Я стал лучшим в университете. Мой профессор – который так сильно этого хотел – теперь не мог в это поверить. Когда были опубликованы результаты, он спросил у меня:
– В чем дело? Должно быть, произошла какая-то ошибка. Ты – и самый первый в списке? Иди в кабинет к проректору и узнай – думаю, что в газете ошибка.
– Не беспокойтесь, – сказал я. – Если произошла какая-то ошибка – очень хорошо.
Но он так разволновался, что мне пришлось толкать его машину, чтобы завести ее, и везти его к проректору. Пока он не увидел записку профессора Ранаде, он не мог поверить в это.
И выйдя из кабинета, он осмотрел меня с ног до головы и сказал:
– Это самое странное, с чем я сталкивался в своей жизни. Ты попал на экзамен прямо из кровати – без всякой подготовки, – и теперь ты золотой медалист. Впервые я поверил в Бога – потому что сам ты не мог бы добиться этого. Должно быть, за тобой стоит Бог.
– Вы абсолютно правы, – сказал я. – Вот почему я был так расслаблен. Вы напрасно беспокоились. За мной стоит Бог – точно так же, как и я стою за вашим автомобилем, чтобы помочь завести его. Бог помогает мне завестись, а когда я заведен, все идет хорошо.
В жизни не бывает неудач. Все зависит от того, как ты воспринимаешь вещи. Если ты желаешь слишком многого, ты стремишься к чему-то и не можешь достигнуть этого – тогда возникают разочарование и чувство неудачи. Но если ты ничего не желаешь и совершенно счастлив, где бы ты ни был, тогда жизнь – это победа от мгновения к мгновению.
Третий вопрос:
Ошо,
Почему ум убегает, как сумасшедший, когда сердце хочет что-то сказать?
Ум всегда боится – и боится он именно вашего сердца. Изначально уму предназначалось быть слугой, но он ухитрился стать хозяином.
А сердце, которое должно было стать хозяином, даже не беспокоится о том, чтобы вмешаться, и позволяет уму оставаться хозяином.
Но ум понимает, что, в любой момент, если сердце этого захочет, его господству придет конец.
Поэтому всякий раз, когда сердце хочет что-то сказать, в уме появляется страх.
Ум очень боится любви. Ум очень боится доверия.
Ум очень боится всего, что имеет отношение к сердцу. Ум по природе своей не обладает правом господства. По природе своей господином является сердце.
Но вот в чем проблема: поскольку сердце так уверено в том, что оно является хозяином, оно никогда не занимается самоутверждением – в этом нет нужды. В сердце есть внутреннее знание, что ум можно отодвинуть в любой момент. И ум прекрасно знает, что он всего лишь слуга. Просто господин так благороден, что позволил слуге выдавать себя за хозяина. Но слуга остается слугой.
Поэтому, когда сердце хочет что-то сказать, ум начинает чувствовать себя неуверенно – он хочет, чтобы сердце оставалось полностью мертвым; он хочет, чтобы человек стал совершенно бессердечным. И во всем мире он преуспел в том, чтобы сделать людей бессердечными.
Но иногда некоторым людям удается освободиться от рабства ума, и они начинают отстаивать права своего сердца. Это величайшая революция – революция сердца против ума.
Я называю ее саньясой по сути.
Четвертый вопрос:
Ошо,
Всегда, когда я прохожу мимо твоего дома, мне хочется танцевать и петь, но затем в моих глазах появляются слезы, меня начинают переполнять сильные чувства, и мне хочется крикнуть всем: «Проснитесь! Вот – Ошо! Он открыт для всех!» Я так благодарна за все, что получила от тебя, и иногда бывает так трудно сдержать все это в себе – но я не собираюсь отправляться в миссионерскую поездку.
Что мне делать?
Иметь миссию и быть миссионером – это две разные вещи. Миссионер функционирует от ума.
А иметь миссию – это переполняющее сердце переживание.
Различие уловить трудно, но не невозможно. Миссионер старается убедить людей в том, в чем он сам не убежден, – он сам никогда не переживал того, в чем он хочет убедить людей. Миссионер – это просто компьютер, передающий знание от одного поколения к другому.
Но иметь миссию – это совершенно иное дело.
Иисус – не миссионер.
Папа-поляк – миссионер.
У Иисуса есть миссия.
У Гаутамы Будды есть миссия.
