Сазонова, поправляя у себя на шее воротничок платья, тихо сказала:
- Приказ о мобилизации в Красную Армию бывших унтер-офицеров не от Невского, а из Москвы.
- Мы не обсуждаем приказов. В спокойных тыловых губерниях все пройдет нормально. А здесь, в условиях отступления, а может быть окружения, в условиях готовящегося в городе мятежа, мы на свою ответственность соберем в городе несколько сотен царских унтер-офицеров с оружием. Здесь нам самим нужно принимать решение по обстановке.
- И все-таки мы обсуждаем? - раздраженно спросил Меловой. Мобилизация уже идет на полный ход? Значит, нечего о ней и говорить. Я допрашивал сегодня перебежчиков из разных уездов, они в один голос твердят, что у белых сильная агентура среди мобилизованных унтеров. Большие группы готовы примкнуть к мятежу. И мятеж якобы должен начаться, когда унтера будут в городе с оружием.
- Ай, темный человек, - сказал Баймбетов. - Ай, темный!
- Все перебежчики темные люди, - согласился Меловой. - Я ни одному не верю. Мы все сопоставляем, чтобы прийти к выводу.
- Это верно говоришь, - поспешил согласиться Баймбетов.
- Сначала мы должны так или иначе покончить с вопросом о старгородцах, - жестко сказал Меловой. - А пока они тут бродят вокруг да около, подсылают делегатов и митингуют, никаких унтеров в город вводить нельзя.
- Правильно, - дважды резко мотнул головой Беляев. - Правильно!
- Мы срочно должны предупредить товарища Невского об обстановке в городе. Сообщить: мы категорически настаиваем, чтоб он не направлял унтеров в город, разве небольшими партиями, человек по пятьдесят, и, конечно, без оружия, чтобы мы могли их проверить.
- А что значит: унтера? Вчерашние фронтовые солдаты. Они прошли через революцию. Есть у нас основания им так не доверять?
- Товарищ Сазонова, - не оборачиваясь, сказал Меловой, - так ставить вопрос нельзя. У нас есть основания им доверять? Вот что ты спроси! Сазонова молчала, а он добавил: - Товарищ Беляев прав: в нормальной, спокойной обстановке мы бы их проверили, организовали, отсеяли враждебные элементы, и они пошли бы с нами. А сейчас пусти сюда батальон унтеров, и город в их руках окажется. И один черт знает, что у них на душе. Сколько унтеров сейчас у белых в армии исправно воюют против нас? Машинистка готова?.. Продиктуем сейчас письмо товарищу Невскому, одновременно доложим о положении в центр.
- Связи нет, - напомнил Баймбетов.
- Конная связь сработает, - сказал Беляев.
Меловой начал первую фразу. Машинка застучала, поспевая следом за словами; каретка побежала, торопливо постукивая... Для Лели пошла еще одна из многих путающихся в памяти ночей.
Были еще дни, и были ночи, неотличимые, не оставившие памятного следа, и еще одна ночь, которая уже совсем кончилась, когда на рассвете в штабе поднялась тревога. Дежурный взвод с топотом пробежал коридорами. В окнах устанавливали пулеметы, кричали, надрываясь, телефонисты, вызывая пригородные посты охранения. Нисветаев, радостно оживленный, носился, распоряжаясь, а Пономарев один в пустой канцелярии, шмыгая носом, аккуратно строчил, обняв левой рукой винтовку.
Потом все затихло, как будто успокоилось, только по тому, что конные ординарцы из штаба и к штабу скакали через площадь бешеным карьером, чувствовалось, что происходит что-то тревожное.
Леля печатала под диктовку Баймбетова. В кабинете было шумно, а Баймбетов диктовал вполголоса, наклоняясь к самой машинке, и то и дело говорил Леле: "Когда я говорю неправильный, ты пиши правильный, понимаешь?.."
В дверях появился испуганно-радостный Нисветаев и почему-то необыкновенно громко выкрикнул:
- Комбатр Колзаков прибыл. Прикажете?
