— С дачи. С дачи одного… мерзавца.
— Ты там одна была?
— Нет, с подружкой.
— А где эта подружка?
— Там осталась, — механически, словно сомнамбула, ответила Галя. И вдруг — разрыдалась. Выпустила из рук фляжку, уткнулась в собственные ладони, ревела навзрыд.
Генерал неумело потрепал ее по плечу.
— Ну-ну, ничего, все позади.
Отплакавшись, девчонка вдруг стала говорить. И рассказала генералу все: Жанна, Борис, чужая дача. Ее напоили, она спала в кабинете — вдруг парни пришли, пристали, она выбежала на балкон, и — прыжок!
Лицо Провотворова закаменело.
— Так. Значит, в милицию заявлять о преступлении ты не хочешь?
Галя отчаянно замотала головой.
— Но на даче ведь осталась твоя подруга. Ты не боишься, что эти мерзавцы с ней что-нибудь сотворят?
И тут застыла уже Галя.
— Поедем, — решительно сказал генерал. — Покажешь мне, где все случилось.
— Зачем?!
— Надо же твою подружку выручать.
И орденоносец включил передачу рукояткой на руле и очень медленно тронулся с места.
— Где дело было?
— Я… Я не помню.
— Ты давно идешь по этой улице?
Нет ответа.
— Куда-нибудь сворачивала?
Молчание.
— А что ты знаешь о хозяевах?
Галина торопливо выложила, что знала: папаша вроде бы народный артист, сына зовут Борис, а друзей его, что приставали, величать Гога, Гена и еще один, она забыла имя.
Генеральская «Победа» тем временем не спеша ползла по поселковой улице, он крутил головой направо и налево. Вокруг стояли сонные дома, электричество нигде не горело: в иных спали, а другие и вовсе были забиты на зиму.
И вдруг — в одной из дач — свет: и на террасе на первом этаже, и на балконе на втором.
И Галя тихо, но решительно проговорила:
— Здесь.
Авто остановилось, немного не доехав до калитки.
Провотворов сказал:
— Сиди здесь и грейся.
Слова его звучали столь непререкаемо, что Галя даже возражать не стала — все равно военного не переубедить.
Генерал залез в перчаточный ящик и выудил оттуда пистолет.
Галя внимательно следила за его действиями.
— Нет!!! — вдруг выкрикнула она. — Не убивайте их! Борис ни в чем не виноват!
— Спокойно сиди, — растянул в железной улыбке рот ее спаситель.
Он вышел из машины и хлопнул дверцей. Мотор остался включен, и печка грела. Сцепив руки у груди, Галя напряженно глядела, что делает генерал. Если бы она была верующей, то помолилась бы. Но она была комсомолкой, поэтому просто повторила шепотом то, что часто говаривала в трудные минуты бабушка:
— Господи, помоги!
А генерал открыл калитку и не спеша пошел по лужайке к дому. Его фигуру в мундире было видно в свете, падающем из окон. В опущенной вниз руке он держал пистолет.
Провотворов подошел к двери и забарабанил по ней кулаком:
— Милиция, откройте!
Внутри дома воцарилась напряженная тишина. Конечно, там и до команды генерала было тихо — однако теперь, несмотря даже на закрытые окна авто, Галя почувствовала, как эта тишина внутри особняка напряглась, натянулась, словно струна. Орденоносец еще раз стукнул в дверь и вскричал:
— Милиция! Выходите по одному с поднятыми руками!
За рамами — увидела Галя — метнулись тени.
— Повторяю. Это милиция, выходите по одному.
Генерал отступил от двери на пять шагов и направил в сторону парадного входа пистолет.
Через одну минуту дверь распахнулась, и на пороге показался первый парень: то ли Гога, то ли Гена. Он шел с поднятыми руками.
— Отходи в сторону, — генерал указал пистолетом. — Теперь встань на колени, руки не опускать!
