Хаммер поморщился.
Глядя вниз, на забранный в сталь и стекло человеческий муравейник, он не мнил себя богом, отнюдь. Глава Всемирного правительства и одновременно — президент так называемого Земного альянса считал себя законченным реалистом, а значит, помнил и понимал: он сам когда–то вышел из чрева этого мегаполиса, который вмещал в себя десять миллиардов человек, — малую толику реального населения Земли. Муравейник жил по своим законам, и не стоило презирать его общественную силу, а уж тем более ворошить палкой и дразнить его обитателей.
Наоборот, глядя вниз, сквозь толщу бронированного стекла, он слишком явственно ощущал неровный пульс этой жизни, по–своему любил ее, желал ей добра в той же степени, как и себе, потому что они оказались слишком тесно взаимосвязаны — миллиарды людей и стоящая над ними власть.
Любить, презирать, понимать и бояться одновременно — что может быть мучительнее и слаще подобного балансирования на краю бездны? Хаммер тонко ощущал собственную власть. Он отвечал за копошащихся вокруг маленьких членов непомерно огромного общества, которое вплотную подошло к черте самоуничтожения и теперь стояло, с нездоровым любопытством заглядывая в собственную могилу.
Ситуация складывалась простой и драматичной одновременно.
Миллиарды людей, запертые в границах Солнечной системы, не могли быть обеспечены работой, сносными условиями жизни, ресурсами в принципе. Сколько бы ни корячилось Всемирное правительство, дойдя до такого откровенного маразма, как перевод некоторых автоматизированных производств на частичный ручной труд, ситуация могла измениться только в худшую сторону. Бесчисленная армия потенциальных безработных уже составила практически восемьдесят процентов населения Земли и внутрисистемных колоний. Это были лишние люди, от рождения прозябающие на дотациях государства.
— Значит, мы не можем отправить их в космос?
Неожиданный вопрос не застал врасплох главу разведуправления.
— Сомневаюсь, что кто–то полетит, сэр, — без долгих колебаний ответил он. — Люди отвыкли от этого. Им не понравится, когда мы начнем запихивать их в морозильники и сплавлять, как четыреста лет назад, в сущую неизвестность, без обратного адреса.
— Да, я знаю… — ответил Хаммер, отходя от окна. — Идея добровольной колонизации изволила сдохнуть… — Он в задумчивости потер подбородок. — Дорогие предки подбросили нам хорошую свинью, верно? — мрачно пошутил он. — Они избавились тогда от бунтующей части населения очень ловко, но руководствовались при этом исключительно эгоистическим принципом «после нас — хоть потоп»…
Он неторопливо прошелся по обширному кабинету, остановился у рабочего стола, который окружали искусно декорированные под старинную мебель терминалы правительственной связи и консоли мощных сетевых компьютеров.
— Мы на краю бездны… — скорее для самого себя, негромко произнес он, выразительно постучав отполированным ногтем по столешнице рабочего стола, которая представляла в данный момент карту Земли с пульсирующими, неровными ареалами супермегаполисов. Инстинктивно поморщившись от вида пульсирующих аур перенаселенных городов, Джон Хаммер коснулся сенсора, расположенного в торце стола, и изображение на огромном плоском мониторе столешницы волшебно изменилось.
Оно наполнилось глубокой чернотой пространства, в котором ровным, немигающим светом чистого серебристого огня расплескалась объемная панорама далекого шарового скопления звезд.
— Подойдите, генерал, — негромко приказал Хаммер.
На фоне плотной россыпи серебряных пылинок зажглось с три десятка изумрудных огоньков. Они начинались у размытого края шарового скопления и тянулись в глубь уплотняющегося ядра звездного сообщества.
Это были колонии.
— Они не хотят принять эмигрантов с Земли, ведь так? — спросил Джон Хаммер, двумя руками опершись о край горизонтального экрана.
— Не совсем так, сэр, — поправил его Дягилев. — Работа с колониями очень сложна и специфична. Мы не раскрылись ни на одной из планет. Им незачем знать о нашем присутствии в скоплении. К сожалению, выжившие анклавы цивилизаций достаточно малы, компактны по своей численности, и в них трудно внедрить наших агентов. Это удалось осуществить только на ряде планет с более крупным населением и развитой экономикой. Трижды за последний год моим людям удавалось исподволь инициировать обсуждение вопроса о том, как действовать, если корабли прародины вновь появятся на орбитах уже состоявшихся колоний.
