Столкновение с надирами сказало ему о многом. Тогда он действовал по привычке — рядом была Даниаль, и ему не хотелось умирать. Его величайшим преимуществом всегда было отсутствие страха — и вот теперь, когда самый малый перевес нужен ему как воздух, страх вернулся к нему.
Он потер глаза — нужно было поспать, но он не желал поддаваться сну. Сон — брат смерти, как поется в песне. Но добрый, ласковый брат. Усталость наливала тело теплом, и камень, у которого он сидел, казался мягким и манящим. Слишком усталый, чтобы заворачиваться в одеяла, Нездешний прислонился к камню и уснул. Во тьме перед ним явилось лицо Дардалиона: священник звал его, но он не слышал слов.
***
Дурмасту, спящему под передним фургоном, приснился сон. Он увидел перед собой юношу в серебряной броне, красивого и сильного. До того Дурмасту снилась женщина с каштановыми волосами с крепким, здоровым ребенком на руках — он попытался отогнать от себя образ воина, но тот не ушел.
— Чего тебе надо? — вскричал великан, когда женщина с ребенком растаяли. — Уйди прочь!
— Все, что ты нажил, пойдет прахом, если ты не проснешься, — сказал воин.
— Я не сплю.
— Нет, ты спишь и видишь сон. Ты Дурмаст, и твой караван идет в Гульготир.
— Караван?
— Проснись! Ночные охотники близко!
Дурмаст со стоном сел, больно ударился о днище фургона и выругался. Он вылез наружу и выпрямился — сон ушел, но сомнение осталось.
Дурмаст взял короткий обоюдоострый топорик и побрел в сторону запада.
Даниаль тоже проснулась. Дардалион явился ей во сне и велел найти Нездешнего. Перебравшись через спящее семейство пекаря, она вынула из ножен свою саблю и спрыгнула вниз.
Дурмаст круто обернулся, когда она поравнялась с ним.
— Ты что делаешь? Я чуть голову тебе не снес. — Тут он заметил саблю. — Куда это ты собралась?
— Мне приснился сон, — туманно объяснила она.
— Держись около меня, — приказал он, сворачивая в сторону.
Ночь выдалась ясная, но облака то и дело закрывали луну. Дурмаст выругался, вперившись во мрак. Что-то шевельнулось слева, и он толчком сбил Даниаль с ног, упав сам. Над ними просвистели стрелы. Потом к Дурмасту метнулась темная тень — топор великана врезался ей в бок, сокрушив ребра. Даниаль вскочила на ноги. Облака внезапно разошлись, и она увидела двух воинов в черной броне, бегущих к ней с поднятыми мечами. Она опять упала плечом вперед — воины наткнулись на нее и зарылись носом в землю. Тут же вскочив, она вогнала саблю одному из них в затылок. Второй бросился на нее, но топор Дурмаста раскроил ему спину. Он широко раскрыл глаза и умер, не успев издать ни звука.
— Нездешний! — взревел Дурмаст, видя, что из мрака возникли новые черные фигуры.
Нездешний зашевелился у своего камня и открыл глаза, но тело его еще не проснулось. Над ним нагнулся человек с кривым клинком в руке.
— Теперь ты умрешь, — сказал человек, и Нездешний был бессилен остановить его. Внезапно воин с кривым клинком застыл, челюсть у него отвалилась. Стряхнув с себя сон, Нездешний ударом сбил его с ног и увидел, что в затылке у него торчит длинная, с гусиными перьями стрела.
С ножами в обеих руках Нездешний бросился на возникшую перед ним темную фигуру и принял удар меча на эфес левого кинжала. Опустив правое плечо, он пырнул врага в пах, и тот упал, вырвав нож из руки Нездешнего.
Облака снова скрыли луну — он бросился наземь, прокатился несколько ярдов и замер.
Вокруг было тихо.
Несколько минут он пролежал так, закрыв глаза, насторожив слух и стараясь мыслить трезво.
