Бирргис для волков был почти так же священен, как и Великая Цепь, связывающая все существа от небес до земли. Первым звеном в этой цепи был дух Люпус, представленный в виде созвездия Великого Волка. Первым делом всем новым глодателям поручали выглодать изображение Цепи на чистой кости. Таким образом Великая Цепь становилась неотъемлемой частью каждого волка, и лучше всех ее знали как раз глодатели, к которым некогда принадлежали Фаолан, Эдме и Свистун. В каком-то смысле бирргис был подобием этой Цепи. В бирргисе волки тоже передвигались в строго определенном порядке. А теперь Фаолан говорил, что этот порядок бесполезен. Устарел.
– И что ты предлагаешь? – спросила Эдме.
Фаолан посмотрел на небо в поисках знакомых созвездий, размышляя, появится ли на нем опять тот звездный кувшин Сарк. Вдруг он его просто выдумал? Нет, они все видели его. Звезды здесь и в самом деле какие-то странные.
– Помнишь, как той ночью, прежде чем ступить на Ледяной мост, мы разглядывали ночное небо и увидели созвездие, похожее на один из кувшинов памяти Сарк?
– Да, но какое отношение это имеет к бирргису на мосту?
– С тех пор как мы ступили на мост, изменилось все. Даже небо! На нем появились новые, незнакомые нам созвездия. Мне кажется, мы тоже должны придумать что-то новое, необычное.
– Что, например? – единственный глаз Эдме сузился до щелочки, сквозь которую проступало едва заметное зеленоватое сияние.
– Новое построение, практичное и удобное для Ледяного моста. Вместо того чтобы передвигаться вытянутой линией, как в бирргисе, мы должны выстроиться так, чтобы защищать малышей и самых слабых животных.
– И на что это будет похоже?
Фаолан принялся чертить что-то когтями на поверхности льда. В целом рисунок этот был похож на слегка скошенный квадрат.
– Видишь, Эдме, самые маленькие – Моди, Мирр, Аббан, Тоби и Барни – находятся в середине. При этом Тоби и Барни прикрывают их с флангов.
– Похоже на защищающих в бирргисе.
– Да, нечто вроде защищающих и загоняющих с фланга. Только выстроившихся не в линию. Медвежата – самые крупные из детенышей, которые находятся в центре. Ну, ты поняла идею. Мы будем передвигаться по мосту как… как…
– Как крепость против ветра, – ответила Эдме.
– Да, – сказал Фаолан, глядя на море. – Посмотри! Посмотри туда!
– Что такое? – Эдме прищурила свой глаз.
– Похоже, во льдах открылся еще один участок, как тот, в который упал Аббан. Гвиннет сказала, что в северных королевствах такие огромные полыньи называются разводьями. Это как проходы между льдами.
– Действительно, похоже на проходы. И по ним сейчас кто-то движется!
– Великий Люпус, кто эти создания?
– Похоже на бирргис… морской бирргис?
По широкому разводью плыла целая процессия странных существ. И в самом деле, кто они? Гигантские рыбы? Время от времени из-под воды с шумом извергались струи, а потом волны расходились, и показывались огромные серые спины, отражавшие лунный свет. Эти создания были крупнее любых рыб, известных Фаолану и Эдме. Волки с изумлением заметили, что морские существа вдыхают воздух. Все это было очень странно. Ветер утих, ледяной покров разошелся, и по водной глади в свете звезд и луны скользили необычные животные. Судя по всему, они были загадочными обитателями морских глубин, но все же дышали воздухом суши.
Между Фаоланом и Эдме опустилась Гвиннет.
– Видите, кто там плывет?
Масковая сипуха крутила головой из стороны в сторону, стараясь получше разглядеть созданий, прокладывающих себе путь среди льдов.
– Видеть-то видим, – ответила Эдме. – Только не знаем, кто это.
– Это нарвалы, – пояснила Гвиннет.
– Нарвалы? – переспросил Фаолан. – Я слышал, что в море бывают киты, но кто такие нарвалы?
– Это такие морские животные, очень редкие даже в северных королевствах. Когда я там жила со своим отцом, много-много лет назад, мы только однажды видели их летом. Но в этой стае их не меньше тридцати.
– А что это у них… такое… похожее на… – Эдме прищурилась еще сильнее, стараясь разглядеть поднимающиеся из воды странные длинные предметы.
– Похожее на копья? – подсказала сова.
– Да, точно, – сказал Фаолан. – Похоже на какое-то оружие из тех, что вы куете в своих кузнях. Это и вправду оружие?
– Природное, насколько я понимаю. На самом деле это очень длинный зуб. Его называют бивнем. Нарвалы питаются рыбой, живущей подо льдом, и, наверное, этими своими бивнями они протыкают рыб и насаживают на них.
– Но у всех животных зубы находятся во рту, а не торчат из морды!
– Это просто кажется, что они торчат из морды. На самом деле они тоже растут во рту. На верхней челюсти, с левой стороны, – объяснила Гвиннет. – Нарвалы ныряют очень, очень глубоко. Глубже, чем любые другие морские животные. И плавают они тоже глубоко, за исключением тех мгновений, когда поднимаются к поверхности, чтобы подышать. Как сейчас. Но потом они снова ныряют на дно и могут находиться там довольно долго.
– Как любопытно, – сказала Эдме.
– А знаешь, что еще любопытнее?
– Что?
– Я думаю, что, когда малыш Аббан упал в воду… – Гвиннет замялась. – Мне кажется, что я тогда видела этих животных…
– Что?! – одновременно воскликнули Фаолан и Эдме.
– Это невозможно! – добавила Эдме. – Не мог же он опуститься до самого дна. Ты сказала, что они плавают очень глубоко. Но тогда как…
– Аббан их видел, я в этом уверена. Когда он подплыл к поверхности и я его схватила, он что-то бормотал о странном морском животном с торчащим из головы мечом или что-то вроде того. Тогда мне это показалось бессмыслицей.
Фаолан тоже вспомнил, что Аббан, сразу после того как его спасли, бормотал что-то про зуб. Он пристальней вгляделся вдаль, где по каналу между льдин проплывали нарвалы.
– Он же мог наколоться на бивень и погибнуть, – прошептал Фаолан.
– Нет, Фаолан, – покачала головой Гвиннет. – Напротив. Мне кажется, что нарвалы спасли его.
– Это ты спасла его, Гвиннет! – возразила Эдме.
– А нарвалы подтолкнули его к поверхности. Очень осторожно, чтобы не поранить своими длинными бивнями.
– Невероятно, – тихо прошептала Эдме.
Гвиннет важно кивнула.
– Аббан побывал в мире, который мы даже не могли себе вообразить, и видел там нечто совершенно невероятное.
Все молча наблюдали за тем, как по свободной от льда воде вдаль уплывают десятки нарвалов. Их бивни жутковато поблескивали сквозь сгущавшуюся дымку и казались похожими на таинственные мечи, рассекавшие клубы пыли, поднявшейся во время боя.
Глава пятая Крепость
Новый бирргис действительно походил на крепость и выглядел при этом очень странным. «Наверно, больше всего удивляются волки», – думала Гвиннет, летая кругами над новым построением. Ей всегда нравилось летать над бирргисом. В плавно изгибающейся ленте всегда ощущалось особое изящество; все волки сливались в единое целое, в серебристую реку, легко преодолевающую все неровности на местности. От этого зрелища у нее всегда разливалась по желудку теплота.
Гвиннет были знакомы походки разных волков. По их передвижению и по тому, насколько высоко они поднимали хвосты, она понимала, какую роль они выполняют в общем построении. Однажды в своей кузнице она взяла молоток с клещами и выковала длинную металлическую полосу, передававшую все плавные изгибы бирргиса. Сколько же сорок умоляло ее обменять на что угодно эту «блестящую красивую штуковину»! Но она не поддавалась на их уговоры. Эта полоса висела на ветке одинокого дерева у ее кузницы и, когда поднимался ветер, тихо раскачивалась, отражая во все стороны солнечные зайчики. Теперь она, наверное, пропала навсегда, затерявшись среди обломков, оставленных землетрясением. Гвиннет попыталась ее разыскать, но не смогла. Это была одна из немногих вещей, наряду с молотками, клещами, наковальней и другими инструментами, о которых она жалела больше всего.
