Чтобы попасть на самый верх, требуется увлеченность и ищущий склад ума. Такие люди воспринимают препятствия как дополнительный толчок к новым поискам и обучению чему-то новому. Они только укрепляют решимость. Любую травму или потерю легче пережить, если не сдаваться. Другая особенность этой проблемы состоит в том, что многие считают синонимами понятия последовательности и монотонности. Очень легко погрязнуть в рутине повседневной жизни и утратить творческий подход к процессу обучения. Даже глубоко преданные какому-либо виду спорта люди часто оказываются захваченными рутиной. Свободное от предрассудков мировоззрение, позволяющее достичь совершенства в той или иной сфере, вырабатывается лишь в процессе преодоления препятствий. Мы теряем присутствие духа. Затем травма или другое несчастье подливают масла в огонь. Нас зачастую заставляют проявлять воображение.
Мы должны научиться извлекать уроки из подобных обстоятельств, не получая предварительно травму. Например, баскетболист может несколько месяцев играть только левой рукой, чтобы развить навыки бросков слева. Футболист с рабочей правой ногой может довольно долго стараться не наносить ею удары. Если грязно играющие соперники могут побудить большого спортсмена повысить мастерство игры, то почему бы ему не сделать это, не дожидаясь запрещенных приемов (читай главу «Сделать сандалии»)? Если мы научились использовать травмы в своих целях, то найдем и возможности для развития, не связанные с вредом для здоровья или другими негативными ситуациями. Я называю этот метод «найти решение внутри себя» мы замечаем события вокруг нас, которые служат стимулами для дальнейшего роста или создают для него условия. Затем можно воспроизвести последствия этих событий, не дожидаясь их реального возникновения. Таким образом, проблема становится мощным толчком к дальнейшему творческому развитию.
Глава 13. Остановить время
В детстве меня преследовал страх никогда не стать хорошим шахматистом, поскольку все необходимые знания просто не поместятся в голове. Иногда после двух часов занятий с учителем казалось, что его слова влетают мне в одно ухо и вылетают из другого, поскольку голова уже была забита до отказа. Как же я смогу запомнить еще хоть что-то? А даже если смогу, как разобраться в этом ворохе информации? Конечно, детские страхи могут показаться глупыми — высококвалифицированные специалисты усваивают огромный объем информации, но я невольно вышел на след важной проблемы. Когда мы достигаем определенного уровня компетенции в каком-либо деле и наши знания продолжают накапливаться, возникает вопрос: как систематизировать и упорядочить все это, а потом применить на практике? Думаю, ответ на него дает возможность подняться на доступные только посвященным уровни мастерства.
Если вспомнить о том, что говорилось в главе «Маленькие круги», становится понятно, что я концентрировался на тонком интроспективном развитии внешних навыков. Давайте глубже исследуем эти методы познания и определим, какие формы повышенной восприимчивости можно в себе развить при помощи надлежащих тренировок. Когда мне сломали руку в финальном матче супертяжеловесов регионального турнира, время для меня практически остановилось — или восприятие настолько обострилось и сфокусировалось на сути происходящего, что я стал обрабатывать поступающую информацию намного быстрее, чем обычно. Однако не было впечатления, что я соревнуюсь в скорости со своим соперником. В глубине души я был абсолютно спокоен, хотя и чувствовал себя как на острие бритвы. В целом все происходящее в миниатюре напоминало модель самообладания нового уровня.
Когда рука зажила и национальный чемпионат по боевым искусствам остался позади, в полный рост встал вопрос: могу ли я заставить время замедлить ход и как это сделать, не ломая кости? Наверное, каждый слышал истории о том, как хрупкие женщины поднимали машины, под которые попали их дети, или о том, как время останавливалось в момент автокатастрофы или падения с лестницы. Очевидно, существует некий механизм, позволяющий человеческим существам в критический момент в удивительной степени концентрировать и направлять все свои физические и ментальные силы на решение задачи выживания. Но способны ли мы добиваться этого усилием воли?
