Однако Жюно прежде всего хотел жениться на такой девушке, которая бы ему нравилась. И его выбор вскоре пал на подросшую к тому времени Лулу Пермон, у матери которой несколько лет назад он и его генерал нашли такой радушный прием.
Бонапарт вначале был не согласен на подобный брак, потому что у невесты не было совершенно никакого состояния, но Жюно не позволил вмешиваться в свои сердечные дела никому, даже Первому консулу, и так как последний всегда питал дружеские чувства к семье Пермон, то в конце концов он вынужден был дать свое согласие».
Итак, выбор Жюно пал на Лулу Пермон. Но это легко сказать, — на самом деле процесс выбора был достаточно мучительным.
Обратить внимание на юную Лулу Пермон Жюно посоветовала приятельница ее матери мадам д’Орсе.
— Вы уже были у Пермонов? — спросила однажды мадам д’Орсе у Жюно.
— Нет, и упрекаю себя за это каждый день, — ответил генерал, — но что означает этот ваш вопрос?
— А то, что ее дочь, как мне кажется, была бы для вас лучшей невестой.
— Ее дочь? — удивился Жюно. — Но она была еще совсем ребенком, когда я отправлялся в Египет.
— Теперь это уже не ребенок, а премилая девушка шестнадцати лет.
— Девица Лулу, кажется, так ее звали, верно? Создание прихотливое, избалованное и несносное. Нет, нет, покорнейше благодарю!
Такова была первая реакция Жюно, но затем аналогичный совет он получил и от другой дамы, с которой он также поделился своей проблемой. Мадам Гамелен также порекомендовала ему обратить внимание на юную Лоретту Пермон.
«Жюно расхохотался, девица Пермон как будто преследовала его. Но мысль о том, что нужно хотя бы посмотреть на нее, прочно засела у него в голове».
Впервые после возвращения из Египта Жюно посетил дом Пермонов 21 сентября 1800 года. Принят он был очень хорошо, всем были крайне интересны его рассказы о Египте и о тамошних обычаях.
Затем Жюно стал приезжать в дом Пермонов практически каждый вечер, активно общаясь с матерью Лоретты и ее братом Альбером, которых он давно и хорошо знал.
Последний, кстати, принимал активнейшее участие в попытках сближения сестры и Жюно, бывших знакомыми уже пять лет, но сближения этого так и не происходило. Лулу практически не помнила Жюно, да и он сам, крайне смущаясь, старался обходить девушку стороной.
Все вокруг уже судачили о предстоящей свадьбе, предвкушая интересное событие. В светском обществе вообще очень любят рассуждать о любви, ибо сия материя заманчивая и сама по себе нерасторжимо связана со злоречием и почти всегда составляет его подоплеку. Но Жюно и Лора, несмотря на всеобщие ожидания, так и не обмолвились и парой слов.
Так продолжалось одиннадцать дней. Наконец, Жюно, поддерживаемый Альбером, решился попросить у мадам Пермон руки ее дочери:
— Даю вам слово честного человека, что я сделаю ее счастливой. Я смогу предложить ей жребий, достойный ее самой и вашего семейства. Мадам Пермон! Отвечайте мне с такой же откровенностью, с какой говорю я! Отвечайте: да или нет?
— Любезный генерал! — последовало в ответ. — В моих словах вы найдете всю откровенность, какой требуете. Признаюсь, что за несколько минут до вашего приезда я говорила Альберу: вы тот человек, которого больше всех хотела бы я назвать своим зятем. Но Лулу еще очень молода, а ее приданое слишком бедно. И потом, что скажет по этому поводу Первый консул? Согласен ли он?
— В этом вопросе я обойдусь без него! — гордо заявил Жюно. — Я уже не ребенок. В важнейшем деле жизни я должен советоваться только с самим собой.
Однако, поразмыслив, Жюно все же счел благоразумным поехать в Тюильри к Наполеону, и первая реакция того на заявление Жюно оказалась негативной:
— Но это невозможно! Жениться на Лулу? Но сколько ей лет? Жюно, ты заключаешь невыгодный союз.
Затем, несколько поостыв, Наполеон смягчился и объявил, что дарит Жюно крупную сумму денег на приданое и на свадебные подарки.
Пожелав Жюно семейного счастья, Наполеон, смеясь, заключил:
— Но у тебя будет ужасная теща!
У него были все основания для подобного заключения.
//__ * * * __//Венчание Лоры Пермон и Андоша Жюно состоялось 30 октября 1800 года в полночь в церкви Сен-Луи д’Антэн рядом с домом Пермонов.