Уверившись в том, что злоумышленники ушли, он медленно поднялся на ноги. Луна вышла из-за туч.
Он крутнулся на месте, выбросил руку — и нож с черным лезвием вонзился в плечо стоявшего на коленях лучника. Нездешний бросился к нему, но лучник шарахнулся и удрал в темноту.
Оставшись без оружия, Нездешний припал на одно колено и стал ждать.
Оттуда, куда убежал раненый, донесся вопль, а за ним голос:
— Поосторожнее надо быть, Нездешний. — И черный нож, пролетев по воздуху, хлопнулся о землю рядом с хозяином.
— Зачем ты меня спас?
— Затем, что ты мой, — ответил Кадорас.
— Я буду готов, когда мы встретимся.
— Надеюсь.
Дурмаст и Даниаль подбежали к Нездешнему.
— С кем это ты говорил? — спросил великан.
— С Кадорасом. Все это пустяки. Вернемся в лагерь.
У фургонов Дурмаст разворошил угасающий костер и обтер топор от крови.
— Ну и баба у тебя! — Он покачал головой. — Троих мужиков убила! А ты мне заливал, что она обыкновенная шлюшка. Хитрый ты дьявол, Нездешний.
— Это были воины Братства, — ответил Нездешний, — и это они своими чарами навели на меня сон. Мне следовало бы догадаться.
— Тебя спас Дардалион, — сказала Даниаль. — Он явился мне во сне.
— Светловолосый воин в серебряных доспехах? — спросил Дурмаст. Даниаль кивнула. — Он и ко мне приходил. Хороши у тебя друзья — дьяволица и колдун.
— Да еще великан с топором, — ввернула Даниаль.
— Не путай дело с дружбой, — проворчал Дурмаст. — Пойду-ка я досыпать, с вашего разрешения.
Старик устало смотрел на вагрийских воинов, сидевших перед ним в здании, где прежде помещался дворец владетеля Пурдола. Их лица сияли торжеством близкой победы, и старик слишком хорошо знал, каким дряхлым, усталым и слабым видится он им.
Ган Дегас снял шлем и поставил его на стол. Каэм, сидевший напротив с каменным лицом, произнес:
— Насколько я понимаю, вы готовы сдаться.
— Да — при соблюдении некоторых условий.
— Назовите их.
— Моих людей не должны трогать. Пусть они беспрепятственно разойдутся по домам.
— Согласен — когда они сложат оружие и крепость будет сдана.
— В крепости укрылось множество горожан — их также должны отпустить и вернуть им дома, занятые вашими солдатами.
— Ну, это уже мелочи. Нечего их и обсуждать.
— Какие гарантии можете вы дать мне?
— Какие же тут могут быть гарантии? — улыбнулся Каэм. — Я даю вам слово — между воинами этого должно быть достаточно. Если вам этого мало, не отпирайте ворот и продолжайте драться.
Дегас опустил глаза.
— Хорошо. Так вы даете мне слово?
— Само собой, Дегас.
— Мы откроем ворота на рассвете. Старый ган встал и повернулся к выходу.
— Не забудьте шлем, — насмешливо бросил Каэм.
Двое солдат в черных плащах вывели Дегаса из зала, и он услышал, как грянул позади смех. Во мраке ночи он прошел вдоль гавани к восточным воротам. С надвратной башни ему спустили веревку — он обмотал ее вокруг руки, и его подняли наверх.
Каэм, утихомирив своих офицеров, обратился к Дальнору:
— В крепости около четырех тысяч человек. Надо еще подумать, как лучше избавиться от них — мне не нужна гора трупов, от которых, чего доброго, пойдет чума. Предлагаю разбить пленных на двадцать частей, которые вы поочередно будете выводить в гавань, где имеется достаточное количество пустых складов. Убитых следует грузить на порожние суда, перевозящие зерно, после чего топить их в море.
— Слушаюсь — но это займет некоторое время.