Да, позади брошено много чего. И так мало осталось от прежней жизни! А теперь вот и бирргис изменился. Что у него общего с этим неуклюжим строем, похожим на беспорядочное стадо мускусных быков? Гвиннет понимала, чего добивался Фаолан – его рассуждения были не лишены здравого смысла, – но красоты в этом было мало. Интересно, найдется ли красота в том новом мире, к которому они стремятся? В той самой Синей Дали? И найдется ли там место для нее – для совы-кузнеца без инструментов? Для совы-кузнеца, зрение которой ухудшается?
С каждым днем окружающий мир для Гвиннет становился все более тусклым. Поначалу она надеялась, что это временно; возможно, виной тому был суровый ветер, дувший в глаза. Но как бы усердно она ни моргала, стараясь прочистить их тонкой прозрачной мембраной, зрение не улучшалось. Они старались не идти по Хрустальной равнине днем, при свете солнца, но, наверное, несколько раз она вылетала на разведку слишком рано и повредила-таки себе глаза. Однажды она видела ослепшую полярную сову, видела, как беспомощно та хлопала крыльями, взлетая, и как неуклюже падала при приземлении. Зрелище было не из приятных – казалось, птица потеряла всякую ориентацию и не знала, в какой стороне небо и в какой земля. В конце концов та полярная сова погибла, сломав себе шею при очередной неудачной посадке. Ужасная смерть. У нее была сломана каждая из четырнадцати косточек, благодаря которым совы могут делать головой почти полный оборот.
Гвиннет еще раз посмотрела вниз, на неприглядное скопление волков, которое только что остановилось из-за того, что резко усилился ветер. Преодолевать ледяные гребни было опасно даже в таком построении. Сова сложила крылья и устремилась вниз.
– Мы что, остановились для ночевки? – спросила Гвиннет, опустившись под носом у животных, сгрудившихся под небольшим ледяным выступом.
– Нет, просто сделали временный привал. Подождем, пока утихнет ветер, – ответила Эдме.
– Утихнет ветер? – Гвиннет повернулась к Фаолану, услышав тревожащий треск льда. – Выступ может отломиться.
И она закинула голову почти назад, указывая клювом на опасную глыбу.
– Знаю, – ответил Фаолан. – Не самое подходящее место для отдыха.
У него и самого было неспокойно на душе. Сейчас путники оказались зажатыми между ветром и нависшим над ними льдом. Но если они попытаются преодолеть гребень, то их не защитит даже новое построение, и малышей может просто сдуть с моста. Но что, если помогать малышам преодолевать препятствие по отдельности? Каждого могли защищать двое взрослых по бокам. Замысел мог сработать, и к тому же Тоби с Барни не такие уж маленькие. Они точно перелезут через гребень без особых хлопот. Стоит попробовать.
– Вот что мы сделаем, – сказал Фаолан и принялся объяснять всем свой план.
– Чур, я первый! – закричал Мирр, едва только Фаолан закончил.
Аббан часто заморгал, глубоко вздохнул и медленно произнес:
– Всякий раз кричать «Я первый!» – вот к погибели путь верный!
– Что? – в недоумении склонил голову Свистун.
Кайла покрепче прижала к себе своего щенка.
– Ничего, – сказала она, беспокойно оглядывая остальных. – Он просто… просто немного не в себе. Он скоро поправится, вот увидите. Просто немного переволновался.
Глаза ее остановились на Эйрмид, белой волчице, некогда бывшей обеи клана МакХитов, в обязанности которой входила мрачная задача отбирать малькадов у матерей. Кайла даже навострила уши и приняла угрожающую позу.
– Попробовала бы ты сама, Эйрмид, упасть в ледяное море. Послушали бы мы, что бы ты тогда бормотала, будучи немного не в себе.
Эйрмид вся насторожилась, в воздухе повисло напряжение, но тут опять вмешался Аббан:
– Не в себе, мама? А в ком? В тебе, во мне и в нем. Ты попрыгай, повернись, в другой шкуре объявись.
Наступила неловкая тишина. Фаолан громко взрыкнул, словно прочищая горло.
– Ну что ж. Давайте и вправду начнем с Мирра. Я встану справа, а ты, Эдме, защищай его слева.
– Готовы? – спросила Эдме.
– Да, готов! – звонко пролаял щенок.
– Цепляйся за лед изо всех сил когтями на передних лапках и отталкивайся задними, а мы тебе будем помогать, – сказала Эдме.
– У меня очень цепкие когти, – похвастался Мирр.