Казалось бы, полночь — достаточно странное время для венчания. Но на этом настоял Наполеон. Почему? Потому что для него было «невозможно, чтобы человек, пользующийся благосклонностью Первого консула, мог быть замечен за отправлением религиозного обряда среди бела дня».
Сам Жюно, будучи по натуре республиканцем, также хотел заключить брак по новым правилам. У него был друг, месье Дюкенуа, мэр 9_го округа Парижа. Он был готов в любое время надеть свою трехцветную ленту и расписать молодоженов. Но тут решительно встала в позу мадам Пермон: только венчание и только в церкви!
Жюно пришлось уступить, но утром 30 октября он все же направился с Лорой в мэрию. Жениха в качестве свидетелей сопровождали два его адъютанта — Лаллеман и Бардэн. Свидетелями со стороны невесты были Вилльманзи и Лекьен де Буа-Кресси — старые друзья отца. Месье Брюнетье, опекун Лоры, стал ее посаженым отцом.
В полночь в церкви были только самые близкие: родители, братья с женами и сестры с мужьями.
На следующий день к Жюно в гости пришли его боевые друзья — Ланн, Дюрок, Бессьер, Рапп, Белльяр, Бертье, Лавалетт, Эжен де Богарне. Жюно познакомил их со своей избранницей, а 12 ноября дом молодоженов посетил Наполеон.
Он дал своему другу 100 000 франков, а невесте подарил обстановку стоимостью в 40 000 франков.
Со стороны Пермонов брат Альбер дал в приданое из своих денег 60 000 франков, а старик де Буа-Кресси, уже давно и безнадежно мечтавший жениться на мадам Пермон, — 50 000 франков.
//__ * * * __//В то время как Жюно был занят на службе, его семнадцатилетняя жена «сумела собрать вокруг себя кружок видных людей. Ее салон, как когда-то салон ее матери, сделался вскоре одним из самых значительных и излюбленнейших в Париже.
У нее постоянно толпились и французы, и иностранцы, причем некоторые из них были не особенно расположены к Первому консулу. Когда Наполеон выставлял ей на вид, что у нее собирается уж слишком чисто английское общество, она смеялась над ним и продолжала принимать у себя это общество.
Лоретта была «очаровательным центром этого кружка, блистая своим живым умом, остроумием, а иногда и ядовитой насмешливостью. Наполеон называл ее маленькой язвой».
Находясь в 1801 году постоянно в Париже, Жюно и Лора не забывали и о том, что они счастливые молодожены, и им довольно быстро удалось решить вопрос, никак не дававшийся, несмотря на все их усилия, Наполеону и Жозефине.
Приятная обстановка способствует любви. Уже весной Лора поняла, что беременна, а ближе к осени это стало очевидно и для всех окружающих.
В честь первой беременности Лора получила от Жюно в подарок загородный дом в Бьевре (он принадлежал когда-то первому камердинеру короля). Жюно заплатил за него 90 000 франков — большую часть приданого, полученного от Наполеона.
Сразу после наступления нового 1802 года, а именно 5 января, у супругов Жюно родился первенец. Рожала Лора мучительно. Жюно, не находивший себе места в доме на улице Верней от ее криков, явился к Наполеону в Тюильри и, чуть не плача, взмолил:
— Мой генерал, моя жена рожает, няне могу больше оставаться дома. Ее крики выворачивают мне душу!
— И ты пришел ко мне набраться храбрости? — спросил Наполеон. — Хорошо, хорошо, друг мой. Бедняга! Как ты взволнован! О, женщины, женщины! Но ты правильно сделал, что пришел ко мне, смею тебя уверить.
Наполеон продолжал говорить «так добродушно и трогательно в подобную минуту, что Жюно пришел в умиление и почти плакал. Он, конечно, любил своего генерала <.> но когда Наполеон в такие минуты и так разделял душевные страдания, он должен был покорить сердце всякого, и даже того, кто не был бы еще предан ему телом и душой».
Жюно провел у Наполеона около часа, пока его старший адъютант Дебан де Лаборд не примчался и не доложил, что мадам Жюно родила девочку и чувствует себя хорошо.
При этом известии будущий император обнял своего друга и сказал:
— Теперь ступай поцелуй свою дочь. — Сделав ударение на слове «дочь», Наполеон добавил: — Передай мои наилучшие пожелания своей жене, Жюно, но заметь, что я сердит на нее дважды. Во-первых, она не произвела солдата для Республики, а во-вторых, из-за нее я проиграл пари Жозефине. Но в любом случае, я буду ей кумом, и тебе тоже, мой старый друг.
К слову скажем, что Наполеон и Жозефина действительно серьезно поспорили, кто родится у Жюно — девочка или мальчик.
