничего поделать был уже не в состоянии. Перегруженные фильтры подавления эмоциональных всплесков зашкаливало, даже несмотря на еще сохраняемую логичность суждений. Но надолго ли сохраняемую?..
– Вы чего-нибудь желаете? – дежурно поинтересовался новобранец, как требовал от него нынешний статус.
– Присядь, – снова велела Афродита.
Поколебавшись секунду, Мефодий подчинился.
– Я так понимаю, на службе ты недавно? – как бы из простой любознательности спросила Афродита, и пока Мефодий решал, стоит ли вообще отвечать на не относящиеся к делу вопросы, продолжила: – Не бойся, я не выпытываю у тебя никаких секретов, мне это просто интересно. Тебя ведь и приставили к моей особе, потому что знания твои еще ничтожны, а командование твое знает, что мне вполне по силам получить необходимую информацию даже у них. Не спрашивай как… Но мне этого не нужно, и знаешь почему? Потому что мы и так достаточно осведомлены о вас. Даже больше, чем вы сами предполагаете.
– Да, я недавно на службе, – робко признался Мефодий и замолк, ибо на поставленный вопрос ответил.
– Ну вот, уже лучше, – похвалила Афродита и рассмеялась своим беспечным переливчатым смехом. – Контакт с противником установлен!.. Нет, вы, земляне, мне определенно нравитесь. Абсолютно не приспособленный к полноценной жизни во Вселенной вид, а сколько желания жить! Безусловно, вы – самое интересное из всех его творений. И по духу вы куда ближе к нам, чем к Кроносу; постарайтесь поверить и принять это. Кронос никогда не пойдет с вами на переговоры – он захватчик, а не парламентер. Юпитер не таков. За ним будущее, поскольку он молод, и за ним победа, поскольку он более умен. Кронос берет числом – мы берем тактикой. Он грабит – мы торгуемся. Надеюсь, твои командиры согласятся со мной. В одиночку у вас нет никаких перспектив для долгого существования в этом мире.
– Почему же? – спросил Мефодий, стараясь поддержать беседу, в которой, по его мнению, пока ничего провокационного не содержалось. – Мы готовы сражаться и будем сражаться, поскольку иного выбора у нас нет.
– Чепуха все это, – снисходительно произнесла Афродита. – Выбора у них нет! Да вы просто не видите его, вот и все. И кто это мы? Вы отвечаете за всех землян, вместе взятых? Тогда вы в корне не правы. Мы давно изучаем ваше занимательное мироустройство. Интересная особенность: небольшая группка высших особей печется о безопасности гигантского сообщества низших, печется настолько самоотверженно, что готово, не задумываясь, сложить свои головы ради него. А эти низшие и знать о них ничего толком не знают: плодятся и живут в свое удовольствие, полагая, что они и есть та самая высшая сила на этой планете, которая держит ее под контролем. Грызутся между собой, гадят во всех углах, соревнуются, кто больше под себя хлама всякого подгребет… Того и гляди, разнесут скоро вдребезги всю планету из-за того, что кто-то на кого-то не так посмотрел и кто-то что-то кому-то не так сказал…
– Вот потому-то и надо о них заботиться, – заметил Мефодий. – Чтобы не поубивали друг друга. Или кто-нибудь со стороны не поубивал. Нас и создавали ради этого.
– Вы слепо следуете воле вашего Хозяина – в этом ваше слабое место. Что он сказал, то и делаете. Но его уже нет, а мир-то меняется. Надо изменяться вместе с ним. Политика слабого должна быть гибкой, это залог выживания слабых видов, а такому, как вы, надо следовать этой стратегии и подавно. Так что берите то, что вам пока дают практически задаром. Пока…
«Бойся данайцев, дары приносящих…» – неожиданно всплыли в мозгу Мефодия отголоски университетского образования.
– Извини, но я еще слабо разбираюсь в вашей культуре, – сказала Афродита. – Что ты сейчас имел в виду?
– Вам неизвестно выражение «троянский конь»? – ответил вопросом на вопрос Мефодий.
– Можно на «ты» – в пропорциях к вашему летоисчислению я ненамного старше тебя, – великодушно сказала Афродита. – Конь – это та разновидность низших форм землян, на которых высшие некогда передвигались с места на место, так? Только при чем тут конь?
