Но чуда не случилось, потому что чудеса не приходят извне. Чудом было бы, если бы он улыбался и смеялся, зная: «Вы можете распять только бренное тело, вы не можете распять мое сознание».
Чудо произошло в случае с Аль-Хилладжем Мансуром. Он смеялся – а его мучили еще более жестоко, чем Христа, потому что мусульмане гораздо бесчеловечнее, фанатичнее иудеев. Они резали его на части – они не прикончили его сразу. Сначала ему отрезали ноги, потом – руки, затем его ослепили и сделали его глухим. Они убивали его постепенно, и тем не менее до самого последнего мгновения он улыбался.
Кто-то спросил его:
– Прежде, чем тебе отрежут язык, мы хотим узнать, почему ты улыбаешься?
Он ответил:
– Я улыбаюсь, потому что мучают не меня. Тело, которое они мучают, – это не я.
Вот это и есть чудо.
Оно возможно не благодаря Богу, не благодаря кому-то еще. Оно возможно благодаря вашему опыту.
Аль-Хилладж своим простым поведением доказывает, что он очень близок к истине. Он не ругается, он не говорит Богу: «Это несправедливо, что они ведут себя так примитивно, а ты просто молчишь». Он вообще не говорит о Боге.
Он просто наслаждается происходящим и смеется над глупостью людей. «Вы причиняете боль не мне. Я всегда говорил вам, что вы не можете со мной расправиться, вы не можете даже прикоснуться ко мне. О расправе не может быть и речи».
Когда ты услышал: «Не делай этого со мной», – хотя я и не говорил этого тебе, – ты услышал то, что нужно. Я только собирался сказать это, но, видя, что ты услышал, я не стал говорить.
Все эти годы тебя преследовала мысль, что ты услышал это, хотя я этого не говорил. Ты хочешь знать, было ли это твоим воображением, или я действительно говорил это, не произнося этого вслух?
Нет, это не было твоим воображением. Я говорил это, не произнося этого вслух.
Я о многом говорю вам, не произнося этого вслух. Просто говоря о многом другом, я создаю такую атмосферу, благодаря которой вы можете услышать несказанное.
Потому что есть вещи, о которых можно говорить только шепотом, а не кричать о них. И есть то, о чем нельзя даже сказать шепотом; можно лишь указать на них очень косвенным образом – только тогда они прекрасны.
Второй вопрос:
Ошо,
В последнее время со мной стало происходить вот что: как только утром я открываю глаза, первое, что я вижу, – это зрительные образы, что-то вроде сцен из фильма, а через несколько дней эти сцены в точности повторяются в жизни.
Перед моим приездом в Бомбей у меня было видение отеля «Голден Мэнор» – окружающая обстановка, сад, люди, – и когда я приехал сюда, все оказалось точно таким, как в моем видении. Я писал тебе письмо об этом, но не осмелился его отправить. Сейчас видения посещают меня часто, и я не знаю, хорошо это или плохо.
И еще, когда ты был в Уругвае, а я – в Бразилии, у меня внезапно возникло сильное желание пойти в свою комнату, сесть на пол и закрыть глаза. Я так и сделал. Это была словно вспышка: я увидел, как ты сидишь за столом и весело смеешься. Другого человека я видел только со спины, и он показался мне немного серьезным или грустным. Потом ты увидел меня и попросил подойти, а тот человек повернул голову, чтобы на меня посмотреть. Он был красив, очень красив… Все видение было наполнено светом! Я уверен, что это был не Иисус – другая борода, и глаза более глубокие и открытые. Через некоторое время по радио сообщили, что за несколько часов до этого умер Кришнамурти.
С тех пор я полностью уверен, что ты живешь одновременно на двух уровнях, и я не знаю, на котором из них ты пребываешь большую часть времени в своей повседневной жизни.
Ты говорил раньше, что не приходишь в наши сны.
Но разве не правда, что ты так близок к ученикам, что мы соединены с тобой все время, а не только в наших снах?
Следует понять нечто очень важное: сон и видение кажутся похожими, но это два совершенно разных явления.
Сон – это проекция ума. Сам по себе сон не имеет никакой ценности. Это всего лишь мысль в виде картинки.
Маленькие дети не умеют выражать свои мысли, но они могут понимать картинки; поэтому в детских книгах вы можете увидеть большие картинки, яркие краски и очень мало текста. Постепенно, по мере того как ребенок подрастает, картинок становится все меньше, а текста все больше. В конце концов, когда он оказывается в университете, картинки исчезают совсем, и остается только текст. Возможно, вы не интересовались, почему так происходит…
Если ребенку в детском саду дать книгу без картинок, ему с ней будет совсем не интересно, потому что он еще не научился выражать свои мысли словами. Но он умеет фантазировать и увлекается своими фантазиями гораздо сильнее вас; порою он так ими увлекается, что утром вы можете обнаружить его плачущим: «Только что у меня был велосипед. Куда он делся?» Ему снилось, что он катался на велосипеде, а когда он открыл глаза, то увидел, что лежит в постели и велосипед исчез. И его сон настолько реален, что ему очень трудно отличить настоящий велосипед от велосипеда из сна; это почти одно и то же.
Мы вырастаем, но наше бессознательное никогда не взрослеет, оно остается детским.
Поэтому во сне, когда ваш осознающий ум – с его знанием языка, понятий, слов – крепко спит, ваше бессознательное начинает предаваться фантазиям. Оно такое же, как у ребенка, поэтому каждая мыслеформа переводится им в форму картинки.
Это одно из самых великих открытий Зигмунда Фрейда, который занимался тем, что слушал рассказы о сновидениях. И Фрейд делает обратное: он переводит увиденные во сне образы в понятия, в слова. Для этого требуется огромный опыт. Однако тут нельзя быть уверенным в чем-то.
Если вы обратитесь к Зигмунду Фрейду, то любое сновидение будет сведено им к чему-то сексуальному, поскольку такова его идея: весь секс подавляется.
Действительно, сексуальность сильно подавляется, однако есть и многое другое, что также подавляется. Подавляется не только секс.
Но это проблема всех изобретателей и первопроходцев: они настолько одержимы своими открытиями, что не замечают других возможностей.
Ученик Фрейда, Адлер, ушел от него по одной простой причине: он считал, что секс может быть лишь частью подавляемых эмоций. Но это не все. Его собственная идея заключалась в том, что амбиции, воля к власти гораздо важнее, и что основная часть ваших сновидений связана со стремлением к власти.
Например, вам снится, что вы стали птицей и вы летите. Для Зигмунда Фрейда это будет означать только то, что вы хотите такой же сексуальной свободы, как у птиц и животных, и больше ничего. Но для Адлера полет вверх означает, что вы честолюбивы, что вы хотите стать премьер-министром.
Однако все это лишь догадки.
Карл Густав Юнг, другой ученик Фрейда, тоже ушел от него, так как его больше интересовали древние мифологии, и он считал, что наши сновидения являются частью наших предыдущих жизней. Поэтому, если вам приснилось, что вы – летящая птица, то Юнг истолкует это так, что в какой-то из ваших прошлых жизней вы были птицей.
Итак, что же делать со всеми этими людьми и что выбрать?
Язык образов, взятых из сновидений, не может быть точным. Он примерно такой же, как в живописи, и люди, глядя на картину, могут по-разному понимать ее смысл…
Подобно тому, как у ребенка есть язык образов, так и у вашего бессознательного есть этот язык.
Меня не интересует интерпретация ваших сновидений, поскольку это бесполезная работа. Вы можете заниматься этим годами, и сновидениям не будет конца: каждый день в течение шести ночных часов вам приходится видеть сны. И у вас есть неиссякаемые источники сновидений.
И сновидение очень стремительно – время в нем течет не так, как ваше обычное время. Читая газету, вы можете задремать на минутку и увидеть сон, который длится несколько лет, а когда вы просыпаетесь и смотрите на часы – прошла всего одна минута. Вы говорите: «О Боже, за одну минуту я увидел во сне столько всего – это продолжалось целый год или даже несколько лет».
Время в сновидении отличается от обычного времени.
До сих пор никто не смог изобрести часы для измерения времени во сне, и, возможно, этого никогда не случится, потому что есть ленивые люди и прыткие люди; одни люди носятся, другие сидят сиднем. И в сновидениях существуют те же самые различия: ленивые люди видят замедленные сны, прыткие люди видят стремительные сны; сновидение является вашим отражением. Поэтому я не думаю, что можно создать часы для сновидений, которые будут подходить всем. Это невозможно, поскольку скорость сна у всех разная.
Видение кажется похожим на сон, но это не сон.
Видение – это объективный феномен, это не проекция вашего ума. Вы видите нечто, вы не проецируете. Ваш ум способен видеть, когда он достигает определенной ясности.
Я как-то путешествовал с одним из моих друзей. Он поэт. Мы ехали в автобусе с кондиционером, было где-то около десяти часов вечера. И вдруг он услышал: «Мунна, Мунна». Больше никто этого не слышал. Я сидел рядом с ним, и он спросил меня:
Видение кажется похожим на сон, но это не сон.
