Нужно будет проверить алиби этой самой Риты, если оно вообще существует.
…А вот и машина!
12 часов 45 минут
Вышла из лифта — и передо мной сейчас же распахнулась дверь королевской квартиры. Открыл хозяин: хмурый, встревоженный, но безукоризненно одетый.
У Королева в холле настенные часы; глянула мельком — без пятнадцати час. Надо же, тютелька в тютельку!
— Проходите в комнату. — Вадим Сергеевич указал рукой, в какую именно. — Рита вас ждет.
Рита — в кресле — цвет лица совершенно сливается с бледными обоями за ее спиной; неподвижная, замороженная какая-то, с остановившимся взглядом. Только слезы непрерывно текут по щекам.
— Здравствуйте, — я присела на краешек кресла напротив. — Как мне лучше вас называть?
Женщина молча махнула рукой: мол, все равно!
Если она и старше меня, то года на два, не больше. В счастливую пору, скорее всего, была ухоженная, веселая. Сейчас каштановые волосы больше напоминают паклю, чем предмет женской гордости. Уголки губ скорбно опущены… Дочь Королева в таком виде скорее страшна, чем красива. Горе никого не красит…
— Рита — можно просто Рита? Знаете, мне необходимо с вами поговорить, — осторожно начала я.
Она кивнула.
— Пожалуйста, возьмите себя в руки и попробуйте связно рассказать, что вы увидели в своей квартире тринадцатого числа.
Мой призыв возымел обратное действие: у Маргариты началась истерика. И вокруг сейчас же забегали неизвестно откуда взявшиеся люди со стаканами воды, с нашатырем, одеколоном, уксусом и чем-то еще. Пару раз споткнулись о мои ноги, хотя я уж и так поджала их насколько могла, но, по-моему, они даже не заметили этого.
Господа, кто-нибудь хоть раз ощущал себя предметом мебели? Чувство — прямо скажу — не из приятных. Эдакая никчемная моргающая статуэтка в деловом костюме с короткой юбкой.
Однако любая ситуация имеет как плохие, так и хорошие стороны. Пока меня откровенно игнорировали, я получила возможность рассмотреть хлопочущих вокруг Баргомистровой родственников. Ну, с главой семьи я уже имела счастье свести знакомство. А эта матрона в пестром халате — нет слов, красива, но какая-то утомленная, измученная, — видимо, жена Королева. А растрепанная голубоглазая блондинка, вызывающе накрашенная, — скорее всего, младшая дочь. С ней я позже тоже должна поговорить… больше для очистки совести. Пару раз со склянкой в руках промелькнула какая-то бледная моль; судя по одежде, нянька или домработница. С особой сей тоже не мешает побеседовать: эти скромницы, не имеющие возраста, обычно видят и знают гораздо больше, чем им полагается видеть и знать. В уголке, тихонько прошлепав в комнату во время суматохи, замерли, держась за руки, две крохотные белокурые близняшки в одинаковых коротких платьицах. Наверное, дочки Баргомистровых. Хаврошечки, испуганно тараща огромные голубые глазенки, уже собирались дружно зареветь, но их вовремя заметила бледная моль: подхватив обеих на руки, она выпорхнула из комнаты и больше не появлялась.
Минут через двадцать с помощью лекарств и ласковых уговоров Рита наконец пришла в себя. Она заморгала, закивала и замахала руками, утверждая, что ей уже лучше и что такое больше не повторится. Мать облегченно вздохнула, погладила ее по голове и, извинившись, вышла вместе с мужем, дабы нам не мешать.
Младшая сестрица, напротив, попросила разрешения остаться. Я не отказала, но почему-то эта девица при ближайшем рассмотрении вызвала у меня глухое раздражение. В принципе в ней не было ничего особенного: девушка как девушка; может, не в меру накрашена, экстравагантно, с моей точки зрения, одета, но современная молодежь словно вся из инкубатора: одинаковые прически, одинаковая одежда… Просто девочка не нашла еще свой стиль… И все-таки чем-то она была мне неприятна.
Но это уже, как говорится, — личное. Не следует поддаваться эмоциям. Тем более что, удобно устроившись с ногами на диване, она, кажется, не собирались нам мешать.
А я тем временем продолжаю изображать манекен: молчу, опасаясь повторения истерики.
Однако Рита заговорила первой и, на удивление, спокойно:
— Я была в парикмахерской — у нас в доме внизу парикмахерская, — делала прическу. Мы собирались вечером в театр… Олю и Таню еще накануне отвезли сюда, к родителям…
— В какое время вы вошли в парикмахерскую и когда вышли оттуда?
— Время? Я была там примерно с час… Где-нибудь минут десять восьмого пришла домой… значит, часов в шесть — в седьмом вошла туда.
— А где вы были до парикмахерской?
— Прошлась по магазинам…
— Вы можете это доказать? Простите, я спрашиваю не из недоверия к вашим словам. У вас должно быть алиби.
— Я могу доказать, — подала голос сестра Риты. — В пять или около того мы столкнулись в дверях «Чародейки». Поболтали. Потом я пошла домой, а Рита — в очередной магазин.
— Да-да, Ксюша права, — подхватила молодая женщина. — Мы встретились в «Чародейке» — мне нужны были кружева, — потом я зашла в «Искусство», затем в «Подарки», затем… А после встретила Володю, Витиного напарника, и он угостил меня кофе с пирожными. А потом была парикмахерская.
— Значит, между пятью и шестью вы общались с напарником вашего мужа — как, кстати, его зовут?
— Володя, Владимир Александрович Гришин. Вы не думайте на него, Володя славный человек, добрый, чуткий. Он был лучшим другом Вити… Звонил уже… спрашивал, не нужна ли помощь… — У Риты задрожали губы.
Чтобы дать ей время взять себя в руки, я повернулась к младшей сестре.
— Ну а вы, сударыня, — где вы были после встречи с Маргаритой Вадимовной?
Ксения пожала плечом. Ответила надменно (эта девчонка еще смеет разговаривать со мной в таком тоне!):
— Я же сказала: пошла домой. Пешком. По дороге никого из знакомых не встретила; дома была без десяти семь. Вечер провела с родителями, тихо и мирно. Вернее, провела бы… Но часов в восемь позвонили Ритины соседи, сообщили о… случившемся. Отец сразу поехал туда, привез Риту. Ну и… вот…
— Рита, скажите, когда вы вошли в свою квартиру, как вам показалось: все ли предметы стояли на своих местах?
Женщина чуть улыбнулась:
— Вы имеете в виду канделябр? Папа говорил, он пропал. Но я не знаю… Когда открыла дверь, стояла такая странная тишина… Витя не вышел встречать… А потом в комнате… Я не могу, не могу так больше! Я все время вижу его голову и кровь вокруг!.. — Рита опять разрыдалась.
— А вы полагаете, что Виктора… что — как это? — орудием… был канделябр? — зло спросила Ксения.
Судя по тону, похоже, я тоже ей не приглянулась.
— Полагаю, да. Если, конечно, преступник не принес орудие убийства с собой. — Тут меня посетила удачная мысль: а почему бы не узнать, что сестры думают об официальной версии убийства?
— Вы, конечно, уже слышали, что преступник арестован, — начала я.
Ксения сморщилась, как от оскомины; Маргарита, смахнув со щеки слезу, покачала головой.
— Слышали, — тихо произнесла старшая сестра. — Только Василий Семенович не мог убить. Он и мухи не обидит, напрасно его арестовали. Понимаете, я думаю… я надеюсь, мне будет легче… когда вы найдете настоящего убийцу… когда он будет наказан… — Рита всхлипнула и судорожно сжала руки.
Ксения подбежала, обняла, стала что-то шептать ей, утешая. Затем повернулась ко мне:
— Смолин звонил нам. Этот алкаш вроде взял всю вину на себя, что-то там подписал… У него наверняка выбили это признание! Отец не верит, да и мы тоже. Просто искать не хотят. А с Василия что взять — алкаш, он и есть алкаш. Испугался…
Как у этой девчонки все просто получается! Тот ленив, этот напуган до полусмерти… Хотя, впрочем, тут она права. Ведь и я считаю, что проще повесить вину на несчастного алкоголика, чем искать настоящего убийцу.
И все-таки странное предубеждение сложилось у меня против Ксении. Может, тому виной ее взгляд — тяжелый, исподлобья? Или что-то еще? Есть в ней какая-то звериная настороженность. Интересно, она со всеми так держится или только со мной?
Мои размышления прервала бледная моль, с подносом в руках бесшумно проскользнувшая в комнату. На подносе стояли кофейник, молочник, чашки и вазочка с печеньем. Мой бедный голодный желудок довольно заурчал. Фу, неудобно получилось: я заметила, как Ксения, принимая у домработницы поднос, отвернулась, чтобы скрыть улыбку. С той же торжествующе-ехидной усмешечкой девушка принялась разливать по чашкам кофе.
Я поинтересовалась, как зовут эту болезненного вида безмолвную особу, что принесла нам «напиток богов».
— Настя, — ответила Маргарита. — Мы зовем ее просто Настя.
— Анастасия Белова, — вставила младшая сестра. — Ей очень идет ее фамилия, правда?
Действительно, идет.
— Она помогает маме по хозяйству и присматривает за девочками, — продолжила Рита.