Все разом замолчали. Несколько человек поспешно вышли из кабинета, вошел Колзаков, и Леля встретилась на минуту с ним глазами: весело-торжествующими, как ей показалось.
- Разрешите докладывать? - спросил он, козырнув Беляеву. В комнате, ему казалось, много посторонних.
- Ну, - нетерпеливо сказал Беляев.
Колзаков, ожидавший, видно, другого, чуть запнулся, с удивлением вглядываясь в лицо командарма.
- Первая мобилизованная рота унтеров... рота мобилизованных бывших унтер-офицеров прибыла... - Он недоуменно смотрел на выражение лица Беляева и еще раз сбился. - По приказанию военкомарма товарища Невского... в составе трехсот шести штыков. Размещена в казармах, по приказанию...
- Товарищ Колзаков, - перебивая и морщась от раздражения, отмахнулся Беляев, - вы это бросьте! Мы и так знаем, что вы бывший унтер-офицер, и нечего перед нами щеголять этой унтерской рапортовкой. Отвечайте на вопросы. При входе в город вас охранение остановило?
- Остановило, - медленно, точно постепенно приходя в себя, ответил Колзаков. - Я начальнику объяснил, что веду колонну по приказанию военкомарма, и он нас пропустил.
- Уговорил, значит! - обращаясь к Беляеву, вставил Меловой.
- Хорошо. Я вам послал навстречу командира, я он вам передал мой приказ. Почему вы его не выполнили?
- Товарищ командующий армией, я объясню. Завернуть колонну и отвести ее на Огородную улицу у меня не имелось никакой возможности. Товарищ Невский от имени советской власти дал слово прямо на митинге, при всем народе, что сборный пункт никак не будет на Огородной. И мне приказал прямо в казармы. Опозорить слово товарища Невского мне невозможно. А если бы я и решился, то, полагаю, мобилизованные за мной бы не пошли.
- Значит, взбунтовались бы? - небрежно спросил Меловой. - Такие у них настроения?
Колзаков, не глядя в его сторону, стиснул зубы так, что побелели скулы.
- Я ничего про них не говорю. Я говорю за себя. Я их вел семьдесят верст форсированным маршем с обещанием и приказом - в казармы! И я обмануть их не мог. Можете с меня и взыскивать!
- Так... дискуссия в боевой обстановке, - констатировал Меловой и закурил.
- Мобилизованные готовы хоть завтра на фронт, - сказал Колзаков.
- Значит, - громко и властно вступая в разговор, сказал Меловой, - он хочет нас уверить, что все эти унтера этакие стопроцентные сознательные революционеры без страха и колебаний. Так?
Колзаков медленно повернулся к нему и даже вроде поискал глазами: кто это там к нему обращается, и, будто никого не обнаружив, снова повернулся лицом к командующему.
- К вам обращается председатель Особой тройки Ревтрибунала, отвечайте! - нервно сказал Беляев.
Меловой продолжал:
- Почему же эти самые унтера до сих пор сидели у себя по избам, если они так хотят сражаться за революцию?
Колзаков слегка пожал плечами:
- Спросите сами... Я думаю, не звали их, вот и сидели. А позвала советская власть - пошли... А может, белые были далеко, они еще над собой опасности не чуяли.
- Ах, вот оно? Белые были далеко - не чуяли. А теперь почуяли. Понятно. А скажите, товарищ, скрытые белогвардейцы, кулаки, контрреволюционеры среди ваших унтеров есть? Ага, вы согласны, что есть. Как же вы хотите нас уверить, что они жаждут идти на фронт против белогвардейщины?
- Они не жаждут, - с брезгливым презрением сказал Колзаков. - А драться будут, раз приходится. Рога будет. А всякому в душу не влезешь.
- Они вам доверяют?
- Пока я не обманывал, доверяют. Через товарища Невского они и мне доверяют.
- Ну, вот вы это нам и докажите. Как вы считаете, товарищ командующий?
