— Прекрасно знаю, — ответил Сева. — Ну и что?
— Тогда вы, вероятно, не знаете, что он сохранил все старые связи, убежденно сказал Житинский. — Уверяю вас, его друзья из спецслужб вытянут этого прохвоста из любого болота.
— А вы не думаете, что может случиться наоборот?
— То есть?
— Что он потянет за собой в болото этих самых дружков? Будь они хоть трижды из спецорганов.
— Не знаю, не знаю, — задумчиво сказал Житинский, попыхивая сигаретой. — Разве что времена сейчас немного изменились… Но я так не думаю.
— Тогда как вам такой расклад: допустим, Шустов в их совместном бизнесе превратился в лишнее звено. Что делают с лишним звеном? От-се-ка-ют.
Житинский пожал плечами:
— Думаете?
— Думаю, — убежденно кивнул Голованов. — Да они сдадут его при первой же возможности! И легко открестятся от него. Насколько я знаю, на Шустове обрываются все концы. Эти ребята умеют оставаться незамеченными.
Житинский задумался. Сидел, шевелил извилинами и дымил как паровоз.
— Что-то долго он не выходит, — настороженно произнес Сева, глядя на вход в ресторан в зеркало заднего вида. — Уж не случилось ли чего?
— Да что с ним станется, — махнул рукой здоровяк. — Сидит небось и накачивается коньяком… Снимает стресс.
— Не похоже, — возразил Голованов. — В разгар рабочего дня? Ему ведь столько еще нужно успеть сделать…
Где-то вдалеке послышалась сирена «скорой помощи».
Сева прислушался.
Сирена приближалась.
— Похоже, это сюда, — констатировал Голованов. — Вот вам и стресс.
Вид у Житинского стал виновато-растерянный.
— Странно, — тихо произнес он. — Неужели от удара?.. Да я и ударил-то вроде не сильно…
— Не прибедняйтесь. Ударили вы его вполне ощутимо. Но не смертельно. Может, он очнулся и с перепугу подумал, что вы пробили ему череп?..
Из-за угла, отчаянно завывая сиреной, вынырнула машина «скорой помощи» и остановилась возле входа в бар.
Из машины выскочил врач и двое санитаров с носилками.
— Так-так, — сказал Голованов. — Дело приобретает неожиданный оборот. Ладно. Сидите в машине. Пойду посмотрю, что там происходит. Обещайте, что никуда не уйдете. А то мне придется вас запереть.
— Обещаю, — сказал Житинский и положил огромную ладонь на грудь.
Голованов выбрался из машины, быстро пересек улицу и вошел в бар.
Навстречу ему двигался целый кортеж. Впереди — два санитара с носилками, на носилках — Зелек Александрович Шустов собственной персоной, с бледным, восковым лицом и слипшимися от крови волосами, рядом с носилками шел врач, а следом за ним, заламывая руки, бежал менеджер бара.
— Доктор! — восклицал он отчаянным голосом. — Доктор! Скажите, он не умрет?
— Не должен, — веско отвечал доктор. — Слава богу, мы вовремя приехали. Откачаем.
— А что с ним? — коротко спросил Голованов, когда врач поравнялся с ним.
— Инфаркт, — ответил врач, даже не удостоив Голованова взглядом.
Санитары погрузили носилки с неподвижным Шустовым в машину. Врач залез следом. Машина тронулась. Сирена вновь отчаянно завопила.
— Вот ведь как бывает, — тихо произнес менеджер, глядя вслед удаляющейся карете «скорой помощи». — Сидел человек кушал свой ланч, никого не трогал. Вышел отлить, и вдруг на тебе — инфаркт.
— Да-а, — протянул стоявший рядом официант. — Все мы под Богом ходим. Кстати, а чего это у него волосы в крови?
Менеджер пожал плечами.
— Да, видать, стукнулся головой об батарею, — произнес Голованов как можно спокойнее, голосом праздного зеваки. — Когда падал.
