«Миша, еще одно кресло!»
«Сей момент!»
— А вот и Руслана Просторова! Прошу любить и жаловать! Мы боялись, что ты не успеешь даже к концу передачи. Что ты готовила?
— Очень интересный сюжет для вечерней программы «Новостей». Напрямую связанный, кстати, с нашей передачей. Здравствуйте, дорогие экстразрители! Ритм жизни сейчас настолько ускорился, что, как видите, о новостях приходится говорить еще до того, как успеешь поздороваться!
Впорхнула в незаметно появившееся кресло рядом с отцом Тихоном, плотно сжала колени, приветливо улыбнулась… Прелестна! Отец Тихон и тот не удержался, окинул взглядом с головы до ног. И на пленительных полусферах, вздымающих блузку двумя крутыми холмиками, хоть на мгновение, а задержался. Все-таки умница этот Новичаров. Выпустил Лану в самый критический момент. Половина экстразрителей сразу забыла аргументы отца Тихона. А после того, как я их сейчас повторю в чуть-чуть другой интерпретации, — забудет и другая половина.
— Мы тут тоже времени даром не теряли и успели обменяться мнениями по поводу эксперимента.
Взгляд Ланы на мгновение застыл на отце Тихоне, потом метнулся на Вольняева. Наверное, Новичаров что-то подсказал ей. Но почему не продублировал команду и для меня? Правая рука должна знать, что делает левая!
— Значит, я подоспела вовремя, как раз к началу?
— Увы! И Алексей Вадимович, и его юный духовник отец Тихон категорически против!
— Почему? — искренне удивилась Лапа.
Браво, Новичаров! Прекрасный замысел! Спор между противниками совершенно незаметно переведен в недоумение двух союзников. Вольняеву и отцу Тихону осталось только следить за тем, как быстро их категорическое «нет» сменяется непреложным «да»!
«Фил, предложи узнать мнение телезрителей! Ты понял? Мнение телезрителей!»
«При чем здесь это? Не мешай!»
— Наши уважаемые оппоненты считают, что бесконечность подобна табакерке, из которой может выпрыгнуть чертик. Чертик, как ни странно, в буквальном смысле. И уверяют, что об этом сказано, если я не ошибаюсь, где-то в Библии.
«Цитата: «Человек есть бытие, посредством которого Ничто приходит в мир». Жан-Поль Сартр», — пропищал в правом ухе бригадир аналитиков.
— Вовсе нет, — вмешался отец Тихон. — Над этими вопросами размышляли многие писатели. А процитировал…
«Не отдавай инициативу! Глуши! И не забудь: мнение телезрителей!»
— Наверное, не столь важно, кто это сказал, — перебил отца Тихона Филипп. — Но поскольку это не канонический текст, вам будет трудно доказать, что в данном случае вера не перешла у вас в суеверие. Грань между ними настолько тонка, настолько неуловима… Кроме того, великий философ и гуманист Жан-Поль Сартр считал, например, что «человек есть бытие, посредством которого Ничто приходит в мир».
А с этой точки зрения — даже дух захватывает! — ваш удивительный эксперимент — священная миссия человечества! Но мы, кажется, чересчур отвлеклись. Экстразрителям, вероятно, было весьма интересно узнать вашу точку зрения на сегодняшнюю Игру, но я не думаю, что она на все сто процентов совпадает с мнением творца хитроумнейшей установки, предназначенной для проверки гениальной — я не боюсь этого слова — да, гениальной идеи! И потом, не кажется ли вам недемократичным, наш юный друг, принимать столь важное решение, не спросив об этом у экстразрителей? Сейчас у
экстранов собралось уже более трех миллиардов людей, жаждущих принять участие в Игре! Самой интересной Игре с бесконечностью за все время существования передачи! Как можем мы обмануть их надежды, их чаяния, даже не узнав мнения по этому архиважному вопросу?
Ну и что дальше? Захар, кажется, всенародный референдум решил провести. Но его готовить нужно минимум две недели. И результаты потом трое суток обрабатываются…
— Я полагаю, что, как автор идеи и экспериментальной установки, я имею право «вето», — осторожно сказал Вольняев. — И хочу им воспользоваться.
— Значит, вас не интересует мнение экстразрителей? — изумилась Лана. — Вы даже не хотите его узнать?
Ага, вот какие сети расставил академику Новичаров! Проявить неуважение к экстразрителям — непростительно! Научная карьера Вольняева, несмотря на былые заслуги, кончена. Единственное, что теперь может спасти нобелевского лауреата, — успешное проведение Игры!
— Нет, — твердо сказал Вольняев. Отец Тихон улыбнулся — ласково, беззащитно…
«А напрасно. Вы все-таки взгляните», — подсказал Новичаров.