- Да, - сказал Беляев. - Попробуйте исправить свою ошибку. Завтра приведите роту на площадь. Будет митинг.
- Слушаю.
- Без оружия.
- А где же оружие останется?
- В казармах. С дневальными. И чтоб дневальных было как можно меньше.
- Да ведь они сразу подумают, что их хотят разоружать. Не бросят солдаты оружия в такой обстановке. Товарищ военком им выдал это оружие, а они на площадь митинговать пойдут? Не пойдут.
- А может, он и прав? - вдруг покладисто заметил Меловой. - Пускай он просто выведет всю роту на гимнастические занятия. Бегом! Шагом! Одного часа довольно. Тут уж нечего возражать. Вы, Колзаков, многого не знаете, что известно командованию, и за то, что будет дальше, не отвечаете.
Леля с ужасом видела, что плотно сжатые, побелевшие губы Колзакова еле заметно улыбаются. Лицо окаменевшее, стойка "смирно", глаза какие-то невидящие, будто слепнущие от бешенства.
- Товарищ Невский, - звонко и четко проговорил он чистым от сдержанной ненависти голосом, - наш политический руководитель - не учил нас брать народ на подлость!
Меловой в упор посмотрел на Беляева.
Тот встал.
- Товарищ Колзаков, приказываю завтра в семь ноль-ноль вывести роту на гимнастические занятия на один час. Вы знаете, что такое невыполнение приказа в боевой обстановке?
- Знаю.
- Повторяю: будете выполнять?
- Товарищ командующий, поверьте мне, - вдруг умоляюще, почти униженно заговорил Колзаков, - так может подорваться по всей губернии мобилизация...
- Не обсуждать приказа! Выполняйте без обсуждений!
- Слушаю!.. Приказ военкомарма выполнил без обсуждений. Контрреволюционных приказов не имею права выполнять.
- Слушаю!.. Приказ военкомарма выполнил без обсуждений. Контрреволюционных приказов не имею права выполнять.
- При такой дисциплине воевать нельзя. Вот вам налицо причины ваших неуспехов в борьбе с белогвардейщиной. Митинговщину мы прикончим. Разговор простой - трибунал в двадцать четыре часа. Мы наведем порядок, хотя бы нам сотню таких к стенке пришлось поставить.
- Товарищ Колзаков!.. - вдруг поспешно заговорил Беляев, но Меловой уже окончательно взял разговор в свои руки. Он встал и холодно приказал:
- Сдать личное оружие. Вы арестованы военным трибуналом. Конвой, сюда!
Он протянул руку, Колзаков, не двигаясь, смотрел ему в глаза, в упор:
- Покажи документ!
- Что?.. Вот сюда, на стол кладите! - повторил Меловой.
- Дай документ, так не отдам.
Меловой нервно дернул пуговицу бокового кармана, вытащил что-то не то, отыскал мандат, развернул и положил на стол перед Колзаковым.
Конвойные солдаты уже жались в дверях, дожидаясь. Нисветаев, который их привел, смотрел с ужасом. Дочитав мандат, Колзаков медленно отстегнул шашку и бережно уложил ее на край стола. Рядом небрежно бросил пистолет в кобуре со всей портупеей и ремнем, оставшись распоясанным, как положено арестованному. Потом вынул из кармана серебряные часы с крышкой, положил и толкнул по столу так, что они скользнули и упали на колени Мелового.
- Это тоже себе возьми. Еще один танк подобьешь, тебе вторые дадут.
Меловой бросил небрежный взгляд на блестящую крышку часов, где была выгравирована благодарность Реввоенсовета республики.
- Нас своими прежними заслугами не разжалобишь, - презрительно сказал он и отложил часы.
Ни на кого не поглядев, Колзаков повернулся и пошел к двери. Совсем другой человек, чем вошел сюда, распоясанный, по виду уже не солдат.
