– На тот уик-энд Пи-Джи приехал домой из Нью-Йорка, – сообщил Джой Селесте. – После колледжа он устроился помощником редактора в большом издательстве. Рассматривал эту работу как плацдарм для прыжка в кинобизнес. Мы отлично провели субботу всей семьей. Но в воскресенье, после мессы, Пи-Джи уехал. Намеревался пообщаться со школьными друзьями, вспомнить золотые денечки, поездить по окрестностям, любуясь красками осенней листвы. "Приму долгую ностальгическую ванну", – как он говорил. Во всяком случае, ничего другого о его планах на день мы не знали.
Селеста повернулась спиной к алтарю. То ли больше не могла смотреть на мертвую женщину, то ли боялась, что Пи-Джи прокрадется в церковь и набросится на них, застав врасплох.
– По воскресеньям мы обычно обедали в пять часов, но на этот раз мама решила дождаться его, а он появился только в шесть, уже после наступления темноты, – продолжал Джой. – Извинился, сославшись на то, что заболтался с давними друзьями. За обедом сиял, сыпал шутками – чувствовалось, что возвращение в родные пенаты прибавило ему энергии, влило в него новые силы.
Джой накрыл голую руку свободным концом пленочного савана. В руке, пробитой гвоздем и выставленной на всеобщее обозрение на алтаре, ему виделось что-то непристойное, пусть церковь святого Фомы и секуляризировали.
Селеста молча ждала, ей хотелось услышать все до конца.
– Оглядываясь назад, становится понятно, что в его поведении в тот вечер проглядывало что-то маниакальное... его распирала какая-то темная энергия. Сразу после обеда он помчался в свою комнату в подвале, чтобы собрать вещи. Поднялся уже с чемоданами, поставил их у двери черного хода. Ему не терпелось уехать, потому что погода испортилась и путь предстоял длинный, до Нью-Йорка он в лучшем случае добрался бы в два часа ночи. Но отец не хотел отпускать его. Господи, он так любил Пи-Джи! Отец принес альбомы с фотографиями, на которых запечатлел футбольные триумфы Пи-Джи как в школе, так и в колледже. Ему хотелось вспомнить прошлое. И Пи-Джи подмигнул мне, как бы говоря: «Черт, полчаса ничего не решают, а старику будет приятно». Он и отец ушли в гостиную, сели на диван, начали листать альбомы, а я решил, что смогу сэкономить Пи-Джи несколько минут, поставив чемоданы в багажник его автомобиля. Ключи лежали на кухонном столе.
– Мне так тебя жаль, Джой. Так жаль, – вымолвила Селеста.
При виде убитой женщины, завернутой в заляпанный кровью пластик, чувства Джоя не притупились. От мыслей о ее страданиях у него засосало под ложечкой, защемило сердце, осип голос, пусть он даже не знал, кто она. И он, конечно, не мог подняться и повернуться к ней спиной. Знал, что должен стоять рядом с ней на коленях, поскольку она заслуживала его внимания и слез. Засвидетельствовать ее смерть, чего не сделал двадцать лет тому назад.
Так странно... двадцать лет он подавлял все воспоминания о ней и вот теперь вернулся в худшую ночь его жизни, когда с момента смерти светловолосой женщины прошло лишь несколько часов.
Но в любом случае Джой не мог ее спасти, опоздал, как на двадцать лет, так и на несколько часов.
– Дождь поутих, – вновь заговорил он, – поэтому я даже не надел ветровку с капюшоном. Взял со стола ключи, подхватил с пола чемоданы и отнес к автомобилю Пи-Джи. Он стоял за моим, в конце подъездной дорожки, у глухой стены. Должно быть, мама что-то сказала Пи-Джи, не знаю, только каким-то образом он понял, что происходит, что я собираюсь сделать, оставил отца с альбомами и поспешил за мной, чтобы остановить. Не успел.
* * *"... сыпет мелкий, но ужасно холодный дождь, горит измазанная в крови лампочка, Пи-Джи стоит рядом, словно ничего особенного и не произошло, а Джой вновь повторяет: «Я хотел только помочь».
Глаза Пи-Джи широко раскрыты, и Джою ужасно хочется верить, что его брат видит женщину в багажнике впервые в жизни, что он в шоке и понятия не имеет, как она туда попала. Но Пи-Джи говорит: «Джой, послушай, все совсем не так, как ты думаешь. Я понимаю, это выглядит жутко, но все не так, как ты думаешь».
– О господи, Пи-Джи. Господи!
Пи-Джи бросает взгляд на дом, до которого только пятьдесят или шестьдесят футов, чтобы убедиться, что родители не вышли на заднее крыльцо.