Действительно, идет.
— Она помогает маме по хозяйству и присматривает за девочками, — продолжила Рита.
— …и при этом вечно сует нос не в свои дела! — раздраженно перебила сестру Ксения.
Так я и думала! Обязательно надо побеседовать с этой Настей. Но — наедине.
А сейчас, пожалуй, пора откланяться. Вот только допью кофе.
Я попросила разрешения еще раз — если понадобится — встретиться с Маргаритой и перед уходом оставила Насте свой телефон, как говорится, на всякий случай.
Однако меня ждал сюрприз: на время расследования Королев предоставил в мое распоряжение одну из своих машин вместе с шофером — веселым лихачом Мишей. Стоит ли говорить, как я обрадовалась.
Пообещав известному бизнесмену держать его в курсе всех новостей, я распрощалась с этим суетливым семейством.
15 часов 18 минут
— Ну-с, Татьяна Александровна, куда едем? — Миша театральным жестом положил руки на руль.
— Вперед! — Я поерзала, поудобней устраиваясь на заднем сиденье.
Между прочим, вполне определенный ответ: узкая дорога меж домов позволяла ехать только прямо.
Машина легко тронулась с места.
— Миша, у нас сегодня напряженный график. Сначала меня следует доставить в парикмахерскую, ту, что в доме Маргариты Вадимовны; затем проводить по магазинам, потом снова привезти к дому Баргомистровых, и уже совсем-совсем вечером, в полной темноте, потому что раньше не успеем, подбросить поближе к родным пенатам.
У шофера вытянулось лицо. Я решила, что Миша недоволен обещанным «напряженным графиком», оказалось — ничего подобного! Парень, видно, открытый, а посему о причине разочарования выпалил сразу же:
— Я-то думал, что супердетективы не занимаются глупостями вроде парикмахерских и ходьбы по магазинам!
«Супердетектив» мне, конечно, польстил. Пришлось, однако, объяснить, что и оные «хочут кушать» не меньше простых смертных. А уж выглядеть всегда красивой женщина-детектив просто обязана.
— К тому же в парикмахерскую и по магазинам мы едем, что называется, по работе: нужно проверить алиби Маргариты Вадимовны.
Кажется, мой исчерпывающий ответ водителя удовлетворил.
— А кстати, Миша, что вы сами думаете по поводу этого убийства?
— Ничего, — Миша даже плечами пожал для убедительности. — Жалко мужика. Я, правда, не знал его, но все равно жалко. Маргарита Вадимовна, как ни зайду в дом, все время в слезах.
— Они были счастливы? — спросила я больше для проформы.
— Думаю, да. Ксюха, правда, мешала им немного — ревновала, что ли, — но, в общем, счастливы.
— Ревновала?!
— Ну… я не так выразился. Она несчастная, эта Ксюха: вечно ей в любви не везло, все какие-то подлецы попадались. А тут — счастье сестры рядом: любящий муж, двое детишек.
Вот оно как все оборачивается. Зависть-матушка — это вам не шутки. Но от зависти канделябрами не убивают. Запутанная история…
— Миша, как, по-вашему, сестры дружны между собой?
— Да! — уверенно ответил шофер. — Они часто встречались, в гости вместе ходили. Ксюха с девчонками любит повозиться; к Маргарите Вадимовне все время ездила, помогала… И сейчас опекает сестру как может…
У меня зародилось подозрение, что это все — Ксюха да Ксюха…
— Миша, простите за некорректный вопрос: вам нравится сестра Риты?
— Я люблю ее, — просто ответил мой возница.
В неловкое положение я попала.
— Извините…
Миша, как молодой бычок, помотал головой.
— Да ерунда это все, Татьяна Александровна! Она меня не любит — вот что главное…
Мне захотелось сменить тему разговора. Проклятое любопытство! Что стоило промолчать — не причинила бы боль хорошему человеку. Вот идиотка!
Ругая себя последними словами, я мучительно пыталась придумать, что бы такое сказать посмешнее, чтобы развеселить Мишу и загладить свою вину. И, как назло, не могла вспомнить ничего, заслуживающего внимания.
— Приехали! — Миша остановил машину возле парикмахерского салона в доме моей подзащитной.
— Спасибо. — И это все, что пришло мне в голову после десяти минут словесного воздержания.
В парикмахерской я пробыла недолго. По фотографии, которую дала мне Рита, ее сразу же узнали: постоянная клиентка. Оказалось, тринадцатого в шесть она действительно делала здесь прическу: это зарегистрировано в журнале.
Я поблагодарила словоохотливых сотрудниц и вышла из салона.