Иметь миссию – значит переживать нечто и во имя человеческого сострадания и любви делиться этим с другими. Дело вовсе не в том, чтобы обратить кого-то в свою веру, а в том, чтобы делиться с другими. От этого не может быть никакого вреда. Если это твое переживание, кричи о нем с крыш домов. Если оно исходит из твоего сердца, не мешай ему – чем больше ты будешь распространять его, тем глубже будут прорастать в тебе его корни. Это можно сравнить с деревом; дерево, устремляясь к небу, продолжает распространять свои ветви вширь и ввысь, а под землей продолжают распространяться его корни.
Если у тебя есть переживание, которое, как тебе кажется, способно утолить жажду многих людей, то иди на любой риск – кричи о нем, воспевай его, выражай его через танец, делай все, что можешь. Даже если весь мир будет думать, что ты сошла с ума, не беспокойся. Чем больше ты будешь делиться своим переживанием, тем глубже оно будет входить в твое собственное сердце, и тем сильнее оно будет становиться; твоя индивидуальность станет огромной силой. Но никогда не становись миссионером.
Миссионер является слугой, бедным слугой – как и любой другой слуга. Он получает определенную плату за распространение послания Библии. Ему нет никакого дела до послания, его заботит только его заработок. Если кто-то другой заплатит ему вдвое больше, он будет готов выступать против Библии.
Я слышал, что в одной церкви…
Епископ был очень обеспокоен тем, что один из самых старых и богатых прихожан всегда засыпал во время службы – так же, как это случается здесь, – но то место было не похоже на это, где даже храпеть дозволяется, если вы хоть немного музыкальны. А этот старый прихожанин храпел. Епископу это мешало, так как этот человек всегда сидел прямо перед ним.
В конце концов епископ нашел выход… Этот старик всегда приходил с маленьким мальчиком – его правнуком. Однажды епископ остановил этого правнука, отвел его в угол и сказал:
– Ты можешь кое-что для меня сделать? Я буду давать тебе пятьдесят центов каждое воскресенье.
Мальчик ответил:
– Хорошо. Чего вы хотите?
Епископ сказал:
– Тебе не нужно будет делать ничего особенного. Каждый раз, когда твой прадед захрапит, просто толкай его, буди его. Проблема не в его сне, проблема в том, что, когда он храпит, он будит всю паству. А у меня не так уж много проповедей – всего лишь три. Поэтому мне не хочется, чтобы людей будили, ведь тогда они начнут скучать.
Мальчик сказал:
– Давайте аванс!
– Аванс? – возмутился епископ. – Ну ты даешь! Разве ты не веришь мне?
– Бизнес есть бизнес, – ответил мальчик. – Это не вопрос веры – это не имеет отношения к религии. Давайте свои пятьдесят центов, и в следующее воскресенье вы увидите, как я справляюсь со своей работой.
И мальчик действительно хорошо справлялся с своей работой. Он вообще не давал старику спать. Как только тот начинал храпеть, мальчик толкал его. Старик много раз смотрел на мальчика: «Что случилось?»
А мальчик на него не смотрел, он слушал проповедь так увлеченно, словно его совершенно не интересовало то, что происходило вокруг.
Когда они вышли из церкви, старик сказал:
– Негодник, почему ты все время толкал меня?.. Всю ночь я не могу заснуть, потому что я стар. Это единственное время на неделе, когда я могу поспать, а ты мешаешь мне. В чем дело? Что на тебя нашло? И ты выглядел таким набожным, слушал так увлеченно, как будто ты понимал, что говорил епископ.
– Это не вопрос религии, – ответил мальчик. – За эту работу я получаю пятьдесят центов. Епископ дал мне аванс за сегодняшний день. И сейчас я пойду к епископу, чтобы получить деньги за следующее воскресенье.
Старик сказал:
– Погоди! Я буду давать тебе доллар, только не мешай мне спать!
– Очень хорошо, – сказал мальчик. – Давай аванс!
В следующее воскресенье епископ пребывал в недоумении. Много раз он подавал знаки мальчику, но тот смотрел куда угодно, только не на епископа. «Что с ним случилось? Может быть, он не хочет ничего делать потому, что я не дал ему аванс?»
Епископ пытался как-то обратить на себя внимание мальчика, надеясь, что никто не поймет, что происходит… Он подавал мальчику знаки. Но тот делал вид, что не понимает, чего от него хотят.
После службы епископ остановил мальчика и спросил:
– В чем дело? Ты что, не веришь, что я дам тебе пятьдесят центов? Вот, держи.
– Причем тут ваши пятьдесят центов, – сказал мальчик. – Мой старик дает мне доллар, чтобы я его не будил. Так что, если вы хотите… Решайте.