Парень повиновался.
— Второй — пошел!
Вышел еще один. Галя с замиранием сердца следила за разворачивающимся действом. Неужели генерал выманит всех? Он хоть и вооружен, однако действует в одиночку, а парней там трое — если с хозяином считать, то все четверо. Они могли бы, наверное, справиться с ним одним, если бы объединились и не боялись. Но военный был сильным — а они слабыми. Их слабость Галя ясно почувствовала даже тогда, когда они к ней приставали. Парни эти разве что с беззащитной девушкой справиться могут, и то не очень получается.
Галина из машины наблюдала действо, происходящее сейчас в саду, и чувствовала, как, даже против воли, в душе поднимается торжество.
Из дома вышел третий мальчишка. Ему, как и первым двум, генерал скомандовал встать на колени — прямо в траву, мокрую от росы. Почему-то картина, что она наблюдала, напомнила девушке, как в кинохронике сдаются в плен советским войскам фашистские солдаты.
Следующей вышла Жанка — и тоже с вытянутыми руками.
— Отойди в сторонку, — сказал ей военный и приказывать встать на колени не стал.
Последним появился Борис. Он причитал:
— Я ничего не делал… Это дача народного артиста… Позвоните папе…
— А ну-ка молчать! — грозно скомандовал офицер. — На колени!
И Борис покорно заткнулся и тоже опустился на коленки, четвертым в ряду.
— Так, Жанна, — тебя ведь Жанна зовут, верно? — слушай меня, — начал генерал. Он по-прежнему стоял лицом к парням и направил на них хищное дуло своего пистолета. — Сейчас ты войдешь в дом, оденешься сама, а также заберешь одежду, обувь и сумку своей подруги. Ясно?!
Жанка мелко-мелко, но радостно закивала и, чуть не бегом, бросилась в дом.
А Галин спаситель тем временем подошел к первому стоящему на коленях парню. Приставил дуло ему прямо к виску. Тот испуганно отшатнулся. Генерал рявкнул:
— Фамилия?!!
— Никандров.
— Так! — военный сделал внушительную паузу. — Именем Союза Советских Социалистических Республик гражданин Никандров за мародерство и попытку изнасилования приговаривается… к высшей мере социальной защиты, расстрелу на месте, с конфискацией всего имущества!
— Не-ет!!! — вскричал гражданин Никандров, сложился пополам и упал головой в ноги генерала. — Не надо! Прошу вас! Дяденька! Не надо!
— Встань, прими смерть как мужчина!
Тут не выдержала и Галя. Она открыла дверцу, выскочила из машины и завопила:
— Не надо! Пожалуйста! Товарищ генерал! Не убивайте их!
На минуту стало страшнее, чем час назад, когда эти подонки пытались ее изнасиловать. Однако военный даже не оглянулся на девушку. Он отошел от корчащегося на земле Никандрова, придвинулся вплотную к стоящему на коленях следующему парню и снова гаркнул:
— Фамилия!!!
Но второй откатился от офицера по траве в сторону, а потом вскочил и, сгорбившись в три погибели, петляя, словно заяц, помчался в сторону, в глубь участка. Генерал проследил за ним пистолетом в вытянутой руке — однако стрелять не стал. Выкрикнул: «Пуфф!» — от звука бегущий споткнулся и упал, а потом вскочил и понесся дальше. Перемахнул через ограду и был таков.
На крыльцо вышла Жанна, в руках она держала Галины туфли, пальто и сумку. И свою сумочку тоже. Лицо ее было белым и растерянным.
То, что одному из парней удалось сбежать, вдохновило двух оставшихся: гражданина Никандрова и третьего гостя. Оба вскочили с колен и бросились в разные стороны. Генерал стрелять не стал, даже не посмотрел, куда они бегут. И тот и другой перескочили забор и рассеялись в сумраке ночи.