– Я могу все объяснить, Джой. Дай мне шанс, не обвиняй меня в том, чего не было, дай мне шанс.
– Она мертва. Она мертва.
– Я знаю.
– Вся порезана.
– Успокойся, успокойся. Все в порядке.
– Что ты наделал? Матерь божья, что ты наделал?
Пи-Джи надвигается на него, прижимает к багажнику.
– Я ничего не сделал. Ничего такого, за что меня могут сгноить в тюрьме.
– Почему, Пи-Джи? Нет. Даже не пытайся. Ты не сможешь... нет причины, которая может тебя оправдать. Она мертва. Мертва и лежит в багажнике твоего автомобиля.
– Потише, малыш. Держи себя в руках, – Пи-Джи хватает Джоя за плечи, и, что удивительно, его прикосновение не вызывает у того отвращения. – Я этого не делал. Я ее не трогал.
– Она здесь, Пи-Джи. Ты не можешь сказать, что ее здесь нет.
Джой плачет. Капли холодного дождя падают на щеки и скрывают слезы, но он тем не менее плачет.
Пи-Джи легонько трясет его за плечи.
– За кого ты меня принимаешь, Джой? Ради бога, за кого ты меня принимаешь? Я – твой старший брат, не так ли? По-прежнему твой старший брат. Или ты думаешь, что за годы жизни в Нью-Йорке я переменился, превратился в монстра?
– Она здесь, – только и может ответить Джой.
– Да, все так, она здесь, и я положил ее туда, но я этого не делал, не причинял ей вреда.
Джой пытается вырваться.
Хватка Пи-Джи усиливается, он прижимает брата к заднему бамперу, чуть ли не заталкивает в багажник, где лежит убитая женщина.
– Только не теряй головы, малыш. Не губи все, всю нашу жизнь. Я твой старший брат, помнишь? Или ты больше меня знать не хочешь? Разве не я всегда вступался за тебя? Разве не я? А теперь мне нужна твоя помощь, очень нужна, здесь и сейчас.
– Только не в этом, Пи-Джи, – сквозь всхлипывания отвечает Джой. – В этом я тебе помогать не стану. Ты сошел с ума?
Пи-Джи усиливает напор.
– Я всегда заботился о тебе, всегда любил тебя, мой маленький брат, мы вдвоем, плечом к плечу, противостоим этому миру. Ты слышишь меня? Я люблю тебя, Джой. Или ты не знаешь, что я тебя люблю? – он отпускает плечи Джоя и хватает того за голову. Руки Пи-Джи, как тиски, сжимают голову Джоя. В его глазах больше боли, чем страха. Пи-Джи целует брата в лоб. Его слова наполнены яростной силой, они гипнотизируют Джоя. Он не может шевельнуться, мозг застилает туман. – Джой, слушай, Джой, Джой, ты – мой брат... мой брат! Для меня это все, ты – моя кровь, ты – часть меня! Разве ты не знаешь, что я люблю тебя? Разве не знаешь? Разве не знаешь, что я люблю тебя? Разве ты не любишь меня?
– Люблю. Люблю.
– Мы любим друг друга, мы – братья.
Джой уже рыдает.
– Оттого мне так больно.
Пи-Джи по-прежнему держит его за голову, смотрит в глаза под ледяным дождем, их носы практически соприкасаются.
– Если ты любишь меня, малыш, если ты любишь своего старшего брата, тогда слушай. Просто слушай и постарайся понять, как все вышло. Хорошо? Хорошо? А вышло так. Я поехал в Пайн-Ридж, там есть старая дорога, по которой мы любили ездить к школе. Дорога, ведущая в никуда. Ты знаешь эту старую дорогу, знаешь, как она все время петляет, как один поворот тут же сменяется другим. Я как раз выезжал из-за поворота, когда эта девушка выбежала из леса, чуть ли не скатилась по заросшему кустами склону на дорогу. Я ударил по тормозам, но не успел. Даже в сухую погоду мне бы не удалось избежать столкновения. Она выскакивает на дорогу прямо перед капотом, и я ударяю ее, она падает и исчезает под передним бампером. Я переехал ее до того, как остановился.
– Она голая, Пи-Джи. Я видел ее, часть ее, в багажнике, и она голая.
– Именно об этом я тебе и расскажу, если ты будешь слушать. Она голая, потому что такой выскочила из леса, голая, как при рождении, и за ней гнался парень.
– Какой парень?
– Я не знаю, кто он. Никогда не видел его раньше. Но именно из-за него она не заметила мой автомобиль, Джой. Потому что бежала и оглядывалась, чтобы понять, далеко ли он, боялась, что он ее догоняет. Мой автомобиль она не видела, пока не выбежала на дорогу.