Менеджер и официант внимательно на него посмотрели.
— Да, — выдохнул наконец менеджер. — Знать бы где упадешь — соломки бы подстелил.
— Это точно, — согласился Сева.
Он кивнул на прощанье менеджеру и направился к своей машине.
Однако здесь его ждало разочарование. Александр Николаевич Житинский исчез. На месте, где он сидел, теперь валялся маленький патрон от револьвера. Видимо, выкатился из кармана. И это все, что осталось от здоровяка.
— Ох, люди, люди, — вздохнул Голованов, подбрасывая патрон на ладони. — Коварство у вас в крови. Тот глупец, кто вам верит… Ищи, блин, теперь ветра в поле.
Глава шестьдесят седьмая
Получив от шефа задание, Кирилл не торопился его выполнять. Он, не вставая с постели, нашарил на тумбочке сигареты и зажигалку и закурил.
Снова откинулся головой на подушку и уставился в окно. День обещал быть жарким. Небо было чистым, ни одного облачка, и такой же чистой и незапятнанной была его душа. Когда Кирилл в первый раз убил человека, он не испытал ничего, о чем пишут в книжках. Не было никакого отвращения, никакой тошноты. Только удовлетворение от хорошо выполненной работы. Даже руки не дрожали.
Было это за две недели до убийства Доли Гординой. Шустов попросил его разобраться с одним пижоном, который спионерил из сейфа, хранящегося на даче Саца, двадцать пять кусков и намылился за границу, где уже осели его жена и дети.
Шустов попросил Кирилла перехватить вора по пути в аэропорт и вернуть похищенные деньги.
— Если не отдаст добром, разрешаю применить силу, — сказал Шустов, пронзая Ремизова своим знаменитым змеиным взглядом.
— В каких пределах применять силу? — вежливо поинтересовался Кирилл.
— В каких посчитаешь нужным, — ответил Зелек Александрович. — Только не переусердствуй. Ствол у тебя с собой?
Кирилл кивнул:
— Он у меня всегда с собой.
— Ну в таком случае действуй.
До аэропорта вор не добрался. Кирилл прижал его к обочине и заставил остановиться. Вокруг не было ни души, лишь изредка проезжали автомобили час был ранний.
— Выходи, — сказал воришке Кирилл, наставляя на него пистолет.
Воришка, маленький плюгавый мужичонка лет сорока пяти, поняв, что деваться ему некуда, выбрался из машины. Лицо у него было бледное и потное. Кириллу сразу же захотелось смазать по этому мерзкому лицу рукоятью пистолета, но он сдержался.
— Деньги у тебя с собой? — спросил Кирилл воришку.
— Д-да, — кивнул тот. — Они в машине.
— Ну так доставай. Чего стоишь?
Мужичонка вытащил из машины спортивную сумку и протянул ее Ремизову.
— Да не трясись ты, — успокоил воришку Кирилл. — Если деньги все, я тебя не трону.
— Там всё, — с жаром заверил его воришка. — Только сто баксов разменял. На дорогу.
— Ну и молодец, — с улыбкой сказал Кирилл, пересчитывая пачки.
Мимо проехала машина.
— Слушай, — обратился к воришке Кирилл, — давай-ка мы с тобой отойдем за кусты. А то как-то неудобно. Торчим здесь, как два тополя на Плющихе.
Они спустились с обочины и зашли в лесополосу. Здесь Кирилл спокойно досчитал деньги.
— Вроде все, — сказал он воришке. — Или я ошибся?
— Все! Абсолютно все! — обливаясь холодным потом, заверил его мужичок. — А сто баксов я верну… Я… я все верну… Только не убивай… Хочешь — машину забери…
Кирилл обернулся и посмотрел на стоящую у обочины машину:
— А она у тебя новая?
— Н-новая… — кивнул воришка, не сводя с Кирилла испуганных глаз. П-почти новая…
— Ладно, — сказал Кирилл. — Возьму, пожалуй.
Он вновь повернулся к воришке. Подмигнул ему и сказал:
— А ты молодец, что не стал сопротивляться. У меня ведь пистолет. Вот смотри.
Он поднял пистолет, нацелив его воришке в живот, и нажал на спусковой крючок.
Раздался резкий хлопок. Воришка схватился ладонями за живот. Между пальцев у него забулькало. Он оторвал одну ладонь от живота и поднес ее к лицу.
— Это кровь, — объяснил ему Кирилл. — Из твоих кишок.
Воришка перевел взгляд на Кирилла. В его вытаращенных глазах стояло недоумение.
— Ты сам виноват, — пожал плечами Кирилл. — Ты ведь знал, что воровать — это нехорошо.
Воришка покачнулся и рухнул на траву.
Кирилл подошел к нему поближе и заглянул в бледное, потное лицо с серыми губами. Воришка был еще жив. Он лежал в траве, прижав ладони к кровоточащему животу, и смотрел на Кирилла расширившимися от ужаса глазами.
— А ты живучий, — с улыбкой сказал ему Кирилл. — Если б я тебя не шлепнул, прожил бы еще лет пятьдесят.
У воришки затряслись губы.
Кирилл с улыбкой поднял пистолет и выстрелил воришке в голову.
В тот раз он не испытал никаких отрицательных эмоций. Даже сам себе удивился. Забросал воришку прелой листвой, сел в машину и поехал.
По дороге долго думал: что все это значит? «Может, я ненормальный? Может, я выродок какой?» Однако вскоре он успокоился. В конце концов, столбцы газет пестреют сообщениями об убийствах, ежедневно на воздух взлетают сотни автомобилей, тысячи людей корчатся в лужах собственной крови.
«Выродок — это тот, кто убивает человека за три копейки или за бутылку водки, — думал Кирилл. — Ну или тот, кто убивает ради собственного удовольствия. Например, Чикатило. Вот тот был настоящий ублюдок. А я… Тут на ум ему пришла реплика из какого-то американского боевика, и он улыбнулся. — Ничего личного, дружок. Это просто бизнес. Просто бизнес».
«Выродок — это тот, кто убивает человека за три копейки или за бутылку водки, — думал Кирилл. — Ну или тот, кто убивает ради собственного удовольствия. Например, Чикатило. Вот тот был настоящий ублюдок. А я… Тут на ум ему пришла реплика из какого-то американского боевика, и он улыбнулся. — Ничего личного, дружок. Это просто бизнес. Просто бизнес».
Даже в дешевых боевиках появлялись иногда дельные мысли.
— Это просто бизнес, — повторил Кирилл, лежа на спине и пуская в потолок струйки сизого дыма.
Затушив окурок в пепельнице, он поднялся с кровати, сладко потянулся и побрел в ванную. Ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало.
Что и говорить, лицо у него было красивое. Не лицо, а просто загляденье. Прямой нос, решительно очерченные губы, густые ровные брови, а под ними — большие серо-голубые глаза, которые могли смотреть и решительно, и нежно, и яростно, и ласково.
Кирилл вновь, в который уже раз за последние сутки, вспомнил, каким взглядом смотрела на него Баскакова. Ресницы дрожат, на щеках — легкий румянец. Такое ощущение, что она готова была проглотить его целиком.
«Хорошая была шлюшка, — с грустной улыбкой подумал Кирилл. — Жалко, не попользовался. Но… — он вздохнул, — бизнес есть бизнес».
Кирилл принял холодный душ, тщательно побрился. Приготовил себе яичницу с ветчиной и тосты. Хорошенько позавтракал. Кто знает, когда еще сегодня удастся поесть? Может, до самого вечера придется держаться на одном завтраке?
