Пейзаж ночного видения - Александр Тамоников 17 стр.


— Замечательно! — всплеснула руками Маринка, развеселив «неулыбчивых» спецназовцев. — Два сапога пара, вы просто созданы друг для друга!

Спецназовцы украдкой улыбались. И как-то даже с уважением стали посматривать на командира. Мол, баба — огонь, дочь — из той же когорты «непримиримых». Меньше всего Вадим хотел знакомить «работу» с «личным», но что еще оставалось делать? Раздражению не было предела. С каждой новой неудачей все труднее становилось держать себя в руках. Капралов намеренно вел машину дальней дорогой, чтобы избавиться от слежки. В итоге сам запутался, и пришлось выбираться какими-то кривыми переулками северо-восточной части городка, который на поверку оказался безбожно растянут. «Хвост» стряхнули, а возможно, и не было «хвоста», но это не повод расслабиться и радоваться. На улице Кавалерийской царила тишь. Загнали машину во двор, осмотрели дом, двор, все обнюхали на наличие растяжек. «Кто за кем охотится?» — недоумевал Вадим. Он выставил посты, загнал своих женщин в дальнюю комнату, где окно оснащалось ставнями, попросил их спокойно посидеть, пока «компетентные товарищи» примут решение, которое бы всех удовлетворило. «Эвакуационные» настроения уже превалировали. Деньги, документы при себе — это главное. Какая-то часть вещей. Остальное можно оставить в гостинице, вещи — наживное, в отличие от жизни и здоровья. Отправить женщин как можно дальше — под конвоем, в Сибирь!

— Не узнаю тебя, Вадим, — удрученно вымолвил в трубку куратор Паньков. — Ты лажаешь, как стажер. Третья неудача, попахивает перебором. Поневоле уверуешь, что Бог троицу любит. Но то, что Нарбула остался в Портабеле, — тема, безусловно, интересная. Что-то его держит. После вашего конфуза в ресторане он, конечно, не уедет. Посмеется и продолжит заниматься своим делом. Избавляйся от женщин, я лично договорюсь с Хатынским, его люди возьмут над ними шефство и увезут в безопасное место. Ты же не собираешься опускать руки?

Нет, теперь он собрался биться до конца. Пусть лбом в глухую стену, пусть лоб расшибет, но своего добьется!

— Вам упорно не везет, майор, — посочувствовал в трубку Хатынский. — Обвинения в некомпетентности я отвергаю, поскольку знаком с вашим послужным списком. Не переживайте, это называется черной полосой. За ней обязательно наступит что-нибудь посветлее. Я прибуду через пару часов, заберу ваших женщин. Далеко не повезу, не волнуйтесь. За холмами Тихой бухты есть поселок Рубин, там дом одного моего сотрудника. Он согласен принять на время… хм, беженцев. Я прикажу своим людям обеспечить в Рубине круглосуточное дежурство. А вам бы советовал хорошенько продумать тактику дальнейших действий.

«Бабий бунт» удалось подавить. Маринка манерно хваталась за голову, горячо сожалела, что поддалась на эту авантюру с Крымом, — а самое главное, она совершенно не понимала, что происходит! Возможно, она и поняла бы, и приняла как должное, но с ней обращаются, как с ребенком, ничего не говорят! Она вынуждена додумывать, и это ужасно!

— Дочь, вы с тетей Леной влипли в мою работу, — терпеливо объяснял Вадим. — Дайте мне возможность все разрулить. Просто пару дней поживете в другом месте. Это хорошее место, оно не похоже на колонию для несовершеннолетних…

— Это кто тут несовершеннолетний? — взвилась дочь.

— Марина, извини, но это ты, — потупилась Лена. — Хорошо, мы не будем бунтовать, Вадим, мы потерпим. — Она устремила на майора просящий взгляд: — Но при условии, что ты не станешь пороть горячку и включишь наконец голову.

— Нас хотят похитить плохие парни? — осенило Маринку, и в глазах заблестели искры прозрения.

— Да, им это чуть не удалось, — подтвердил Вадим. — Закон жанра, дочь. Плохие парни всегда — и в кино, и в книгах — похищают близких хороших парней, чтобы досадить им и заставить отказаться от почти достигнутой цели. Давайте поступим вопреки законам жанра. Вас тайно увезут в безопасное место, и все будет хорошо.

— Про почти достигнутую цель — это ты сильно задвинул, — уважительно заметила Лена.

— Ну, хорошо, не так выразился. — Вадим начинал сердиться. — Согласен, включаем голову. Лена, ты тоже. Еще раз вспомни свою беседу с Нарбулой. Опустим тонкую психологию. Важна любая зацепка, любой намек. О чем вы разговаривали, может быть, кто-то ему звонил…

— Ты слышал, о чем мы разговаривали, — пожала она плечами.

— До того момента, пока у тебя не отключился телефон. Что было потом? Ты уговаривала его прийти в больницу, он склонял тебя к походу в ресторан… Как долго вы еще стояли? Минут пять, десять?

— Да, я ломалась, потом сказала, что подумаю насчет ресторана… — Лена задумалась. — Телефонами мы не обменивались. Он попросил мой номерок, я вежливо отклонила просьбу… Я неплохой психолог, Вадим, могу определенно сказать — в ту минуту он меня ни в чем не подозревал. Мог заподозрить позднее, когда еще раз проиграл ситуацию с моим падением под колеса. Решил подстраховаться — послал впереди себя постороннего человека, отдаленно на него похожего… Подожди… — Она закрыла глаза. Вадим терпеливо помалкивал. — Пока мы стояли, мимо нас проехала белая машина. Он вздрогнул и, мне показалось, испугался. Мимолетно глянул на меня очень странным взглядом. Вроде быстрого наваждения, которое тут же прошло… Потом у него звонил телефон. Он поморщился, не стал отвечать, сбросил… Потом был еще один звонок… — Задумчивые глаза Лены оживленно забегали. — И, похоже, на другую сим-карту. Он извинился, отошел, повернулся спиной. Сначала слушал, потом что-то тихо отвечал. Мне послышалось слово «трезубец» или похожее на него… Потом он проворчал: «Да, они знают это место»… Еще сказал: «Черт вас подери, мы ждали 24-го, а не 25-го…» Он говорил тихо, думал, что я не слышу, но у меня от природы какой-то дико обостренный слух… Он вернулся с улыбкой — мол, прошу прощения, мадам, дела фирмы, снова задерживают отгрузку». И мы опять говорили про больницу и ресторан…

— Белиберда какая-то, — пробормотал Вадим.

Под покровом ночи прибыл невзрачный минивэн. У сопровождающих его людей имелись документы сотрудников Федеральной службы безопасности. Репнин обнимал своих женщин, они дрожали, ежились, не хотели ехать, прилипли к нему, и отрывать пришлось силой. «Темные» личности смущенно отворачивались, растворялись в темноте, он шептал, что ситуация штатная, нужно лишь немножко потерпеть. «Папа, как же ты не понимаешь? — бормотала Маринка. — Это для тебя она штатная, а для нас ни фига не штатная… Мы же боимся за тебя…»

Минивэн растаял в темноте. На душе было скверно, но он почувствовал облегчение. Теперь ничто не мешает и не путается под ногами. Работай, голова, работай… Вадим проверил посты, проинструктировал свое мрачное войско, завалился на панцирную сетку, прикрытую дырявым матрасом. Он мучительно пытался сосредоточиться. Лена проявила удивительное мужество, бросившись под машину Нарбулы. Он должен это оценить — значит, он ей небезразличен. Хорошо, он ей небезразличен, она ему тоже. К этой теме можно вернуться позднее. Она понравилась Нарбуле, но что-то его смутило. Не сразу, позднее — когда обдумал случившееся. Решил проверить свои подозрения. Но во время разговора с Леной о подозрениях речь не шла. Во-первых, что он делал в том банке? Нужно сообщить Хатынскому, какие операции и на чьи имена в тот день проводились. То, что он слышал, когда Лена оставила включенным телефон, пользы не принесло. Что потом? Вздрогнул, когда проехала машина. Нервы напряжены — даже маститые злодеи подвержены страху. Знает, что за ним идет охота, но упорно сидит в Портабеле. Не ответил на звонок — с владельцами мобильных телефонов такое случается. Ответил на другой. Из разговора явствовало, что прибытие груза (или другое событие) переносится с 24 сентября на 25-е. Сегодня было 23-е, значит, завтра все спокойно, можно работать. 25-го — ночью, днем, вечером? Нет подсказок. Фраза «задерживают отгрузку» — это для Лены. Сомнительно, что придет судно с неким секретным грузом и его поставят на причал. Суда обыскивают. Но все равно надо сообщить Панькову, пусть надавит на таможенную и пограничную службы. Не так уж много судов пристает к причалу. Это не шумный порт международного значения. «Они знают это место» — он безмерно рад за НИХ, но он-то не знает! «Трезубец»? Чушь какая. Условное слово? Ослышалась? Трезубец — на украинском гербе, но какая связь?

Он уснул, но через час открыл глаза. Злость ударила в голову. Спишь, майор? Проспишь последнюю возможность исправить ситуацию! Вадим встал, размял кости, снова лег. До полуночи оставалось полтора часа. В соседней комнате кто-то приглушенно разговаривал. На улице мяукнула кошка — кто-то шикнул на нее, кажется, Жилин, обходящий дозором окрестности. Он закрыл глаза, начал настраиваться. Но вместо умных мыслей в голову лезла всякая всячина. Проплывали короткими «видеороликами» приятные эпизоды минувших дней. Утро в обнимку с любимой женщиной. Колыхаются шторки, она стоит в балконном проеме, очерченная бледной оранжевой каймой… Тихая бухта — Маринка с визгом забегает в воду. А потом лежит, надутая, на спине — соленая вода ее держит, а неподалеку двое влюбленных украдкой целуются… Поскрипывает старая туристическая шхуна, доживающая свой век, бубнит в мегафон поддатый экскурсовод. Приятный ветерок, внушительный Карадаг на западе, а рядом берег, на котором скалы вздымаются монументами. Он обнимает Лену, он не может ее не обнимать. На море качка, волны с хищным шипением облизывают каменные островки и причудливые скалы, среди которых возвышается одна — приметная, похожая на гигантскую чурку, расколоть которую до конца у кольщика не хватило сил. Или на щепку, или на вилку штепселя, на трезубец…

Вадим резко сел на кровати, тупо уставился в затянутое мраком пространство. Что это было? В горле пересохло. Какова вероятность, что именно эту скалу обозвал упомянутым словом Нарбула? А как ее называют местные и называют ли вообще? Экскурсовод никак не называл. Ролики завертелись в голове. «Они знают про это место»… Если отвлечься, абстрагироваться. Допустим, прибывает груз или что-то подобное. Это контрабанда. Не важно, что, но крайне важное для Нарбулы и его дела. В порт, понятно, не сунутся. Купили кого-то в береговой охране, чьи катера периодически шныряют вдоль побережья, и знают, куда пристать под покровом темной южной ночи. Гроты, пещеры? Он видел парочку — полости в скалах, в них плескалась вода, сомнительно, что туда заплывет даже весельная лодка. Но что он мог разглядеть со шхуны? Места вблизи цепочки островков, вытянутых в море, не очень посещаемы, основная масса людей крутится восточнее, у Серебряных ворот. Ночью вообще никого нет. По берегу к этому месту не подойти, с горы не спуститься. Доступ только с моря. И эта цепочка островков расположена весьма удачно. Во-первых, прикрывают с запада, во-вторых, там можно спрятаться, посадить наблюдателя — пловца с ластами…

Если он правильно понял, сегодня и завтра все будет тихо. Надо обследовать это место — тайно, не вызывая подозрений…

Репнин поднимался, как оживший мертвец из могилы, еще не зная, что будет делать. Но он не мог больше терпеть, откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Нет, он не будет пороть горячку, на этот раз все сделает правильно. Тем более что шанс «прямого попадания» невелик. Он застегнул джинсы, рубашку, зашнуровал кроссовки, поколебался пару мгновений — брать ли оружие. Решил не брать, для оружия нужна отдельная сумка. Это просто ознакомительная прогулка. В смежной комнате горела тусклая лампочка. За столом, потягивая колу из маленьких бутылочек, сидели Балабанюк с Капраловым и с кислыми минами резались в карты. Вадим неприязненно покосился на игроков, протопал к выходу. Оба отложили игру, с любопытством воззрились на него. Он поколебался на пороге, прежде чем выйти на веранду. Эти двое тоже молчали.