Мефодий провел для Афродиты маленький ликбез, вкратце поведав ей содержание первых глав «Одиссеи» Гомера. Несмотря на отсутствие в рассказе Мефодия прямых сравнений тактики Юпитера и тактики данайцев, Афродита прекрасно поняла, на что он намекает, однако ничуть не обиделась, а лишь разочарованно вздохнула:
– Да, доверие – вещь зыбкая. Тем более ваше доверие к нам. Но ведь чтобы начать доверять кому-то, надо сначала дать ему шанс заработать это доверие.
– Так-то оно так, но боюсь, что такую роскошь мы себе позволить не можем, – возразил Мефодий. – Ставки слишком высоки.
– Вот ты снова говоришь «мы», – почему-то опять зацепилась за эту деталь Афродита. – Это «мы» означает все Человечество или же только его высшие формы?
– Разумеется, все! – заявил Мефодий, не понимая, почему Афродита постоянно возвращается к этой, вроде не столь существенной, с его точки зрения, детали. – Разве можно отделять нас друг от друга?
– Это верно, отделять вас, конечно же, нельзя. Вы проживаете бок о бок, ходите по одной планете, а ваше высшее сословие, ко всему прочему, пользуется продуктами и изобретениями низшего, дабы лишний раз не привлечь к себе внимания. А почему?
Поначалу Мефодий не нашелся что и ответить: такая система сосуществования землекопов с Исполнителями и смотрителями практиковалась издревле и была заложена Хозяином. Незримый контроль над землекопами в их среде, не выделяясь из их массы, не создавал излишних трений между человеческими вариантами. Плюс ко всему, он позволял Исполнителям и смотрителям оперировать поведением землекопов незаметно для них самих и не расшатывать понапрасну их и без того нестабильное эмоциональное равновесие. Политика невмешательства высших вариантов человечества в жизнь низших – единственно верная политика для земного мироустройства.
– Так надо ради всеобщей гармонии, – пояснил Мефодий после некоторого раздумья. – Гармония порождает стабильность, а стабильность – основа основ достойного существования.
У Афродиты имелось другое мнение по этому поводу:
– Отчасти, конечно же, верно. Но на самом деле даже поверхностный взгляд на ваше общество наводит на другие выводы. Вас, представителей высших форм жизни, во много раз меньше, нежели низших. И хоть вы превосходите их по всем параметрам, численный перевес все равно на стороне тех, кого вы считаете неполноценными созданиями. Да что там говорить – вы и относитесь к ним соответствующим образом. А зря! Ваши землекопы вполне разумны и способны к принятию самостоятельных решений. Они равноправны с вами во всем, что бы вы там ни думали.
– Я был землекопом и знаю все, о чем они помышляют и чем живут, – сказал Мефодий. – Они живут по своим понятиям и в меру своих жизненных сил. Именно посредством их они и судят об окружающем мире, и судят – ты не можешь не согласиться с этим – неправильно. Их точка зрения далека от истинного положения вещей и потому ни под каким видом не может считаться верной. Следовательно, доверять им принятие решений наравне с нами просто недопустимо. Мы, опекуны, для этого и существуем.
– Но ведь вы тем не менее признаете их силу, не так ли?
Мефодий вновь задумался, но, не обнаружив никакого подвоха, ответил:
– Но ведь вы тем не менее признаете их силу, не так ли?
Мефодий вновь задумался, но, не обнаружив никакого подвоха, ответил:
– Безусловно. Самый многочисленный подвид человечества должен являться самым сильным в своем ареале. Это неоспоримый факт как для вас, так и для нас.
– Так, может, не стоит тогда относиться к землекопу столь неуважительно? – Афродита прищурилась и не спускала с Мефодия хитрых, проницательных глаз. – Их власть на этой планете даже более существенна, чем ваша, и то, что вы стараетесь держаться в тени, лишний раз доказывает это. А может быть, они здесь командуют, а не вы? Может быть, это с ними следует вести переговоры, а не с вами? К тому же в природе землекопа меньше скепсиса и больше доверия, и с ними куда легче найти общий язык… Впрочем, о чем я говорю? Земля ваша, и все это ваши внутренние проблемы. Мы хотим лишь двух вещей – сотрудничества и взаимопонимания. Со всеми вами, вместе взятыми. Мы ведь ничего не теряем при вашем отказе; вы же теряете многое. Кронос не отступит и, будьте уверены, нанесет по вам еще не один удар. Мы же обязуемся защищать вас как… Да что там – как своих детей, ведь ваш Создатель был одним из нас! Подумайте. И выкиньте из головы всех этих троянских лошадей – это глупые предрассудки!
