Страх прошел, теперь его начинало все бесить. И в первую очередь – тощая фигура Вафли в безразмерной куртке, со съехавшими на кончик носа очками, с зализанными назад волосами, с писклявым голосом, с длинными мосластыми руками, вечно испачканными чернилами. Имя у него было банальное – Коля Семенов. И был он несгибаемым отличником. Таких никто никогда не любит, даже учителя, потому что подобные ученики порой знают больше взрослых. Семенову с первых же дней в школе дали прозвище «Вафля», а по-простому – «Вафел», потому что он всегда и везде тормозил. Как будто прежде, чем что-то совершить, в его голове происходили долгие и сложные математические расчеты. Он не сразу отвечал на вопросы, из его рук всегда выпадал мяч, несколько раз он ухитрялся пройти мимо двери и здорово треснуться лбом о косяк. За то, что он все время «ловил вафли», ему и дали такую кличку.
С Валькой все было гораздо проще. Чайником его прозвали тоже не из-за фамилии, потому что была она у него Шейкин, и не из-за того, что он во всем был новичком. Если бы кто-то только подумал об этом, тут же схлопотал бы лично от него по шее. Это прозвище к нему прилипло после того, как однажды в школьной столовой он опрокинул на себя чайник с горячим чаем. Хохотали все. У Вальки же от боли на глазах выступили слезы. Он схватил этот дурацкий чайник и запустил в смеющихся одноклассников. Шейкин долго противился глупой кличке и бил каждого, от кого ее слышал. Но кличка – вещь такая, если прилипает, то навсегда. В конце концов он смирился, привык.
Чайника и Вафлю свела судьба. Когда Колька в очередной раз сморозил какую-то глупость, Валька пообещал приятелям его расшевелить и поспорил с ребятами в классе, что затащит незадачливого отличника на технический поезд в метро. Была у Чайника такая забава: он любил забираться в проходящие технические вагоны – трамваи, троллейбусы, грузовики. Но самым шиком было запрыгнуть в медленно ползущий мимо платформы ремонтник метро. Правда, для этого приходилось полдня торчать на перегоне, ожидая заветных слов диспетчера: «Уважаемые пассажиры, поезд следует без остановки. Отойдите от края платформы». И в тот момент, когда толпа откатывалась к стене, а из туннеля выглядывал дребезжащий потертый состав, Валька выходил вперед, пропускал головной вагон и запрыгивал на открытую сцепку.
Мимо проносятся вытянутые лица людей, но состав уже ныряет в туннель, набирает скорость и мчится сквозь темноту с грохотом и свистом.
Вафлю он взял на «слабо».
– Что ты можешь, Вафля, кроме как свои книжки читать? – начал Валька издалека.
Коля грустно посмотрел на него и вздохнул. Очки сползли на кончик носа и там застыли.
– Ты вообще видишь что-нибудь, кроме своих дурацких книжек?
Даже если Семенов и собирался что-то ответить, то он это сделать не успел, потому что Валька сразу же ринулся в бой.
– Да тебе слабо от них оторваться и совершить нормальный мужской поступок.
– Какой?
– Тебе же слабо прыгнуть в движущийся поезд? Кишка тонка!
– Вот еще! – Семенов поправил очки и зачем-то прилизал и до того зализанные волосы. – Больно нужно мне ноги ломать.
– Я же говорю – слабо. Ты не только Вафля, но еще и трус.
Неизвестно, о чем в этот момент думал Колька, но он вдруг согласился на предложение одноклассника – отправиться вместо уроков в метро. Ждать им пришлось недолго. Заветное «Уважаемые пассажиры…» прозвучало через двадцать минут после того, как они спустились в подземку. Редкие пассажиры недовольно морщились, отходя в сторону. Из темноты выполз дребезжащий состав. Его вели двое – молодой парень и пожилой усатый дядька. На оставшихся стоять у края платформы ребят они не обратили внимания. Валька опытным взглядом окинул показавшиеся вагончики, головной и два прицепных, оба закрытые. Но первый без задней двери. На этот дверной проем и показал Чайник застывшему Вафле. Тот слабо мотнул головой, продолжая все так же рассеянно смотреть на поезд. Именно поэтому он первый заметил пассажиров в вагоне. Свет в нем горел неярко и все время мигал, но мальчик четко рассмотрел три изуродованные фигуры, что-то белесое, покачивающееся на цепях, скелеты, замершие по стенам.
Увиденное было настолько неожиданным и невозможным, что он открыл рот. В этот момент Шейкин шагнул в вагон, дернув за собой застывшего одноклассника.
Коля видел, как Чайник удачно прыгнул внутрь, как фигуры тут же окружили его, как отлепились от стен скелеты, как слетело с цепи нечто прозрачное. Он даже услышал скрип этой самой цепи…
И все исчезло. Качнулись красные огни последнего вагона.
Поняв, что он вошел в вагон один, Валька рассердился. Первым его движением было выскочить обратно и врезать тормозному Семенову по шее. Но сделать это он не успел.
«Опс», – с хлюпающим звуком захлопнулась до этого открытая дверь.
– С прибытием, сынок, – мрачно поздравил Шейкина невысокий толстый дядька с трубкой. Валька вгляделся в него и помертвел.
Потом многие годы ему будет сниться это искореженное лицо и слышаться скрежещущий звук сжимаемой железной руки.
Но это все будет потом, сейчас же, стоя на улице, он с ненавистью смотрел на зализанное лицо Семенова, борясь с желанием ударить по этим очкам, по грустным глазам и ровному пробору.
– Что ж ты не прыгнул? Струсил?
Вафел шмыгнул носом, посопел и наконец выдавил из себя:
– Что там было? Ну, в вагоне…
– Пирогами меня с плюшками угощали… – начал Шейкин и сам себя перебил: – Погоди, ты хочешь сказать, что ты их видел?
Колька кивнул, пряча глаза.
– И ты не сказал?! Мог бы предупредить меня!
– Я не успел, ты уже прыгнул. Что это было?
– Фигня какая-то, – легкомысленно бросил Чайник. – Я даже подумал, что мне показалось. А ты точно видел?
– Трое каких-то… – нахмурился Вафел, вспоминая, – скособоченных… И еще скелеты.
– Да ну, ерунда. – Валька зашагал к дому, но перед глазами вновь встал полутемный вагон метро и его жуткие пассажиры. – Показалось, – помотал он головой. – Какие скелеты в метро? Глюки это, Вафел, обыкновенные глюки. – Он пару раз моргнул, прогоняя наваждение. Но картинка не исчезла. Тогда он уставился на Кольку. Опять эта зализанная челочка… – А ты все равно трус. Не выйдет из тебя никакого толка. Так и проживешь всю жизнь со своими книжками.
Валька сплюнул. Злость его улеглась, бить это тщедушное никчемное создание ему расхотелось. Зачем? Пропащий Семенов человек. Одним словом – Вафля.
– Как это – не было? – побежал за уходящим Чайником Вафел. – Я же видел – люди в поезде.
– Какие люди? – обернулся Валька. – Это технический поезд, там никаких людей нет. Он рельсы проверяет. Совсем ослеп? Что ты там мог видеть через свои очки? Темно было.
Убеждая Вафлю в том, что ему все показалось (не будет же он ему рассказывать, что в вагоне и правда кто-то находился, если сам не уверен), Валька и себя ухитрился убедить в этом. А чего там могло быть? Ничего… Мало ли что покажется в трясущемся полутемном салоне. Да и башкой он, видно, треснулся, когда запрыгивал внутрь.
Что-то подобное он уже собирался сказать не отстающему от него Семенову, когда перед ним возникла Машка Подгорнова.
– Так, – тут же помрачнел Валька. – А тебе что надо?
Машка Подгорнова была страшно влюблена в Шейкина. Она везде за ним ходила, преданно смотрела в глаза, а на уроках закидывала его любовными записками. Ни хихиканье и косые взгляды девчонок, ни подтрунивание мальчишек ее не волновали. Она каждый раз пыталась напомнить Чайнику о себе, и это Вальку доводило больше всего. Хуже сегодняшних глюков могла быть только Подгорнова.
– Валечка, я…
– Слушай, Подгоркина, – передразнил он ее фамилию, – иди ты знаешь куда?
– Шейкин, – тут же насупилась Машка. – Я от тебя балдею просто. Пошли сегодня гулять.
– Погуляешь без меня, – отрезал Чайник. – Я с девчонками не гуляю.
– Хочешь, в кино сходим?
– Чего ты опять ко мне привязалась? Сказано тебе – отвали. Вон – за Вафлей бегай, ему нужна будет твоя забота. Будешь ему нос утирать и книжки подносить. А мне ты уже надоела.
– Чайник ты, Валечка, – зло прищурилась Подгорнова.
Была она невысокая, пухлая, с вечно спутанными длинными рыжими волосами, на бледном лице яркой россыпью сияли веснушки. Когда она смеялась или прищуривалась, казалось, что веснушки скачут по ее носу, подпрыгивают, звонко сталкиваясь друг с другом.
Вот и сейчас они сползли с носа на щеки.
– А ты – рыжая, – удаляясь, буркнул Валька. – И катись отсюда.
Подгорнова обиженно надула губки, но никуда не пошла. Она подождала, пока Шейкин скроется за поворотом, и побежала за ним. Машка давно уже для себя решила, что добьется объекта своей мечты любыми способами. Пока же она везде за ним следовала и все время попадалась на его пути. Сейчас ей ужасно хотелось выяснить, что же произошло в вагоне. Оттуда, куда успела забраться сама Машка, видно было немного.
