"Говорил обычно Гитлер, не позволявший себя перебивать никому, кроме Геббельса; тот, улучив момент, подбрасывал фюреру "ключевое слово", вызывавшее у него интерес и новый поток высказываний. Геббельс научился использовать подобные моменты для принятия важных решений, которые, хотя и имели устную форму, воспринимались всеми как "указание фюрера" по тому или иному вопросу. Однажды случилось так, что Гитлер неожиданно замолчал, и Геббельс не нашелся, что сказать; последовала долгая и неловкая пауза. Решили рассказывать анекдоты, и тут уж Геббельс оказался непревзойденным, без устали сообщая последние политические сплетни и шуточки, да ещё и приправляя их словечками берлинского жаргона. С особым удовольствием он передавал остроты, жертвами которых были Геринг и другие партийные руководители - но, конечно, не он сам".
Так же охотно Гитлер принимал за своим столом красивых женщин, особенно актрис, не обнаруживая, впрочем, по отношению к ним никаких намерений завязать любовную интрижку; Геббельсу поручалось выбирать и приглашать подходящих дам. А он и сам любил женское общество. Для приемов у фюрера обычно отбирал привлекательных и женственных особ, умеющих с удовольствием поддержать беседу и не обремененных слишком высоким самомнением, потому что втайне страдал из-за своего небольшого роста и физического увечья.
НОВОЕ УВЛЕЧЕНИЕ И ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ИЗМЕН ЖЕНЕ
В 1936 году Геббельс познакомился с молодой чешской актрисой Лидой Бааровой, снимавшейся в то время на немецких киностудиях. Ей едва исполнилось 20 лет, но она уже имела большой успех, особенно как партнерша известного киноактера Густава Фрелиха, с которым её связывали тесные личные отношения. У Фрелиха был дом в Шваненвердере, располагавшийся рядом с дачей Геббельса. Там-то и встретились министр и актриса, хотя до этого Геббельс, конечно же видел Лиду на презентациях и премьерах фильмов. Фрелиха и его подругу пригласила на чай Магда, встретившая их во время отдыха на даче. Потом состоялись ещё такие же встречи и чаепития, имевшие вполне непринужденный характер. Все думали, что Баарова собирается замуж за Фрелиха, тогда как на самом деле их отношения были близки к разрыву. И тут Лида почувствовала интерес к "очаровательному министру", хотя знала, что он почти вдвое старше её.
Потом она получила в числе других работников искусства приглашение на ежегодный партийный праздник в Нюрнберге, где, помимо участия в политических театрализованных представлениях, посещала, конечно, и бесчисленные светские приемы. Там она впервые встретила Гитлера, да ещё и в сопровождении Геббельса.
- Я должен перед вами извиниться, госпожа Баарова! - обратился к ней Гитлер.
- Но почему, господин рейхсканцлер? - спросила молодая актриса с искренним удивлением.
- Меня подвел мой адъютант, - продолжал Гитлер, - он должен был вручить вам цветы.
- За что же, господин рейхсканцлер?
- Ну как же, ведь вы на следующей неделе выходите замуж, не так ли? Кажется, в понедельник?
- О нет, господин рейхсканцлер!
- А говорят, что за киноактера Фрелиха! - объяснил Гитлер, не довольный тем, что попал в неловкое положение.
- Нет, господин рейхсканцлер! - ответила актриса, покачав головой.
- И вы не собираетесь за Фрелиха?
- Нет, господин рейхсканцлер!
Тут в разговор вмешался Геббельс. Он тоже спросил актрису, обручена ли она с Фрелихом и собирается ли в скором будущем выйти за него.
- Да нет, господин рейхсминистр! - повторила она снова.
Следующая встреча с Геббельсом произошла пару дней спустя на большом приеме, где устраивалось музыкальное представление. Лида сидела в ложе рядом с министром; там были и другие гости. Оркестр играл лирическую мелодию из "Элеонор", и певица повторяла припев модной песенки: "Я была влюблена, я была так влюблена!" Геббельс наклонился к своей соседке и, не стесняясь многочисленных соседей по ложе, прошептал ей на ухо: "Я тоже!"
