С президентом прибыл ее племянник Уильям Шоу. Семья Адамс относилась к Уильяму как к одному из своих сыновей, подобно тому как их тетушка Элизабет воспитывала в Хаверхилле Чарли и Томми, а теперь ухаживала за сыновьями Нэб. Абигейл послала деньги для оплаты квартальных расходов на мальчиков, а также покупки новой одежды. Она оплачивала пансион мальчиков уже два года, с момента их отъезда из Истчестера. Полковник Смит не прислал ни гроша, чтобы оплатить содержание мальчиков. Нэб была скупой, как любой другой житель Новой Англии, но для пуританина первый долг после восхваления Господа Бога — это воспитание детей. Нэб оказалась еще одним отрезанным ломтем.
Джон был рад, увидев Абигейл в добром здравии после зимы. Она могла принимать гостей в отличие от прошедшего лета.
— Я решила давать обед каждую неделю.
— Это хорошо! — воскликнул Джон. — Нам требуется всемерная поддержка, особенно наших сторонников. Они капризничают, ибо я придерживаюсь мнения, что главное исполнительное лицо должно иногда действовать по собственному разумению.
Они завершили строительство коровника, что побудило острослова Куинси, сына Питера Адамса Бойлстона, воскликнуть: «Наконец-то коровы президента оказались в хорошем помещении!» Они заново покрасили дом, но не стали заниматься его ремонтом; предстояло пристроить к дому новое крыло, расширить гостиную, а над ней кабинет для Джона с окнами, выходящими на три стороны, и с превосходным камином. Впервые Абигейл могла не скупиться. Она накопила достаточно ценных бумаг и проценты по ним использовала для покупки новых; наконец-то они смогли считать себя обеспеченными.
Джон довольно часто выезжал: то на вручение дипломов в Гарвардском университете, то на политические обеды и бурные празднества в Бостоне по случаю 4 июля. Абигейл приглашала в Писфилд давних друзей. Большинство приезжало, включая кузена Сэмюела и Бетси. Сэмюел вышел в отставку, постарел, занедужил, стал ворчливым. Он выступал против избрания своего кузена на пост президента, но, когда Джон принес присягу, Сэмюел переступил свою гордыню и написал:
«Поздравляю тебя как первого гражданина Соединенных Штатов, — могу добавить: и мира. Остаюсь, мой дорогой сэр, несмотря на то что я иначе записан в партийных документах, твоим давнишним и неизменным другом».
Мэрси Уоррен также преодолела свою гордыню и прислала поздравление семье Адамс. Однако ее муж Джеймс отказался подписать Плимутскую резолюцию, выражавшую благодарность президенту Адамсу за его бдительность в «деле Икс, Игрек, Зет». Он был зол на то, что революция не вознаградила его должным образом. В каждом письме Абигейл приглашала Мэрси и Джеймса остановиться у них, когда они едут из Плимута в Бостон. Мэрси предпочитала отвечать письмами и ни разу не посетила дом Адамсов. Позже, в «Истории подъема», «Прогрессе и завершении американской революции», ее давняя подружка отомстила за несправедливость судьбы, опубликовав сенсационное изложение карьеры Джона Адамса.
Страна ожидала официального ответа Талейрана трем комиссарам. Несколько раз за неделю из Филадельфии приезжали курьеры.
Какую постоянную армию следует иметь теперь, когда перспективы мира с Францией благоприятны? Кто среди жителей шестнадцати штатов наиболее подходит для назначения офицерами армии? Можно ли признать правителя Санто-Доминго, не вызвав осложнения отношений с Голландией, Испанией и Францией? Американскому посланнику в Англии Руфусу Кингу было отправлено письмо с требованием решительно опротестовать продолжающийся захват американских моряков, учитывая договоренность адвоката Адамса в 1769 году по делу Пантона. Что делать с письмами от друзей из Филадельфии, сообщающих ему, что секретари превышают свои полномочия и проводят политику Гамильтона?
Джон был уверен в лояльности министра военно-морского флота Бенджамина Стодерта, которого назначил по собственному выбору; он верил Генеральному прокурору Чарлзу Ли и секретарю казначейства Оливеру Уолкотту. Джон признавался Абигейл:
— Я уволю в отставку Пикеринга и Макгенри и назначу своих ставленников. Но это нужно сделать в подходящее время.
В Филадельфии вновь началась эпидемия желтой лихорадки. Правительство переехало в Трентон в штат Нью-Джерси. Из Трентона в августе пришла депеша от государственного секретаря Пикеринга, сопровождавшая письмо Талейрана, адресованное посланнику Мюррею, в котором давалась гарантия, что Директория «официально примет посланников в соответствии с их полномочиями».