«Куда взгляните?»
«Фил, время прямого эфира на исходе! Не трать его зря! Повтори: «А напрасно, вы все-таки взгляните, конец фразы. Не повторишь — конец всему! Ну, миленький, давай!»
Кажется, я теряю контроль над обстановкой. Теперь все зависит от Новичарова и бригады аналитиков.
Экран заволокло серой дымкой. Сверкнула золотом опрокинутая восьмерка, превратилась в колесо.
Сквозь фиолетовый туман проступила площадь, заполненная людьми. Сколько их — пять, десять тысяч? Над устремленными в одну и ту же сторону головами вспыхивают на цветных дымах слова: «Хотим…Игру!» И толпа в такт вспышкам ревет: «Хотим! Игру!» А там, куда все смотрят, на огромном экстране — уменьшенное изображение той же толпы. И через некоторое время уже с экстрана доносится эхом: «Хотим! Игру!»
Аи да Новичаров! И когда он все успел организовать?
— Это ведь Университетская площадь! Когда полчаса назад ехали, там еще почти никого не было!
Толпа, наконец, увидела на экстране себя самое и взревела- «У-у-а-у-о!» Но запрокинутые головы тотчас поплыли вправо и на экстране появились входные двери Института. Их осаждала толпа подростков. Спецназы, укрываясь за высокими щитами, с трудом сдерживали натиск. За их спинами темнел крохотный черный островок. Монахи обреченно ждали своей участи.
«Даешь!» — взвился над бурлящей людской массой одинокий истошный крик.
— Даешь! — ревом ответила толпа.
В спецназов полетели камни. Лопнуло и разлетелось вдребезги большое зеркальное стекло.
— Если мы немедленно не начнем Игру, через десять минут эти безумцы будут здесь, — спокойно сказал Главушин. — Поздно. Время для принятия решений упущено. Они просто разорвут нас на части.
— Пускай, — негромко ответил отец Тихон. — Лучше мученическая смерть, чем пришествие диавола.
Вольняев обреченно кивнул головой.
Рев толпы внезапно смолк. Филипп посмотрел на контрольный экстран. За столиком, украшенным цветами, вновь сидели удрученные участники самой популярной на экстравидении передачи.
— Итак, уважаемые экстразрители, ваше мнение однозначно: эксперимент должен быть проведен! — торжественно резюмировал Главушин. — Вам придется подчиниться воле народа, — с доброжелательнейшей улыбкой обратился он к Вольняеву, — В конечном итоге и вы, и мы, экстравизионщики, всего лишь слуги господина по имени Народ. Итак, я предлагаю вам немедленно включить установку!
— Нет! — выдохнул Вольняев и упрямо сжал губы, «И что теперь, Зах? Приплыли?»
«Отнюдь. Мы уговорили одного из учеников академика включить установку. Твоя задача — нажать на клавишу «пуск».
Филипп на мгновение задумался.
Интересно, как это они себе представляют. А если Вольняев воспротивится и, скажем, просто заслонит ее? Интеллигентно и с достоинством? Мне что, силой его оттаскивать?
«Абсурд. Вы хотите запустить в прямой эфир «сцену в салуне», с потасовкой и мордобоем?»
«Беру все на себя. Фил, ты только не мешай и делай, что говорят!»
Захар явно свихнулся.
«Миша, давай заставку и вырубайся. Я отказываюсь вести передачу».
«Без команды режиссера не имею права», — отозвался Деловеев.
Главушин растерянно оглянулся. Пауза давно перехлестнула за границы допустимого. Тихон чуть заметно улыбался. Дана сосредоточенно смотрела куда-то вдаль. Вот и устроил я тебе выход на Большой Экстран, девочка… Прости.
— Трусость — не лучшее качество ученого, — сказала вдруг Лана и посмотрела на Вольняева сверху вниз, словно мать на расшалившегося сына. — Но я полагаю, смельчаки не перевелись еще среди людей. Даже во время упадка и вырождения — то есть наши с вами времена! — настоящие мужчины, не бахвалясь мнимым геройством и не давая непосильных для хилого духа некоторых из нас — не будем показывать пальцем! — обещаний, лишь ждут своего часа, чтобы ввстать и скромно сказать: «Давайте это сделаю я». Говорила Лана медленнее обычного. Брови ее были нахмурены, чересчур сосредоточенный взгляд буравил почему-то не академика, а вазу с цветами.
Она просто повторяет слова суфлера. И Зах, и Миха явно рехнулись. Или — сговорились погубить Игру? С моей помощью им этого не удалось сделать, так они воспользовались неопытностью Ланы!