Молодая артистка сделала вид, что не приняла это всерьез, и продолжала называть его "господин рейхсминистр", а он её - "госпожа Баарова", обращаясь к ней только на "вы". На следующий день Геббельс должен был произносить свою главную речь на празднике, и оба снова встретились среди многочисленных гостей. Неожиданно Геббельс, извинившись перед присутствующими, сказал, что должен обсудить с госпожой Бааровой кое-какие вопросы, связанные с её ролью в новом фильме, и увел её в соседнюю комнату. Лида удивилась не меньше других, потому что вот-вот должны были объявить о выступлении Геббельса с речью, но он, как ни в чем не бывало, заговорил о её профессиональных делах, спросил о режиссере нового фильма и об исполнителях ролей, а также о том, что нужно сделать, чтобы картина получилась удачной. Слушая его, Баарова не могла отделаться от мысли, что ему нужно готовиться к выступлению. "Но, господин рейхсминистр, - сказала девушка, - ведь вам через двадцать минут уже нужно быть на трибуне!" "Это ничего, - ответил он, - для меня это дело привычное", - и снова с полным спокойствием заговорил об операторе фильма и о всяких мелочах. Но Лида не сводила глаз с больших часов, висевших на стене. "Ведь вам нужно идти на сцену, осталось всего семь минут!" - воскликнула она, нервничая. "Не беда!" - повторил её собеседник и продолжал с увлечением развивать тему о фильме. Когда до выхода оставалось всего три минуты, он её поцеловал, и тут оба заметили, что у него на лице остались следы губной помады, так что пришлось потерять ещё две минуты, чтобы их убрать. Лида помогла министру привести себя в порядок, вытерев ему лицо дрожащей рукой. После этого Геббельс с улыбкой попрощался и отправился произносить свою речь. Лида сидела в зале и не сводила с него глаз, не вникая в то, о чем он говорил. Тут Геббельс нашел её взглядом среди публики, достал из кармана носовой платок и энергичным жестом вытер себе губы, повторив движение, которым до этого стирал следы губной помады; а потом, сделав этот намек, понятный только им двоим, продолжил речь.
Геббельс знал, как польстить женщинам, особенно избалованным: им нужно было уделять внимание и время. Когда он хотел приударить за красоткой, то не просто посылал ей букет роз с кем-нибудь из своих секретарей, а сам, выбрав несколько лучших цветков, отправлял их из магазина с запиской, содержавшей личные намеки и любезности. Такое внимание производило неотразимое впечатление на женщин, знавших, как сильно он занят на службе; каждой льстило, что он сумел найти время лично для нее. "Но, господин министр, - говорила обычно женщина после более близкого знакомства, - а как же ваша конференция? И выступление по радио? И другие дела?" "Дела подождут, - отвечал Геббельс, - сейчас я с тобой, и это самое важное дело!"
Для Бааровой у Геббельса всегда находилось время; они стали встречаться при каждом удобном случае. Ему нравилось с ней беседовать, обсуждать свои личные проблемы, никогда не касаясь политики, которая её не интересовала и в которой она совершенно не разбиралась. Впрочем, он больше сам расспрашивал её о профессиональных и личных делах. Баарова снимала в Берлине небольшую квартиру, но обычно она встречалась со "своим министром" в одном из его уютных "павильонов" за городом.
Снимаясь в кино, Баарова пользовалась неплохим успехом и не нуждалась в деньгах; у неё был даже небольшой автомобиль чешского производства, привезенный с родины. На нем она ездила каждые две-три недели в Прагу повидаться с родителями. Когда эта крошечная машинка стояла где-нибудь на площадке среди громадных "мерседесов" и "майбахов", на которых ездили большие нацистские начальники, это производило комическое впечатление. Даже Гитлер обратил на это внимание, обронив как-то: "Что это Баарова, не может что ли купить себе более приличный автомобиль?". Тогда Геббельс, повторив при встрече этот вопрос, подарил ей "мерседес", который, однако, ей не понравился. Ей был по душе собственный дребезжащий, но удобный "сундучок на колесах". Как правило, она не принимала от Геббельса ценных подарков только разные сентиментальные безделушки на память.
Постепенно обычная любовная связь стала перерастать в серьезное увлечение. Геббельсу нравились яркие славянские черты лица Лиды, её высокие скулы, глубокий голос, богатый оттенками, и своеобразный чешский акцент. Женственность придавала Бааровой особое очарование. Они встречались уже два года и за это время ни разу не поссорились. Он называл её "Лидушка" и вел себя свободно, отбросив всякое позерство и забыв об условностях. Они просто были счастливы вместе, без всяких недоразумений и неприятностей.
Но в Берлине трудно что-либо утаить, и начались сплетни, которые дошли до Магды. Она пригласила Лиду на чай и сообщила, что хотела бы поговорить с ней наедине в более удобной обстановке. Молодая женщина сначала нисколько не испугалась, хотя ей предстояло вступить в спор с первой дамой рейха, с которой могла бы потягаться разве что жена Геринга Эмми. Все преимущества оставались на стороне Магды, хотя она была на 20 лет старше Лиды, но лично знакома с фюрером и даже дружна с ним. Кроме того, Магда - законная жена человека, которого Баарова просто любила. Поняв эти обстоятельства, Лида начала волноваться, но отказаться от приглашения не могла, и поехала в Шваненвердер.