- Приказ об аресте по обычной форме сами сумеете напечатать? - спросил Меловой, подходя к Леле. Она сидела, держась обеими руками за машинку, потому что пол уходил у нее из-под ног. - Значит, так: должность - командир батареи, фамилия, имя, отчество... - Он взял именные часы, повернул их к свету и стал диктовать фамилию и имя по наградной надписи на крышке.
Леля сидела в маленькой столовой за круглым столиком и слушала Катерину Ивановну. Дом был полон запаха жирного жаркого. Нисветаев ходил под окнами во дворе, выплескивал воду, гремел железом, что-то выкапывал лопатой из земли.
- ...К нам пришли делать обыск, и я сказала: пожалуйста, заходите, сколько угодно, нам скрывать нечего. Они прочитали его тетрадки. Оказывается, он выписывал все трудные незнакомые слова и по словарю отыскивал объяснение... А сегодня утром я пошла и добилась разговора с какой-то женщиной из этой тройки... Я ей сказала: "Не смотрите, пожалуйста, что у меня шляпка и такая кофточка и я кажусь вам несовременной. Мы сорок два года... нас каждый знает в этом городе, и мы себя ничем не запятнали недостойным. Некоторые сейчас этого не ценят, и совершенно напрасно!" Она снисходительно улыбалась, и я ей сказала: "Знаете, десять лет назад нам с мужем для того, чтобы подписать протест против исключения с волчьим билетом ученика за революционные брошюры, нужно было больше мужества, чем сегодня требуется для того, чтобы написать ядовитый стишок против английских капиталистов или Николая Второго!.. Уверяю вас - больше!.. А мы это делали. И вот я вам говорю про этого Колзакова. Если вы не понимаете, что сажать в тюрьму таких людей - это или недоразумение, или трагедия, то, значит, это именно трагедия. Это вам говорит старая женщина, которая видела много подлости и несправедливости в жизни". И еще сказала: "Как раз у вас не должно быть несправедливости! Именно вы должны быть безупречны!.." И она, надо признать, терпеливо выслушала, хотя я ей надоела и она была очень усталая.
- Когда вернется военком Невский, все как-нибудь уладится. Не может быть, чтоб не уладилось, - уже в который раз повторяла Леля. Это для нее уже вроде заклятия сделалось: "Когда вернется Невский..."
Вернулся со двора Нисветаев, снимая на ходу фартук.
- Что ты там возился? - спросила Леля.
- Так, убирал все последствия с глаз долой, - неохотно пробормотал Илюша.
Денис Кириллович вышел из кухни, откуда доносилось скворчание жира и запах жареной утки, и, присев бочком к столу, сказал:
- В конце концов, ее существование было необыкновенно гармонично. Она прожила жизнь, полную довольства и тихих радостей, не причинила вреда никому, кроме дождевых червей, а перестав существовать, стала великолепным жарким и скрасит тяжелые минуты обиженного человека.
- Только без лишних сентиментальностей! - предупредила, настораживаясь, Катерина Ивановна.
- Я говорю только о гармонии!.. Когда я начинаю в ней сомневаться, я всегда вспоминаю треску. Разве не высший пример гармонии всего сущего, что в тресковой печени заключено ровно столько жира, сколько нужно, чтобы ее поджарить?
Катерина Ивановна шепнула Леле:
- Он шутит, потому что грустит, вспоминая о нашей Уле!.. Нам хотелось послать Колзакову что-нибудь вкусное, но у нас только пшено... И мы подумали об Уле, но у нас не хватало мужества. Илюша взял все на себя, сейчас вот даже выкопал ее тазик, чтобы ничего нам не напоминало. Конечно, первое время нам будет ее недоставать, но это будет недопустимая сентиментальность, граничащая с ребячеством... Завтра Илюша отнесет жаркое в тюрьму, он уже там свой человек. Подумать все-таки, какая это ужасная ошибка! Как они могли именно его арестовать?..