Закричала буквально в тот момент, когда я ударил ее. Господи, это было ужасно! Ничего более ужасного в моей жизни не случалось. Удар был сильным, и я понял, что убил ее.
Закричала буквально в тот момент, когда я ударил ее. Господи, это было ужасно! Ничего более ужасного в моей жизни не случалось. Удар был сильным, и я понял, что убил ее.
– И где этот парень, который ее преследовал?
– Он остановился, когда увидел, что произошло с девушкой, застыл на склоне. А когда я вылез из кабины, повернулся и побежал в лес. Я должен был поймать мерзавца, побежал за ним, но он знает те места, а я – нет. Когда я поднялся на склон, его и след простыл. Я углубился в лес на девять ярдов, может, на двадцать, по оленьей тропе, но потом тропа разделилась на три, и он мог убежать по любой, а я не мог узнать, по какой именно. Шел дождь, облака ползли над самой землей, в лесу уже сгустились сумерки. За шумом дождя и ветра я не слышал его шагов, не мог преследовать по звуку. Поэтому вернулся на дорогу, а она лежит там мертвая, как я и думал, – при этом воспоминании по телу Пи-Джи пробегает дрожь, он закрывает глаза. Прижимается лбом ко лбу Джоя. – О господи, это было ужасно, Джой, ужасно... и то, что сделала с ней машина, и то, что сделал с ней он до моего появления. Мне стало дурно, меня вырвало прямо там, на дороге.
– А что она делает в багажнике?
– У меня была пленка. Я не мог оставить девушку там.
– Тебе следовало поехать к шерифу.
– Я не мог оставить ее одну, на дороге. Я испугался, Джой, не знал, что мне делать, испугался. Даже твой большой брат может испугаться, – Пи-Джи отрывает голову от лба Джоя, отпускает брата, отступает на шаг. Озабоченно смотрит на дом. Добавляет: – Отец у кухонного окна, смотрит на нас. Если мы будем здесь стоять, он придет, чтобы узнать, что нас задержало.
– Допустим, ты не мог оставить ее на дороге, но почему ты не поехал в управление шерифа после того, как положил ее в багажник и вернулся в город?
– Я тебе все объясню, расскажу обо всем, – объясняет Пи-Джи. – Давай только сядем в кабину. А то отцу покажется странным, чего мы стоим под дождем. Сядем в кабину, включим двигатель, радио, тогда он подумает, что мы решили поболтать, все-таки братьям есть что сказать друг другу наедине.
Он кладет в багажник с мертвой женщиной один чемодан. Потом другой. Захлопывает крышку.
Джоя трясет. Ему хочется бежать. Не в дом. В ночь. Он хочет умчаться в ночь из Ашервиля, из округа, в места, где никогда не был, в города, где его никто не знает, бежать и бежать в ночи. Но он любит Пи-Джи, и Пи-Джи всегда и во всем помогал ему, поэтому он понимает, что должен выслушать брата. Может, всему есть разумное объяснение. Может, все не так и страшно. Может, у него действительно хороший брат, который сможет все объяснить. Он же просит только об одном: выслушать его.
Пи-Джи закрывает багажник на замок, кладет ключи в карман. Обнимает Джоя за плечо, тянет к себе. С одной стороны, в этом проявляется братская любовь, с другой – намек на то, что нечего стоять столбом.
– Пойдем, малыш. Позволь мне все тебе рассказать, все-все, а потом мы попытаемся понять, что же нам делать. Пойдем в машину. Посидим вдвоем. Поговорим. Ты мне нужен, Джой.
Они залезают в кабину.
Джой – на сиденье пассажира.
В кабине холодно, воздух сырой, промозглый.
Пи-Джи включает двигатель. Регулирует печку.
Дождь усиливается, переходит в ливень, окружающий мир отсекает стена воды. Салон автомобиля превращается в кокон. Они в этом железном коконе вдвоем, в ожидании трансформации, которая превратит их в новых людей, с новым, непредсказуемым будущим.
Пи-Джи включает радио, находит радиостанцию, транслирующую музыку.
Брюс Спрингстин. Поет о том, как трудно искупать грехи.
Пи-Джи приглушает звук, но музыка и слова настойчиво лезут в уши Джою.
– Я полагаю, что этот сукин сын похитил ее, – говорит Пи-Джи. – Держал в лесу в какой-нибудь лачуге или землянке, насиловал, мучил. Ты наверняка читал о таких случаях. С каждым годом их становится все больше. Но кто бы мог подумать, что такое может случиться в Ашервиле? Должно быть, она сбежала от него, каким-то образом притупив его бдительность.