Встреча прошла совсем не так, как Лида себе представляла. К её большому замешательству, хозяйка отнеслась к ней со всей сердечностью и сочувствием. Магда сказала, что знает способность Йозефа увлекаться и думает, что теперь он любит их обеих: "Конечно, он уважает меня как мать его детей, но наверное ценит и то, что вы его любите и не можете без него жить". Потом она поделилась тем, что было у неё на сердце: "Мы должны быть друг другу как сестры и звать одна другую на "ты". Лида растерялась и смогла только сказать: "О нет, уважаемая госпожа, я не смогу!" Встреча продолжалась уже почти два часа; Магда настаивала на своем предложении, обращалась к Лиде на "ты", а потом, со слезами на глазах и едва не теряя контроль над собой, высказала главное, что её волновало: "Лида, пожалуйста, можешь поддерживать с ним дружбу, но, ради Бога, постарайся, чтобы ваша связь никогда не отразилась плохо на наших детях!" Этот взрыв чувств окончательно смутил молодую женщину; она не знала, что сказать, но, как могла, стала успокаивать свою собеседницу.
Объяснение двух женщин, полное слез и переживаний, ничего не изменило в ситуации и только усилило страдания Магды. Разговоры ходили разные. Прошел слух и о том, что Магда тоже нарушила супружескую верность, "отомстив" таким способом своему мужу. Однако фон Ведель (тогдашний адъютант Геббельса) и другие решительно опровергали эту версию, утверждая в один голос, что Магда хранила верность своему супругу. Так или иначе, но постепенно любовная афера министра выплыла наружу; разразился скандал, и Магда должна была волей-неволей что-то делать. Между супругами начались бурные объяснения. Геббельс все отрицал, не желая терять свою возлюбленную. В конце концов Магда решила потребовать развода. Ей помог собрать необходимые доказательства Карл Ханке, работавший заместителем государственного секретаря в Министерстве пропаганды; он хотя и очень уважал своего шефа, но в этом деле решился выступить против него. Ему удалось составить список супружеских измен министра, насчитывавший, не менее 36 имен; там были и совсем молодые и неизвестные девушки, но больше дамы из общества и актрисы. Геббельс и Магда стали жить отдельно; она запретила ему посещать дом в Шваненвердере, о котором в Берлине ходила масса сплетен.
Магда поделилась своими бедами с Эмми Геринг, та рассказала все своему мужу, а Геринг сообщил об изменах Геббельса Гитлеру. Гитлер, услышав, что его министр пропаганды собирается разводиться с женой (которую фюрер глубоко уважал), пришел в ужас. Он решил сам заняться этим делом и пригласил Магду приехать к нему в Берхтесгаден. Разговор ничего не дал. Магда сказала, что больше не хочет иметь дела со своим мужем. Гитлер отправился в Берлин и вызвал Геббельса к себе на аудиенцию. Министр рассказал фюреру о своей любви, сказал, что хочет жениться на Бааровой, согласен даже отказаться от министерского поста, если это необходимо. Кажется, он хотел поехать работать послом в Японию. Его речи рассердили Гитлера, который объяснил Геббельсу, что германский министр вообще не может себе позволить быть замешанным в подобный скандал. Он должен немедленно отказаться от Бааровой и никогда больше с ней не встречаться. "Это приказ фюрера, - сказал Гитлер, - и он должен быть исполнен при любых обстоятельствах!"
По распоряжению Гитлера полицей-президент Берлина граф Геллдорф вызвал Баарову в полицию. Лида приехала со своей подругой и доверенным лицом Хильдой Кербер. Геллдорф объявил Бааровой от имени фюрера, что ей запрещается видеться с Геббельсом по меньшей мере в течение полугода. Если по истечении этого срока они ещё будут продолжать любить друг друга, то власти, возможно, рассмотрят вопрос о разводе Геббельса с его женой. Выслушав распоряжение фюрера, Лида упала в обморок, и подруге пришлось приводить её в чувство, растирая виски одеколоном. После того как она пришла в себя, Геллдорф, стараясь говорить помягче, заявил ей, что теперь она должна, прекратив всякую связь с Геббельсом, как можно скорее покинуть Берлин. Ей придется пренебречь интересами карьеры, поскольку речь идет о её безопасности. Так или иначе, но она должна обязательно выехать за пределы Германии.