Площадка контрольного экстрана начала вдруг быстро уменьшаться, съедаемая голубой дымкой, и через несколько секунд на ней остался только Филипп.
Площадка контрольного экстрана начала вдруг быстро уменьшаться, съедаемая голубой дымкой, и через несколько секунд на ней остался только Филипп.
Что они затеяли?!
— Я полагаю, знаменитейший из всех ведущих экстравидения, Король Научного Репортажа Фил Главушин не побоится проявить решительность и, подобно герою Тезею, откроет дверь в лабиринт, то есть нажмет на клавишу «пуск»! — прокомментировала Лана неожиданный ход режиссера. На контрольном экстране ее не было видно, и голос прозвучал откуда-то снизу, словно из-под столика, вернее, той его части, что уцелела на окутанном синей пеленой экстране.
Филипп вздрогнул. Миллиарды пар глаз смотрели сейчас на него. Одни с надеждой, другие с разочарованием, третьи с холодным любопытством. Все оттенки человеческих эмоций были в этих невидимых, но почти осязаемых взглядах. Только бы не струсить.
— Нет! — задергался в кресле Вольняев. — Я не позволю!. Отец Тихон смотрел то на Лану — с ужасом, то на Главушина — со страхом и надеждой.
— Успокойтесь! — властно прошептала Лана. — И сядьте! Фил лишь проимитирует нажатие клавиши. Надо же как-то выбираться из… ситуации, в которую мы по вашей милости вляпались?
Захар явно суфлировал ей «из дерьма». Не учел, что подобные слова Лана не может произнести даже шепотом.
— Но установка исправна! — возмутился Вольняев. — Что вы из меня идиота делаете?
— Вы хотите, чтобы Фил и в самом деле нажал на клавишу?
Главушин усмехнулся.
А если бы все это выскочило в эфир? К счастью, звукотехники сработали четко, с контрольного экстрана не донеслось ни звука. Словно былинный богатырь, восседал на кресле знаменитый ведущий Фил Главушин и загадочно улыбался в усы. Идиот.
По периметру паукообразной установки вспыхнули разноцветной россыпью огни и разом погасли. Остались только расположенные треугольником зеленый, синий, желтый. В центре треугольника алел большой пятиугольник с лаконичной надписью «пуск».
На экстране вихрилась опрокинутая набок золотая восьмерка.
Вольняев недоуменно переводил взгляд с Филиппа на Лану и обратно.
— Какая гадина включила установку? — прошептал он.
«Ну, Фил, давай! Помни, ты воплощение мужества и решительности! А главное, четко выполняй команды. Лана, быстро на подиум! Заставка кончается!»
Подиум — это, видимо, небольшое круглое возвышение прямо перед «головой» паука. Больше всего он похож… Зах, что, решил в качестве объекта передачи…
Лана медленно встала, плавно, словно сомнамбула, подошла к установке, поднялась на подиум, зажатый между блестящими металлическими «лапами». Объективы нескольких экстрамер, усеивавших, подобно глазам, голову паука, скрещивали теперь на ней свои хищные взгляды. «Фил, давай к установке! Живо!»
Главушин послушно вскочил с кресла, подошел к брюху паука со стороны красной клавиши. Вольняев, так и не дождавшийся ответа на свой вопрос, то порывался встать с кресла, то недоуменно смотрел на отца Тихона. Ему явно не хватало мужества и решительности. «Что сказать-то?»
«Пока говорит Лана. Включишься по команде».
На экстране уже растаяла фиолетовая дымка.
— Итак, уважаемые экстразрители, через несколько секунд произойдет — если экспериментальная установка, конечно, работает, — знаменательное событие в жизни человечества: оно впервые лицом к лицу встретится с бесконечностью… Поскольку академик Вольняев отказался от участия в передаче, объектом первой трансляции, с вашего позволения, стану я. Опасно это не более, чем фотографирование, так что особых поводов для волнения у меня нет.
Главушин посмотрел на контрольный экстран. На нем были лишь паук, он сам рядом с красной клавишей и Лана на подиуме.
Так на что все-таки похоже это возвышение? И достаточно ли решительно я выгляжу?
— Смею предположить, уважаемые экстразрители согласятся с тем, что выступать от имени человечества на первой встрече с бесконечностью должна представительница его прекрасной половины? — кокетливо улыбнулась Лана.
Господи, как она хороша сейчас! Быстрее бы все кончалось. Пусть как угодно кончится — только бы она осталась со мною, только бы целовать эти губы и смотреть в бездонные глаза…
— Не согласен! — протестующе покачал рукою Главушин. — Вношу поправку: прекрасная представительница человечества!
Щеки Ланы чуть заметно порозовели. Опустив голову, она положила правую руку на левое плечо.