Что, если немного изменить планы? Поднимусь-ка я на шестой этаж и побеседую с соседями Баргомистровых, а уже потом Миша проводит меня по магазинам. До закрытия время еще есть…
Честно говоря, мне все еще было неловко перед добрым возницей и не очень-то хотелось снова по-дурацки молчать в машине.
Значит, решено. Как написал бы какой-нибудь классик: «Татьяна Александровна Иванова направила стопы свои к первому подъезду». Правда, в то время, когда творили эти самые классики, архитекторы не додумались еще до одиннадцатиэтажных коробок. И нумерации парадных тоже не существовало.
А вот соседи во все времена были, есть и будут… От подъездов — к соседям. Кажется, сие именуется женской логикой. Да здравствуют благословенные соседи! Особенно те, которые подглядывают за чужой жизнью в замочную скважину, все видят и слышат. А то, что сокрыто от их бдительного ока, «додумывают» и приукрашивают в меру своей фантазии.
…Сложилось впечатление, что меня давно ждали, причем с нетерпением. Не успела позвонить, как дверь распахнулась, и на пороге возникла пухленькая маленькая старушка в переднике.
— Добрый день, — степенно поздоровалась она и затараторила, не дав мне и рта раскрыть: — Вы к нам? Меня Настасья Игнатьевна зовут, соседка я ближайшая того… убитого-то. Тут все ходют и ходют, смотрют всякие. Из милиции все. Ты, милая, тоже из милиции? Чую, оттедова. А почто ж вы Ваську-то, соседа, забрали? Он ведь и мухи не обидит, не то что человека убить. Ну и что же, что должен много — а кому он не должен? Мне вот тоже… Да как отказать: больной человек; ему на похмелье надо, а то помрет, и буду после винить себя: пожалела денег, старая, человека угробила… Так нельзя. С соседями в мире жить надо, голубушка; где ты кому поможешь, где — тебе…
— Настасья Игнатьевна, — решилась я прервать болтливую старушку, — мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
— Задавай, милая, задавай! — закивала она. — Ой, да что ж я на пороге-то держу тебя, дура старая! — Последнее выражение относилось, кажется, не ко мне. Хотя бы потому, что я еще молода. — Проходи в залу. Да не скидавай обувку-то, так иди! Счас чаек сделаем; голодная небось? — Можно подумать, в эту дверь стучатся все голодающие Поволжья и гостеприимная хозяйка вменила себе в обязанность их кормить. — Счас, счас. Дед, поставь чайник: гости у нас! — крикнула старушка в сторону кухни и подтолкнула меня к «зале». — Садись вон на диван, спрашивай. Ваших тут уже много приходило, и все что-нибудь да спрашивали. Да погоди!
Мама родная! За ее болтовней, пожалуй, забудешь, зачем пришла!
— Жениха-то позови своего. (Кого?!) Чего он, родимый, в машине мается. Тоже небось кушать хочет.
Она Мишу имеет в виду.
— Позови, позови! Вон на балкон выйди да крикни. Не стесняйся. Не след женихов в машинах оставлять по нонешним-то временам. Уведут, как пить дать — уведут. И машину прихватют. Я вот деда своего — даром что пятерых родили — ни разу одного не бросала.
Нет, эта бабуська не отстанет, пока не добьется своего!
— Поди позови! Чего застеснялась-то? Чай, я все равно уж все видала: и как подъехали, и как ты в палихмахерскую побежала…
Я вздохнула и вышла на балкон в надежде, что появление Миши удержит старушку от новых ненужных монологов.
Но не тут-то было! Прежде всего от Анастасии Игнатьевны не ускользнуло, что мы с шофером на «вы». Хорошо еще, он при ней не назвал меня Татьяной Александровной.
— Ишь, как это вы друг дружку — как в прежние времена, надо ведь! Раньше только жених с невестой друг дружку на «вы» величали, счас-то «тыкают» все… А у вас пара-то прямо какая-то… цельномудренная получается!..
Миша удивленно посмотрел на меня. Я за спиной старушки знаками попыталась объяснить ему, чтобы не возражал.
— Ну вот и чаек готов! — такими словами Анастасия Игнатьевна встретила своего мужа.
Худощавый белоголовый старичок принес чай и — на большом блюде — ароматный, аппетитный пирог.
Я стала отказываться от угощения — всего только час назад пила кофе у Королевых, — Миша, напротив, подсел поближе к столу, что выглядело вполне естественно: его-то час назад кофе не поили. Хозяйка от души удивилась:
— Милая, да неужто ты такие пироги каждый день ешь, чтоб отказываться?!
И я подумала: утром буду жалеть, если не попробую… И последовала Мишиному примеру.
Анастасия Игнатьевна уютно сложила руки на коленях и удовлетворенно произнесла: