Пес дважды чихнул, фыркнул, чтобы прочистить нос.
Фонарик Молли нашел в углу колонию грибов, на этот раз не черных в желтую крапинку, а чистейше-белых.
В этом случае внеземную флору вроде бы представляли два вида. Один являл собой круглые пузыри всевозможных размеров. Раздутые до предела, готовые лопнуть в любой момент, они матово блестели. Второй напоминал мягкие мешки. Они медленно, то надувались, то сдувались, со всем как легкие.
Размеры грибной колонии производили впечатление: шесть футов в высоту, четыре — в ширину, три — в глубину. От колонии веяло злом и грибы знали об их присутствии.
С чего Молли взяла, что грибам это известно, она сказать не могла, ориентировалась скорее на воображение, чем на логику или даже интуицию.
И тем не менее нисколько не сомневалась в разумности белых шаров, которых, похоже, обслуживали мешки-легкие.
Она бы предпочла, чтобы Эбби и Джонни подождали снаружи. Но детей, конечно же, нельзя было оставить одних, а они с Нейлом дали слово никогда не расставаться и не собирались его нарушать.
Вергилий стукнул лапой по двери между нартексом и нефом, стукнул настойчиво, как бы говоря, что времени у них мало и надо бы поспешить.
Открыв дверь, Молли заметила справа чашу со святой водой, но ее внимание тут же привлекло множество свечей, которые горели в глубине церкви, у правой части ограждения алтаря.
По привычке она окунула два пальца в маленький мраморный резервуар. Но вместо прохладной воды и чувства умиротворенности нашла в чаше что-то влажное, губчатое, мерзкое.
Отдернув пальцы, направила на чашу луч фонаря и увидела отрубленную человеческую руку, лежащую в воде. Ладонью вверх. Пальцы напоминали ножки дохлого краба.
Молли сумела подавить крик, так что он вырвался каким-то писком, который не мог напугать детей.
Человеческая рука, оказавшаяся в столь необычном месте, шокировала безмерно, словно превратилась в инопланетное существо.
Молли тут же увела луч от чаши, не хотела, чтобы дети увидели руку. И луч этот, заплясавший по деревянному полу центрального прохода наглядно демонстрировал состояние ее нервов.
— Держитесь подальше от чаши со святой водой, даже не смотрите на нее, — предупредила она, надеясь, что темнота скроет от детей это отвратительное зрелище, которое намертво впечаталось ей в память.
Но воспоминания Молли, пусть руку она увидела только что, были неполными. Она подозревала, что упустила какой-то очень важный момент, связанный с этой рукой.
Однако не повернулась к чаше со святой водой, не направила на нее фонарь, чтобы разобраться до конца. Потому что в юго-восточном углу нефа увидела двоих мужчин и троих детей, стоявших около ризницы. Свечи давали достаточно света, чтобы даже с такого расстояния заметить, как все они испуганы. Судя по пассивности их поведения, оружия у них не было и они ожидали появления не людей, таких же беженцев, как и они, а штурмовиков с другой планеты.
И тут же Молли сообразила, что эти пятеро стоящие среди свечей, не видят ни ее с Нейлом, ни двоих детей, ни Вергилия. Примыкающая к нартексу часть нефа куталась в темноте, поэтому они могли заподозрить, что в дверь вошли те самые штурмовики. Вот почему, двинувшись по центральному проходу, она дружески с ними поздоровалась, после чего назвалась сама и представила им Нейла.
Но все пятеро продолжали молчать, парализованные страхом. Возможно, по собственному опыту, накопленному этой ночью, они знали, как легко можно нарваться на обман и доверять можно только собственным глазам, да и то не всегда.
Свечи, даже в таком большом количестве, не могли разогнать темноту в той части нефа, где стояли скамьи для паствы. И лиловый свет, который проникал сквозь цветные окна-витражи, не мог стать серьезной угрозой темноте.
Шагая по проходу следом за Вергилием, Молли услышала тихий голос, вроде бы произносящий молитву «Отче наш». Еще один голос вроде он молился Деве Марии.
Молли поняла, что и другие люди укрылись в церкви Святой Перпетуи, в критической ситуации обратившись за защитой к Богу. Направляясь в Черное Озеро, она полагала, что многие именно так и поступят. Прихожане сидели по одному и по двое, темные силуэты в темноте.
Она не стала беспокоить их, отрывая от молитв и размышлений о вечном, лучом фонаря, уважая их право побыть в церкви наедине с Богом.
Когда она добралась до широкого поперечного прохода между первой скамьей и ограждением алтаря, пол под ногами содрогнулся, раздался треск, который они уже слышали в доме Эбби и Джонни.