Когда я начал целенаправленно размышлять над тем, как сделать мое личное чувство времени отличным от чувства времени противников, то понял, что прежде всего следует разобраться в механизме функционирования интуиции. Подозреваю, что каждый из нас бывал озадачен ситуацией, которая с течением времени изменялась каким-либо образом, а затем вдруг интуитивно осознавал ответ на свой первоначальный вопрос. Многим из нас случалось при встрече с незнакомым человеком сразу же, казалось бы, беспричинно проникаться к нему симпатией либо испытывать негативные чувства. Я обнаружил, что, даже если в некоторых случаях требуется несколько лет, чтобы проверить правильность первоначального результата, в конечном счете интуитивные выводы бывают удивительно верны. Эти соображения подтверждаются тем, что во времена моей шахматной карьеры все случавшиеся озарения приходили из подсознания. Мой метод изучать цифры, чтобы забыть о цифрах, применительно к шахматам был способом мобилизации части мозга, управляющей подсознанием. Я получал большой объем технической информации, которую мозг каким-то образом перерабатывал, выдавая взамен озарения, воспринимавшиеся скорее как музыка или ветер, чем как математические расчеты. Все сильнее становилось ощущение, что эти озарения каким-то образом связаны между собой: видимо, часть моего сознания систематизировала релевантную информацию, стимулируя мощный выброс ментальной энергии, в результате которого неочевидное решение становилось абсолютно очевидным. Но как это происходило?
Об интуиции очень много и жарко спорят психологи, философы, артисты, да и в моей жизни она не раз диктовала интересные выводы и соображения. Моя бабушка Стелла Вайцкин, скульптор и невероятно креативная художница в стиле абстрактного импрессионизма, часто говорила мне, что интуиция — это рука Бога. Артисты часто говорят об интуиции как о своей музе. В предисловии я упоминал, что мой профессор философии из Колумбийского университета с гордостью утверждала, что понятие интуиции является логически непоследовательным, дескать, оно лишено содержания. С моей точки зрения, интуиция — наш самый ценный компас в этом мире. Это мост между сознанием и подсознанием, и крайне важно влиять на подсознание через него. Если нас так увлекает самовлюбленный академический реализм, что мы способны объявить интуицию несуществующей только потому, что не вполне понимаем механизм ее действия, или если мы близоруко считаем подсознание частью системы, загадочным образом функционирующей в области, с которой не имеем связи, то теряем отличную возможность установить контакт с неиссякаемым источником творческой энергии.
В большей части глав этой книги я описал свое видение дороги к вершинам мастерства. Сначала вы изучаете основы, усваиваете принципы своего искусства, затем расширяете и совершенствуете арсенал приемов и методов, отобранных в соответствии с вашими собственными предпочтениями, и все это время не теряете связи, пусть и абстрактной, с тем, что, по вашим ощущениям, является сердцевиной искусства. В результате формируется массив глубоко усвоенных, взаимосвязанных знаний, в центре которого находитесь вы. Управление этим массивом и его использование для генерирования творческих озарений осуществляются на основе интуиции. А теперь исследуем этот вопрос глубже, в качестве примера взяв мою историю изучения шахмат.
Проще всего разобраться в этом вопросе, исходя из таких понятий, как пакетирование информации и нейронный проводящий путь Пакетирование информации — это способность мозга объединять большие объемы информации в своеобразные пакеты в соответствии с определенными моделями или принципами, свойственными данному виду деятельности. Первоначальные исследования этой проблемы для удобства проводились на примере известных шахматистов, считающихся мастерами группировки и анализа информации на уровне подсознания. Датский психолог Адриан де Гроот в 1965 году, а несколькими годами позже — команда Вильяма Симона и Герберта Чейза (в 1973 году) продемонстрировали шахматистам различного уровня мастерства позиции, а затем предложили воспроизвести их на расположенной рядом пустой доске. Психологи сделали видеозапись движений глаз участников эксперимента и засекли время, потребовавшееся на его проведение. Были сделаны следующие выводы: сильнейшие игроки продемонстрировали лучшую память, когда позиции брались из партий, проведенных гроссмейстерами, поскольку они восстанавливали сразу часть позиции, пять-шесть фигур, пакетируя (объединяя) их в уме в зависимости от взаимосвязи групп фигур. Чем сильнее игрок, тем лучшей способностью быстро находить логические взаимосвязи (атака, защита, нагнетание напряжения, согласованные действия пешек) между фигурами он обладает. Таким образом, у более сильных игроков лучше «шахматная» память. При этом если участникам эксперимента предлагалась случайная расстановка фигур безо всякой логической связи между ними, то их «шахматная» память оказывалась примерно одинаковой. В некоторых случаях игроки послабее справлялись с заданием эффективнее, поскольку им часто приходилось сталкиваться со случайной расстановкой фигур. Зато классные игроки терялись, не обнаруживая в позиции на доске «шахматной логики». Иными словами, пакетирование связано со способностью человеческого мозга обрабатывать большой объем информации, находить критерий систематизации и логическую нить, а затем структурировать в один ментальный файл, который можно обрабатывать как единый блок информации.
