– Ты сомневаешься в победе? – отведя взгляд от лампы, которую давно уже стоило бы почистить, нарушила тягостное молчание Демея.
– Взвешиваю «за» и «против», госпожа, – увильнул Клетчаб. – Сколько-то мы здесь проволынимся, но хорошо бы найти жилье получше. Опять же зима скоро…
– Продержаться нужно недолго. Возьмем заложницу, чтобы остановить тех, кто по-настоящему опасен, а потом ситуация изменится в нашу пользу. Когда повсюду хаос и разруха, слабым не до того, чтобы преследовать сильных. Тогда наступит мой час. При великих катаклизмах выживают сильнейшие, которые по праву берут свое.
В другой обстановке эта напыщенная речь показалась бы Луджерефу нелепой, но сейчас, глядя на безмятежное лицо Демеи, высвеченное из полумрака, словно идеальная гипсовая маска, он ощутил, что дело пахнет бедой. Однако, что немаловажно, эта беда грозит не ему.
Учитывая его неважнецкие обстоятельства, хаос и разруха стали бы для него первостатейным подарком шальной удачи – в условиях всеобщей неразберихи куда проще будет уходить от цепняков, на которых свалятся проблемы посерьезнее, чем ловля иностранного преступника. Да только не верится, что эта кукла и впрямь сможет обеспечить что-нибудь вроде массовых народных волнений, при которых повсюду рознь и безобразия. Или буча и без нее исподволь назревает, а она пронюхала об этом и надеется на лучшее?
– Госпожа Демея, с чего же тут социальные катаклизмы начнутся? – спросил он вслух. – Оно конечно, условия на многих здешних заводах поганые и заработная плата позорная, в Иллихее за такие дела промышленников привлекли бы к суду по статье «Злостное создание на производстве условий, провоцирующих работников на беспорядки». Опять же некоторые газетенки воду мутят, агитаторы шныряют, видел я их. Но нельзя сказать, чтобы не сегодня завтра что-то прорвало, все это еще долго может так вариться и не закипать.
– Я ничего не говорила о социальных катаклизмах. Люди – тупое стадо, которое может взбунтоваться, а может терпеть до бесконечности, на них я ставку не делаю. Пойдем. – Демея поднялась на ноги. – Чтобы ты не сомневался, я тебе кое-что покажу. Как по-твоему, почему этот туннель начали прокладывать, а потом забросили и стали строить новый?
– Кто его знает. – Луджерефу, привыкшему на всякий случай все подмечать, оно тоже показалось странным. – Добротный же туннель, а они вбухали деньжища и бросили – как ни посмотри, убыток. Может, там дальше что-то есть – слишком твердая порода или, допустим, вода?
– Что-то есть, но не порода и не вода. Идем.
Когда вышли в коридор, она включила переносной электрический фонарь, работавший на батарейках. Коридор заканчивался тупиком – стена из листов фанеры внахлест, перечеркнутая крест-накрест длинными занозистыми досками. Вдоль стены громоздились кучи битого кирпича, на полу лежала стремянка.
– Поставь лестницу, – приказала Демея, повесив фонарь на крюк. – Не сюда, правее! И подожди, ничего не трогай.
Проворно, будто всю жизнь по стремянкам лазала, она взобралась под самый потолок и оторвала кусок фанеры, который держался на нескольких гвоздях. За ним открылся черный зев потайного хода.
Луджерефа разбирал интерес, и в то же время ему было не по себе. Чуял он, что отсюда лучше бы сделать ноги, но куда их делать-то – навстречу цепнякам? Загнали его на самое дно, нимало не церемонясь, и податься больше некуда – остается только держаться за компанию с чокнутой Демеей, что бы она там ни задумала.
Повесив на шею другой фонарь, маленький, она исчезла в дыре. Перебралась туда со стремянки на зависть ловко, словно рыба в воду скользнула: ни дать ни взять циркачка. «Могла бы стать домушницей, – с одобрением подумал Клетчаб, – через форточки в квартиры забираться, с такими способностями самое милое дело…» Через некоторое время она снова появилась, пятясь задом – видать, там было не развернуться – и волоча обломок фанеры, который сбросила на пол.
– Теперь можешь посмотреть. Осторожно, с другой стороны стекло, оно держится на замазке, не задень его. Вот это возьми с собой, иначе ничего не увидишь. – Она повесила ему на шею свой фонарик, похожий на светящийся медальон.
Скверно было на душе у Клетчаба, что-то нашептывало: «Не надо, не смотри!» – и все же он полез в эту окаянную дыру. Из одного куража, чтобы не спасовать перед ее стервейшеством.
Со стремянки чуть не сверзился, с непривычки-то, он же вам не форточник, но Демея придержала пошатнувшуюся лестницу, и он с горем пополам перебрался в лаз. И сверху, и снизу, и с боков торчал ломаный кирпич, неровности царапали в кровь ладони, впивались в колени, цепляли одежду.
Шумно дыша, он с опаской полз вперед на четвереньках. В свете фонаря блеснуло стекло. Вспомнив предупреждение Демеи, он не стал к нему прикасаться, всмотрелся в то, что находилось по другую сторону, – и в следующую секунду отпрянул, еле сдержав панический вопль.
Как он проделал по тому же тесному проходу обратный путь задом наперед, он потом вспомнить не смог. Факт, что быстро. Очень быстро.
Добравшись до конца, едва не вывалился наружу, но наткнулся на стремянку, она загремела – этот звук его чуть-чуть успокоил. Когда Демея вновь поставила опрокинувшуюся лесенку, он сполз по железным ступенькам и кулем уселся на замусоренный пол. Он обливался потом, руки и колени тряслись, да еще кишечник начал бунтовать.
Боги великие, ничего там нет! Правда же, нет?.. В темноте, да еще за пыльным стеклом всякое может померещиться – это ведь не значит, что оно там сидит на самом деле…
Забрав у Клетчаба фонарь и подобрав с полу кусок фанеры, Демея нырнула в потайной ход. Видимо, чтобы на всякий случай заслонить стекло, ради дополнительной страховки. Можно подумать, то, что прячется за стеклом, удержит хлипкая дощечка, если оно вдруг решит оттуда вылезти!
Вернувшись, Демея другим куском фанеры замаскировала дыру со стороны коридора. В укромном углу под ворохом старых газет валялся кое-какой инструмент, был там и молоток. Каждый гвоздь она вбивала одним точным ударом.
После этого она аккуратно уложила на прежнее место стремянку и, встав над Луджерефом, как цепняк над обкуренным ушнырком, осведомилась:
– Видел?
Могла бы не спрашивать. Казалось бы, по его реакции и так ясно, что видел.
– Это морок? – сипло вымолвил Клетчаб.
– Какой еще морок… – Она презрительно усмехнулась, а ему вдруг, ну, совершенно некстати, пришло в голову, что все ее презрительные усмешки одинаковы, натурально одинаковы, словно растиражировали один и тот же фотоснимок. – Если бы это был морок, люди бы его убили. Под некоторыми из холмов Лонвара дремлют существа вроде этого, и если хотя бы одно из них разбудить и выманить наружу – можешь себе представить, какое время наступит. Плохое для обывательского стада и хорошее для таких, как я или ты. Время сильных. Теперь ты понимаешь, что с таким союзником можно избавиться от тех, кто тебя преследует?
– Не до нас им будет, – невнятно ухмыльнулся в ответ Клетчаб. – Своих делишек станет невпроворот!
Губы плохо слушались, он весь взмок и никак не мог унять дрожь, не говоря о позорных кишечных спазмах, зато в душе разрасталась и ликовала надежда: если начнется всеобщая катавасия, у него будет вдесятеро больше шансов ускользнуть от тех, кто его ловит.
Воплотившийся морок должен быть уничтожен чем скорее, тем лучше. Для Темре это было непреложное правило. О том, чтобы использовать наваждение как орудие, он и помыслить не мог, это противоречило и закону, и уставу Гильдии, и его личным принципам. Ни за что бы в такую авантюру не впутался… Разве что ради Котяры, которого морок-ищейка сможет привести к бандиту, убившему Тавьяно.
Джел хмуро и понимающе помалкивал, не пытаясь давить на друга. Уговаривал Птичий Пастух. То ли он проникся к Котяре сочувствием – ему вовсе не были чужды вполне человеческие симпатии-антипатии, то ли не хотел упустить превосходнейшее развлечение, то ли имели место оба мотива, но он проявил такую настойчивость, что это немного пугало. Во всяком случае, пугало Темре, который отлично знал, как далеко может зайти, добиваясь своего, это хрупкое с виду существо с загадочными глазами цвета ночного неба, в которых едва выделялись на фоне радужки вертикальные звериные зрачки.
Дождевого Короля не переупрямить. Хотя дело даже не в нем, а в Джелгане. Пустить по следу ищейку – единственный шанс поймать бандита.
Мокрого паучару, не слишком пострадавшего от пинков «бродячего кота», завернули в плащ и привезли к Темре домой. Сейчас он лежал в облицованной кафелем стиральной комнатушке, которая по назначению не использовалась. Все еще не просох после пребывания на дне канала. Вопрос о превращении его в морок на некоторое время отложили из-за похорон Тавьяно, да потом еще на Темре посыпались задания одно за другим – Демею пока не выследили, но в Лонваре и без нее наваждений хватало.