Молли направила луч фонаря в натертый пол. Описала широкую дугу. Нашла пару-тройку вздувшихся досок, однозначно указывавших на давление снизу.
Вергилий понюхал пол, держась подальше от деформированных досок.
В церкви был подвал. Там хранились праздничные украшения, стояли печь и водяной котел. Возможно, теперь там поселилось какое-то чудище.
Свечи в красных стаканчиках горели не только на стойках у алтаря. Они стояли и на полу, у статуи Девы Марии, и на парапете ограждения.
В их мерцающем свете Молли увидела, что все дети веснушчатые и зеленоглазые. Да и другие черты лица указывали, что они из одной семьи.
Щечки самой младшей, девочки со светлыми волосами, блестели от слез. Эбби сразу взяла ее за руку и встала рядом, может, потому, что они знали друг друга, но скорее по другой причине: поняла, что должна поддержать малышку.
Двое других были мальчиками-близнецами лет восьми-девяти. Волосы у них, в отличие от сестры, были темные, почти черные. И хотя выглядели мальчики испуганными, чувствовалось, что присутствие духа они не потеряли, в них просто кипела энергия. Они хотели что-то сделать, хотели действовать, пусть и понимали, что разрешить, сложившуюся ситуацию не в их силах.
Ни один из мужчин, похоже, не состоял с детьми в родстве.
Первого, высокого и тощего, с выпирающим адамовым яблоком, отличал острый нос. А нижнюю губу он жевал так активно, что очень скоро мог прокусить кожу. Его маленькие глазки пребывали в непрерывном движении. Взгляд нервно перескакивал с Молли на Нейла, детей, прихожан на скамьях, темный алтарь, чтобы вернуться к Молли и снова пойти по кругу.
Второй был коренастым толстяком с пухлыми ручками.
— Я очень сожалею. Я очень сожалею, но другого выхода не было! — воскликнул он, жалобно глядя на Молли.
— О чем вы сожалеете? — спросил Нейл.
— У нас нет оружия, — продолжил толстяк. — Мы надеялись, что оно есть у вас… и так и вышло. Но теперь я думаю… а поможет ли оружие?
— Я не очень силен в разгадывании загадок, — признался Нейл.
— Нам следовало вас предупредить, но что тогда случилось бы с нами? Вот мы и позволили вам зайти в западню. Мне очень жаль.
Вновь содрогнулся пол. На стойках сдвинулись с места красные стаканчики со свечами. Огоньки задрожали, похожие на яркие языки, дернувшиеся в безмолвном крике.
Глава 38
Толстяка, как и его тощего спутника, чудовище, каким бы оно ни было, бушевавшее в подвале, волновало куда в меньшей степени, чем темный алтарь у них за спиной и прихожане на скамьях перед ними. Он снова и снова поглядывал то на алтарь, то на скамьи.
— Можете вы вывести нас отсюда? — спросил высокий мужчина, словно забыл, где находятся двери.
За спиной Молли услышала движение в разных частях церкви, словно прихожане одновременно поднялись со скамей и направились к исповедальне.
Поворачиваясь, она вспомнила руку в мраморной чаше для святой воды. Шок, вызванный контактом с отрубленной рукой, заставил забыть одну важную подробность, которая теперь больше не ускользала от нее: руку отрубили не сегодня. Она раздулась, потеряла цвет, начала разлагаться, то есть принадлежала рука человеку, который умер раньше и до этого дня или ночи лежал в могиле. Однако тело так хорошо забальзамировали, что оно достаточно успешно противостояло процессу разложения.
Одну за другой луч фонаря Молли выхватывал из темноты фигуры прихожан, теперь не сидевших, а стоящих среди скамей: изъеденные червями, лишившиеся душ тела, в истлевших костюмах и платьях. Слепые с зашитыми веками. Глухие к истине, потерявшие надежду. Ожившие только телом. Словно в насмешку. Насмешка. Пародия осквернение, глумление.
И здесь внеземная сила не делала различии между живыми и мертвыми, между органическим и неорганическим. Казалось, что Земля захвачена и переделана пришельцами не из другого спирального рукава Млечного Пути и даже не из другой галактики, а из иной вселенной, где законы природы радикально отличались от законов, действовавших в этой Вселенной.
Человеческая реальность, которая функционировала на основе законов Эйнштейна, и абсолютно другая реальность захватчиков Земли столкнулись, смешались. И на этом эйнштейновском перекрестке, в этом худшем из всех возможных новых миров, могло происходить все, что угодно.