– Я не вправе решать такие вопросы, как «доверять – не доверять», – напомнил Мефодий. – Как Совет скажет, так и будет.
– А твое личное мнение? У тебя же есть личное мнение? Насколько мне известно, у всех людей есть личное мнение по любому насущному вопросу.
– Как Совет скажет, так и будет, – повторил Мефодий, ибо в ту директорию, где хранились у него вещи интимного толка, Афродите путь был заказан.
– Ну хорошо, хорошо, – отступилась Афродита. – Не будь таким напряженным. Не хочешь говорить – не надо. А о чем тогда с тобой еще можно поговорить? Раз уж нам столько времени придется находиться вместе, должна же я знать, на какие темы с тобой можно беседовать, а какие для меня закрыты.
Мефодий неопределенно пожал плечами: мол, на какие угодно, лишь бы не на заведомо запретные.
– Ну ладно, тогда буду сначала спрашивать, – подытожила Афродита и тут же предприняла первую попытку: – А из твоей личной жизни можно?
– Это опять же смотря на какие.
– Ну, к примеру, чем ты занимаешься, когда не оберегаешь от превратностей вашей планеты гостящих на ней небесных посланниц?
– Я новобранец, и этим все сказано: свободного времени у меня практически нет, – признался Мефодий. – Мое хобби – это работа. Постигаю премудрости новой специальности, не отвлекаясь ни на что.
– Значит, подруги у тебя сейчас, надо понимать, тоже нет?
– Выходит, так.
– Бедненький! – иронично-сочувственно произнесла Афродита. – Жертвует личной жизнью, дабы не дать нам ни шагу ступить по родной планете! – и снова звонко и переливчато засмеялась. – А раньше небось была? Не поверю, что у такого симпатичного парня не было симпатичной девушки.
– Раньше была, – коротко бросил Мефодий и во избежание продолжения не слишком приятной для него темы задал уводящий в сторону вопрос: – А как ты определяешь, симпатичен тебе представитель человечества или нет? Какие у вас, у небожителей, на этот счет критерии?
– Да такие же, как и у вас! В этом обличье, – для наглядности Афродита погладила себя по бедру, что вышло у нее нагляднее некуда, – мы ничем от вас не отличаемся. Просто обладаем расширенным спектром возможностей. Что прекрасно для вас, то прекрасно для нас, и наоборот. А вот в психологическом плане куда сложнее. Я очень долго разрабатывала эту тему, поэтому вроде немного похожа на настоящую землянку, правда?
– Не скромничай, – ответил Мефодий. – Не знай я, кто ты на самом деле, честное слово, ни за что бы не отличил.
– Спасибо. – Афродита сделала вид, что польщена, лишний раз подчеркнув свою виртуозную естественность. – Другим же куда сложнее, потому-то вы наших шпионов так быстро и демаскируете. Ну а так… Что чувствуете вы, то чувствуем и мы: боль, раздражение, наслаждение. Разное наслаждение…
– Сколько же у тебя обличий? – Постепенно Мефодий осмелел настолько, что перехватил инициативу в задавании вопросов.
Вопрос Афродите пришелся по душе, по крайней мере, лицо ее оживилось.
– За свою жизнь я принимала более сотни материальных форм, – ответила она. – Все они напрямую зависели от уровня гравитации конкретной планеты, состояния атмосферы, температуры, влажности и многого другого. Вот только вряд ли какая-либо из них тебе понравилась бы.
– Но эта… очень даже ничего…
– Она не самая лучшая из всех, – созналась Афродита, – но я стараюсь не уронить достоинства и в ней. Значит, получается?
– Еще как!
– Спасибо за комплимент. Наверное, это следует считать высшей оценкой моих стараний. Несмотря на простоту вашего обличья, в нем, оказывается, так много ощущений. Интересно чувствовать вкус пищи, напитков, запахи, тепло…
– У тебя холодная кожа, – сам не зная почему, заметил Мефодий.