Приподнятое настроение Джона длилось недолго. До него дошли известия об изменениях во Франции. Талейран и Директория теряли почву под ногами! Затем 11 сентября поступила депеша от Пикеринга, где утверждалось, что Талейран действительно ушел в отставку: Директория рассыпалась. Через два дня министр военно-морского флота прислал тревожное письмо, обращаясь к президенту Адамсу с просьбой спешно вернуться:
«Опасаюсь, что ловко действующие лица могут воспользоваться вашим отсутствием в то время, когда вопросы, столь важные для восстановления мира, с одной стороны, и сохранения его — с другой переплетаются так, что могут сделать ваше следующее избрание менее почетным, чем оно могло быть в ином случае».
Стодерт опасался, что клика Гамильтона помешает комиссарам выехать во Францию. Самое важное, «как мне кажется, чтобы решение поддерживалось всей страниц и было принято вами в окружении чинов правительства и министров, даже если оно идет вразрез с их советами».
Джон должен был немедленно выехать в Трентон. Абигейл и Луиза сопровождали его, но задержались на некоторое время в Истчестере.
Полковник отбыл во главе полка в главный лагерь в Нью-Джерси. Абигейл встретила Салли у Нэб вместе с ее двумя детьми, они спасались от желтой лихорадки, охватившей Нью-Йорк.
— Как обстоят дела у Чарли? — спросила она.
— Он сказал, что у него есть клиент и дела, которые он не может оставить.
Нэб подала матери письмо от Джона, полученное из Трентона. Когда Абигейл прочитала письмо, ее сердце ушло в пятки. Джон, страстно любивший своих детей, отрекается от своего сына!
«Салли впервые открыла мне правду. Мне было жалко ее, я сожалел, я печалился, но ничего не мог сделать. Сумасшедший, одержимый дьяволом… Я отказываюсь от него. У Давида Авессалома было некоторое самолюбие и некоторая предприимчивость. Мой же не что иное, как отброс, подонок, моя кровь и зверь».
Чарли пил. Напиваясь, он играл; играя, проигрывал, давал расписки…
Так вел себя ее брат Билли.
— О боже мой, неужели Чарли уничтожит себя, как Билли!
Абигейл получила письмо от Джонни, в котором он просил мать попытаться вытребовать от Чарли отчет о деньгах, поскольку его письма из Германии остались без ответа. Абигейл ответила Джонни: «Что я могу сказать такого, что не причинило бы тебе боль?.. Бессовестный ребенок в семье больнее укуса змеи…»
Абигейл поднялась в свою спальню и, тяжело дыша, не глядя села на кровать. В ней боролись чувства жалости, угрызений совести, вины.
— Итак, сумасшедший, одержимый дьяволом, — сказал Джон. — Конечно, должен существовать способ изгнания дьявола?
Несколько дней спустя, 25 октября 1799 года, исполнилась тридцать пятая годовщина свадьбы Абигейл. Нэб была такой счастливой, какой ее уже давно не видела мать. Она должна была сопровождать ее в Филадельфию и по пути встретиться с мужем в зимнем лагере в Нью-Джерси. Абигейл испекла превосходный сливовый пудинг и пригласила на вечеринку Сэмюела и Мэри Отис. За столом прозвучало множество тостов в честь юбилярши. Чарли не удосужился проехать двадцать миль и не принял участия в празднествах. В день годовщины Джон написал любящее письмо. Абигейл ответила:
«Прошлым вечером получила твое поздравление с двадцать пятым октября, и мое сердце наполнилось благодарностью за то многое, чем я наслаждалась в течение тридцати пяти лет нашего союза. Я не вижу ни единой тени в светлой картине…»
Полковник Уильям держался превосходно. Конгресс выделил средства на новые униформы, но деньги еще не поступили. Уильям совершил бравый поступок, втиснув свою сорокачетырехлетнюю фигуру в мундир, который носил, когда ему было двадцать, и сопроводил жену и тещу через Брунсуик в Нью-Джерси, где их встретил Джон.
Президент отдал приказ о выезде трех комиссаров во Францию, несмотря на тамошние волнения.
Текущий сезон становился последним для президентских приемов в Филадельфии. Еще девять лет назад был принят акт Конгресса, постановлявший, что в первый понедельник декабря 1800 года правительство должно переехать в Вашингтон-Сити. Филадельфия всемерно старалась использовать в своих интересах пребывание правительства в ее пределах. Общественная жизнь словно прибавила обороты, жены правительственных чиновников, никогда не посещавшие Филадельфию, стремились насладиться изысканностью местной жизни до того, как Конгресс и президент покинут город. На первый прием к Абигейл пришли леди в длинных платьях, увешанные драгоценностями, каких она не видела даже при дворе Сент-Джеймс в Лондоне. Ее возмутила такая демонстрация богатства, к тому же платья были сшиты слишком узкими и пышные формы их обладательниц просто выпирали. Когда Абигейл сменила атласное платье на отвечающее зимней погоде шелковое, это сразу же прибавило работы местным портным.