На секунду Филипп забыл о мужестве и решительности.
Это она пытается спрятаться от заинтересованных взглядов миллиарда с лишним мужчин. Вспомнила, что одета в «полуинтим», и пытается закрыть грудь. Недотрога ты моя драгоценная!
«Фил, ремарку насчет времени отклика! — прохрипел Новичаров. — Быстрее, у нас осталось только восемь минут прямого эфира».
— Итак, через сто тридцать семь секунд обитатели бесконечности — если они есть, конечно, — смогут, подобно нам с вами, насладиться образом прекрасной земной девушки. А еще через две с небольшим минуты мы можем ждать уже их ответ. Вы спросите, почему так быстро? Ведь жителям Завселенной, Внеуниверсума, понадобится немалое время для того, чтобы раскодировать экстравизионный сигнал, подготовить соответствующую аппаратуру и послать ответный образ. Да, конечно. Но, как утверждают ученые, Пространство и Время родились одновременно с нашей Вселенной и за ее пределами просто не существуют. Поэтому то, что для нас происходит мгновенно, на противоположном конце космического провода, волшебной нити Ариадны, может длиться, происходить вечно. Итак… Три, два, один… пуск!
Главушин накрыл клавишу ладонью, энергично крутанул кистью, имитируя нажатие. Повернулся с гордым видом, напыщенно произнес:
— Свершилось! Исторический миг настал!
Ничего, естественно, не произошло. Но объявить об этом можно будет только через четыре с половиной минуты. А пока…
«Подойди поближе к Лане, — пропищал Деловеев. — Я хочу изменить ракурс съемки».
Филипп послушно сделал два шага по направлению к подиуму.
— Раз, два, три — огонь пали! — скороговоркой передразнил его где-то рядом Циркалин.
Главушин непроизвольно оглянулся. Неведомо когда появившийся Леня Циркалин, судя по всему, только что отпрянул от установки и торчал теперь рядом с отцом Тихоном, глупо улыбаясь. В телеочках-пенсне блестками отражались юпитеры.
Что он тут делает? Кто его пустил в кадр?
Филипп скосил глаза на контрольный экстран. Нет, установка была уже за его рамками. В фокусах экстрамер только он сам и грустно улыбающаяся Лана.
Филипп улыбнулся в ответ.
Так какого черта вертится здесь Циркалин?
Разноцветный треугольник на брюхе паука вдруг погас на мгновение и снова вспыхнул. По периметру установки, словно по борту корабля в праздничную ночь, тоже вспыхнули огоньки: шесть голубых, шесть желтых, шесть красных.
— Что вы наделали?! — вскочил наконец со своего кресла Вольняев.
— Мне показалось, Фил плохо нажал на кнопку, — объяснил сияющий, словно новая копейка, Циркалин. — Вот я и подстраховал!
Филипп повернул голову в сторону контрольного экстрана. Ни образы Циркалина и Вольняева, ни их реплики в эфир, конечно, не пошли. Только теперь перепоясанный цветными огоньками паук выползал на экстран. Лана застыла на возвышении между его лапами, закрывая правой рукой грудь и упавшими со лба волосами — лицо. Оправа телеочков — в тон колготкам — с трудом просматривалась за густыми золотистыми прядями.
Что-то ослепительно вспыхнуло вдруг — и Лана исчезла.
— Что за черт! — выдохнул Вольняев. — Такого не должно… Академик подбежал к подиуму, поднялся на него, поводил
руками, словно бы играл в жмурки. Но «поймать» Лану ему не удалось.
— Уйдите отсюда! — приказал он Циркалину. — И не вздумайте кто-нибудь отключить установку! Пока она работает на прием, есть надежда… — Тяжело сойдя с подиума, Вольняев проковылял на негнущихся ногах к брюху паука, остановился рядом с круглой белой кнопкой. От его молодого задора не осталось и следа.
Нужно бы что-то сказать. Ведь экстрамеры работают, в эфир идет черт знает что… Все, кроме мужества и решительности…
— Как видите, уважаемые экстразрители, Игра приобрела несколько неожиданный оборот, — жизнерадостно завопил Новичаров, незаметно появившийся рядом с Филиппом. — Позвольте представиться: Захар Семенович, бессменный режиссер передачи. Друзья зовут меня просто Зах. До сегодняшнего дня вы видели мою фамилию — Новичаров — только в титрах. Но вот пришла минута, когда я должен помочь нашему всеми любимому, знаменитому ведущему Филу Главушину с честью выйти из весьма непростой ситуации. Фил — мой лучший друг, а друзей, как известно, в беде не бросают. Потрепав Филиппа по плечу, Новичаров продолжал по-прежнему жизнерадостно: