— Сколько хочешь, — ответил тот. — Мне были выписаны командировочные для поездки в Енотовую Шкуру, и я не истратил из них ни гроша.
— Значит, на планете, куда вы попали, с вами обращались, как с гостем? — заметила Кэрол.
— Примерно. Я так до конца и не разобрался, в каких отношениях я находился с местными обитателями.
— Они были приятными людьми?
— Приятными-то приятными, но вот людьми ли — не знаю. — Он повернулся к Опу. — Сколько тебе нужно?
— Сотни должно хватить. Мясо, взломанная дверь, и, конечно, оскорбленные чувства нашего друга — мясника.
Максвелл достал бумажник, вытащил несколько банкнотов и протянул их Опу.
— Спасибо, — сказал неандерталец. — За мной должок.
— Нет, — возразил Максвелл. — Сегодня угощаю я. Ведь я пригласил Кэрол поужинать, хотя из этого ничего не вышло.
Сильвестр у очага зевнул, потянулся и снова уснул — уже на спине, задрав все четыре лапы кверху.
— Вы здесь в гостях, мисс Хэмптон? — спросил Дух.
— Нет, — с удивлением ответила Кэрол. — Я здесь работаю. А почему вы подумали…
— Из-за вашего тигра. Вы сказали, что это биомех, и я, естественно, подумал, что вы сотрудница Биомеханического института.
— А! — сказала Кэрол. — Нью-йоркского или венского?
— Есть еще азиатский центр в Улан-Баторе, если мне не изменяет память.
— А вы там бывали?
— Нет. Только слышал.
— А ведь он мог бы побывать, если б захотел, — сказал Оп. — Он ведь способен переноситься куда угодно в мгновение ока. Вот почему сверхъестественники терпят его штучки. Они рассчитывают в конце концов докопаться до этих его свойств. Только старина Дух стреляный воробей и ничего им не говорит.
— На самом деле его молчание объясняется тем, что ему платят транспортники, — вмешался Максвелл. — Им нужно, чтобы он держал язык за зубами. Если он расскажет о способе своего передвижения, им придется закрыть лавочку. Люди смогут переноситься по желанию куда захотят, не обращая внимания на расстояние, будь то хоть миля, хоть целый миллион световых лет.
— А до чего он тактичен! — подхватил Оп. — Ведь клонил-то он к тому, что такой саблезубый стоит больших денег, если вы не специалист по биомеханике и сами смастерить его не могли.
— Понимаю! — сказала Кэрол. — Это верно. Они стоят безумных денег, которых у меня нет. Мой отец преподавал в нью-йоркском Биомеханическом институте, и Сильвестра изготовили студенты его семинара, а потом подарили ему, когда он уходил на пенсию.
— А я все равно не верю, что эта киса биомеханического происхождения. Слишком уж у нее блестят глаза, когда она смотрит на меня, — заметил Оп.
— Дело в том, — объяснила Кэрол, — что в настоящее время они уже не столько «мех», сколько «био». Термин «биомеханический» родился в те дни, когда чрезвычайно сложный электронный мозг и нервная система помещались в особого рода протоплазму. Но теперь механическими в них остались только органы, которые в природе изнашиваются особенно быстро — сердце, почки, легкие и прочее в том же роде. Собственно говоря, в настоящее время биомеханические институты просто создают те или иные живые организмы… Но вы это, конечно, знаете.
— Ходят разговоры, — сказал Максвелл, — что где-то под замком содержится группа сверхлюдей. Вы что-нибудь об этом слышали?
— Да. Но всегда ходят какие-нибудь странные слухи.
— А самый лучший поймал недавно я, — вмешался Оп. — Конфетка! Мне шепнули, что сверхъестественники установили контакт с Сатаной! Так как же, Пит?
— Ну, возможно, кто-то и предпринял такую попытку, — сказал Максвелл. — Ведь это просто напрашивалось.
— Неужели вы считаете, что Сатана и в самом деле существует? — удивилась Кэрол.
— Двести лет назад, — ответил Максвелл, — люди точно таким же тоном спрашивали, неужели существуют гоблины, тролли и феи.
— И духи, — вставил Дух.
— Кажется, вы говорите серьезно! — воскликнула Кэрол.
— Нет, конечно, — ответил Максвелл. — Но я не склонен априорно отрицать даже существование Сатаны.