Отделавшись от одноклассников, Валька решил сбегать на футбольное поле, посмотреть, собралась ли команда для игры. Для этого ему нужно было перебраться на другую сторону шоссе и обойти дом. Через улицу умные взрослые проложили подземный переход. Но был он для всех, кроме Шейкина, который его не признавал. Поэтому он просто перелез через низенький заборчик, дождался, когда на перекрестке зажжется красный свет и машины перестанут ездить, и побежал наискосок через дорогу. Он благополучно добрался до середины улицы, пропустил выезжавшую из двора легковушку и, уже не глядя по сторонам, засунув руки в карманы, потрусил к тротуару.
Откуда взялся гремящий и тарахтящий грузовик, Чайник не заметил. Он его услышал, только когда железная махина оказалась рядом. От неожиданности Валька вздрогнул и, вместо того чтобы бежать, замер на месте.
Грузовик взревел и устремился на мальчика. Перед глазами Чайника вновь начала проноситься вся его короткая жизнь, в памяти всплыл скрежет цепей в техническом вагоне. Он сжал кулаки и отшатнулся в сторону. Падая из-под колес грузовика, Валька почувствовал, как в ладонь врезалось что-то острое.
Как в замедленной съемке, мимо проплыл грузовик, на него из окна кабины водителя глянул крупный мужик с квадратной челюстью и погрозил железным кулаком.
Грузовик резко затормозил, чуть не потеряв сильно качнувшийся кузов, и стал поворачивать, ломая низенький заборчик, отделявший пешеходный тротуар от улицы. Вздрагивая всеми своими железками и чихая, машина рвалась вперед.
Это все было до того невозможным, что Валька не сразу сообразил, что нужно вскакивать и бежать. Зато он очень хорошо рассмотрел тех, кто сидел в кабине. Повиснув животом на руле, на месте водителя красовался одноглазый Болт. Рядом с ним, рукой показывая на Шейкина, чуть ли не выскакивал из окна тощий Бритва. Дальше, все так же колотя железным кулаком о ладонь, восседал гигант. А на крыше кабины, вольно откинувшись, лежала светлая девчонка с остреньким личиком, в белой развевающейся хламиде. В Валькиных ушах отчетливо раздавалось цоканье лошадиных копыт и ржание.
Шейкин очнулся, перепрыгнул заборчик и что есть духу помчался к домам. Сзади послышался скрежет и звон стекла.
«Не оборачивайся», – сам себе приказал Чайник и обернулся.
Грузовик стоял на тротуаре, наполовину въехав в ограждение подземного перехода, из него валил дым.
В кабине никого не было.
– Ничего себе… – выдохнул Шейкин и наконец выпустил из руки то, что так сильно резало ладонь. На землю, звякнув, упал медальон.
– Ничего себе… – повторил Валька, пытаясь из сумятицы мыслей выудить хотя бы одну стоящую. Но в голове стояла звенящая путаница.
Вокруг грузовика собрались люди. Чтобы не привлекать к себе внимание, Чайник осторожно подобрал медальон и трусцой побежал к своему дому. Ни о каком футболе он не вспомнил.
Машка Подгорнова мельком глянула на разбитую машину и пошла прочь, стараясь не упустить из виду невысокую фигуру в рваной куртке. Она не оглядывалась по сторонам, поэтому и не заметила, что у нее стало две тени. Одна была нормальная, серенькая, повторяющая каждое движение. Вторая также шла от ее ног по земле, но, в отличие от хозяйки, не размахивала руками и не жевала булку, купленную у тетки-лоточницы, а просто плыла следом, стараясь не попадать на глаза Машке.
Дома Валька засунул подальше под кровать рваную, извазюканную в грязи куртку и уселся за стол, положив перед собой медальон.
Он отлично помнил, откуда эта штука у него взялась. Она выпала из рук полупрозрачного привидения в вагоне, а потом машинист Санек сунул ему это в руку.
Так. Здесь ничего невероятного не было – один уронил, другой поднял.
Стоп.
Валька сбегал в ванную, намочил голову, взял в холодильнике ледяную бутылку газировки и вернулся в комнату.
– Бред все это, – громко сказал Шейкин, чтобы разогнать гнетущую тишину в комнате. – Ничего не было.
Слова отзвучали, тишина снова сомкнулась над его головой.
Медальон на столе как будто бы говорил – было. Все это было. И полумрак вагона, и три перекореженные фигуры, и ржавый грузовик.
Валька вгляделся в странный «подарок судьбы». Он был большой, размером с ладонь. Тонкая круглая медная пластина с зазубринами по краям, как будто ее грызли. На пластине был выдавлен овал, внизу его замыкало нечто похожее на череп птицы, а сверху корабль с мачтами, но без парусов. В середине было еще что-то, но Валька не смог как следует разглядеть из-за набившейся грязи и зелени. Намертво припаянная цепочка позеленела от старости и в одном месте раскололась.