Видение – это объективный феномен, это не проекция вашего ума. Вы видите нечто, вы не проецируете. Ваш ум способен видеть, когда он достигает определенной ясности.
Я как-то путешествовал с одним из моих друзей. Он поэт. Мы ехали в автобусе с кондиционером, было где-то около десяти часов вечера. И вдруг он услышал: «Мунна, Мунна». Больше никто этого не слышал. Я сидел рядом с ним, и он спросил меня:
– Ты слышал? Кто-то зовет: «Мунна, Мунна».
Я ответил:
– Я ничего не слышал. Тебе, наверное, приснилось.
– Нет, – сказал он. – Я не сплю. Я курил, мне это не приснилось. Только мой отец зовет меня Мунной. Больше никто меня так не называет, это мое детское имя. Моя мать, которая звала меня Мунной, умерла. Мой отец – единственный человек, кто называет меня Мунной, и никто даже не знает об этом. И голос был, точно как у отца.
Я сказал ему:
– Давай доберемся до места и позвоним тебе домой, чтобы узнать, что случилось.
Около полуночи мы доехали до Нагпура, позвонили и узнали, что его отец умер ровно в десять часов. Возможно, в момент смерти он вспомнил о своем единственном сыне, вспомнил об имени, которым он всегда его называл.
Так что это был не сон. Он ничего не видел, но он слышал; это факт. Отец находился почти за шестьдесят миль от того места, а умирающий человек не в состоянии крикнуть так, чтобы его услышали за шестьдесят миль. И даже если бы он крикнул так громко, то все в автобусе услышали бы это. Но его услышал только мой друг. Даже я не почувствовал, что его отец позвал сына: «Мунна».
Это видение… Не визуальное, а «аудио-видение» – не видео!
Я не могу приходить в ваши сны – а если я прихожу, то это ваша проекция, я не несу за нее ответственности. И если я делаю что-то в ваших снах, я не отвечаю за это!
Но я могу приходить в видение, и здесь вся ответственность лежит целиком на мне.
Разница между ними очень тонкая. Сон всегда снится, когда вы спите. Видение всегда приходит, когда вы не спите.
Это первое отличие: вы полностью бодрствуете. И видение всегда приходит извне. Рано или поздно вы поймете, что это нечто подлинное, нечто реальное.
Вы никогда не сможете убедиться в реальности сна. То, что происходит во сне, – это просто мусор, на самом деле это «раскручивание» ума. Целый день ум должен работать, и он скручивается, и ему нужно раскрутиться, чтобы наутро быть свежим. Так что это раскручивание. С вами происходит столько всего странного: вы с кем-то говорили, вы хотели что-то сказать, но не сказали этого. Теперь это повисло в воздухе, вам нужно освободиться от этого – именно во сне вы от этого и освобождаетесь.
Сновидения – это огромная помощь, это чистка. Они не вредят вам, они позволяют вам оставаться в здравом уме; без сновидений вы бы сошли с ума. За шесть часов ваш ум очищается от всех незавершенных впечатлений – отбрасывает их, готовит себя к работе на завтра. Никакого другого предназначения у сновидения нет.
Видение – это некая реальность.
Сновидение рождается умом.
А видение имеет связь с сердцем.
Это нужно прочувствовать, потому что различие здесь очень-очень тонкое.
Всякий раз, когда вы чувствуете, что нечто приходит к вам как видение, будьте в медитативном настроении, будьте тихими. Позвольте этому происходить, будьте восприимчивыми, не вмешивайтесь, не интерпретируйте. Прежде всего, позвольте видению завершиться, чтобы вы могли увидеть его с самого начала до самого конца.
Скорее всего, никакая интерпретация не понадобится. Просто увидеть видение во всей его полноте – этого будет достаточно; понимание придет. И вскоре последуют определенные события, которые подтвердят ваше видение.
Ваши сны никогда не будут подтверждены существованием.
Поэтому то, что ты видел, было видением – ты бодрствовал.
И если ты пребываешь в тишине, ты можешь видеть то, что происходит за тысячи миль от тебя. Расстояние не имеет значения. Ты можешь видеть то, что происходит не на материальном уровне, а на уровне сознания. Это то, о чем ты говорил, – два уровня.
Да, это так. Мне приходится работать на двух уровнях: на том, где живете вы, где вы существуете, и на том, где существую я, и я хочу, чтобы вы тоже оказались на этом уровне.