— Дар речи пропал, командир? — спросил наконец Капралов.

— Лишь бы дар мата остался, — усмехнулся Балабанюк. — До ветру, командир?

— Отлучусь на несколько часов, — поколебавшись, сказал Вадим. — Мне не звонить без необходимости. Если понадобитесь, сам позвоню. Беру машину — закройте за мной ворота.

— Ты куда? — удивился Балабанюк.

— Работать, — огрызнулся Вадим. — Не к женщинам, не волнуйтесь.

— Да мы не волнуемся, — пожал плечами Капралов.

— Давай, командир, — как-то неуверенно пробормотал Балабанюк. — Работа украшает мужчину. Темнишь ты что-то. Ничего не хочешь сказать?

— Не хочу, — качнул головой Репнин, — чтоб не сглазить. Надо проверить одну версию. К утру не появлюсь — тогда начинайте волноваться.

Глава 9

Окраины Портабеля уже спали. Он ехал по пустым улицам, дважды останавливался, гасил фары. Слежки не было. Он понимал, что Нарбула не бог, его возможности тоже ограничены. Он может не знать, где находится база спецназа. Темными переулками Вадим выбрался к набережной недалеко от музея Волошина, поставил машину на пустую парковку между предприятием быстрого питания и магазином по продаже вин местного завода. Дальше шел пешком, стараясь не выделяться среди гуляющих. До полуночи оставалось больше часа. Фонари еще не погасли. Людей было меньше, чем днем, но ночная жизнь продолжалась. Гуляли парочки, с пляжа доносился не вполне трезвый девичий смех. Крокодилова гора, обрывающаяся в утес, живописно выделялась на фоне звездного неба. Но сегодня в этой «живописи» было что-то зловещее. Светила луна, и гору окружала бледно-желтая переливающаяся кайма, повторяя все ее неровности. Красивая набережная резко оборвалась, и он вышел за границу городка. Гора приблизилась, сделалась объемной и мрачной. Вдоль берега тянулся небольшой дощатый мол. У причала были зашвартованы суда — небольшие посудины, пара ржавых баркасов, моторные лодки. На лодочной станции царила тишина. В будке перед мерцающим экраном телевизора подремывал сторож.

— Лодку дашь на пару часов? — спросил Вадим.

— С ума сошел? — пробормотал плешивый мужчина. — Закрыто все, завтра приходи.

— Мужик, не жмись, на пару часов, я заплачу. Никто не узнает. Обычная лодочка. Чтобы мотор был и весла.

— Тебе зачем, парень, на ночь-то глядя? — сторож пристально всматривался в лицо незнакомца.

— С женой поругался, развеяться хочу. Да не жмись ты, мужик, до Трезубца сплаваю и вернусь… — Он замолчал, затаив дыхание.

— До Трезубца, говоришь… — Сторож озадаченно почесал щетинистую скулу. — Ну, ничего себе, ближний свет…

Сердце бешено забилось — значит, существует такое «географическое» понятие!

— Ага, ты в море с собой покончишь, а меня потом с работы уволят… — брюзжал страж лодочной станции. — У нас, между прочим, уже был такой случай. Один парнишка, вот как ты, с женой поругался…

— Мужик, посмотри на меня, я похож на самоубийцу? — возмутился Вадим. — Прогуляюсь, назад вернусь, не брошусь я в море и лодку не украду… Кто тебя проверять-то будет? — «Может, треснуть его по башке и так уплыть?» — мелькнула не вполне законная мысль.