Поднявшихся на ноги мертвяков качало от выхода газов, которые образуются при разложении плоти. И вонь, которая чувствовалась в нартексе, шла, как теперь выяснялось, не от грибов. Ее источник находился в нефе, маскировался под молящихся прихожан.
С учетом того, что обоняние собаки как минимум в десять тысяч раз чувствительнее, чем у человека, Вергилий наверняка знал, кто сидит на скамьях, но он не выказал ни малейших признаков тревоги, когда проходил мимо. И теперь спокойно стоял среди пятерых детей. Его стремление спасти детей поразило Молли даже больше, чем необычное поведение собак в минувшую ночь, и она вновь подумала о том, что этот пес, пусть она, Молли, и не могла понять, как такое может быть, нечто большее, чем простая немецкая овчарка.
Стежки похоронных дел мастеров в одном случае не выдержали, поэтому луч фонаря Молли нашел покойника-прихожанина с раскрытыми глазами. Но свет не отразился от белков: из глазниц лезло содержимое черепа, знакомый черный, в желтую крапинку гриб.
С эффективностью пиявки, высасывающей человеческую кровь, страх присосался к надежде Молли. Сердце забилось еще быстрее, однако она могла подбодрить себя тем, что эти ходячие мертвяки напугали ее гораздо меньше, чем встреча с внезапно появившимся в таверне Рендером.
Еще у одного трупа, с практически сгнившей плотью, черно-желтый гриб устроился в грудной клетке. Другая грибница оккупировала руку, от плеча до запястья, обвила ее, как змея.
Пол церкви вновь содрогнулся, половицы затрещали, половицы треснули, словно чудище в подвале проснулось, страшно голодное, и готовилось пожрать всех, кто попадется ему на пути.
Три стаканчика со свечками упали на пол. Одна свечка погасла сама, две потушил Нейл, наступив на них.
Мертвяки сдвинулись с места. Они не волочили ноги, не шипели и не клацали зубами, не размахивали в ярости руками, ничем не напоминая мертвяков в фильмах ужасов. Просто выходили в проходы, центральный, северный, южный, блокируя выход из церкви, ступая медленно, но с достоинством.
Чтобы вернуться к нартексу и уйти через парадную дверь, Молли предстояло разобраться как минимум с тремя насмешниками Лазарями, схватываться с которыми она не хотела, да, пожалуй, и не могла, учитывая, что нужно было думать о детях. Не хотела иметь с ними дело, даже если бы у нее был не пистолет, а огнемет.
Словно прочитав мысли жены, Нейл предложил альтернативу:
— Есть другой путь. Через ризницу, дверь черного хода и во двор.
— Не получится, — в голосе высокого слышалась абсолютная уверенность.
И словно в подтверждение его слов, в ризнице загрохотало. И грохот этот донесся из темноты, которую не могли разогнать стоящие на ограждении алтаря свечи.
И пусть Молли не хотелось упускать из-под контроля десятерых мертвяков в нефе, она тем не менее направила луч фонаря на шум. У алтаря стоял священник.
Нет. Не священник. Останки священника.
Отец Дэн Салливан, который прослужил в этой церкви почти три десятилетия, скончался в августе предыдущего года. Теперь он вернулся к алтарю, словно каждодневные ритуалы, которые он выполнял при жизни, закодировались в клетки его набальзамированного тела, тем самым позволяя и после смерти выполнять прежнюю работу.
С того места, где стояла Молли, она видела только его профиль, но знала, кто это должен быть. Он был в черном костюме, в котором его похоронили тринадцатью месяцами раньше. В его седых волосах (когда-то рыжих) хватало земли, костюм перепачкала грязь.
Через мгновение после того, как луч фонаря выхватил священника из темноты, он схватился за богато расшитое покрывало алтаря и резко дернул его на себя. Дарохранительница упала на пол, раскрылась, из нее вывалились дароносица, дискос и потир.
Чтобы попасть в ризницу, им требовалось пройти мимо этого мертвяка. Один такой противник казался менее опасным, чем десять, которые поджидали их в проходах, ведущих к нартексу.
Пол задрожал вновь, еще сильнее, тряхнуло даже колонны, поддерживающие потолок, заскрипели железные цепи, на которых висели канделябры.
Последние остававшиеся на ограждении алтаря красные стаканчики со свечами упали, закатились под скамьи, язычки пламени начали лизать пол, прибавили в яркости.
Нейл включил свой фонарик и протянул толстяку.
— Я пойду первым. Вы — вплотную за мной и чуть правее, направляйте луч передо мной.
Вергилий перемахнул через низкое ограждение алтаря. Пятеро детей последовали за ним.