— Это удивительный век! — заявил Оп. — Что, несомненно, вы слышали от меня и раньше. Вы покончили с суевериями и бабушкиными сказками. Вы отыскиваете в них зерно истины. Однако мои соплеменники знали про троллей, гоблинов и прочих. Легенды о них, как известно, всегда основывались на фактах. Только позже, когда человек вышел из пеленок дикарской простоты, если вам угодно называть это так, он отмел факты, не позволяя себе поверить в то, что, как он знал, было правдой. Поэтому он принялся приукрашивать факты и упрятал их в сказки, легенды и мифы. А когда люди размножились, все эти существа начали старательно от них прятаться. И хорошо сделали: в свое время они вовсе не были такими милыми, какими вы считаете их теперь.
— А Сатана? — спросил Дух.
— Не знаю, — ответил Оп. — Возможно, но точно сказать не могу. Тогда уже были все те, кого вы теперь разыскали, выманили на свет и поселили в заповедниках. Но их разновидностей было куда больше. Некоторые были жуткими, и все — вредными.
— По-видимому, вы не питали к ним большой симпатии, — заметила Кэрол.
— Да, мисс. Не питал.
— На мой взгляд, — сказал Дух, — этим вопросом стоило бы заняться Институту времени. По-видимому, существовало много разных типов этих… можно назвать их приматами?
— Да, пожалуй, можно, — согласился Максвелл.
— …Приматов совсем иного склада, чем обезьяны и человек.
— Еще бы не другого! — с чувством произнес Оп. — Гнусные вонючки, и больше ничего.
— Я уверена, что когда-нибудь Институт времени возьмется и за разрешение этого вопроса, — сказала Кэрол.
— Еще бы! — ответил Оп. — Я им только об этом и твержу и прилагаю надлежащие описания.
— У Института времени слишком много задач, — напомнил им Максвелл. — В самых различных и одинаково интересных областях. Им же надо охватить все прошлое!
— При полном отсутствии денег, — добавила Кэрол.
— Мы слышим голос лояльного сотрудника Института времени, — объявил Максвелл.
— Но это же правда! — воскликнула девушка. — Исследования, которые проводит наш институт, могли бы принести столько пользы другим наукам! На писаную историю полагаться нельзя. Во многих случаях оказывается, что все было совсем не так. Пристрастия, предубеждения или просто тупые суждения, навеки мумифицированные на страницах книг и документов! Но разве другие институты выделяют на такие исследования необходимые средства? Я могу вам ответить: нет и нет! Ну, есть, конечно, исключения. Юридический факультет всегда идет нам навстречу, но таких мало. Остальные боятся. Они не хотят рисковать благополучием своих уютных мирков. Возьмите, например, эту историю с Шекспиром. Казалось бы, факультет английской литературы должен был обрадоваться, узнав, кто был настоящим автором этих пьес. В конце концов вопрос о том, кто их автор, дебатировался несколько столетий. Но когда Институт времени дал на него точный ответ, они только вышли из себя.
— А теперь, — сказал Максвелл, — институт тащит сюда Шекспира читать лекцию о том, писал он их или нет. Не кажется ли вам, что это не слишком тактично?
— Ах, дело совсем в другом! — вспыхнула Кэрол. — В том, что Институт времени вынужден превращать историю в аттракцион, чтобы пополнить свою кассу. И так всегда. Всевозможные планы, цель которых одна — раздобыть деньги. И так уж у нас репутация балаганных клоунов. Неужели вы думаете, что декану Шарпу нравится…
— Я хорошо знаю Харлоу Шарпа, — сказал Максвелл. — Поверьте, он извлекает из этого массу удовольствия.
— Какое кощунство! — воскликнул Оп с притворным ужасом. — Или ты не знаешь, что за разглашение священных тайн тебя могут распять?
— Вы смеетесь надо мной! — сказала Кэрол. — Вы смеетесь над всеми и над всем. И вы тоже, Питер Максвелл.
— Я приношу извинения от их имени, — вмешался Дух, — поскольку у них не хватает ума извиниться самим. Только прожив с ними бок о бок десять-пятнадцать лет, начинаешь понимать, что они, в сущности, совсем безвредны.
— И все равно наступит день, когда Институт времени получит все необходимые средства, — сказала Кэрол. — Тогда он сможет привести в исполнение задуманные проекты, а остальные факультеты могут убираться ко всем чертям. Когда состоится продажа…
Внезапно она умолкла и словно окаменела. Казалось, только колоссальным усилием воли она удержалась от того, чтобы зажать себе ладонью рот.
— Какая продажа? — спросил Максвелл.