— Да? И каков результат? — Джон Хаммер сделал вид, будто не знает его.
— В трех разных мирах люди, совершенно не контактирующие друг с другом, пришли к одному мнению: если такое случится, то поселенцев с Земли нужно будет принять, но на строго определенных условиях.
— Каких условиях, генерал?
— Они пустят к себе только тех, кого сами отберут из массы желающих… на конкурсной основе, сэр…
Хаммер на минуту погрузился в задумчивость.
— Здравое решение, — наконец прокомментировал он. — Они хотят получить нормальных, дееспособных членов общества, а на Земле оставить весь этот сброд?
— Сэр, их логику можно понять. Наши исследования в области их истории показали, что ни одна планета изначально не напоминала Землю по своим экзобиологическим данным. На любой из освоенных планет вы найдете повторение одного и того же пути — долгая, мучительная борьба за выживание на протяжении как минимум нескольких сот лет. Потерянные поколения, климатические катастрофы… и так далее. Никто из них не захочет пускать в свой, обустроенный потом и кровью дом тех, кого вы назвали сбродом. Им не нужен сброд. Им нужны люди. Ни одна здравомыслящая колония не захочет превратить тщательно и с любовью отстроенный дом в грязную, вшивую коммуналку для бездельников…
— Вот, значит, как вы думаете о Земле, генерал? — Хаммер сначала помрачнел, а затем вдруг усмехнулся. — Грязная коммуналка? — вскинув голову, переспросил он таким тоном, словно пробовал эти слова на вкус. — Вы очень долго думали о колониях, господин Дягилев, — внезапно заключил он. Коснувшись сенсора, Хаммер, вернул на экран изображение Земли, покрытой пульсирующей коростой неровных пятен. — Это тоже, между прочим, люди, — напомнил он, щелкнув по поверхности экрана пальцем. Миллиарды людей, которые виноваты лишь в том, что родились на свет. У Земли больше нет ресурсов, чтобы кормить такое количество населения! — резко заключил он. — Наши предки, мягко говоря, загадили планету, выкачали из ее недр все, что смогли, превратив Землю в гнилую скорлупу пустого ореха! Нас в два раза больше, чем всех гипотетических колонистов вместе взятых, на открытых и даже неизвестных к сегодняшнему дню колониях. Так давайте, наконец, станем думать не о людях, а о человечестве и решим для себя, где оно — там или тут?.. — Джон Хаммер тяжело посмотрел на генерала.
Тот молчал, предоставляя главе Всемирного правительства рассуждать самому.
Джон Уинстон Хаммер уже принял решение. Он знал, что последует дальше. В его призыве — перестать мыслить в масштабе личностей — уже скрывался призрак того движения народов, которое собирался инициировать этот человек.
Он считал, что жизнь миллиардов людей, заточенных в клоаках земных супермегаполисов, несравненно более значима, чем судьба горсти колонистов, рассеянных по Галактике злой прихотью гиперсферы…
Он знал, что будет проклят одними и вряд ли добьется любви тех, кому собирался открыть дорогу в большой космос.
Кто–то должен сделать это, рано или поздно… — приблизительно так думал он, глядя на копошащийся за окном человеческий муравейник. — У нас нет даже десятка лет на долгий и нудный процесс переговоров с колониями. Они либо покорятся новой волне Экспансии, либо сойдут с исторической сцены. Третьего не дано…
На траверсе планеты Дабог.
10 июня 2607 года. Один час десять минут
до начала атаки
Шесть космических крейсеров шли клином.
Издалека, с расстояния в несколько сот тысяч километров, даже в оптике следящих устройств данное движение выглядело вполне безобидно: упорядоченные искорки света, построившиеся маленькой пирамидкой, не могли испугать стороннего наблюдателя. Тем более не воспринималось серьезно небольшое облачко вспомогательных судов, похожих на горсть серебристой пыли, брошенную на потеху солнечному ветру…
А зря… каждая пылинка данного облака являлась по меньшей мере конвойным носителем…
Планета приближалась.
Искорки света росли, принимая осязаемые контуры клиновидных конструкций длиной в несколько километров каждая. Их темная броня вспухала надстройками бесчисленных орудийных башен, меж которых угадывались плотно сомкнутые сейчас створы стартовых электромагнитных катапульт, предназначенных для выброса в космос истребителей поддержки, или старта десантных модулей при планетарных атаках.
А зря… каждая пылинка данного облака являлась по меньшей мере конвойным носителем…
Планета приближалась.
Искорки света росли, принимая осязаемые контуры клиновидных конструкций длиной в несколько километров каждая. Их темная броня вспухала надстройками бесчисленных орудийных башен, меж которых угадывались плотно сомкнутые сейчас створы стартовых электромагнитных катапульт, предназначенных для выброса в космос истребителей поддержки, или старта десантных модулей при планетарных атаках.
Головной крейсер, двигавшийся в вершине пирамиды, был темен как ночь. Никаких опознавательных огней или иных навигационных сигналов. Черная тень на фоне черного неба, и лишь пламя, полыхающее в корме корабля, скупо подсвечивало его контур, позволяя прочитать название, нанесенное метровыми буквами на броню в районе главного шлюза.
«ЭНДГРОУЗ».
Вслед за ним, освещенные выхлопом ионных двигателей флагмана эскадры, скользили «Апостол Петр» и «Тень Земли».
Замыкали пирамиду еще три крейсера, за которыми двигались три десятка меньших космических судов.
Это была сила, способная перемалывать звездные системы с той же легкостью, как гусеница танка сминает случайно попавшую под трак детскую игрушку.
…Адмирал Нагумо расхаживал по мягкому ковру, которым была выстелена палуба боевого мостика флагманского крейсера «Эндгроуз», бросая косые, хмурые взгляды на обзорные экраны, куда транслировалось укрупненное изображение подвергшейся атаке звездной системы.
Безымянная звезда пронзительно–желтым, ослепительным шариком зависла в черноте космоса. Соседний экран показывал серо–голубую, измазанную разводами облачности планету, вокруг которой вращалась невзрачная горошина лишенной атмосферы луны. Приборы визуального увеличения показывали лишь размытые границы стратосферы Дабога да пару–тройку спутников совершенно мирного предназначения. Никаких следящих устройств, систем орбитальной обороны, космических станций…
Казалось бы — легкая добыча… Перезрелое яблоко, что должно упасть к ногам Всемирного правительства, став отправной точкой для Второго рывка галактической Экспансии, инициированного с Земли…
Однако, несмотря на оптимистичность прогнозов и совершенно недвусмысленный приказ, Нагумо нервничал. Командующий тремя объединенными флотами Земного альянса не был согласен с тем планом, который носил кодовое название «Акция устрашения». Ему казалось неправильным начинать покорение колоний с демонстративной орбитальной бомбардировки. Но, к сожалению, планы операции утверждал не он…
Хватит! — мысленно оборвал сам себя Нагумо. — Это мой долг перед миллиардами людей, заточенных в границах Солнечной системы.
Адмирал не был гуманистом. Его не мучила совесть. Он в полной мере, осознавал, что они собираются сделать. Единственное, во что верил Нагумо, — будущие поколения разберутся, кто есть кто, и это уже будет их дело — поставить ему памятник или превратить его имя в проклятие…
В очередной раз проходя мимо личного терминала, установленного в самом центре боевого мостика, Нагумо, раздраженный собственными сомнениями, склонился к встроенному в панель коммуникатору и произнес:
— Вахтенный, связь с ракетной палубой!
— Есть, сэр!
Что–то щелкнуло в недрах пульта.
— Ракетная палуба, старший офицер Корнилов на связи, сэр!
— Все готово?
— Так точно! Точки поражения запрограммированы. Все координаты проверены мной лично. Два города: один — на севере, другой — на юге материка, сэр!
— Хорошо, начинайте…
Эта фраза прозвучала обыденно, ровно.
Никто еще не понимал, что с нее начинается новая эра в истории освоенного космоса. Все происходило в тиши напичканных электроникой постов и палуб, где самыми громкими звуками являлся шелест охлаждающих вентиляторов да монотонное попискивание сигналов на консолях компьютеров наведения…
Через минуту с небольшим в носовой части «Эндгроуза» беззвучно открылись ракетные порты. Две длинные, обтекаемые сигары ракет класса «космос–земля» немного выдвинулись из них, показав заостренные носы со зловещей маркировкой по ободу боеголовок.
ВНИМАНИЕ! ЯДЕРНЫЙ ЗАРЯД. РАДИАЦИОННАЯ УГРОЗА. РАБОТАТЬ ТОЛЬКО В ЗАЩИТНЫХ КОСТЮМАХ ПРИ УСТАНОВЛЕННЫХ ПРЕДОХРАНИТЕЛЯХ!
В данный момент все чеки предохранителей были сняты.
Где–то в глубинах крейсера монотонный голос компьютерной системы заканчивал обратный отсчет, озвучивая последние, отпущенные ничего не подозревающим людям секунды…
Нагумо пристально смотрел на экран и видел, как обе ракеты, вырвавшись из пусковых шахт, ринулись к серо–голубому шарику планеты. Адмирал проводил долгим взглядом ослепительные хвосты их реактивных двигателей и вновь склонился к коммуникатору:
— Вахтенный, лидера Третьего флота, крейсер «Тень Земли», на связь. Адмирала Надырова, лично.
— Есть, сэр!
Нагумо так и остался стоять, склонившись к сеточке коммуникатора. Боковым зрением он видел, как на одном из экранов ослепительные хвосты ракет превратились в две точки и исчезли, потерявшись на светлом фоне планеты…
— Надыров на линии, сэр!
— Тиберий… — Нагумо пожевал губами, что–то обдумывая, и вдруг произнес: — Начинай.
Дабог. Национальный музей
С низкого, свинцово–серого неба не переставая хлестал дождь.
Тяжелые грозовые облака неслись под напором ураганного ветра почти над самой землей, едва не задевая макушки огромных древовидных папоротников, — по крайней мере напуганным не на шутку детям казалось, что они действительно попали в прошлое и эти тяжелые облака несутся над их головами…
Местность вокруг напоминала бескрайнее, заросшее непроходимыми джунглями болото.
Стены огромного зала, создающие стереоскопическую панораму окрестностей, демонстрировали плотные заросли грязно–зеленых растений, украшенных султанами торчащих во все стороны листьев. По центру, рассекая надвое панораму древнего
Дабога, текла, перекатываясь на обнажившихся валунах, мелководная река. Ее берега образовывала болотистая почва, над которой постоянно курилось марево желтоватых испарений. Под сенью первобытных джунглей стоял назойливый, нудный звон, который испускали тучи вьющихся под листьями насекомых.
— Обратите внимание, дети… — заговорила Дарья Дмитриевна. — Вон там, на другом берегу реки, ползет планетарный танк–вездеход. Эта машина являлась самой мощной из всего парка планетарной техники, который привез на своем борту колониальный транспорт «Беглец».
Дети повернули головы в указанном направлении.
В данный момент планетарному танку приходилось совсем несладко. Он полз по болоту на широких гусеницах, оставляя за собой широкую просеку. Из бункера, расположенного в задней части машины, на почву разбрасывался какой–то белесый порошок. Масса поваленных за ним деревьев шипела, истекая зловонным паром.
— Сейчас эта машина готовит почву планеты к первому преобразованию. Она делает просеки в джунглях и распыляет специальные микроорганизмы. Это наши, привезенные с Земли формы микроскопических существ, называемые бактериями. Они первыми, наравне с техникой, вступили в борьбу с дикой природой Дабога. Бактерии должны выжить, поселиться в почве и тем самым сделать ее чуть более пригодной для человека, чем раньше. Это маленькая, ничтожная часть борьбы за изменение биосферы планеты, крохотная ступенечка вверх, к сегодняшнему дню, — объяснила учительница, исподволь наблюдая за реакцией ребят.
Пока она говорила, испуганные дети немного успокоились. Они по–прежнему жались друг к другу, держась тесной кучкой, но озирались по сторонам уже с явным любопытством.
— Смотрите, смотрите, он тонет! — вдруг выкрикнул один из мальчишек, указав рукой в направлении планетарного танка.
Действительно, машина попала в тяжелую ситуацию. Болотистая почва под ней вдруг раздалась в стороны, и танк начал проваливаться в трясину. Грязная, хлюпающая вода жадно вскипала вокруг него пузырями болотных испарений. Танк натужно вращал гусеницами, тщетно пытаясь зацепиться траками за твердую почву.
Наконец, когда грязная жижа поднялась выше гусениц, компьютер машины временно прекратил сопротивление. Двигатели замолчали, а вместо этого в покатой башне открылся люк, откуда выдвинулась параболическая антенна связи.
— Сейчас машина позовет на помощь, — пояснила учительница.
Однако, где бы ни находился источник помощи, она несколько запоздала. Внезапно пространство над джунглями, между залитой топями землей и низким, изливающимся дождем небом, огласил громоподобный рык какого–то животного. Почва под ногами заметно дрожала, передавая тяжкую поступь многотонной рептилии, которая ломилась сквозь джунгли, оставляя за собой просеку гораздо более широкую, чем увязший в болоте танк.