— У них будет дочь! — заявила мадам Бонапарт, разложив на картах специальный пасьянс.
— Или сын! — возразил Первый консул. — Ия держу заклад, что мадам Жюно родит мальчика.
— Или сын! — возразил Первый консул. — Ия держу заклад, что мадам Жюно родит мальчика.
Наполеон и Жозефина действительно стали крестными отцом и матерью дочери Жюно, которую родители назвали конечно же Жозефиной. Кстати, по понятным причинам, Жозефинами назвали своих дочерей Бертье, Виктор, Даву, Ланн и многие другие ближайшие сподвижники Наполеона.
Тем фактом, что родилась девочка, а не мальчик, был, как ни странно, очень недоволен и отец Жюно. Когда ему предложили благословить внучку, он проворчал с досадой:
— Стоило столько кричать, чтобы родить дрянную девчонку! Что муж ваш станет делать с этой крикуньей? А Первый консул? Разве для того женит он своих генералов, чтобы не иметь мальчиков!
Впоследствии, давая портрет маленькой Жозефины, Лора писала:
«Старшая дочь моя очень походит на своего отца. В день ее рождения и в следующий день сходство это было так поразительно, что даже изумляло. Казалось, что это лицо Жюно в уменьшительном зеркале».
В честь этого знаменательного события Лора получила от Наполеона в подарок дорогое жемчужное ожерелье, а Жюно — дом в Париже на Елисейских Полях.
//__ * * * __//Но беспечная радость молодых Жюно была недолгой. В феврале 1802 года умерла мать Лоры. Впоследствии она вспоминала: «Мать моя жестоко страдала; болезнь, которая в конце концов свела ее в гроб, уже тяготила ее всеми своими мучениями. Выезжая очень редко, маменька почти целый день проводила в своих креслах, а вечером принимала друзей, приезжавших развлекать ее. Одной из самых усердных посетительниц была мадам Казо, привязанная к моей матери узами нежной дружбы».
Жюно был с мадам Пермон в очень хороших отношениях; она же считала его, наряду с Лорой и ее старшим братом Альбертом, своим сыном. Смерть мадам Пермон омрачила супругам Жюно радость от пополнения в их семействе.
//__ * * * __//Весной 1803 года обострились отношения Франции и Англии, а 12 мая дипломатические отношения между двумя странами были порваны, и началась война без войны, своеобразный поединок льва и кита, ибо Франция не имела сильного флота, а Англия — относительно сильной сухопутной армии.
Жюно в это время был озабочен совсем другими проблемами. В день объявления войны 12 мая 1803 года у супругов Жюно родилась вторая дочь Мария-Антуанетта-Констанция.
//__ * * * __//Летом 1803 года мадам Бонапарт находилась на лечении в Пломбьере, а Наполеон со своей многочисленной свитой пребывал в своем загородном дворце в Мальмезоне.
По утверждению исследовательницы личной жизни Наполеона Гертруды Кирхейзен, общество устраивало там спектакли, охоты и развлекалось самыми разнообразными играми. «Вечером все страшно усталые ложились в постель и засыпали крепким, беспечным сном молодости, каким наслаждалась и двадцатилетняя губернаторша[7] Парижа мадам Жюно».
И вот однажды утром Лора проснулась от шума в ее комнате. Было всего пять часов утра, а Наполеон уже стоял у ее постели. Затем он сел рядом с удивленной Лорой и начал невозмутимо читать какие-то письма. Бедняжка не знала, что и подумать «об этом странном госте, который выбирает спальню молодой женщины для того, чтобы читать свою корреспонденцию».
Подобные визиты происходили несколько дней подряд, причем с каждым разом Наполеон становился все фамильярнее, он даже несколько раз щипал ее за ногу сквозь одеяло. Недоумение Лоры росло, хотя она прекрасно догадывалась, что скрывается за этими посещениями.
Самому Жюно запрещалось покидать Париж без особого на то разрешения Первого консула, но Лора решила уговорить мужа нарушить запрет, не выдавая, правда, настоящей причины этого своего желания. Она заранее была в восторге от того, какое удивленное лицо будет у Наполеона, когда на следующее утро он увидит Жюно в постели рядом с ней, и почти не могла спать от возбуждения.
Утром Наполеон по обыкновению вошел в спальню Лоры.
Кто из двух мужчин был более поражен — Наполеон или Жюно, — трудно сказать, во всяком случае муж осведомился, что понадобилось Первому консулу делать в спальне его жены в такой ранний час утра.