С вершины холма я вынужден опускаться в долину, где находитесь вы; иначе вы не будете слушать, вы не поверите в залитую солнцем вершину. Мне приходится брать вас за руку и убеждать вас – рассказывая по пути истории, не имеющие отношения к истине! Но эти истории трогают вас, и ваш путь становится не таким трудным; вы продолжаете идти, увлеченные историями. И когда вы достигнете вершины, вы узнаете, почему я рассказывал такие длинные истории, и вы почувствуете благодарность за то, что я их рассказывал; иначе вы не смогли бы пройти такой длинный путь, одолеть такой трудный подъем.
Запомните: все мастера мира рассказывали истории, притчи. Почему? Можно, конечно, просто поговорить об истине, не рассказывая столько историй. Но ночь длинна, а вам нужно оставаться бодрствующими; без историй вы заснете.
Есть абсолютная необходимость в том, чтобы поддерживать вашу заинтересованность до тех пор, пока не наступит утро; и истории, которые рассказывают мастера, – это самые интригующие истории, какие только могут быть.
Об истине нельзя ничего сказать, но вас можно привести к той точке, где вы сможете ее увидеть. Вопрос лишь в том, как привести вас туда, где вы сможете ее видеть.
Есть одна история из жизни Сармада. Он беседовал со своими учениками, своими последователями, и вдруг он сказал:
– Давайте выйдем на улицу. Там что-то происходит.
И они все вышли.
Человек тянул за собой быка, но бык был очень сильным. Человек тоже был сильным, но бык – это бык. И хотя человек тянул быка… на самом деле, бык тянул человека!
Сармад сказал своим ученикам:
– Взгляните на эту ситуацию.
– Что ты имеешь в виду? – спросили они.
– Это то, что происходит между мной и вами, – ответил Сармад, – но я не такой глупец, как этот человек.
Потом он обратился к тому человеку:
– Эй, послушай! Ты что, никогда не имел дела с быком?
Человек ответил:
– Я новый работник, я приехал из города и не знаю, что делать… Стоит мне протащить его на один фут вперед, и он тут же тянет меня назад – на четыре фута! Это продолжается уже несколько часов и, по-моему, никогда не закончится.
Сармад сказал:
– Оставь это! Ты ничего не знаешь о сельской жизни и особенно о том, как обращаться с быками.
Он сорвал немного травы, зеленой и сочной, и просто пошел перед быком, даже не прикасаясь к нему, и бык пошел за ним. Сармат пошел быстрее, и бык тоже пошел быстрее.
– Потрясающе! – удивился человек. – Он даже не тащит быка, бык сам идет за ним.
И Сармад сказал:
– Возьми эту траву. Но не давай ему съесть ее, иначе не оберешься хлопот. Если он начнет злиться, беги – он побежит за тобой, но ты успеешь добежать до дома.
А ученикам он сказал:
– Это то, что я делаю с вами. Все притчи, все истории – это не что иное, как зеленая трава.
Видения не следует делать объектом размышления. Просто жди, и жизнь предоставит тебе нужное подтверждение. И тогда прими это с благодарностью.
То, что ты увидел, было видением, это подтверждено самой жизнью. Теперь нет необходимости думать об этом.
Если ты будешь продолжать думать об этом, ты создашь хаос. А если ты перестанешь об этом думать, то тем самым ты позволишь другим видениям случаться в тебе.
И человек, у которого бывают видения, начинает двигаться с более низкого уровня, из долины, к более высокому уровню, к вершине, без особых усилий.
Это хороший знак того, что вы готовы.
Третий вопрос:
Ошо,
Чем дольше я явлюсь твоим учеником, тем меньше я знаю и понимаю.
Твое магическое притяжение заставило меня приехать в Бомбей. Когда я нахожусь в твоем присутствии, это похоже на возвращение домой – краткие переживания того, как два сердца бьются в унисон, мгновения любви и чуда, дни радости и игривости.
В Голландии в моем сердце всегда остается только одно страстное желание: сидеть у твоих ног – снова, снова и снова.
Мой ум утрачивает контроль надо мной, а мое сердце начинает петь. Что происходит?
Ум – это привычка.
Даже в те моменты, когда сердце поет и все существо наполнено радостью, ум не может оставить свои прежние привычки. Он обязательно начнет спрашивать, что происходит.
Разве ты не можешь позволить всему случаться, не спрашивая, зачем и почему?
Ты понимаешь, почему задаются эти вопросы?
Ум задает эти вопросы, потому что он хочет контролировать твою жизнь, он хочет знать все, что происходит. Не должно случаться ничего такого, что выходит за пределы его понимания, он должен все контролировать. Ум – великий контролер. А если все оставить под его контролем, это будет трагедия, потому что тогда с вами не произойдет ничего значительного.