— По-моему, я знаю, — сказал Оп. — До меня дошел слух, собственно говоря, слушок, и я не обратил на него внимания. Хотя, если на то пошло, как раз такие мерзкие, тихие слушки и оказываются на поверку правдой. Когда слух грозен, повсеместен и…
— Оп, нельзя ли без речей? — перебил Дух. — Просто скажи нам, что ты слышал.
— О, это невероятно! — объявил Оп. — Вы не поверите. Как бы ни старались.
— Да перестаньте же! — вскричала Кэрол. Все трое вопросительно посмотрели на нее.
— Я сказала лишнее. Слишком увлеклась и… Пожалуйста, забудьте об этом. Я даже не знаю, действительно ли предполагается что-то подобное.
— Разумеется! — сказал Максвелл. — Ведь вы провели вечер в дурном обществе, вынуждены были терпеть грубости и…
— Нет, — сказала Кэрол, покачав головой. — Моя болтовня бессмысленна. Да я и не имела права болтать об этом. Мне остается только рассказать вам все и положиться на вашу порядочность. И я совершенно уверена, что это не пустые слухи. Институту времени предлагают продать Артефакт.
В хижине воцарилась напряженная тишина — Максвелл и его друзья замерли, почти не дыша. Кэрол удивленно переводила взгляд с одного на другого, не понимая, что с ними.
Наконец Дух сделал легкое движение, и в безмолвии им всем показалось, что его белый саван зашуршал так, словно был материален.
— Ведь вам неизвестно, — сказал он, — как нам всем троим дорог Артефакт.
— Вы нас как громом поразили, — объявил Оп.
— Артефакт! — вполголоса произнес Максвелл. — Артефакт. Величайшая загадка. Единственный предмет в мире, ставящий всех в тупик…
— Таинственный камень! — сказал Оп.
— Не камень, — поправил его Дух.
— Значит, вы могли бы объяснить мне, что это такое? — спросила Кэрол.
Но все дело как раз в том, что Дух не может ответить на ее вопрос, и никто другой тоже, подумал Максвелл. Около десяти лет назад экспедиция Института времени, отправившаяся в юрский период, обнаружила Артефакт на вершине холма, и он был доставлен в настоящее ценой неимоверных усилий и затрат. Его масса потребовала для переброски во времени такой энергии, какой еще ни разу не приходилось применять, — для осуществления этой операции пришлось отправить в прошлое портативный ядерный генератор, который пересылался по частям и был смонтирован на месте. Затем перед экспедицией встала задача возвращения генератора в настоящее, поскольку простая порядочность не позволяла оставлять в прошлом подобные предметы — даже в столь отдаленном, как юрский период.
— Я не могу вам этого объяснить, — сказал Дух. — И никто не может.
Дух говорил чистую правду. Пока еще никому не удалось установить хотя бы приблизительно, что такое Артефакт. Этот массивный брус из какого-то материала, который не был ни металлом, ни камнем, хотя вначале его определили как камень, а затем как металл, ставил в тупик всех исследователей. Он был длиной шесть футов и четыре высотой и представлял собой сгусток сплошной черноты, не поглощавшей энергии и не испускавшей ее. Свет и другие излучения отражались от его поверхности, на которой никакие режущие инструменты не могли оставить ни малейшего следа — даже лазерный луч оказывался бессильным. Неуязвимый и непроницаемый Артефакт упрямо хранил свою тайну. Он лежал на пьедестале в первом зале Музея времени — единственный предмет в мире, для которого не было найдено хотя бы гипотетически правдоподобного объяснения.
— Но если так, — сказала Кэрол, — то почему вы расстроились?
— А потому, — ответил Оп, — что Питу кажется, будто эта штука в далекую старину была предметом поклонения обитателей холмов. Если эти паршивцы вообще способны чему-то поклоняться.
— Мне очень жаль, — сказала Кэрол — Нет, правда. Я ведь не знала. Наверное, если сообщить в Институт…
— Это же только предположение, — возразил Максвелл. — У меня нет фактов, на которые можно было бы сослаться. Просто кое-какие ощущения, оставшиеся после разговоров с обитателями холмов. Но даже и маленький народец ничего не знает. Это ведь было так давно.
Так давно! Почти двести миллионов лет назад.
Глава 7
— Ваш Оп меня просто ошеломил, — заметила Кэрол. — И этот домик, который он соорудил на краю света!
— Он оскорбился бы, если бы услышал, что вы назвали его жилище домиком, — сказал Максвелл. — Это хижина, и он ею гордится! Переход из пещеры прямо в дом был бы для него слишком тяжел. Он чувствовал бы себя очень неуютно.
— Из пещеры? Он и в самом деле жил в пещере?