– Я бедный человек, – ответил епископ. – Если я буду продолжать увеличивать ставку, а твой старик будет удваивать ее… Он-то богатый человек…
– Я бедный человек, – ответил епископ. – Если я буду продолжать увеличивать ставку, а твой старик будет удваивать ее… Он-то богатый человек…
Мальчик сказал:
– Бизнес есть бизнес. Если вы не можете платить мне больше доллара, то не только мой дедушка будет храпеть, но и я тоже; и тогда вы увидите, что такое настоящий хаос. Тогда вам придется платить не только за моего старика, придется платить и за меня – пятьдесят центов за меня и полтора доллара за моего старика. Всего – два доллара. Но цена будет меняться каждое воскресенье, все будет зависеть от того, как пойдет дело.
Миссионер – это бедный слуга. Христианская церковь платит ему, поэтому он верит в христианство. Если кто-то будет платить ему больше, он поверит во что-то другое.
Но человек с миссией – это нечто совершенно иное, вы не можете его изменить. Его можно распять, но изменить его невозможно.
Пятый вопрос:
Ошо,
Твоим первым безмолвным посланием ко мне было: «Не будь таким серьезным, наслаждайся, празднуй!»
Через три года оно наконец дошло до меня! Почему мне потребовалось так много времени, чтобы пробудиться?
Действительно ли я пробуждаюсь?
Ты думаешь, что три года – это долго?
Каков твой критерий? Время вечно.
Три года – это даже меньше, чем три секунды.
Если ты можешь понять послание о праздновании, о радости даже через три жизни, это не будет слишком рано. Тебе сильно повезло, что оно дошло до тебя через три года.
Только от тебя зависит, сколько времени тебе на это нужно. Ты мог бы получить послание в то же самое мгновение, когда я тебе его послал. Но тебе потребовалось три года – ты все откладывал и откладывал, ведь тебе нужно было сделать так много всего; ты откладывал и по другим причинам. Как можно праздновать, когда весь мир страдает? Все будут думать, что ты безумен: «Что ты делаешь? Миру грозит ядерная катастрофа, а ты празднуешь?»
У тебя было много причин для того, чтобы оставаться несчастным, оставаться печальным, оставаться серьезным, но ты сумел освободиться от них за три года.
Если спросить у меня, то я отвечу, что ты пришел домой очень рано. Это не такой уж долгий срок.
На самом деле, когда бы ты ни понял послание, это всегда будет рано – потому что тысячи раз на протяжении тысяч жизней ты слышал его и оно до тебе не доходило. Ты продолжал откладывать, продолжал забывать.
В одной беседе я ссылался на прекрасную книгу «В ожидании Годо». Несомненно, автор имел в виду ожидание Бога (имя Godot созвучно с английским God – бог), но чтобы никого не обидеть, он придумал имя «Годо». Это небольшая пьеса…
Два человека сидят под деревом, и они говорят: «Он еще не пришел, а уже пора; он должен был уже прийти». Они беспокоятся, они разговаривают… и никто не говорит, кто такой этот Годо. Или когда этот Годо обещал прийти, или встречал ли его кто-либо, – никто не касается этих важных моментов. Считается само собой разумеющимся, что Годо придет. По крайней мере, когда нечего делать, ждать тоже неплохо – что-то обязательно случится!
Я думал, что, возможно, Годо – это по-немецки «Бог», поэтому я спросил одного моего старого саньясина-немца:
– «Годо» – это по-немецки «Бог»?
Он ответил:
– Нет.
Я спросил:
– А как по-немецки «Бог»?
– По-немецки это будет Gott! – ответил он.
И я сказал:
– Это действительно так? Gott?! (Немецкое Gott созвучно с английским got it – постичь это.)
С тем, чтобы постичь это, нет никаких проблем. Ты постиг это за три года!
Глава 21. Арбуз и нож
Первый вопрос:
Ошо,
Я так рада и счастлива находиться рядом с тобой, я так благодарна тебе за то, что ты по-прежнему доступен для всех нас – тех, кто хочет пить из твоего неисчерпаемого источника. Это такое блаженство – находиться в потоке твоей любви и твоего сострадания. Мне никогда не найти слов, чтобы выразить благодарность за все, что ты даешь нам.
Скоро я вернусь в тот безумный мир, где ты будешь присутствовать только в моем сердце. Иногда у меня возникает сомнение, стоит ли продолжать работу по распространению твоего учения в мире. Мне хотелось бы знать, есть ли у тебя по-прежнему какой-то замысел, надежда сделать что-то с этим безумным миром, или ты просто хочешь оставаться со своими саньясинами.
Можешь ли ты что-нибудь сказать об этом?