— Времени у нас вдосталь. Оставим в крепости тысячу человек, а сами двинемся на запад, в Скултик. Считай, что война окончена, Дальнор.
— Поистине так — благодаря вам, мой господин.
Каэм обернулся к чернобородому офицеру справа от себя.
— Что слышно о Нездешнем?
— Он жив, господин. Прошлой ночью он и его друзья отбили атаку моих братьев. Однако новые рыцари уже в пути.
— Я должен получить эти доспехи!
— Вы получите их, господин. Император отрядил на поиски Нездешнего известного убийцу Кадораса, и двадцать моих братьев вот-вот будут на месте. Кроме того, мы получили известие от разбойника Дурмаста — он запросил за доспехи двадцать тысяч серебром.
— И вы, конечно же, согласились?
— Нет, мой господин, мы сбили цену до пятнадцати тысяч. У него зародились бы подозрения, если бы мы заключили сделку, не торгуясь, — а теперь он нам доверяет.
— Будьте осторожны с Дурмастом, — предостерег Каэм. — Он точно лев-одиночка — готов наброситься на кого угодно.
— Несколько его людей состоит у нас на жалованье, мой господин, — мы все предусмотрели. Доспехи все равно что наши — как, впрочем, и Нездешний, и весь Дренай.
— Не будьте столь уверены, Немодас. Не считайте зубов в пасти льва, пока над ним не закружатся мухи.
— Но ведь в исходе войны сомнений нет?
— Был у меня когда-то конь — самый резвый из всех, которыми я владел. Он просто не мог проиграть скачки, и я поставил на него целое состояние. Но перед началом состязаний пчела ужалила его прямо в глаз. Исход всегда сомнителен.
— Вы же сами сказали, что войну можно считать оконченной, — возразил Немодас.
— Так и есть — но пока она не окончена, не будем терять бдительности.
— Да, мой господин.
— Да, мой господин.
— Есть трое, которые должны умереть. Первый — Карнак, второй — Эгель, но пуще всего я желал бы увидеть на пике голову Нездешнего.
— Но почему Карнак? — спросил Дальнор. — Одного сражения еще недостаточно, чтобы почитать его столь опасным.
— Потому что он человек беспокойный и честолюбивый — кто может знать, что придет ему в голову? Есть хорошие фехтовальщики, хорошие стрелки и хорошие стратеги — а есть такие, которых боги одаривают всем одновременно. Таков и Карнак — я не могу предугадать, что он предпримет, и это тревожит меня.
— Говорят, он в Скарте, у Эгеля, — сказал Дальнор. — Скоро мы до него доберемся.
Каэм боролся с волнением, стоя во главе второго легиона перед восточными воротами. Уже несколько минут как рассвело, но за воротами по-прежнему ничего не было слышно. Только лучники на стене мерили его враждебными взглядами. Каэм стоял на виду в красных с бронзой доспехах, и пот стекал у него между лопатками.
Позади ожидал Дальнор в окружении отборных воинов-гвардейцев, лучших бойцов второго легиона Псов Хаоса.
Но вот в крепости зашуршали веревки и заскрежетали ржавые шестерни — это с дубовых, окованных железом ворот снимали огромный бронзовый засов. Еще несколько минут — и ворота со скрипом отворились. Чувство всепоглощающего торжества охватило Каэма, но он взял себя в руки — не к лицу ему проявлять подобную слабость.
Позади него солдаты переминались с ноги на ногу, радуясь концу долгой осады и тому, что сейчас ворвутся в ненавистную крепость.
Ворота открылись пошире.
Каэм прошел под тенью подъемной решетки в освещенный солнцем двор...
И остановился столь внезапно, что Дальнор невольно толкнул его, и шлем съехал военачальнику на глаза. Вдоль всего двора стояли воины с обнаженными мечами. В середине же, опираясь на боевой топор с двойным лезвием, высился здоровенный детина, разряженный точно шут гороховый. Он передал топор своему товарищу и выступил вперед.
— Кто этот жирный паяц? — шепнул Дальнор.