Теперь наступила передышка, и объявился Клесто, не забывший о своем предложении. Пусть он уже получил розу Хоэдра, он был настроен довести дело до конца. Не всякий из людей проявит такое чувство ответственности.
Впрочем, причина крылась не столько в ответственности, сколько в любви к играм и в упрямстве. Котяру он и пригласил на эту встречу самым обыденным способом – позвонив.
Темре это в первый момент несказанно удивило: ему Клесто ни разу не звонил, и складывалось впечатление, что телефонов тот либо не признает, либо вовсе не замечает. Оказалось, ничего подобного. Да и почему бы древнему природному духу, когда он находится в телесном облике, не воспользоваться телефонным аппаратом?
– Это будет слабенький морок, пара твоих иголок – и он исчезнет. Управлять им будет одно-единственное желание: найти своего хозяина, того, кто смастерил куклу. Вам останется только пойти за ним, и он приведет вас куда надо. Он будет заклят на подчинение вам обоим, я это сделаю с помощью перьев, которые недальновидный вор приклеил ему на спину. Хорошо, что клей оказался водостойкий, – Клесто сардонически ухмыльнулся, как будто трещина расколола его узкое смуглое лицо. – Наверное, ради пущей надежности… Иные из смертных копают себе ямы с кольями на дне весьма изобретательно.
Они сидели втроем в гостиной у Темре. Еще не стемнело, за окнами под пасмурным небом чернел парк в желтых, коричневых, блекло-зеленых и местами багровых пятнах. Ветви раскидистых деревьев облепило множество птиц: то ли перелетные стаи устроились на отдых, то ли они собрались сюда со всех окрестностей, почувствовав, что в старом доме на склоне Блудной горки гостит их повелитель.
Клесто удобно расположился на подоконнике, рядом с ним стояла чашка с остатками кавьи. Свою черную гриву он опять заплел в косички с болтающимися на концах кистями красных ягод, бронзовыми колокольчиками, кусочками янтаря, кожаными тесемками с какими-то руническими надписями тушью бисерным почерком.
– Я уже согласился, – проворчал Темре. – Могу себе представить, как паучара будет ковылять по улицам через весь город, а за ним потащимся мы с братом Рурно…
– Я сделаю его достаточно прытким. – Улыбка Дождевого Короля стала чуть добрее.
– Чтобы он сбежал от нас?
– Благодаря подчиняющему заклятью он будет слушаться ваших команд, словно дрессированное животное. И вы сможете взять его на поводок.
– Та еще будет картинка! Впрочем, если ночью, чтобы поменьше народу нас увидело…
– Когда отправитесь на охоту, я вам для прикрытия обеспечу дождь, так что видимость будет плохая. Прохожие подумают, что вы собаку выгуливаете. Приступим?
Темре скрепя сердце согласно кивнул, но Котяра неожиданно возразил:
– Не сейчас. Завтра начинается храмовый праздник Осенних Погонь и Танцев, я должен там присутствовать. Через несколько дней, когда он закончится.
Оживление паучары отложилось, гости ушли, и Темре, обнаружив, что у него выдался свободный вечер, отправился к Сой, перед этим позвонив и убедившись, что она дома.
Ощущение слежки возникло, когда он шел через парк. Шорох и движение сбоку, среди древесных стволов. Как и в прошлый раз, соглядатай, поймав ответный заинтересованный взгляд, бросился наутек.
Похоже, это опять была та светловолосая девушка, со спины похожая на Кайри. В этот раз она надела старомодную коричневую холлу с капюшоном и короткой пелериной, и хвостика у нее на затылке не было видно, однако по тому, как она двигалась, Темре сделал вывод, что шпионка та же самая.
Она помчалась через парк к забору, огораживавшему территорию вокруг старого особняка, в котором еще с весны тянулся ремонт. Этот участок считался частным владением, а забор был добротный, высокий, с колючей проволокой поверху: ремонт в очередной раз заглох, недоделанный дом пустовал, и его владельцы опасались, что туда повадятся нищие бродяги или какая-нибудь уличная банда.
Фигурка убегавшей шпионки мелькала впереди, хорошо заметная среди сквозистых черных деревьев, на фоне желто-бурого ковра облетевшей листвы. Девчонка плохо знала парк и выбрала неудачное направление, деваться ей было некуда. Темре решил, что поймает ее возле забора.
Сидевшие на ветвях перелетные птицы – серые с желтовато-рябыми грудками кунявки – пронзительно перекликались, когда она проносилась мимо. Закачались тонкие стволы хинальи, усыпанной гроздьями продолговатых лиловых ягод, которые созревают после первых заморозков.
