— А я хотела заняться книжным бизнесом. Машину купить.
— Сначала тебе надо понять, как вообще работают бизнес-схемы. И машина у тебя будет. Могу предоставить служебную.
— Заманчивое предложение.
— Вот и подумай.
— Вот уж не знаешь, где найдешь, а где потеряешь! — рассмеялась она. — Любовник бросил, зато денежная работа нашлась! Раньше я никому не была нужна, а теперь и Валя за меня готова просить, и ты свою фирму доверяешь.
— Валя — это кто? — ревниво спросила Лида.
— Девушка, с которой я познакомилась, когда искала работу. Теперь мы подруги.
— Толковая?
— Она иногородняя.
— Регистрацию сделаем.
— У нее есть регистрация.
— Тем более. Толковые люди нам нужны.
— Еще каких-нибудь пять месяцев назад я была уверена, что работы в Москве нет.
— Был бы человек, а работа найдется. Рано или поздно все обрастают друзьями и связями. Тебе надо было через это пройти.
— И как я справилась?
— Справилась.
…После этого разговора Инна немного успокоилась. Жизнь идет, не стоит на месте, одно ушло, другое пришло. Она справится. Как-нибудь справится. День рождения Даши выпал на середину недели, к тому же началась короткая вторая четверть, раскачиваться некогда, надо впрягаться в учебу. Решили отпраздновать в субботу, а в воскресенье продолжить.
Поэтому тринадцатого ноября Инна оказалась на работе. Обычно в этот день она с самого утра принималась за готовку и обязательно пекла торт. Вечером, когда возвращался Веня, стол ломился от яств, а торт был украшен именинными свечками. Даша всегда получала шикарный подарок, а ее мама — роскошный букет цветов. Инна обожала белые лилии с их тонким ароматом и нежными, быстро вянущими лепестками.
Сегодня все было по-другому. Утро рабочего дня, похожего на другие такие же дни, как две капли воды. Накануне Илья уехал на родину в Пензу, дня на три, как он сказал, а Виталий предупредил, что ночевать не придет. У него, мол, дела по размену квартиры. Инна проглотила это молча. Он ведь сказал: «Давай доживем до дня рождения». Но не сказал, что будет после. Она уже была готова к тому, что Вит не вернется.
Так и получилось, что тринадцатого она осталась совсем одна. Позвонила Бельчонку, поговорила с мамой, всех поздравила, и ее поздравили. «Ну и хорошо! Вечером выпью шампанского за здоровье дочери и куплю себе что-нибудь вкусненькое. А потом лягу спать. Одна…» Ей захотелось заплакать, должно быть, осень, самое слезливое время года. О том, что сегодня у нее семейный праздник, Инна никому в торговом центре не сказала. Ей хотелось побыть одной, наедине со своими мыслями.
В обед она пошла в кафе и купила мороженое. Села за столик в гордом одиночестве и, не торопясь, стала есть клубничное лакомство. Народу было немного, поэтому она удивилась, когда за ее столик кто-то присел. Она почувствовала запах мужского одеколона и сигарет.
На столе появилась чашечка кофе. Инна продолжала есть мороженое, не поднимая глаз. Больше всего ей не хотелось, чтобы сосед с ней заговорил. Не сегодня. И не сейчас. Ей так грустно и одиноко!
Потом она увидела руку. Мужчина поправил блюдце, на котором стояла чашечка кофе, рядом положил бумажную салфетку, на нее чайную ложечку. Теперь все предметы были разложены в идеальном порядке. На безымянном пальце правой руки Инна увидела обручальное кольцо и вздрогнула. Она узнала и эту руку, и это кольцо.
— Сделай вид, что ты меня не узнала, — раздался его голос.
Даже если бы она захотела, все равно не смогла бы ничего сказать. Она поддела ложечкой кусочек мороженого и положила в рот. Но проглотить не смогла. Так и сидела с мороженым, которое медленно таяло во рту, по-прежнему не поднимая глаз.