— Я должен вам сообщить кое-что про моего старого друга Опа, — сказал Максвелл. — Он записной врун. И его рассказам далеко не всегда можно верить. Эта история про каннибализм, например…
— У меня сразу стало легче на душе. Чтобы люди ели друг друга… Брр!
— О, каннибализм в свое время существовал. Это известно точно. Но вот должен ли был Оп попасть в котел — дело совсем другого рода. Вообще-то, если речь идет об общих сведениях, на его слова можно полагаться. Сомнительны только описания его собственных приключений.
— Странно! — сказала Кэрол. — Я не раз видела его в Институте, и он показался мне интересным, но я никак не думала, что познакомлюсь с ним. Да, если говорить честно, у меня и не было такого желания. Есть люди, от которых я предпочитаю держаться подальше, и он казался мне именно таким. Я воображала, что он груб и неотесан…
— Он такой и есть! — вставил Максвелл.
— Но и удивительно обаятельный, — возразила Кэрол.
В темной глубине неба холодно мерцали ясные осенние звезды. Шоссе, совсем пустое, вилось вдоль самого гребня холма. Далеко внизу широким веером сияли огни университетского городка. Ветер, срывавшийся с гребня, приносил слабый запах палых листьев.
— И огонь в очаге — такая прелесть! — вздохнула Кэрол. — Питер, почему мы обходимся без огня? Ведь построить очаг, наверное, совсем несложно.
— Несколько сот лет назад, — сказал Максвелл, — в каждом доме, или почти в каждом, был по меньшей мере один очаг. А иногда и несколько. Разумеется, эта тяга к открытому огню была атавизмом. Воспоминанием о той эпохе, когда огонь был источником тепла и защитником. Но в конце концов мы переросли это чувство.
— Не думаю. Мы просто ушли в сторону. Повернулись спиной к какой-то части нашего прошлого. А потребность в огне все еще живет в нас Возможно, чисто психологическая. Я убедилась в этом сегодня. Огонь был таким завораживающим и уютным! Возможно, это первобытная черта, но должно же в нас сохраниться что-то первобытное.
— Оп не может жить без огня, — сказал Максвелл. — Именно отсутствие огня ошеломило его больше всего, когда экспедиция доставила его сюда. Первое время с ним, конечно, обходились как с пленником — держали не то чтобы взаперти, но под строгим присмотром. Но, когда он стал, так сказать, сам себе хозяином, он подыскал подходящее место за пределами городка и выстроил там хижину. Примитивную, как ему и хотелось. И, конечно, с очагом. И с огородом. Вам непременно следует посмотреть его огород. Идея, что пищу можно выращивать, была для него абсолютно новой. В его времена никто и представить себе не мог ничего подобного. Гвозди, пилы, молотки и доски тоже были ему в новинку, как и все остальное. Но он проявил поразительную психологическую гибкость и с легкостью освоил как новые инструменты, так и новые идеи. Его ничто не могло ошеломить. Свою хижину он строил, пользуясь пилой, молотком, гвоздями, досками и всем прочим. И все-таки, мне кажется, больше всего его потряс огород — возможность выращивать пищу, вместо того чтобы охотиться за ней. Вероятно, вы заметили, что он и сейчас еще внутренне не может до конца привыкнуть к изобилию и доступности еды.
— И напитков! — добавила Кэрол. Максвелл засмеялся.
— Есть одно новшество, с которым он мгновенно освоился. Это почти его конек. Он даже поставил у себя в сарае аппарат и гонит гнуснейший самогон. Удивительно ядовитое пойло.
— Но гостям он его не дает, — сказала Кэрол. — Мы же пили виски.
— Самогон он бережет для самых близких друзей. Банки, которые он достал из подполья…
— Я еще подумала, зачем он там их прячет. Они показались мне совсем пустыми.
— Обе до краев полны прозрачным самогоном.
— Вы сказали, что прежде он находился на положении пленника. А теперь? Какое отношение он имеет к Институту времени?
— Он считается подопечным вашего Института. Впрочем, это его ни к чему не обязывает. Но он ни за что не расстанется с Институтом. Он ему предан даже больше, чем вы.
— А Дух? Он живет в общежитии факультета сверхъестественных явлений? На положении подопечного?
— Ну нет! Дух — бродячая кошка. Он странствует повсюду, где захочет. У него есть друзья во всех уголках планеты. Насколько мне известно, он ведет большую работу в Гималайском Институте сравнительной истории религий. Однако он довольно часто выбирается сюда. Они с Опом сразу же стали закадычными друзьями, едва только факультет сверхъестественных явлений установил контакт с Духом.