— Молчи, — бросил ему лихорадочно размышляющий Каэм.
— Добро пожаловать в Дрос-Пурдол, — улыбнулся детина.
— Кто ты такой и где ган Дегас?
— Ган отдыхает и поручил мне обсудить условия сдачи.
— Что за чушь!
— Чушь, мой дорогой генерал? Но почему же?
— Ган Дегас обещал сдаться еще вчера, когда я согласился на его условия. — Каэм облизнул губы, а детина ухмыльнулся, глядя на него сверху вниз.
— Ах да, условия. Боюсь, что здесь произошло недоразумение. Когда ган Дегас условливался, что его людей не тронут, он вовсе не имел в виду, что их будут выводить в гавань по двадцать человек и убивать там. — Глаза воина сузились, и улыбка исчезла с его лица. — Я открыл тебе ворота, Каэм, чтобы ты мог посмотреть на меня. Узнать меня... Понять меня. Никакой сдачи не будет. Я привел с собой три тысячи человек и принимаю командование крепостью на себя.
— Да кто ты такой?
— Карнак. Запомни это имя, вагриец, — оно означает твою смерть.
— Шуму от тебя много, Карнак, но знаешь поговорку: собака лает — ветер носит.
— Но ты-то моего лая боишься, коротышка. Считаю до двадцати — за это время ты должен убраться из ворот. После этого в воздухе станет густо от стрел. Убирайся!
Каэм, обернувшись кругом, оказался лицом к лицу с цветом своего войска, и тут он в полной мере осознал обрушившееся на него унижение. Они вошли в крепость, но он не может скомандовать своим людям “вперед”, ибо лучники стоят наготове и одна из стрел целит в него самого. Чтобы спасти себя — а он должен себя спасти, — он вынужден отдать приказ об отступлении. Это значительно повредит его репутации и плохо скажется на состоянии боевого духа — но делать нечего.
Каэм обернулся назад, багровый от ярости.
— Наслаждайся своей минутой, дренай! Не много таких минут выпадет на твою долю в последующие дни.
— Я досчитал до пяти, — сказал Карнак.
— Назад! — вскричал Каэм. — Назад за ворота.
Язвительный смех грянул вслед вагрийскому полководцу, проталкивающемуся сквозь ряды собственных солдат.
— Закрыть ворота, — скомандовал Карнак, — приготовиться! К нему подошел Геллан.
— Что вы такое говорили о гавани и убийстве наших людей?
— Дардалион рассказал мне, что они замышляют. Каэм пообещал Дегасу не причинять зла защитникам, но это была гнусная ложь. Ничего иного и ожидать было нельзя от Каэма. Просто Дегас слишком устал, чтобы понимать это.
— Кстати об усталости: я сам немного притомился после того, как мы десять часов подряд пробивались сквозь эту скалу.
Карнак огрел Геллана по спине.
— Ваши ребята потрудились на славу, Геллан! Одним богам известно, что было бы, приди мы на час позже. Отрадно думать, что удача на нашей стороне, верно?
— Удача, генерал? Мы с великим трудом пробились в осажденную крепость и разозлили самого могущественного на свете полководца. Хороша удача!
— Был могущественный, да вышел весь, — хмыкнул Карнак. — Сегодня он подвергся унижению, которое проделает небольшую прореху в плаще его славы.
Йонат расхаживал перед своей полусотней, честя солдат на чем свет стоит. Нынче утром они позорно ударились в бегство, когда вагрийцы ворвались на стену около надвратной башни. Йонат бросился в брешь с десятком воинов и каким-то чудом остался невредим, хотя шестеро его товарищей пали рядом с ним. Карнак, заметив опасность, поспешил на подмогу во главе сотни бойцов, размахивая своим огромным топором. У башни произошло короткое, но кровопролитное сражение, к концу которого люди Йоната вернулись обратно. Теперь, на закате солнца, Йонат дал волю своему языку. Впрочем, несмотря на свой гнев, он знал причину их бегства и даже понимал их. Половину его отряда составляли легионеры, а другую половину — добровольцы из крестьян и ремесленников. Солдаты не доверяли боевым качествам новобранцев, а те совсем растерялись среди звона мечей и яростных криков. Хуже всего было то, что первыми побежали как раз легионеры.