Проще всего разобраться в этом вопросе, исходя из таких понятий, как пакетирование информации и нейронный проводящий путь Пакетирование информации — это способность мозга объединять большие объемы информации в своеобразные пакеты в соответствии с определенными моделями или принципами, свойственными данному виду деятельности. Первоначальные исследования этой проблемы для удобства проводились на примере известных шахматистов, считающихся мастерами группировки и анализа информации на уровне подсознания. Датский психолог Адриан де Гроот в 1965 году, а несколькими годами позже — команда Вильяма Симона и Герберта Чейза (в 1973 году) продемонстрировали шахматистам различного уровня мастерства позиции, а затем предложили воспроизвести их на расположенной рядом пустой доске. Психологи сделали видеозапись движений глаз участников эксперимента и засекли время, потребовавшееся на его проведение. Были сделаны следующие выводы: сильнейшие игроки продемонстрировали лучшую память, когда позиции брались из партий, проведенных гроссмейстерами, поскольку они восстанавливали сразу часть позиции, пять-шесть фигур, пакетируя (объединяя) их в уме в зависимости от взаимосвязи групп фигур. Чем сильнее игрок, тем лучшей способностью быстро находить логические взаимосвязи (атака, защита, нагнетание напряжения, согласованные действия пешек) между фигурами он обладает. Таким образом, у более сильных игроков лучше «шахматная» память. При этом если участникам эксперимента предлагалась случайная расстановка фигур безо всякой логической связи между ними, то их «шахматная» память оказывалась примерно одинаковой. В некоторых случаях игроки послабее справлялись с заданием эффективнее, поскольку им часто приходилось сталкиваться со случайной расстановкой фигур. Зато классные игроки терялись, не обнаруживая в позиции на доске «шахматной логики». Иными словами, пакетирование связано со способностью человеческого мозга обрабатывать большой объем информации, находить критерий систематизации и логическую нить, а затем структурировать в один ментальный файл, который можно обрабатывать как единый блок информации.
Под нейронным проводящим путем я понимаю процесс создания пакетов и управления ими в рамках единой системы. Это не точное описание, а скорее иллюстрация функционирования мозга. Скажем, я занимался шахматами пятнадцать лет. На протяжении этих тысяч часов мой мозг успешно находил тропинки в непроходимых джунглях шахмат. Аналогия с джунглями очень удачна. Представьте, как много времени потребуется, чтобы прорубить тропу сквозь растительность с помощью мачете.
На несколько километров вырубки уйдет много дней. Однако после того, как тропа расчищена, по ней можно двигаться быстро. Если вы сумели построить дорогу, то поедете на велосипеде или машине — и будете передвигаться еще быстрее.
Знакомясь с новой шахматной позицией, я должен оценить возможные варианты ее развития. Одновременно я изучаю организующие принципы и новые модели перемещения фигур. Эта новая информация систематизируется путем объединения в несколько пакетов, которые я могу воспроизвести в памяти все быстрее по мере того, как улучшается моя способность управлять информацией.
Теперь вернемся к изучению шахмат и рассмотрим, как действуют все эти функции. Начнем с самого первого дня. Первое, что мне следует сделать, — выучить, как ходят фигуры. Затем усвоить их относительную ценность. Надо научиться координировать их действия. Новичку все это наверняка покажется сложным. Здесь есть пешка, слон, ладья, конь, ферзь и король. Каждая фигура уникальна, со своими сильными и слабыми сторонами. Каждый раз, когда мой взгляд падает на очередную фигуру, надо вспомнить, как она ходит и в чем ее сила. Затем я перевожу взгляд на соседнюю фигуру и пытаюсь вспомнить, как ходит она. В исходной позиции на доске находятся тридцать две фигуры. Чтобы принять правильное решение, мне следует следить за всеми фигурами одновременно, предугадывать риск их потери, возможности для атаки и другие очевидные варианты развития событий. К тому моменту, когда я перехожу к оценке положения третьей фигуры, я уже несколько ошарашен. На десятой фигуре дико болит голова, к тому же я уже забыл, что думал о предыдущих девяти фигурах. Мой соперник откровенно скучает. Я наконец-то делаю первый ход и ошибаюсь.