— Я хотел разбудить мадам Жюно на охоту, — последовал ответ Наполеона, который не преминул бросить плутовке яростный взгляд. — Но я вижу, — продолжал он, — что она нашла другого, кто разбудил ее еще раньше. Я мог бы наказать вас, Жюно, потому что вы здесь без разрешения.
— Генерал, если когда-нибудь поступок был более достоин извинения, то это в данном случае. Если бы вы могли вчера видеть здесь эту маленькую сирену, как она пускала в ход свои чары и способы обольщения, чтобы убедить меня остаться здесь, то вы, несомненно, простили бы меня.
— Ну, хорошо, я прощаю тебя и даже охотно. Мадам Жюно одна будет наказана. Чтобы доказать тебе, что я на тебя не сердит, я позволю тебе ехать вместе с нами на охоту.
С этими словами Наполеон удалился. «Днем во время охоты он имел очень оживленную беседу с молодой неподатливой губернаторшей, во время которой он несколько раз назвал ее дурочкой».
Остается только поражаться невинному цинизму двадцатилетней женщины, так «подставившей» своего мужа. Хотя, конечно, не исключено, что вышеописанный эпизод, передающийся историками со слов самой Лоры (она оставила после себя великолепные многотомные воспоминания, об истории создания которых будет рассказано ниже), является лишь плодом фантазии писательницы. Дело в том, что на закате жизни она осталась без средств к существованию и, вполне вероятно, такими вот пикантными подробностями желала привлечь по возможности больше читателей к своим литературным изысканиям, а заодно и погреть лишний раз свое самолюбие в лучах славы и интимного внимания (пусть даже и самолично придуманного) одного из ярчайших персонажей французской истории.
Вопрос о том, была ли действительно мадам Жюно любовницей Наполеона, так и остается открытым.
Писатель Ги Бретон посвятил этому целую главу своей книги «Наполеон и женщины». Вот небольшой отрывок из этой главы:
«Правдива ли история, рассказанная мадам д’Абрантес? Завершилась ли неудачей любовная атака Первого консула? Современные историки до сих пор отказываются верить в это.
Вся глава “Мемуаров”, которую я вам сейчас вкратце пересказал, написана, как мне кажется, с одной лишь целью: объяснить приход Бонапарта в комнату Лоры в то утро, когда там находился Жюно.
С другой стороны, следует обратить внимание на один примечательный факт: приключение в Мальмезоне произошло летом 1801 года. А 6 сентября Бонапарт, у которого после описанной Лорой сцены явно не было никаких оснований быть любезным с семейством Жюно, вручил им тридцать миллионов франков (триста тысяч современных французских франков).
Кроме того, уточняет Жан Саван, бригадный генерал Жюно был произведен, без особых на то оснований, в чин дивизионного генерала. Позднее, уже во времена Империи, он ежегодно получал семьдесят пять миллионов старых франков.
Вряд ли мужчина будет так щедр с женщиной, которая его отвергла. А посему мы можем допустить, что Бонапарт приходил по утрам к мадам Жюно не только для того, чтобы разбирать там почту, но и для того, чтобы начинать день с занятия более приятного, чем разработка планов предстоящих баталий».
Все в рассуждениях Ги Бретона кажется на первый взгляд очень убедительным, если исходить, как и их автор, из того, что вышеописанное приключение в Мальмезоне произошло летом 1801 года. Однако есть авторы, например та же Гертруда Кирхейзен, которые точно указывают, что события происходили летом 1803 года.
Вообще Ги Бретон в своих многочисленных любовно-исторических произведениях демонстрирует удивительное пренебрежение к цифрам и датам. В той же приведенной нами главе, например, он пишет, что Лора Пермон вышла замуж за Жюно в двадцать лет. Это явное противоречие, ибо Лора родилась в 1784 году, а вышла замуж за Жюно не в 1804 году, а значительно раньше — в 1800-м.
Даже небольшая перестановка дат переворачивает рассуждения и выводы писателя с ног на голову. Ибо всего через несколько месяцев после описанных событий, в самом начале 1804 года, Жюно сначала был отправлен из Парижа в небольшой городок Аррас, что следует рассматривать как явное понижение, а затем, вопреки ожиданиям, не был включен в число тех, кто получил маршальские жезлы. Если это рассматривать, следуя бретоновской логике, как «щедрость» добившегося своего мужчины, то тогда Наполеон точно «приходил по утрам к мадам Жюно не только для того, чтобы разбирать там почту». Мы же останемся при нашем мнении, изложенном выше.
//__ * * * __//Жюно и его супруга с самого начала стали вести светский образ жизни инив чем себе не отказывали. А могли они довольно многое. Воистину, богатство, не доставшееся с рождения, а «свалившееся» уже в зрелом возрасте, лишает рассудка.