– Как он выглядел?
– Бугай.
– То есть?
– С таким лучше не встречаться. На лице написаны злоба и, пожалуй, безумие. Рост за шесть футов, вес никак не меньше двухсот сорока фунтов. Может, и хорошо, что я его не догнал. Он бы сделал из меня лепешку, Джой, такой он был огромный. Лицо заросло бородой, длинные сальные волосы, грязные джинсы, синяя байковая рубашка, тоже грязная. Но я не мог не попытаться, не мог не погнаться за ним.
– Ты должен отвезти тело к шерифу, Пи-Джи. Прямо сейчас.
– Я не могу, Джой. Неужели ты не понимаешь? Слишком поздно. Она в багажнике моего автомобиля. И выглядит все так, будто я прятал ее, пока ты случайно не наткнулся на тело. Истолковать это можно будет как угодно... только ни одного хорошего варианта нет. И у меня нет доказательств, что я видел парня, который ее преследовал.
– Они найдут доказательства. Во-первых, следы. Они обыщут лес, найдут место, где он ее держал.
Пи-Джи качает головой.
– В такую погоду не сохранится ни один след. Возможно, они не найдут и места, где он ее держал. Гарантий нет. Я просто не могу идти на такой риск. Если они не найдут следов этого парня, подозрение падет на меня.
– Если ты ее не убивал, они ничего не смогут с тобой сделать.
– Давай смотреть фактам в лицо, малыш. Я буду не первым, кто угодит в тюрьму за то, чего не делал.
– Это же нелепо! Пи-Джи, тебя все знают, любят. Им известно, какой ты человек. Любые сомнения будут трактоваться в твою пользу.
– Люди могут изменить отношение к тебе без всякой на то причины, даже люди, которые всю жизнь видели от тебя только хорошее. Проучись еще пару лет в колледже, Джой, и ты все испытаешь на собственной шкуре. Проживи год-другой в Нью-Йорке, и ты узнаешь, какими отвратительными могут быть люди, как они могут ни с того, ни с сего ополчиться на тебя.
– Здешние жители будут трактовать сомнения в твою пользу, – настаивал Джой.
– Не будут.
От этих двух слов у Джоя перехватывает дыхание, как от ударов в солнечное сплетение. Он в растерянности.
– Господи, Пи-Джи, лучше бы ты оставил ее на дороге.
Сидящий за рулем Пи-Джи сутулится, закрывает лицо руками. Плачет. Никогда раньше Джой не видел брата плачущим. Какое-то время Пи-Джи не может говорить. Джой – тоже. Наконец, к Пи-Джи возвращается дар речи:
– Я не мог оставить ее. Это был кошмар. Ты не видел, поэтому не можешь представить себе, какой это был кошмар. Она не просто тело, Джой. Она – чья-то дочь, чья-то сестра. Я подумал... если бы какой-то парень убил ее, как бы он поступил, окажись на моем месте? Прежде всего прикрыл наготу. И не оставил бы в лесу, как кусок мяса. Теперь я понимаю... возможно, я допустил ошибку. Но тогда я ничего не соображал. Мне следовало все сделать по-другому. Но теперь уже поздно, Джой.
– Если мы не отвезем ее в управление шерифа и не расскажем им, что случилось, тогда этот парень с бородой, длинными волосами... он останется безнаказанным.
И другую девушку может ждать та же участь, что и эту.
Пи-Джи опускает руки. Его глаза полны слез.
– Они все равно его не поймают, Джой. Неужели ты этого не понимаешь? Он уже далеко. Знает, что я его видел, могу описать. Он не останется в этих местах и десяти минут. Он уже покинул территорию округа, спешит к границе штата, потом постарается забиться в какую-нибудь нору. Можешь мне поверить. Возможно, он уже сбрил бороду, подрезал волосы, выглядит совсем по-другому. Мои показания не помогут копам его найти, и я уверен, что на их основании вынести обвинительный приговор невозможно.
– И все равно будет правильно, если мы обратимся к шерифу.
– Правильно? Ты не думаешь об отце и матери. А вот если подумаешь, то поймешь, что вряд ли.
– В каком смысле?
– Говорю тебе, малыш, если копы не найдут другого подозреваемого, они попытаются повесить это убийство на меня. Приложат к этому все силы. Представь себе газетные статьи. Обнаженная женщина, замученная до смерти, обнаружена в багажнике автомобиля бывшей звезды футбольной команды, местного молодого человека, который получил стипендию на обучение в первоклассном университете. Ради бога, подумай об этом! Суд превратится в цирк. Величайший цирк в истории округа, может, и штата.