Текущий сезон становился последним для президентских приемов в Филадельфии. Еще девять лет назад был принят акт Конгресса, постановлявший, что в первый понедельник декабря 1800 года правительство должно переехать в Вашингтон-Сити. Филадельфия всемерно старалась использовать в своих интересах пребывание правительства в ее пределах. Общественная жизнь словно прибавила обороты, жены правительственных чиновников, никогда не посещавшие Филадельфию, стремились насладиться изысканностью местной жизни до того, как Конгресс и президент покинут город. На первый прием к Абигейл пришли леди в длинных платьях, увешанные драгоценностями, каких она не видела даже при дворе Сент-Джеймс в Лондоне. Ее возмутила такая демонстрация богатства, к тому же платья были сшиты слишком узкими и пышные формы их обладательниц просто выпирали. Когда Абигейл сменила атласное платье на отвечающее зимней погоде шелковое, это сразу же прибавило работы местным портным.
Не хватало одного из филадельфийских идолопоклонников: бывшего владельца президентского особняка Роберта Морриса. Растратив в земельных спекуляциях и других сомнительных инвестициях свое состояние, он оказался в долговой тюрьме. Абигейл помнила Марию Моррис как удивительно красивую женщину, щебечущую, словно птичка, и тянувшуюся к ней. Абигейл посетила скромную обитель миссис Моррис.
Мария побледнела, пала духом, но, увидев Абигейл, приободрилась и нарочито улыбалась.
— Миссис Моррис, вам предстоит прийти ко мне на чай, — сказала Абигейл и взяла руку Марии. — Превратности судьбы не должны лишать нас друзей.
— Госпожа президентша, я не наношу визитов, но не откажу себе в удовольствии прийти к вам.
Миссис Моррис отвернулась и не смогла сдержать слез, прежде чем закроется входная дверь. Абигейл била дрожь, когда она шла по улице. Она подумала: «Чарли спас Нэб от страшной беды: быть женой человека, заточенного на долгие годы в тюрьму».
К ноябрю стало ясно, что началась кампания по выборам в 1800 году. Об этом говорили в гостиной Абигейл, в Конгрессе, в газетах. 3 декабря Джон обратился к Конгрессу нового состава. Внутри круга близких к нему официальных лиц имело место подлинное предательство. Государственный секретарь Пикеринг, долгие годы выступавший как соперник, занял непримиримую позицию, навязывая своему департаменту политический курс без консультации с президентом и стараясь сорвать посланную во Францию миссию.
Смерть Джорджа Вашингтона 14 декабря от простуды (он подхватил ее, объезжая свою плантацию во время снежной бури и града) мгновенно сплотила нацию. Страна погрузилась в траур: колокола глухо звонили целыми днями, по улицам двигались процессии граждан с траурными повязками на руках. Зал Конгресса был задрапирован траурными лентами. С амвонов церквей читались молитвы, в газетах помещались статьи, восхвалявшие генерала, так долго и хорошо служившего стране. Джон Адамс был его наследником, но никто не мог заменить Джорджа Вашингтона.
27 декабря 1799 года приемная Абигейл была как никогда переполнена посетителями, все в трауре.
— Горе не лишает леди выдумки в украшении даже белых платьев, — заметила Джону Абигейл.
Действительно, женщины прицепили эполеты из черного шелка с оборками, надели креповые шляпки с черными перьями или цветами, натянули черные перчатки, или же держали в руках черные веера, или же набрасывали на плечо наподобие военных узкую черную ленту, завязанную на одной стороне.
Абигейл устроила обед для конгрессменов из Нью-Хэмпшира, Массачусетса и Коннектикута и для их жен. Через несколько дней она пригласила судей Верховного суда с женами, а также находившихся в городе выездных судей. Она не обманывалась: такие приемы важны для благоденствия Союза и предстоящих выборов.
Джон уже втянулся в избирательную кампанию. Республиканец Джон Рандолф написал президенту грубое письмо, утверждая, будто его оскорбили два офицера армии, будто армия пытается запугать законодательные органы. Джон оценил это письмо как чисто политическую записку. Затем моряк по имени Джонатан Роббинс, иначе Томас Нэш, был арестован в Южной Каролине по обвинению в убийстве на британском военном корабле. Он утверждал, что является гражданином Дэнбери, штат Коннектикут, Дэнбери отрицал это. Судья Южной Каролины отказался выдать Нэша. Дело было передано президенту Адамсу. Джон приказал передать заключенного на основании договора Джея. Республиканцы подняли крик: «Капитуляция перед британцами!» Джон довольно спокойно прокомментировал:
— Чистейшее политиканство. Отныне все, что я съем за завтраком, становится вопросом большой политики.