Военный подошел к Борису — тот по-прежнему оставался коленопреклоненным. К тому же он повесил голову и безнадежно обхватил ее руками.
— Хозяин? Встать!
Тот поднялся на ноги. Генерал был невысокого роста, парень возвышался над ним едва ли не на голову — однако заметно было, как перед его лицом — и дулом пистолета — Боре хотелось стать маленьким, ничтожным, спрятаться букашкой куда-нибудь в траву.
— Плохих друзей ты выбираешь, парень, — презрительно сказал командир. — Значит, и сам говно! — залепил ему подзатыльник и молвил: — Пшел прочь!
Юноша отшатнулся.
— Жанна, за мной! — не глядя проговорил генерал и отправился к своей машине.
Он не открывал перед второй девушкой дверь, как давеча перед Галей. Он вообще на нее не обращал, казалось, никакого внимания. Жанка сама влезла в машину на задний диванчик. Генерал устроился за рулем.
— Так, едем заявлять в милицию? — спросил он.
— Нет! — воскликнули обе девочки практически хором.
Провотворов мог их понять. Ему тоже не улыбалась перспективка давать показания какому-нибудь не очень грамотному юнцу-мильтону. А девушкам, наверное, и вовсе не хотелось обсуждать происшедшее. Тем паче что Галину жажду мести офицер отчасти уже удовлетворил.
— Если можно, отвезите, пожалуйста, нас в город, — молвила Жанна. Она всегда была более бойкой, чем Галя.
— В Москву? Куда — точнее?
— В наше общежитие. Оно на «Бауманской».
— Хм. Не ближний свет, — проворчал генерал.
Однако покорно включил на руле первую передачу и повез девушек назад, в родную столицу, в общежитие. Несмотря на то что полчаса назад он как раз из Москвы в свой дачный поселок вернулся. Он не питал никаких иллюзий по части продолжения знакомства. Не ждал никакой награды. Просто видел: пара советских девчонок — и, похоже, девчонок неплохих — попала в беду. Значит, надо их выручить. Ведь видно, что они не стиляжки, что случайно оказались в сложной ситуации: девицы хорошие, просто слегка запутались. И ни малейшего значения не имеет, что он фронтовик, герой и генерал-майор, а они вчерашние школьницы. Раз есть у него возможность и силы — значит, он поедет и выручит. Тем более что делов — час пути туда, час обратно, на дачу. Да он может и в Москве теперь заночевать, раз не задалось. Мало разве самого Ивана Петровича выручали? И боевые друзья, и совсем незнакомые люди?
По пути он успел расспросить девчонок. Оказалось, что учатся на четвертом курсе, что побывали в этом году на целине, в Алтайском крае, что занимаются в аэроклубе: хотят прыгать с парашютом, но пока только готовятся к полетам.
Вот так совпадение! Иван Петрович уж не стал говорить, что и он имеет отношение к парашютным прыжкам, причем самое непосредственное — сказалась многолетняя привычка военного человека не выдавать лишнюю информацию. Но когда они доехали, наконец, до места и прощались в половине четвертого ночи у общежития педагогического института, Иван Петрович дал девушкам свою визитную карточку — у него даже собственная визитка имелась! Таковых ни Галя, ни Жанна ни разу в жизни не видели, только в романах дореволюционных читали. На визитке значилось:
ИВАН ПЕТРОВИЧ ПРОВОТВОРОВ,
заместитель председателя ДОСААФ по авиации,
генерал-майор
- и два служебных телефона.
Генерал сказал:
— Если какие проблемы или просьбы будут, с прыжками или вообще в жизни, — звоните. Постараемся решить.
И уехал, не спросив даже, как сам он с девчушками сможет связаться. И не намекнув, что он ждет продолжения знакомства и что за оказанную помощь можно бы и отблагодарить.
Воспитаннейший человек!
* * *В те же самые дни, когда студенты вернулись с целины домой, Галя впервые отправилась заниматься парашютным спортом, а Владик получил приглашение на работу, никому тогда не известный главный конструктор ОКБ-1 Сергей Павлович Королев встретился с известным всему миру лидером Страны Советов Никитой Сергеевичем Хрущевым. Во встрече принимали участие наиболее приближенные к каждому из них личности. Никита Сергеевич в ту пору пребывал в восхищении от эффекта, что оказал на все прогрессивное человечество запуск первого спутника. Резонанс оказался — дай боже! Ему и по линии разведки докладывали, и дипломаты сообщали, и «белый» ТАСС: мир в восторге, и даже те круги, которые вчера не отличались симпатией ко всему советскому, наперебой славят научный прорыв. И даже реакционнейшие политиканы, от которых в адрес Советского Союза доброго слова не дождешься, и те, скрипя зубами, признают победу советской науки и техники. А вслед за тем многие серьезнейшие люди, элита буржуазии, неминуемо должны поднять — и уже поднимают! — вопросы о превосходстве советского образования, культуры, да и вообще, скажем прямо, советского образа жизни, товарищи! «Выходит, — думал Никита, — эти ракеты способны не только стращать американских империалистов неминуемым ядерным возмездием, но и демонстрировать на весь мир преимущества социализма и советского строя!»
В ту пору Хрущев был готов по-родственному к сердцу прижать — да и прижимал! — замечательного советского человека по фамилии Королев, который, несмотря на все жизненные испытания и необоснованные сталинские репрессии, не озлобился, а, наоборот, выдал на-гора столь впечатляющий научно-технический результат. Хороший он мужик, Сергей Павлович, наш, советский, настоящий ленинец. Экую шумиху устроил, чистый фейерверк!
Но ведь надо двигаться и дальше — правильно, товарищи? Коммунисты не почивают на лаврах — они смело, не теряя темпа, идут вперед, к новым свершениям! Вот и теперь Никита вызвал ракетных конструкторов, а со своей стороны товарищей из Президиума ЦК пригласил. И, кроме личных здравиц в адрес ученых, Никита Сергеевич тогда, как рассказывали потом очевидцы, заметил Королеву:
— Сергей Палыч, как вы, конечно, знаете, наша страна, как и все прогрессивное человечество, скоро отметит годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Да не простую годовщину! Сорокалетие! Вам, как и мне, как и всем здесь присутствующим, социалистическая революция дала в этой жизни все. Да, были в деятельности нашего государства и ошибки, и, прямо скажем, нарушения. Но партия их смело вскрывает и выправляет. Вот и вас, Сергей Палыч, в этом году, как я слышал, полностью реабилитировали…
Главному конструктору ничего тут не оставалось делать, как поддакнуть: «Так точно, Никита Сергеич… Спасибо, Никита Сергеич…» — а лидер Страны Советов тем временем несся своей мыслью дальше:
— Вся страна готовит подарки, э-э, себе самой с юбилеем. Я не сомневаюсь, и вы со своими товарищами наверняка уже задумывались: а чем вы сможете отметить столь впечатляющий юбилей? Какой подарок советские ракетчики могут преподнести трудовому народу по случаю праздника?
Говорят, Королев предвидел подобный вопрос и был подготовлен к ответу. Но он оказался многоопытным царедворцем и знал, что вышестоящим нельзя выкладывать на стол все козыри. Никиту, не слишком образованного, но обладавшего дьявольским нюхом, следовало подводить к ответу постепенно, как щуку к крючку.
— Ракетчики могут ответить, Никита Сергеевич, и ознаменовать юбилей нашей Революции запуском нового спутника. Гораздо более мощного и тяжелого, с научной аппаратурой на борту.