Затем Кирилл надел белую футболку с модным треугольным вырезом и французские белые джинсы из тонкой мягкой ткани. Посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. Совсем уже было собрался идти, но тут вдруг вспомнил про испорченную рубашку и решил переодеться. Кровь — штука коварная.
Надел черные джинсы и темно-синюю джинсовую рубашку. Добавил к этому темные очки. Посмотрелся в зеркало — ни дать ни взять, бешеный пес. Что ж, по крайней мере выбранный образ соответствует сегодняшним планам.
Кирилл вынул из ящика стола пистолет и засунул за ремень. Глушитель он, как всегда, положил в карман. Теперь можно было идти.
Но тут зазвонил телефон.
Кирилл вышел в прихожую и снял трубку.
— Алло, Кирилл? — Голос у Зелека Александровича был хриплый и усталый.
«Заболел он, что ли?» — подумал Кирилл.
— Ты почему до сих пор дома?
— Как раз собирался уходить.
— Поспеши. Время не ждет… — Короткий вздох. — Слушай, Киря, есть еще одно задание.
— Еще одно? — Кирилл почувствовал непонятное волнение. Слишком уж зловещий был у шефа голос. — Какое?
— Помнишь дачу Саца?
— Разумеется. Сколько раз бывал.
— Как только разберешься с Озеровой, езжай туда…
— Зачем?
— Не перебивай. Слушай внимательно. Приедешь на дачу и спалишь ее, к чертовой матери. У тебя остались бомбы, которые сделал Мефодий?
— Да. Еще две штуки. Но…
— Воспользуйся ими, мой мальчик.
Кирилл передернул плечами. Никогда еще Зелек Александрович не называл его «мой мальчик». Что-то было не в порядке, раз Шустова потянуло на сантименты.
— Зелек Александрович, я не понял… Я что, должен взорвать дачу Олега Саца?
— Ты понял все абсолютно правильно.
— А что скажет Олег? И кстати, где он сейчас? Что о нем слышно?
— Я надеюсь, что Сац сейчас на своей даче, и ты с ним сегодня увидишься.
Кирилл хмыкнул:
— Интересное кино. И как я ему все это объясню?
— Мальчик мой, ты ничего ему не будешь объяснять. Ты просто сделаешь с ним то же самое… что и с его дачей.
Кирилл открыл рот, но так и не смог ничего сказать.
— Что такое? Киря, ты где?
— Я… я здесь, Зелек Александрович. Только я не понял…
— Прекрати корчить из себя Белоснежку, — гневно сказал Шустов. — Ты все прекрасно понял. А если не понял, я еще раз объясню: взорвешь дачу со всем содержимым и прикончишь Саца. Так понятней?
— Да. Но ведь… — голос у Кирилла дрогнул, — Олег мой друг.
— Твоего друга ищет ментовка, — резко сказал Шустов. — И если найдет он всех нас продаст. Думаешь, Сац захочет тянуть срок один?
— Но… Но может быть, есть другие способы?
— Делай как знаешь, — неожиданно смягчился Зелек Александрович. — Тебе выбирать. Либо тюрьма, либо…
— Я все понял, Зелек Александрович. Сегодня же улажу эту проблему.
— Вот и молодец. Я знал, что ты поймешь. Ладно. Если что — звони. Пока.
Кирилл положил трубку на рычаг и посмотрел на свое отражение в зеркале.
«Ничего личного, приятель, — тихо сказал он своему отражению. — Это всего лишь бизнес. Просто бизнес».
Глава шестьдесят восьмая
Мефодий Ремизов с детства ненавидел свое имя. Ладно бы, если его назвали так в эмиграции — родителей можно было бы оправдать: тоска по родине, желание вернуться к истокам и так далее. Но ведь когда он родился, родители его жили еще в Союзе, причем жили относительно неплохо. За станком они не стояли, кувалдой по наковальне не били, да и за плугом по свежевспаханной борозде не шли. Папа разъезжал по стране с блокнотом и ручкой в кармане. Это называлось — «творческие командировки». Мать вообще большей частью сидела дома — со своими болячками, большинство из которых были мнимыми. Откуда же они выкопали это идиотское имя?