Девушка добежала до забора, и тут-то Темре понял, что окрестности она все-таки изучила неплохо. В отличие от него, хоть он и прожил здесь около года. Перелезть через забор она не смогла бы, но она и не собиралась: вместо этого распласталась на жухлой траве и ящерицей проползла в зазор между нижним краем ограды и землей.
Плотно пригнанные друг к дружке доски тянулись горизонтально между вкопанными столбами – ни одну не выломаешь, на лазейку не рассчитывай, зато внизу оставались пустые промежутки. Темре присел, поглядел и с досадой хмыкнул: тут протиснется разве что некрупная собака или щуплый подросток, а ему перебраться таким же манером на ту сторону не светит.
Шпионка явно заранее наметила путь к отступлению, потому что бросилась прямиком сюда. Соседние секции досок нависали ниже, там даже ей не пролезть.
Судя по звукам, доносившимся из-за забора, она запыхалась и никак не могла отдышаться.
– Послушай, почему ты за мной следишь? – спросил Темре.
Она не ответила, но задержала дыхание, прислушиваясь.
Подумалось: он считает ее девчонкой, потому что вначале принял за Кайри, а она, может быть, постарше его, он же не рассмотрел лица… Если это венгоска лет тридцати-сорока (не больше, иначе она вряд ли смогла бы так быстро бегать), обращение на «ты» должно показаться ей оскорбительным.
– Вас кто-то заставил за мной следить?
Ответа не последовало.
– Возможно, вас послала морочанка? Она выглядит как высокая и красивая светловолосая женщина с каторжанской стрижкой и совершенно бесцветными глазами. Это она, да?
Его слушали, но не отзывались.
– Если это так, я понимаю, что вы согласились выполнять ее поручения не по доброй воле. Она вас запугивала, шантажировала? Угрожала вашим близким? Лучше расскажите мне, в чем дело. Я убийца наваждений и постараюсь вам помочь.
Из-за забора донесся сдавленный злой всхлип, и Темре решил, что его догадки верны.
– Эта морочанка очень опасна и может много чего натворить, если ее не остановить. Она уже убила несколько человек. Подскажите мне, где ее можно найти, и я сделаю все, чтобы вас от нее защитить.
Зашуршали легкие шаги: шпионка, так и не проронив ни слова, уходила прочь.
Темре кинулся вдоль забора, спотыкаясь о выпирающие корни и огибая кусты, на которых горели в путанице оголившихся ветвей, словно забытые после праздника фонарики, розовато-желтые и багряные листья.
Огороженный участок был довольно обширен, и перехватить ее не удалось: по-видимому, она бегом пересекла частную территорию и через щель под забором выбралась наружу до того, как Темре, двигавшийся по окружности, оказался в нужном месте.
С другой стороны тянулась вдоль парка глухая улочка с обветшалыми двухэтажными домами. В сумерках она напоминала картинку, спрятанную под затемненным стеклом.
И расспросить некого, ни души. Может, кто-нибудь и видел из окон, как худенькая девушка в старушечьей коричневой холле по-собачьи выползла из-под забора, и приметил, куда она потом побежала, но не в квартиры же стучаться… Тут полно проходных двориков, так что шмыгнуть она могла куда угодно, а дальше – довольно оживленная Обойная улица, где недолго затеряться в толпе. На всякий случай Темре надел маску, но наваждений поблизости не заметил.
Сознавая, что его снова обвели вокруг пальца, он направился к трамвайному мосту.
Он познакомился с Соймелой Тейлари четыре года назад и пропал с первого взгляда. В нее кто только ни влюблялся с первого взгляда. Если имена этих несчастных переписать столбцом на шелковом свитке, как делали прекрасные принцессы в старинной любовной рамге, свиток в свернутом виде получился бы такой, что не во всякий футляр поместится.
Возможно, Соймела могла бы стать мастером иллюзий. Ее способности в этой области были не настолько велики, чтобы творить из ничего временные подобия предметов – это неплохо получалось у Иноры, та украсила гостиную Темре белым подснежником в сверкающей хрустальной вазе, и это чудо простояло почти сутки, – но уж рамгу-то создать ей было вполне по силам.
Пожалуй, для всех было бы куда спокойнее, если бы Сой увлеклась сочинением рамги, но она несколько раз начинала, а потом забрасывала: неинтересно. Ей хотелось изысканных и рискованных романтических приключений на самом деле, и, общаясь со своими настоящими поклонниками, которые, чего уж там, по всем статьям уступали вымышленным, она мечтала о том, что могло бы с ней произойти, будь окружающая действительность ярче и ядовитее – как в рамге.