— Поглядите вокруг! — кричал Йонат, хорошо сознавая, что за этой сценой наблюдают и другие солдаты. — Что вы видите? Каменную крепость? Ошибаетесь — это замок из песка, и вагрийцы накатывают на него, как бурное море. Крепость стоит, пока песок не рассыплется. Дошло до вас, остолопы? Сегодня вы бежали, не помня себя, и вагрийцы прорвались. Если бы не быстро принятые меры, они хлынули бы во двор, к воротам, и крепость обратилась бы в одну громадную могилу. Можете вы вбить себе в башку, что бежать нам некуда? Либо мы будем сражаться, либо умрем. Рядом со мной сегодня погибли шестеро воинов. Они были хорошие люди — лучше вас. Вспомните о них завтра, когда вам придет охота бежать.
Один из солдат, молодой торговец, смачно сплюнул и заявил:
— Я сюда не просился.
— Ты что-то сказал, дорогуша? — прошипел Йонат.
— Ты слышал, что я сказал.
— Верно, слышал. А утром я тебя видел: ты так припустил от стены, точно тебя сзади поджаривали.
— Старался не отстать от твоих легионеров, — огрызнулся тот. — Они бежали впереди. — В ответ на его слова раздался сердитый ропот, но тут на стене появился высокий офицер. Он с извиняющейся улыбкой положил руку на плечо Йонату.
— Можно я скажу, Йонат?
— Разумеется, командир.
Офицер присел на корточки среди солдат и снял шлем. После шести дней и ночей изнурительной битвы в его голубовато-серых глазах поселилась усталость. Он вытер их и взглянул на молодого солдата.
— Как тебя зовут, приятель?
— Андрик, — с подозрением ответил тот.
— А меня Геллан. То, что сказал Йонат о замке из песка, — чистая правда, и он нашел очень верные слова. Каждый из вас значит очень много. Паника подобна чуме и способна решить исход боя — но то же относится и к мужеству. Когда Йонат, рискуя жизнью, бросился в бой с десятком солдат, вы все вернулись. Думаю, после этого случая вы стали сильнее, чем были. За этими стенами стоит жестокий враг — он прошел по дренайской земле, убивая без разбору мужчин, женщин и детей. Он точно бешеный зверь. Но здесь он остановился, ибо Дрос-Пурдол — это удавка на шее бешеного пса, а Эгель будет копьем, которое прикончит его. Я не мастер говорить — Йонат свидетель, — но я хочу, чтобы все мы здесь были как братья: ведь все мы здесь дренаи, и в нас, по правде говоря, заключена последняя надежда дренайского народа. Если мы не выстоим здесь, то и в живых оставаться не имеем права. Теперь посмотрите вокруг — и если увидите незнакомое лицо, спросите, как зовут этого человека. У вас есть несколько часов перед следующей атакой — используйте их, чтобы получше познакомиться со своими братьями.
Геллан встал, надел шлем и пошел прочь в густеющих сумерках, прихватив с собой Йоната.
— Благородного человека сразу видно, — сказал Ванек, садясь и расстегивая ремешок шлема.
Он был в числе тех десяти, что последовали за Йонатом, и тоже вышел из боя без единой царапины — только шлем получил вмятины в двух местах и теперь сидел на голове неуклюже. — Зарубите себе на носу все, что он сказал, — это на камне следовало бы высечь. Для тех “братцев”, которые меня еще не знают, — я Ванек. Уведомляю также, что я счастливчик, — тем, кто хочет пожить подольше, советую держаться ко мне поближе. Все, кому завтра захочется улепетнуть, бегите ко мне — двух таких речей, как давешние, я уж больше не вынесу.