– Правда? – встрепенулась Афродита и вдруг, подсев вплотную к Мефодию – тот даже не успел как следует испугаться, – взяла его за руку, после чего поинтересовалась: – А теперь?
Ладонь небожительницы пылала, словно та подхватила сильнейшую лихорадку и теперь ужасно температурила.
– Нет, это все же чересчур. – Мефодий попытался мягко высвободить свою руку, но это оказалось попросту невозможно. – Почувствуй мою – это стандартный земной уровень. Выше или ниже его говорит о том, что у тебя не все в порядке со здоровьем.
Рука Афродиты похолодела быстрее, чем выключенная из розетки электроплитка, приняв нормальную для человеческого тела «золотую середину» температурного режима.
– Как сейчас?
– Это… Это то, что надо, – сказал Мефодий и, оглядевшись по сторонам, извлек-таки свою ладонь из мягких, но на удивление цепких пальцев Афродиты. – Теперь сходство и вовсе полнейшее. Только не делай так больше – еще неправильно истолкуют…
– И тебе достанется от командования?
– Да, в общем-то, нет, с меня еще спрос невелик, но могут подумать невесть что…
– А что могут подумать?
– Ну ты же эксперт по нашей психологии, поэтому должна разбираться. Ты очаровательная женщина, мы с тобой вдвоем на пляже, держим друг друга за руки…
Смех Афродиты разнесся над лагуной и слился с шорохом накатывавшего на песок ленивого прибоя.
– Джейкоб отдал тебя в мое распоряжение как гостье, – наконец смогла вымолвить она, – присматривать за мной и выполнять мои прихоти, разве не так? Скажи, а пофлиртовать с понравившимся мне мужчиной будет большим нарушением режима моего пребывания?
Мефодий прикинул в уме: смотрители знали, кто прибывает к ним на переговоры, следовательно, могли предугадать поведение Афродиты, исходя из ее психологического портрета. Чары этой любвеобильной небожительницы давно стали на Земле притчей во языцех, и тот факт, что к ней был приставлен новобранец, а не хладнокровный как скала мастер, тоже нес в себе определенный смысл.
А что он сумеет противостоять чарам этой богини любви и красоты, Мефодий под вечер первого дня сильно и сильно сомневался…
«Чего не сделаешь ради Англии!» – говаривал небезызвестный Джеймс Бонд, секретный агент на службе Ее Величества, когда оказывался в подобных ситуациях. Что-то похожее, но уже по отношению не к Англии, а ко всему Миру вертелось и в голове Мефодия, когда изначально легкий флирт Афродиты по возвращении в номер отеля принял необратимые, как горная лавина, последствия.
Было наплевать, что все происходящее в ее комнате наверняка прослушивается чуткими ушами смотрителей. Об этом Мефодий даже не задумывался – богиня любви и красоты оказалась достойна возложенного на нее звания. Она без труда сумела разбудить во внешне сдержанном Мефодии те качества, которые требовались ей для вкушения полного букета доступных земных наслаждений. То, чего Мефодий так опасался и чего одновременно так желал, случилось с неизбежностью утреннего рассвета, до которого новобранец на Секретной Службе Совета смотрителей боялся попросту не дожить…
Мефодию лишь слегка мешали прикрепленные к запястьям люциферрумовые бруски, но соблюдение запрещающей снимать их «при исполнении» директивы было, как и во все времена, превыше всего. Что-то всегда простительно, а что-то не допустимо никогда и ни под каким предлогом…
В том, что смотрители знали, чем обернется его задание, Мефодий окончательно уверился на следующее утро. Никто не вызвал его для дачи объяснений и не устроил разгона с последующим возвратом на родину и отправкой новобранца в подмастерья к разжалованному в сантехники Мигелю. Мало того, смотрители не только не сняли его с задания, но и вообще, казалось, знать не знают о том, что творилось этой ночью за тонкими стенами элитного номера «Приюта Робинзона Крузо». Хотя по многозначительным выражениям смотрительских лиц Мефодий видел, что незнание – это лишь плохо напяленная маска. Видела это и Афродита, но, что при этом испытывала, было известно только ей одной.