Нью-Йорк готовился к выборам своего законодательного собрания. Если победят федералисты, они отберут выборщиков в пользу Джона Адамса.
— А если выиграют республиканцы? — беспокоилась Абигейл. — Ведь сообщают, что Аарон Бэрр ведет блестящую кампанию против Гамильтона и федералистов.
Тень набежала на глаза Джона.
— Можем ли мы, потеряв Нью-Йорк, выиграть? Да. Но с трудом.
9Нэб и ее дочурка Каролина спали в гардеробной Абигейл и в ее кабинете. 20 февраля 1800 года президент Адамс подписал акт Конгресса о прекращении дальнейшего набора в армию. Абигейл не сказала Нэб, что Конгресс намерен через месяц или два распустить армию и президент Адамс подпишет такой билль. Полковник вновь окажется безработным.
Абигейл позировала писавшему ее портрет Джилберту Стюарту. Катерина Джонсон, мать жены Джонни, посетила семью Адамс на правах гостя дома. Томми жил с родителями, но избегал принимать клиентов и дела, которые могли быть так или иначе связаны с тем, что он — сын президента.
Однажды он пригласил на обед двадцать восемь незамужних леди и джентльменов. До того, как Абигейл поднялась из-за стола, он подошел к ней и прошептал:
— Не возражаешь, если я сегодня вечером потанцую?
— Никоим образом, Томми, если все будет непринужденно.
Компания поднялась вверх в гостиную, где подавали чай, и тем временем столы были разобраны и убраны. Танцы начались в восемь часов, и молодежь танцевала до полуночи. На часок зашел Джон, Абигейл оставалась в роли домашней надзирательницы. Томми взял ее за руку и повел наверх по ступенькам лестницы.
— Ты была такой доброй, мама. Между прочим, как тебе понравилась мисс М.?
— У нее любезные и приятные манеры. Однако я не могу не сожалеть, что ее бюст был открыт там, где его следовало бы прикрыть. Я хотела бы, чтобы она открывала меньше для глаз и больше для воображения.
— Ей нет и семнадцати, мама, а в Филадельфии модно показывать свои достоинства.
Абигейл взглянула на сына. Он повзрослел.
Конгресс принял решение собраться в Вашингтон-Сити в третий понедельник ноября 1800 года на свою следующую сессию. Архитекторы, а затем рабочие вели строительство почти десять лет. Джон не хотел, чтобы правительство переезжало в Вашингтон-Сити, в место, которое стало именоваться округом Колумбия, ведь это было так далеко от Куинси. Ныне же он жадно ждал перемен.
— В определенном смысле мы станем полноценной нацией, — заявил он, — с постоянным центром и местопребыванием правительства. Он возник в пустоши. Горжусь тем, что буду первым президентом, правящим отсюда. Это вселит в меня бодрость духа, поскольку мне будет предоставлена возможность оставить здесь память о себе.
Конгресс принял закон о выделении пятнадцати тысяч долларов для оборудования дома президента в Вашингтоне. Джон с удовольствием подписал этот билль.
— Нам потребуется вся прижимистость, свойственная жителям Новой Англии, чтобы эта сумма оправдала ожидания, — заметила Абигейл. — На переустройство дома в Филадельфии нам выделили четырнадцать тысяч долларов. Особняк президента в Вашингтоне в четыре раза больше.
— Я измерю его, когда в следующем месяце съезжу туда. Как я понимаю, закончено строительство лишь нескольких комнат. Потребуется еще год для завершения работ. Конгресс будет на месте и будет знать, что еще нужно.
— Будем ли мы там, чтобы знать, что еще нужно? — спросила Абигейл.
Джон поморщился, словно его укусил комар.
— Кто знает.
Абигейл вернулась к житейским вопросам:
— Всю эту мебель следует упаковать и отправить в Вашингтон-Сити. Одним словом, избавиться от нее. Быть может, мне удастся закончить ремонт большого кабинета к твоему возвращению. Кузен Коттон говорит, что работа там буквально кипит. Я только что отправила мраморные доски камина.
Абигейл провела последний прием в Филадельфии для двухсот гостей — друзей и сотрудников правительства.
В сенате собрались конгрессмены-федералисты и приняли решение, что их партию возглавят на президентских выборах Джон Адамс и Чарлз Котсуорт Пинкни. В Нью-Йорке Гамильтон, стремившийся удержать штат за федералистами, проиграл Бэрру. Он утверждал, что поддерживает Адамса и Пинкни, клялся, что партия федералистов выступит как единая сила. Выдвижение Пинкни привлечет голоса южных штатов, особенно его родной Южной Каролины.