— Новый спутник! Что ж! Это хорошо, Сергей Палыч. И мы, что называется, не глядя принимаем ваше предложение. Но вы же коммунист, Сергей Палыч, не так давно, я знаю, вас приняли в партию. И вы, конечно, изучали Марксовы законы. В том числе о переходе количества в качество. Значительное увеличение массы второго спутника, которое вы тут нам предлагаете, — оно, конечно, само по себе хорошо. Оно снова произведет нешуточный международный резонанс. Но вот что качественно новое вы можете предложить, наряду с самим, так сказать, прогрессивным фактом? То есть запуском нового спутника? — слегка запутался вождь.
Тут влез с подсказкой член Президиума ЦК Анастас Микоян:
— Пусть спутник, к примеру, не «бип-бип-бип» сигналы подает, а исполняет «Интернационал».
Хрущев его одернул:
— Подожди, Анастас, это ж тебе не шарманка. Это — спутник! — он со значением поднял палец. — А можем ли мы, к примеру, Сергей Палыч, взять — и запустить в космос человека?
— Человека пока нет, — с искренним сожалением промолвил Королев. — Не сейчас. Не к празднику. Пока у нас не созданы и не отработаны системы возвращения изделия на Землю. Мы не можем гарантированно вернуть человека из заатмосферного пространства обратно живым и невредимым. В недалеком будущем — да, сможем. Но, увы, не к юбилею. Не через месяц.
— А что же тогда? — Хрущев глянул испытующе. — Может, вы какое лабораторное животное посадите во второй спутник? Морскую свинку? Обезьянку?
Королев еле уловимо поморщился. Он и сам много раз обдумывал и обговаривал с соратниками непростой вопрос, на каких животных следует отрабатывать заатмосферные полеты. Вон, «американы» (как называл своих заокеанских коллег-соперников Королев) выбрали в качестве подопытных именно обезьян. Но помимо чисто практических сложностей — ну не водятся на территории СССР обезьяны! — чувствовал Сергей Павлович, что запуск на орбиту именно обезьянки будет нелогичным, неправильным. Какое-то оно не наше животное, обезьяна. Не российский она зверь, не советский. Что они, эти мартышки, могут, разве что кривляться?! Другое дело, если…
— А может, лучше собаку? — сказал Королев с видом, будто Хрущев сам, вот прямо сейчас, только что натолкнул его на эту мысль.
— Правильно! — ухватился за идею председатель Совмина. — Именно собачку! Какого-нибудь Верного или Дружка.
— Девочку, — сказал главный конструктор.
— Что? — не понял Хрущев.
— Я говорю, Никита Сергеевич, собачка должна быть женского пола. Они смышленее кобелей. К тому же в случае с сучками значительно легче решаются вопросы ассенизации.
— Что ж, тебе видней, Сергей Палыч. Пусть будет, так сказать, сучка. Только найдите какую-нибудь животину посимпатичней и посмышленей. И не болонку какую-нибудь. Не таксу. Дворовую псину возьмите. Мы ведь тут тоже не аристократы. Вышли, понимаете ли, все из народа.
— Уже готовим собак к запуску, и именно дворовых.
— И назовите поизящней, чтоб никаких Кабыздохов.
На совещании никак не обсуждался вопрос, каким образом будет возвращено с орбиты первое живое существо, запущенное в безвоздушное пространство. Молчаливо предполагалось, что — никак. Собачки — что ж! Их сам, извините за выражение, господь бог создал и велел им жертвовать собой ради интересов науки. А что? Ихним, сукиным, отцам и матерям легче было, когда они на фашистские минные поля шли?
Итак, числа седьмого или восьмого октября пятьдесят седьмого года на самом верху было принято решение запустить второй искусственный спутник Земли в срок до седьмого ноября текущего года. Подготовить запуск спутника меньше чем за месяц — невозможно, нереально, немыслимо. Наверное, подписаться на это мог только такой неисправимый романтик и пассионарий, как Королев. И то только потому, что вся его предыдущая жизнь словно бы создавала платформу, с которой этот второй спутник стартовал. Многие уже существовавшие наработки тогда пошли в ход.