Что ж, теперь, вместо того чтобы начинать с исходной позиции, мы начинаем разбирать партию на пустой доске, где есть только король и пешка против одинокого короля. Все это относительно простые фигуры. Я учился передвигать их скоординированно, рассматривал разные варианты ходов до тех пор, пока не начинал чувствовать себя более или менее уверенно.
С течением времени я точно так же изучил игру отдельно взятым слоном, затем конем, ладьей и королевой. Довольно быстро передвижения и относительная ценность шахматных фигур прочно отложились в памяти. Уже не надо было думать об этом специально, зато появилась возможность оценивать их потенциал с одного взгляда. Шахматы перестали быть просто статуэтками из дерева или пластика и наполнились внутренней энергией. Неподвижность фигуры на доске в каждый отдельный момент контрастирует с бесчисленными вариантами ее передвижения в уме. Я вижу, как каждая из них влияет на своих соседей. Поскольку правила передвижения фигур уже усвоены, можно больше внимания уделять другим аспектам игры и смотреть на позицию на доске шире. Теперь при изучении позиции я воспринимаю все фигуры как единое целое. Пазлы складываются в картинку.
Следующее, что мне предстоит усвоить, — принципы организации взаимодействия фигур. Я учусь размещать свой арсенал наиболее эффективно и читать знаки, говорящие о том, как максимизировать эффективность каждой фигуры с учетом ее конкретного местонахождения. Эти знаки и есть принципы. Точно так же, как раньше я оценивал каждую фигуру на доске в отдельности, теперь я перебираю в уме принципы ведения игры, стараясь выбрать из них тот, который наилучшим образом подходит к конкретной ситуации. С течением времени эта процедура становится для меня все более естественной, пока, наконец, я не обретаю способность в один миг ассоциировать соответствующие принципы с положением на доске. Не слишком опытный игрок только начинает понимать, каким образом преимущества слона в миттельшпиле обусловливаются расположением пешек в центре поля. Зато игроку более высокого класса достаточно бросить на доску один взгляд, и он сразу же оценивает и преимущества слона, и особенности расположения пешек. И слон, и система пешек воспринимаются как единое целое. Не имеет смысла говорить о ценности любой фигуры самой по себе, она воспринимается во взаимосвязи с другими фигурами.
Этот новый подход к оценке фигур имел весьма интересное следствие: я начал понимать, что базовые постулаты об относительной ценности фигур вовсе не являются неизменными. Фигуры постепенно теряют свою идентичность. Я понял, что ладьи и слоны взаимодействуют лучше, чем ладьи и кони, а комбинация ферзя с конями гораздо эффективнее, чем ферзя со слонами. Мощь любой фигуры имеет относительный характер и зависит от таких переменных, как построение пешек и других фигур. Поэтому отныне, видя коня на доске, вы оцениваете его возможности с учетом расположения слона несколькими клетками далее. Постепенно шахматные принципы становятся более гибкими, и вы все лучше разбираетесь в неявных признаках качественного преимущества. Довольно скоро обучение становится менее догматичным: очень часто более сильным игроком оказывается тот, кто менее склонен к слепому следованию шахматным принципам. В результате возникает совершенно новый их тип — исключения из первоначальных принципов. Конечно, следующий этап — научиться воспринимать и использовать эти парадоксальные знаки точно так же, как на первом этапе обучения мы учили правила передвижения фигур по доске. Теперь сеть моих шахматных познаний включает принципы, модели и пакеты информации, мобилизуемые при помощи набора совершенно новых методов управления информацией и ее пакетирования. Изучение шахмат на этом уровне включает осознание некоторых шахматных парадоксов, выработку навыков спокойного восприятия противоречащих друг другу постулатов, понимание относительности шахматных истин.
Дальше становится еще интереснее. Мы приходим к тому, что психология начинает превалировать над техническими навыками. Любой классный игрок отличается глубоким пониманием сути игры, но великий шахматист отличается от классного игрока глубокой вовлеченностью, релаксацией сознания, что позволяет подсознанию беспрепятственно генерировать идеи. Это очень тонкое и зачастую неправильно понимаемое состояние ума, которое при правильном подходе обеспечивает тонкую интеграцию сознания в свободный поток подсознания. Главная идея состоит в том, чтобы передать ведущую роль от сознания к подсознанию без впадения в транс и утраты преимуществ ясности мышления, обеспечиваемой сознанием.