- История, - утомленно сказал Денис Кириллович, - в конце концов, это список ошибок, совершенных разными людьми. Маленькие люди совершают несколько небольших ошибок, достаточных, чтобы испортить жизнь себе и своим близким. Великие люди делают такие ошибки, от которых гибнут жизни великого множества людей... Все мы страдаем от ошибок, совершенных другими людьми. И единственное и весьма сомнительное утешение можно найти в том, что другие страдают от наших ошибок...
- Вы когда-нибудь слышали, чтоб учитель история так говорил о своем предмете? - спросила Катерина Ивановна. - Его называли нигилистом и прощали только как чудаку.
- Мы с тобой и есть чудаки, - сказал Денис Кириллович. - Когда очень долго притворяешься заикой, начинаешь заикаться в самом деле.
В начинающихся сумерках Леля с Нисветаевым, боясь опоздать, почти бегом возвращались в штаб. Под мышкой Илюша осторожно, оттопыривая локоть, чтоб не замаслиться, тащил горячую утку, обернутую в несколько бумаг.
- Может, он и прав, не знаю, - торопливо на ходу говорил Нисветаев про Колзакова. - Но ведь приказ-то выполнять нельзя отказываться? А? Ему бы согласиться, а потом видно бы было... как-нибудь и обошлось, а он ведь прямо в лоб, как бешеный, я, честное слово, думал - он сейчас рванет шашку из ножен да как полоснет этого Мелового... Одно слово, что Меловой, неживой, черт какой-то... Только бы Невский поскорей вернулся. Митинг сегодня был, слыхали?
- Был митинг? - безучастно спросила Леля. - Значит, собрались старгородцы?
- Вот туда бы Невского!.. Собрались немного, кучками, с опаской! Хромов речь говорил. Хорошо говорил, мне понравилось. Обрисовал, как наши братья в порабощенных странах с надеждой следят за каждым нашим успехом. А у нас есть такие, что покрыли себя позором. Куда они глаза будут девать, когда мы все равно победим? И про международное положение все так ясно высказал, мне вообще нравится, как Хромов говорит... А они, собаки, вроде и слушали, вроде и не слушали. Выкрики были подлые, хотя немного, так, вничью сыграли, ничем кончили.
- А что же теперь мобилизованные унтера? - спросила Леля.
- Я к ним заглядывал, - с удовольствием прищелкнул языком Нисветаев. У них порядок: караул сменяется по часам, дневальство, все как надо. Только одно - спят с винтовками, на обед идут с винтовками. Откуда-то узнали, что их разоружать хотели. И откуда узнают? Сидят, в общем, в казармах, и их не трогают... Только бы товарищ Невский появился...
- Мне он тоже очень нравится, - сказала Леля. - И все почему-то на него надеются. А уж Колзаков просто... как сумасшедший за него.
- Не знаешь?.. Конечно, это официально не называется, а солдаты хитрованы, они же все разнюхают... - Нисветаев понизил голос. - Невский это, конечно, фамилия не настоящая, а только партийная, ясно тебе? А был он офицером. И настолько было все предусмотрительно, что он по поручению партии окончил Академию Генерального штаба, получил полное образование. Какой-нибудь там ихний белый полковник-пьянчужка перед ним все одно как серый фельдфебель, только шагать да орать! А Невский изучил стратегию и тактику, и... и фортификацию, и все. Поняла? Он может армией командовать, если понадобится. Только пока он военком. Это тоже для тактики, чтобы пока не обнаруживать. Да солдат-то ведь не обманешь! Они просто смеются: экой, говорят, какой штатский комиссар, а посадка-то конногвардейская! Эскадрон конной разведки сам два раза в конном строю в атаку водил, когда казаки на штаб налетали. Тут-то все и всплыло наружу... Много кое-чего примечали за ним, как он боем руководит, как дело у него идет весело, потому - военное образование!.. А какой он комиссар - это ты сама видела... Такие люди нам сейчас вот как ценные. Крупный специалист военного дела и сам комиссар!.. Значит, ты меня дожидайся! - Они уже подходили к штабу. - Как посвободнее станет, мы с тобой пойдем, я тебя отведу.