В этом вопросе заключено много вопросов. Во-первых, настоящая благодарность никогда не находит слов, чтобы выразить себя.
Та благодарность, которая может найти слова, чтобы выразить себя, – это всего лишь формальность, поскольку все, что переживается сердцем, сразу же выходит за пределы слов, понятий, языка. Ты можешь жить благодарностью, она может сиять в твоих глазах, она может распространяться как аромат всего твоего существа. Это может быть музыкой твоего безмолвия, но выразить ее словами ты не можешь. В тот самый момент, когда ты пытаешься выразить ее словами, сразу же умирает нечто существенное.
Слова могут передавать только нечто мертвое, но не живые переживания.
Поэтому понятно, что тебе трудно выразить свою благодарность. Это не твоя трудность, это трудность самого переживания благодарности.
И блаженны те, у кого есть такие переживания, которые находятся за пределами слов.
Горе тем, кто не знает ничего, кроме слов и языка.
Во-вторых, ты говоришь, что скоро уйдешь от меня и я буду только в твоем сердце.
Если я в твоем сердце, то нет никакого способа уйти от меня. Ты можешь уйти от моего физического присутствия, но мое физическое присутствие больше не имеет никакого значения, если ты уже чувствуешь мое присутствие в своем сердце.
Ты осознала мое духовное присутствие. Физическое присутствие – это всего лишь отправная точка; если оно смогло привести тебя к моему духовному присутствию, то его работа сделана. Теперь я буду пульсировать в твоем сердце, где бы ты ни была – не имеет значения, находишься ли ты здесь или на далекой планете.
Любовь – это единственный феномен, который уничтожает пространство, расстояние, время.
Химия любви до сих пор не постигнута. Физики заняты изучением пространства и времени, и они еще не поняли, что в существовании есть нечто большее, в чем пространство и время исчезают.
Любовь – это феномен, который не знает времени, пространства, расстояния. Пожалуй, наука никогда не сможет постигнуть любовь. Пожалуй, это за пределами возможностей науки. Но не за пределами возможностей поэзии и религии. Не за пределами возможностей медитации.
Это не за пределами возможностей каждого индивида, который готов раствориться в любви. Тогда наука остается далеким эхом, а любовь становится единственной реальностью.
Утверждение людей, подобных Шанкаре, Бозанкету, Брэдли, о том, что мир – это иллюзия, отнюдь не глупость. Мир состоит из пространства и времени, но эти люди пытались доказать, что мир – это иллюзия. Они создали философскую систему, представив на обсуждение тему иллюзорности мира. Само их усилие опровергает их – если мир иллюзорен, то зачем доказывать, что он иллюзорен? Если чего-то нет, то его нет.
Но если Шанкаре нужно было бы выйти из этой комнаты, он вышел бы через дверь, а не через стену. Стена реальна. Если бы Брэдли захотел поесть, он не стал бы есть камни. А ведь если хлеб иллюзорен и камни иллюзорны, то какая разница? И то и другое – иллюзия.
Эти люди пытались доказать то, чего они сами не пережили в своем собственном существе. Это не было переживанием любви, это была чистая логика. Сотни философов пытались убедить людей в том, что мир иллюзорен, но так никого и не убедили. Даже сами они не были убеждены в этом. Я вспомнил одну историю.
Одного буддийского философа привели к царю. Люди говорили, что он был одним из величайших логиков, о котором они когда-либо слышали. Он отстаивал теорию, что все иллюзорно, что все сделано из того же материала, из которого сделаны сновидения.
Но царь был очень прагматичным и практичным человеком. Он сказал: «Объявите всем, что они должны разойтись по домам и запереть двери, лавки должны быть закрыты, потому что сейчас на улицу будет выпущен наш бешеный слон». А этого буддийского философа оставили стоять на улице. И он стал рыдать и кричать: «Спасите меня! Нет ничего иллюзорного – по крайней мере этот слон не иллюзорен». А слон был действительно бешеный.
Видя его состояние… Слону не дали напасть на него. Философа снова привели к царю, и царь спросил:
– Ну что ты теперь скажешь о своей философии?
– Все иллюзорно, – ответил тот.
– И слон? – спросил царь.
Философ сказал:
– Слон иллюзорен, философ, который плакал и рыдал, иллюзорен, и царь, который его спас, иллюзорен – все иллюзорно. Но, пожалуйста, не отправляй меня снова на улицу – ведь это философия. Я готов спорить, но только не с бешеным слоном. Если у тебя есть философы, пошли за ними, и я докажу, что все иллюзорно.