Эту вещь во что бы то ни стало надо вернуть обратно.
Книжек Валька особенно не читал, но телевизор смотрел достаточно, чтобы знать – с такими вещами не шутят. Покойники не любят, когда у них что-нибудь забирают. Они обычно приходят и наказывают воров.
Шейкин подпрыгнул на стуле и подальше отодвинулся от стола.
Грузовик! Как же они так быстро его нашли?
Двумя пальцами, как до этого машинист Санька, Чайник взялся за зеленую цепочку и прямо в тапочках пошел за дверь.
У подъезда он столкнулся с загорающей на солнце Подгорновой.
– Валечка, – вскочила она. – Смотри, какая погода хорошая… Пойдем бродить по округе?
– Горкина, – как обычно, передразнил ее фамилию Шейкин, – катись уроки делать.
– Давай вместе делать. Твоя мама просила меня помочь тебе по математике.
Валька закатил глаза. Беда была в том, что его мама и мама Подгорновой, Надежда Петровна, были давнишними подружками, еще со школы друг друга знали. Поэтому встречался он с Машкой не только в школе, мать часто приглашала ее в гости. Она считала, что от этого Валька станет лучше, начнет хорошо учиться и вообще сможет перевоспитаться.
Фиг вам! Не будет он учиться! А тем более перевоспитываться! И Машку видеть тоже не хочет!
– Если ты сейчас не уберешься, то я тебя прибью, – рявкнул Чайник в конопатое лицо девочки и зашагал прочь.
– Ты же в тапочках, – попробовала остановить его Подгорнова, но ее никто не слушал.
К довершению всего из-за дома вышел Вафел.
– Я тут подумал, – начал он, не доходя до одноклассника. – Не могло же нам с тобой одновременно показаться одно и то же…
– А что вам показалось? – подбежала к одноклассникам Подгорнова.
Все. На этом терпение Шейкина закончилось. Он подбросил на ладони медальон и широко улыбнулся Семенову.
– Колька, – заговорил он как можно ласково, – хороший ты парень. Только приторможенный немного. Но это не страшно, пройдет когда-нибудь. Я тебе хочу подарок сделать. – Он потряс перед носом внимательно слушавшего Вафли кулаком с зажатым медальоном. – Держи. Я его сегодня в метро нашел, он старинный. Если отчистить, будет сверкать, как новенький.
Валька быстро вложил в вялую ладонь Коли медальон, подмигнул удивленной Машке и побежал обратно к подъезду.
Теперь Колька надолго забудет свои книжки. Эх, всучить бы такой же медальон Подгорновой, тогда она не скоро появилась бы на его горизонте.
В комнате радостная уверенность в том, что все закончилось, постепенно улетучилась из Валькиной души. Через какое-то время он поймал себя на том, что внимательно прислушивается ко всему, что происходит вокруг. Журчала вода в ванной, чирикали птички за окном, на улице шумели проезжающие машины, перестукивались трамваи.
Чайник залез на подоконник. Рядом с его домом было трамвайное депо. Каждое утро, щелкая на стыках, оттуда выезжали трамваи. Днем, позвякивая на зазевавшихся пешеходов, они делали большой круг и снова выезжали на маршрут. А ночью редкие составы втягивались в железные ворота, и те со скрипом закрывались. Шейкин жил на шестом этаже и, пока на деревьях не вырастала листва, мог легко наблюдать за передвижением общественного транспорта. К стуку трамваев он настолько привык, что давно не замечал его.
А вот сейчас, выходит, стал замечать. Стук навязчивой дробью лез в уши, скрип вагонных сцепок рождал нехорошие воспоминания.
Из-за густой листвы самих вагонов было не видно. Стоял один стук и скрип…
Тук-скр… Тук-скр… Тук-скр…
«Переучился», – решил Валька. Он был склонен любую усталость сваливать на учебу – во всем она, гадкая, виновата. Тем более май, каникулы не скоро, только через два дня, поэтому усталость накапливалась с каждой прожитой минутой с удвоенной быстротой.
Трамвайный стук преследовал Чайника весь день. Он его слышал, когда засыпал. А когда проснулся, стука уже не было. Зато было темно и очень холодно. Он поворочался на кровати, пытаясь плотнее укутаться в одеяло. Это не помогло. Тогда он высунул нос наружу и сразу определил, что открыта форточка.
– Ну, мама… – в полусне прошептал он, решив, что это мама, как обычно, зашла, открыла форточку, чтобы проветрить, и стоит где-то рядом, чтобы закрыть ее. На звук никто не отозвался. – Форточку, – крикнул Шейкин и проснулся окончательно.