Ответ был один: во всем виновато слабое воображение матери. Старший брат у нас кто? Кирилл! Стало быть, младшего мы назовем… как? Правильно! Мефодий!
«Почему я всю жизнь должен расплачиваться за чужую тупость?» — думал Мефодий. Был, конечно, один выход: дождаться совершеннолетия и сменить имя. Но Мефодий пойти на это не мог. И не только потому, что был очень суеверным. Менять имя, данное родителями, думал он, — значит, предать свой род, выскочить из четкой последовательности, которую собой этот род представляет. То есть совершить математическую ошибку! А против этого восставало все его естество. Можно сказать, что Мефодия подвела душевная тяга к точным наукам.
Поэтому ему не оставалось ничего иного, как просто смириться.
Смириться-то он смирился. Но неприятный осадок в душе остался. Он страшно завидовал своему старшему брату. Мало того что у того было красивое, звучное имя, но и внешне он удался куда лучше. Поначалу, в детстве, Мефодий не принимал это близко к сердцу. «Ничего, — думал он. Какие наши годы. Я еще его перерасту».
Но годы шли, Мефодий становился взрослым, но так и не дотянул брату даже до переносицы. «Зато я умней», — пробовал думать Мефодий. Но эта мысль мало его утешала.
Вот и стрельбой он занялся единственно для того, чтобы хоть в этом не отстать от брата. Однако не получилось. С первой же тренировки выяснилось, что до брата ему как до Луны пешком.
И чем дальше, тем больше. Вскоре Мефодию стало казаться, что Кирилл специально уговорил Зелека Александровича оплатить тренировки младшего брата, чтобы тот оттенял своим неуклюжим убожеством его красоту и великолепие. Мефодий, конечно, понимал, что это не так, но ничего не мог поделать с мрачными мыслями, приходящими ему в голову.
Когда Кирилл предложил ему заниматься совместным бизнесом, Мефодий был на седьмом небе от счастья. Он тогда еще слабо себе представлял, чем именно им придется заниматься. И в какой компании. Достаточно было того, что они будут вдвоем. Как равные! Через несколько дней до Мефодия дошло, в какую аферу они ввязались, но отступать уже было поздно. Что бы ему на это сказал брат? Какими глазами он бы на него посмотрел?
Мефодий прекрасно помнил тот день, когда Шустов поручил им догнать воришку, укравшего из кассы двадцать пять тысяч баксов. Он помнил разговор Зелека Александровича с братом. «Если не отдаст добром, разрешаю применить силу». — «В каких пределах?» — «В каких посчитаешь нужным. Только не переусердствуй!»
Догнали они воришку легко. Тот был перепуган до смерти и рад был отдать не только двадцать пять тысяч, но и все, что имеет, лишь бы его оставили в живых. Задача была выполнена, однако Кириллу этого было мало.
Мефодий видел, каким недобрым огоньком горели глаза брата.
«Давай отойдем за кусты», — сказал воришке Кирилл. Воришка был вне себя от страха, но не посмел возразить. Перед тем как спуститься с дороги, Кирилл обернулся и весело подмигнул Мефодию. Через несколько минут раздался хлопок. Потом еще один. Мефодий знал, что означают эти хлопки.
Он с трудом выбрался из машины, отошел к обочине и согнулся пополам. Его вырвало. Ноги дрожали, перед глазами стояла пелена.
— Ты что? — услышал он у себя за спиной удивленный голос Кирилла.
— Не знаю, — ответил Мефодий. — Жарко. Укачало, наверное.
— А, — сказал Кирилл. Похлопал брата по плечу и рассмеялся. — Говорил я тебе не есть эту баранину. От нее же явно пованивало.
— Это не от баранины, это от соуса, — выдавил из себя Мефодий.