В нефе покойники-прихожане неторопливо приближались, словно могли видеть будущее и знали, что их зловещие намерения будут реализованы независимо от того, поспешат они или нет.
Глава 39
Пройдя мимо стойки со свечами, переступив через ограждение, на территорию алтаря, Молли следовала за высоким мужчиной, который прикрывал сзади всех пятерых детей, а они, в свою очередь, шли за толстяком и Нейлом.
Толстяк водил фонарем слева направо, справа налево, освещая путь, как и просил Нейл.
Молли использовала свой фонарь, чтобы выхватывать из углов подозрительные тени, ожидая, что рано или поздно нарвется на очередное страшилище.
Между ними и алтарем находилась ниша для хора. От тряски стулья попадали набок. По наклонной галерее они миновали нишу, поднялись выше ее и молчаливого органа. Дверь в ризницу находилась к югу от алтаря, в десяти футах от наклонной галереи, там, где пол выравнивался.
Пока они поднимались, с опаской, но при этом и торопясь, мертвяк, который когда-то был отцом Дэном, сдвинулся с места, чтобы перехватить их.
Луч фонаря Молли осветил лицо мертвого священника. Раздутое. Синевато-серое. В уголках кожа цветом напоминала перезревшую сливу. Левый глаз оставался зашитым, правый открылся, концы ниток свешивались с верхнего века. Незрячий молочный глаз отражал свет, как серебряная ложка.
Поскольку это тоже был агент отчаяния, от одного только вида которого человеку полагалось лишиться и надежды, и мужества, Молли хотелось отвести от него взгляд, но она не смогла. Мертвяк зачаровывал ее. Теперь-то она понимала, что видит перед собой. Ожившую смерть и неживую жизнь. Такой безумный мировой порядок предлагался им новыми владыками, прилетевшими с какой-то далекой звезды, чудеса, которые оскорбляли, влекли к себе, вызывали тошноту, зачаровывали.
Внезапно лицо священника взорвалось, словно черты и кожа были всего лишь тонким фасадом, даже не фасадом — иллюзией. И теперь то, что находилось внутри, вырвалось наружу, полезло не только через лицо и череп. Из-под шапки седых волос показались алые цилиндры, из концов которых торчали шести или восьмидюймовые то ли шипы, то ли жала. Цилиндры эти синхронно покачивались, и тварь эту Данте наверняка встретил бы в десятом кругу ада, если бы сумел выяснить, что девятым ад не заканчивается.
Эхо выстрела из помпового ружья отразилось от сводчатого потолка, вызвало вибрацию цветных витражей.
Пораженный в грудь, труп с вселившейся в него инопланетной тварью отлетел назад, повалился на пол. При падении ногой отбросил потир, который несколько раз с грохотом подпрыгнул, прежде чем замереть на другом месте.
Вероятно, тварь, поселившуюся в трупе, заряд крупной дроби не заставил отказаться от первоначальных намерений. Мертвяк дергался, запутавшись в сброшенном на пол покрывале для алтаря пытался встать.
Рукоятка пистолета, которую сжимали пальцы Молли не успокаивала ее. Даже целая обойма патронов, даже с пулями с полыми наконечниками даже выпущенная точно в цель с близкого расстояния, не могла остановить мертвяка, в которого вселилась инопланетная форма жизни, если жизнь эта была скорее растительная, чем животная.
Маленькая группа людей продолжала продвигаться вперед в свете лучей двух фонариков, в окружении теней. Они сделали только два шага, когда пол под ними тряхнуло, как никогда раньше, так сильно, что в нем появились щели и дыры
Молли споткнулась, чуть не упала.
Между Нейлом, который шел первым, и следовавшим за ним толстяком половицы разнесло и щепки.
Вонь поднялась из подвала, а вместе с вонью, тварь, сверкающая в лучах фонарей.
«Жук!» — подумала Молли.
Так ей показалось. Света катастрофически не хватало. Насекомое. Огромное. Полированный панцирь. Рожки жука. Грозного вида, зазубренные мандибулы. Бронированное брюшко. Многочисленные глаза, ничего не выражающие, чуть выпячивающиеся изнутри. Внезапно раскрывшаяся огромная пасть и широченная глотка, которой могла бы позавидовать любая акула.
Кричащего толстяка сдернули с пола и утащили в подвал.
Чудовище появилось лишь на секунду, в следующую уже исчезло вместе с добычей.
Тряска пола и паника привели к тому, что все дети столкнулись друг с другом, трое упали на пол, а веснушчатая девочка со светлыми волосами в дыру в полу. Ухватившись обеими руками за зазубренный край половицы, она повисла, болтая ножками.