— Молодец, — похвалил ее Веня. — Закроешься, как обычно, в восемь часов. На стоянке у торгового центра найдешь машину. «Жигули» — восьмерка цвета беж с тонированными стеклами. Номер «АОК 461». До встречи.
Одним глотком ондопил кофе и встал. Она продолжала сидеть не двигаясь. Все это было похоже на шпионский боевик. Она даже не видела его лица. Как он сейчас выглядит? Похудел? Отрастил усы, бороду? А может, сделал пластическую операцию? Какие глупые мысли лезут в голову! Но как она его узнает? Она забыла, как выглядит муж! Она все забыла!
Минут через десять она медленно поднялась из-за стола и также медленно пошла к себе на рабочее место. Странно, но она ничего не чувствовала. Впрочем, нет. Ей было страшно.
Все валилось из рук, она то и дело смотрела на часы. Время тянулось медленно. Зашла Мать, спросила какую-то книгу. Инна ответила невпопад.
— Ты что, заболела? — участливо спросила Катерина.
— Да, голова трещит, — пожаловалась она.
— Может, тебе массаж сделать?
— Спасибо, не стоит.
— Какая-то ты не такая, — покачала головой Мать.
— Образуется, — ответила она.
Еле-еле Инна дотерпела до восьми. Стараясь, чтобы руки не дрожали, сняла кассу и закрыла секцию. На негнущихся ногах она направилась к выходу. Выйдя из стеклянных дверей, остановилась и долго вглядывалась в темноту, в спешащих прохожих. Зачем-то прошлась взад-вперед по дорожке, вдоль торгового центра. Остановилась. Обернулась. Народ спешил к метро, до Инны никому не было дела. И тогда она направилась к стоянке. Она шла вдоль ряда машин, вглядываясь в номера. Потом испугалась: «А вдруг я что-то перепутаю?» И тут ее взгляд выхватил из ряда бежевые «Жигули» с тонированными стеклами. Она увидела номер: «АОК 461». Когда подошла к машине, правая дверца открылась. Инна шмыгнула в салон.
— Ну, здравствуй!
Он тут же повернул ключ в замке зажигания, заурчал мотор, засветилась доска приборов. Света было немного — от нее, да от уличных фонарей, но Инна заметила, что муж поправился и действительно отрастил усы. К тому же он стал носить очки, а раньше пользовался контактными линзами. В общем, рядом с ней сидел совершенно чужой человек, который вдруг потянулся к ней губами, требуя ответной ласки. Она вздрогнула и невольно отстранилась.
— Отвыкла? — усмехнулся Веня, впрочем, тут же отпустил ее и стал выруливать со стоянки.
— Куда мы едем? — спросила она.
— Есть одно местечко. Не шикарно, но зато спокойно. Посидим, поговорим. Отпразднуем, — добавил он со странной усмешкой.
И замолчал. Она тоже молчала. Во рту медленно таяло ледяное мороженое. Клубничное. Она все никак не могла его проглотить.
— Ну? Что молчишь? — спросил наконец муж.
— А что говорить?
— Тебе не интересно, где я был все это время?
— Полагаю, жил на частной квартире.
— И не на одной. Первую квартиру мне пришлось тут же сменить, после того, как был убит Олег… А ты изменилась.
— Стала лучше, хуже?
— Другая.
— По-моему, ты этого и хотел.
— Дюшка раскололась? Я так и знал!
— Скажи: зачем ты это сделал?
— Потому что дурак. Хотелось как лучше, а получилось — за упокой.
— Ты что, вышел из подполья?
— Я деньги тебе привез.
— Деньги?
— Сегодня у Даши день рождения.
— Да. И она хотела папу! — впервые повысила голос Инна.
— Тебе как лучше: чтобы я был твой, но в тюрьме, или ничей, но на свободе?
— Мне лучше, чтобы… Господи, как ты мог! — простонала она. — Что я пережила!
— Давай без истерик. Мне тоже пришлось несладко. И гораздо хуже, чем тебе. Надо было выждать какое-то время. Я же привез тебе деньги, — раздраженно сказал муж.
— Решил-таки поделиться, — горько рассмеялась она. — Я не возьму этих денег.
— Каких этих?
— Я теперь многое понимаю… Дюшка знала, а я не знала. Ей ты рассказал, а мне…
— Ей Морозов рассказал. Дурак, доверился бабе! Его и грохнули. Из-за этой рыжей сучки…
Раньше Веня никогда при ней не матерился. И где это — «Белая мышка?» Ее ласковое прозвище. И у нее давно уже язык не поворачивается назвать его «Веник».
— Все, приехали.
Они вышли из машины. С освещением были проблемы, ей пришлось опереться о руку мужа, чтобы не споткнуться в темноте и не упасть. От него пахло незнакомым одеколоном и… сигаретами! Вот почему она не узнала его запах, когда он сел к ней за столик! От него теперь пахло сигаретами! А раньше он не курил…
— Пришли. Осторожно!
По крутым ступенькам они спустились в какой-то подвал, вывеску с названием кабака Инна прочитать не успела, колени у нее дрожали, она волновалась. «Не шикарно» — это еще мягко сказано! Она немало повидала дешевых кафешек за эти полгода, но все равно была шокирована.
— Проходи, — слегка подтолкнул ее в спину муж.
Итак, она будет праздновать день рождения дочери в сомнительной забегаловке, среди подозрительных типов, в клубах сигаретного дыма. Где белые лилии, где подарок?
— Садись.
Она опустилась на стул и покосилась на пепельницу, полную окурков, красовавшуюся на красной в белую клетку засаленной клеенке.
Она опустилась на стул и покосилась на пепельницу, полную окурков, красовавшуюся на красной в белую клетку засаленной клеенке.
— Зато здесь спокойно, — повторил муж. — Пепельницу сейчас заменят. Пить-есть будешь?
— А ты?
— Надо же отпраздновать, — усмехнулся он. — Шашлык будешь?
— Да.
Подошла официантка, поставила на стол чистую пепельницу и положила перед Инной меню. Муж достал сигареты и жадно закурил.
— Два шашлыка из баранины, а пить что будешь?
— Коньяк.
Он удивленно поднял брови и с иронией спросил:
— Сколько?
— Давай для начала сто.
Муж стал разглядывать ее так, словно видел впервые.
— И кто научил тебя пить коньяк? Морозова?
— А курить тебя кто научил?
— А я уже взрослый мальчик.
— Я тоже… Взрослая девочка.
— Хорошо. Тогда поговорим о делах. — Он затушил окурок в массивной пепельнице и сделал паузу.
Вскоре принесла спиртное: ему пиво, ей коньяк.
— Где бумаги? — спросил Веня, отхлебнув пива.
— Какие бумаги?
— Завещание моего отца. Ты его нашла?
— Да.
— Где оно?
— Там же, где лежало. В сейфе. — Она залпом выпила рюмку коньяка. Стало чуть легче.
— У тебя хватило ума не отдать его мачехе! — обрадовался Веня.
— С какой стати я ей буду что-то отдавать? — пожала плечами Инна. — Не дождется!
— Да, ты изменилась.
— А ты отъелся.
Коньяк развязал ей язык, и Инна наконец сказала то, что думала:
— Погрузнел, спортом, как я вижу, заниматься перестал. Очки теперь носишь. Целыми днями лежишь на диване? И стоило оно того?
— А у тебя, как я понял, любовник.
— Значит, ты следил за мной?
— Нет, догадался. Значит, ты мне изменила.
— Если это была проверка на вшивость, можешь поставить галочку: да, я тебе изменила.
— Не беспокойся, сцен устраивать не буду.
— У тебя тоже кто-то есть? — догадалась она.
— Да. Не один же я лежу целыми днями на диване?
— Что ж… Давай о делах: сколько ты мне дашь денег?
— Я привез сто тысяч.
— Долларов?
— Рублей.
— Чего?!
— Я должен помогать вам с Дашей, я это понимаю. Кстати, как она?
— Даша? Даша в порядке.
— Не болеет?
— Нет.
— Как учится?
— В меру своих способностей. Значит, ты хочешь завещание… Погоди… Не за ним ли приходила Клавдия Ивановна? Сначала хотела взломать дверь в мою квартиру, а потом кинулась штурмовать сейф. Но зачем вам это завещание?
— Мой отец умер. Инфаркт, — коротко ответил муж и достал из пачки еще одну сигарету.
— Не ты ли приложил к этому руку?
— Отчасти. Мачеха помогла. Перестаралась. Она его поила в надежде, что дарственную подпишет. Я его только слегка попугал. Греха на душу брать не пришлось.
— И ты… Ты посмел бы убить родного отца?! Веня! Ты! Такой… такой хороший, такой добрый!
— Добрый? — ощерился он. — А что осталось от моей доброты? Ее разорвали в клочья, как одеяло! А сначала укрывались им. Все, и ты в том числе. Нет у меня больше доброты, поняла?
— Да ты ли это, Веня?
— Да ты ли это, жена? Я оставил мягкую, интеллигентную женщину, нежную, ухоженную, как оранжерейный цветок. Ты пила только красное вино, у тебя была стильная стрижка, яркий лак на ногтях и взгляд… Что это был за взгляд! А сейчас я вижу перед собой торговку. Впрочем, ты там и работаешь, на рынке.
— Ты так говоришь, потому что понимаешь: прежняя Инна стала бы тебе руки целовать за сто тысяч рублей, а эта возьмет все, что ей причитается. Ты от жадности так говоришь.
— А какое право ты имеешь на эти деньги? — взвился муж.
— Да только за то, что я тебя милиции не сдала, ты должен мне заплатить! ФСБ! Они ведь предлагали мне сотрудничество!
— Ну и вали в ФСБ, — грубо сказал он.
— Сейчас и пойду.
Она встала.
— Сядь!
— Приятно было вновь тебя увидеть, но я у меня дела.
— Инна, сядь, — умоляюще сказал он.
После короткого раздумья она села. Интересно услышать историю двух миллионов. Должно быть, захватывающий боевик.
— Ты не так все поняла.
— Да?
— У меня нет этих денег.
— А где же они?
— Сейчас нет. Но как только они окажутся у меня в руках, я с тобой поделюсь.
— И… сколько?
— Ну, сто тысяч долларов.
— Спасибо! Да подавись ты этими деньгами!
— Не кричи. Шашлык несут.
Подошла официантка, плюхнула на стол тарелки. Они замолчали. Мясо пахло так аппетитно, что Инна почувствовала голод. Да и на вкус шашлык из баранины оказался изумительным. Или она была так голодна и выпила коньяку? Какое-то время они молча ели.
— Да! — спохватился он и поднял кружку с пивом. — За день рождения нашей дочери!
— За Дашу.
Они выпили. Инна почувствовала, что захмелела. Когда Веня предложил заказать ей еще коньяку, отказалась:
— Достаточно. Насчет денег… Не надо мне ничего. На подарок дочери я возьму, ты сейчас правильно сказал: наша дочь. Но больше нас с тобой ничего не связывает.
— Ну, перестань! Мы ведь хоть немножечко, да женаты. И если бы не твои квартиранты…
— Их сейчас нет дома.
— Вот как? — оживился Веня.
— Илья уехал в Пензу на три дня, а Вит… Он сказал, что не придет сегодня ночевать.
— Как это кстати! Знаешь, я соскучился… — Муж бросил на нее нежный взгляд. — Надо сказать, что ты по-прежнему очень красивая женщина.
— Но без стильной стрижки и яркого лака на ногтях.
— Ты изменилась, но все равно красивая. Главное — у тебя другой взгляд. Уверенная в себе деловая дама… Знаешь, в этом что-то есть. И длинные волосы тебе к лицу. Инна, я соскучился, — сказал он просительно и накрыл своей горячей ладонью ее руку.
— И… что ты предлагаешь?
— Поехали домой?
Она уже начала к нему привыкать. К его новому запаху, усам и очкам. В конце концов, это был он, Веня. Ее муж. Четырнадцать лет они прожили вместе. И она кивнула:
— Хорошо. Попроси счет.
Когда они очутились на улице, Инна спросила:
— А ты не боишься?
— Чего?
— Тебя же милиция ищет!
— Уже не так активно. Сколько времени прошло? Я весь день сегодня присматривался к твоему магазину. Ничего подозрительного не заметил. Если они и следили за тобой, то отстали.
— Ты всегда бы человеком расчетливым и хладнокровным.
— Даже я не смог предугадать такого поворота событий. Садись в машину.
В машине они договорились, что Инна отвлечет внимание консьержки, пока муж прошмыгнет на лестницу. Площадка с лифтами из окошка, где сидела женщина, частично просматривалась. Они решили быть осторожными.
Инна постучала в дверь служебного помещения и какое-то время выясняла, откуда взялся перерасход горячей воды. Не ошиблись ли в ЖЭКе? Скучающая консьержка охотно вступила в диалог, и Вене удалось незаметно мимо нее пройти.
Когда Инна поднялась к себе на этаж, муж ждал ее на лестничной площадке у входной двери.
— А где твои ключи? — спросила она.
— В кармане. Но я решил дождаться тебя.
В квартиру они вошли вместе. Едва закрылась дверь, муж налетел на нее с поцелуями, видимо, и в самом деле соскучился. Инна подумала о его любовнице. Какая она? Молодая, красивая? Не похоже. Или старая любовь не ржавеет?
Она отвечала неохотно. Если и раньше ее любовь к мужу была спокойной, то сейчас и вовсе покрылась ледком. Разве что муж… Хотя фактически они в разводе… Веня потянул ее в спальню.
— Нет! — вздрогнула она. — Не туда!
— Где ты сейчас? В какой комнате?
— В гостиной.
— Не надо, не зажигай свет…
— Здесь темно…
— Тс-с-с… Не надо…
Он уже снимал с нее одежду, когда в комнате вспыхнул свет. Они замерли как школьники, застигнутые врасплох родителями. На пороге стоял Илья. Инна растерялась:
— Ты же уехал в Пензу…
Она торопливо одернула кофточку и отстранилась от мужа. Веня удивленно смотрел на вошедшего и пытался что-то сообразить.
— Привет, Козлов! — сказал ему Илья, словно старому знакомому. — Ну, наконец-то свиделись! Долго же я тебя пас!
— Кто ты… Кто ты такой?
— Должок за тобой.
— Ка… какой должок?
Илья шагнул к ней. Взгляд у него сделался странным, глаза вдруг стали пустыми, с лица сошла виноватая улыбка Иванушки-дурачка, героя русских народных сказок, на которого смахивал круглолицый светловолосый плиточник. Инна не успела среагировать. Ее вдруг схватила за шею железная рука, потом в подбородок уперлось лезвие ножа.
— Где деньги? — просвистел Илья.
— Ка… какие деньги? — заикаясь, спросил муж.
— Два лимона. Грины где?
— У меня… У меня нет…
— Слышь, ты? — Илья напряг мышцы, и она начала задыхаться под тяжестью его руки. — Сначала мы на твоих глазах на кусочки будем резать ее, а потом, если ты будешь упорствовать, — дочку. А тебя последним. Понял?