— Ладно, бери, а то ведь не отстанешь, — отмахнулся сторож. — «Троячок» с тебя. А как ты хотел? Ты меня на служебное преступление вынуждаешь. И паспорт свой оставь. Лодка за баркасом «Стерегущий», дальше по причалу пойдешь, увидишь…

«Лучше бы по башке его треснул», — неприязненно думал Вадим, отсчитывая три тысячи. Справляться с лодкой было не в диковинку — даже с этой дряхлой плоскодонкой, оснащенной стареньким мотором. Он оттолкнулся от сваи, закачался на неспокойной воде. Мотор закашлял, заработал с третьей попытки, и суденышко постепенно отдалилось от пристани. Вадим развернул нос на юго-запад, направился к мысу — крайней точке Крокодиловой горы, на которой обрывалась бухта Портабеля. Прошел не больше трех кабельтовых, заглушил мотор и, сев на банку, закурил. На днище лодки плескалась вода, валялись какие-то гнилые тряпки, весла. Он не спешил, ему некуда было спешить. Докурив, выбросил окурок в воду, еще раз осмотрелся. В бездонной массе воды не было ничего постороннего. Напротив поблескивали огоньки Портабеля, отливали светлячки фонарей на набережной. В восточной части пристани еще шумели — играла музыка на пришвартованной яхте. Вадим извлек со дна весла, вставил в уключины и начал неторопливо грести в сторону мыса.

Гора приближалась. Лунный свет этой ночью был очень кстати. Усилилось волнение на море, лодку закачало. С морской болезнью майор Репнин был незнаком, качка его нисколько не волновала. Ближе к берегу волнение прекратилось. Мыс был рядом. Фактически — здоровенный камень, изъеденный трещинами. Под ним — камни поменьше, хотя и способные, каждый по отдельности, раздавить самосвал. Он размеренно греб метрах в тридцати от скал, заблаговременно огибая мелкие островки. Рисунок береговой полосы менялся каждую минуту. В отдельных местах скалы вздымались уступами, вскрывались террасы, по которым можно было пройти (впрочем, до первой пропасти). Дальше росли отвесные сплошные стены. Иногда они отступали, образуя нечто вроде маленьких бухт. Иногда береговые скалы напоминали груды уложенных друг на друга булыжников. Через десять минут по левому борту обозначились Серебряные ворота. Поблескивала в лунном свете косая арочная скала — забавный и нелепый каприз природы. Впереди показался тот самый Трезубец, за ним — цепочка островков, вдающихся в море. Мглистый свет озарял округу, проблем с темнотой этой ночью не было. Становилось не по себе. Он рискнул подойти еще ближе к скалам и находился уже практически под расщепленной скалой, но не заметил ничего интересного. Скалы громоздились друг на дружку, это было какое-то глухое каменное царство. Впрочем, одну интересную вещь Вадим все же подметил: отвесные стены уже не росли из самой воды, над ней возвышались плоские террасы — где-то узкие, где-то шире, по ним можно было ползти или идти на корточках. Террасы обрывались, перетекали в каменные завалы, сползали в бухты, но, в принципе, там не было ничего непроходимого.

Трезубец остался за спиной, но ни одного подходящего грота не замечалось. Хотя они ведь и не должны быть на виду? Если чего-то не видно с моря, это не значит, что его нет. Оптические обманы никто не отменял. Отдохнув немного, Вадим поплыл обратно. И с этой стороны не вскрылось ничего примечательного. Несколько гротов с арочными сводами, их стоило проверить, но интуиция подсказывала, что там «пустышка». Он возвращался к мысу у Крокодиловой горы. Сместился ближе к берегу и втиснул лодку между скалой и остроконечной глыбой, торчащей из воды, обмотал швартовочный трос вокруг выступа в камне. Можно считать, что спрятал. До ближайшего уступа, торчащего из воды, было метров двадцать. Вадим разделся до плавок, сложил одежду на банку, зажал зубами компактный фонарик, пригодный и для работы в воде, и перелез через борт, стараясь не плескаться. Кожа покрылась мурашками — сказывалась осень, днем на солнце вода теплее. Бесшумно проплыв вдоль берега, он вскарабкался на вылизанный морем окатыш, с него перебрался на плоский козырек в скале и начал ползти по нему, пока тот не стал безнадежно узким. Затем снова спустился в воду, поплыл, прижимаясь плечом к шершавой скале. Несколько раз Вадим взбирался на террасы, карабкался по ним, потом сообразил, что плыть под скалой проще, а если устанешь, то можно отдохнуть на ближайшем островке…

Назад Дальше