Лиду охватил гнев. Она заявила, что никуда не уедет, пока не поговорит со своим возлюбленным хотя бы по телефону; если же ей помешают это сделать, то она покончит с собой - все равно жизнь потеряла для неё теперь всякую цену, но это приведет к скандалу, которого она совсем не желает. Пока Хильда Кербер безуспешно пыталась успокоить подругу, Геллдорф вышел в соседнюю комнату и заказал срочный разговор с фюрером, находившимся в Берггофе, в Баварии. Вернувшись, он сообщил девушкам, что "разрешение фюрера получено", и Хильда увезла рыдающую подругу к себе на квартиру, где они должны были ждать звонка Геббельса.
Наконец телефон зазвонил. Первое, что сказал Геббельс: "Я говорю из дома моего друга Германа Геринга!" Таково было требование Гитлера, чтобы Геббельс говорил со своей возлюбленной в присутствии свидетелей. Речь Геббельса звучала спокойно; он называл свою подругу "Лидушка", как делал это всегда, а она горько плакала. Геббельс говорил ей о долге, о необходимости, о том, что им обоим нужно быть стойкими. Потом ласково попрощался и сказал: "Оставайся такой, какая ты есть, не печалься, не давай себя в обиду злым людям!"
После этого Геббельс уехал на несколько дней в свой дом в Ланке, где никого не принимал и ни с кем не говорил, пока не оправился от потрясения. Бедная Лида выплакала все глаза, сидя у себя на квартире и нигде не показываясь. Разумеется, Геббельс отговорил её от мысли совершить самоубийство, но дела её и без того были плохи: фильмы с её участием исчезли с экрана, а все её контракты аннулированы. Отчаяние отняло у неё все силы, она заболела и слегла в постель. Ее бывший возлюбленный, следуя приказу фюрера, избегал всяких контактов с нею.
Так прошло недели две. Лида оставалась в Берлине, надеясь на встречу, и однажды такая встреча действительно состоялась. Лида ехала в своем маленьком автомобиле по Курфюрстендамм и увидела впереди большой черный "мерседес" министра. Она поехала следом. На одной тихой улице машины поравнялись, а потом остановились. Лида и Геббельс посмотрели друг на друга; его лицо осталось неподвижным, не выразив никаких чувств. Этот обмен взглядами продолжался минуту или две, потом Геббельс дал знак шоферу, и его автомобиль медленно двинулся вперед и вскоре скрылся из вида.
Теперь уже нет смысла гадать, мог ли Геббельс действительно пожертвовать карьерой ради своей любви. Известно одно: он тяжело переживал свою разлуку с Лидой.
Магда не захотела помириться с мужем и продолжала настаивать на разводе. Тогда в дело снова вмешался Гитлер: он пригласил обоих супругов к себе в Берхтесгаден и с большим трудом уговорил их возобновить семейные отношения. Вскоре на титульном листе газеты "Берлинер иллюстрирте" появилась красочная фотография, изображавшая всю троицу в сборе; улыбался только Гитлер, довольный тем, что помирил супругов. Через некоторое время у Магды родилась дочь, которую назвали Хейда. Это был знак того, что министр и его жена окончательно помирились. Народная молва окрестила Хейду "дитей примирения".
Геббельс с головой погрузился в работу. Потом у него, конечно, ещё бывали любовные приключения, но все обходилось спокойно, без вреда для семьи. В конце января 1939 года Гитлер, по словам писателя Хасселя, сменил гнев на милость и снова стал относиться к Геббельсу с дружелюбием.
Потом началась война, и с ней пришло множество новых забот. Незадолго до смерти Геббельс сжег большую часть своих писем и воспоминаний. Свидетелем тому был помогавший министру пресс-референт фон Овен. Он рассказал, что рейхсминистр, просматривая фотографии, наткнулся на большой снимок, который отложил в сторону, сказав: "Вот была женщина, действительно красавица!" Это было фото Лиды Бааровой. Геббельс долго смотрел на фотографию, потом решительно порвал её и подвинул обрывки Овену. "Все - в огонь!" - приказал он.
"ПИФ-ПАФ" ИЗ-ЗА ЖЕНЩИНЫ
Во время войны Геббельс очень хотел создать у народа впечатление, что именно он - самая важная фигура в нацистском рейхе (разумеется, после Гитлера); поэтому Геббельс всеми способами старался поддерживать свою популярность на случай, если Гитлеру придется выпустить из рук власть, которой он так долго пользовался. Но оказалось, что подлинную популярность не так-то легко завоевать, и Геббельс сам признался в этом, беседуя с друзьями. Его секретарь Земмлер передал его слова так:
"По словам шефа, нет ничего тяжелее того, чтобы снова завоевать авторитет и известность, утерянные ранее; об этом говорит его собственный горький опыт. Ему потребовалось целых четыре года, чтобы восстановить уважение и доверие к себе, утерянные по легкомыслию в 1938 году. Все же, несмотря ни на что, он убежден, что добьется своих целей и что его звезда взойдет высоко и засияет в самом зените".