И вот они вышли под ветер. Фаолан и Эдме прижимались к Мирру с боков, и все медленно поднялись на гребень. Мирр чувствовал, как бьются сердца волков. «Волнуются за меня», – подумал он и с тоской вспомнил, как билось сердце матери, когда он был совсем маленьким щенком и она прижимала его к себе в логове. Но она бросила его, а его теперь защищают два волка, в которых не течет и капли его крови, хотя они относятся к нему как к родному. Мирр надеялся, что не сделает ничего такого, из-за чего они тоже отвернутся и уйдут, как это сделали его родные мама и папа. Он понимал, что его вины в том, что родители его бросили, не было. Эдме постоянно ему это твердила и сердилась всякий раз, когда Мирр спрашивал, не из-за него ли отвернулись от своего сына родители. «Ты здесь совсем ни при чем, Миррглош, – повторяла она. – Все дело в них! Они просто заболели, дорогой. Хватит, не будем говорить об этом!»
Мирр прислушивался к стуку сердец Фаолана и Эдме, и ему становилось радостнее на душе. Эти звуки для него были драгоценнее всего на свете. Он слышал, что существуют особые драгоценные камни, которые очень красиво сверкают. Некоторые животные готовы были даже продать свою душу ради таких красивых камней, но маленький Мирр этого не понимал. Никакие камни во всем мире не могли сравниться со стуком сердец его друзей, которые сейчас прижимались к нему.
Они уже почти поднялись на самую вершину, как очередной налетевший порыв ударил по ним, как молот по наковальне, и едва не сбил с ног. Удержится ли крепость против такого сильного ветра? Мир почувствовал, как лапы его предательски скользят по льду. Он крепко зажмурился и задержал дыхание. Удары сердец Фаолана и Эдме эхом раздавались во всем его теле. «Я могу умереть… могу умереть… но меня любят».
Он раскрыл глаза, и мир засиял для него ярче любого бриллианта.
«Кость в пасти, когти в загривке щенка, – такова была единственная мысль, крутившаяся в голове у Эдме. – Если я не отпущу их, то все будет хорошо». Они падали – и, казалось, не просто скользили по льду, а свободно летели по воздуху. Эдме не была уверена, в какой стороне от гребня они сейчас находятся – в той, по которой они карабкались по склону, или в дальней. Под лапами она ничего не ощущала, хотя каким-то образом чувствовала, что Фаолан тоже держит Мирра, как и она. Неужели они на самом деле летят?
Но вот их падение прекратилось, хотя столкновение не было таким жестким, как она ожидала. Они втроем угодили прямо в сугроб, и их лапы перепутались так, что не сразу можно было сказать, где чьи.
– Какая удача! Прямо в снег! – воскликнул Фаолан, освобождая задние ноги. Оба они с Эдме чувствовали, как под ними копошится Мирр. Выбравшись из сугроба, он удивленно сказал:
– Снег? Но столько дней вокруг был один лишь лед.
– Его сюда надуло ветром, – объяснила Эдме, кивком показав на Замерзшее море. – Мы оказались прямо в том месте, где он попадает в вихрь.
– Маленькое завихрение, где много леммингов, – сказал Фаолан, наблюдая за тем, как во все стороны разбегаются десятки маленьких пушистых грызунов. Волки, не теряя времени, поймали достаточно, чтобы можно было полакомиться всем. Разорвав одного лемминга и похрустывая его косточками, Мирр поднял перепачканную в крови мордочку и спросил:
– А что такое завихрение?
– Это похоже на водоворот, – ответил Фаолан, пережевывая одного из самых толстых леммингов. – Ветер попадает сюда и ходит по кругу, не вырываясь наружу. С собой он приносит снег с моря, и этот снег здесь накапливается. Видишь, как изгибается ледяной гребень? Он-то и не дает ветру идти дальше. Ветер и снег в этом углублении попадают в ловушку. И мы тоже угодили как раз в нее!
– С вами все в порядке? – ухнула Гвиннет, опускаясь с высоты и нарезая круги. При этом она постоянно всплескивала крыльями, будто готовилась к посадке, но не могла решиться.
– Как-то странно она летает, – сказал Мирр.
– И вовсе не странно. Она лавирует, – сказал Фаолан.
– Лавирует?
– Так совы летают против ветра. Так, чтобы он не прямо дул им в лицо, а под углом, постоянно меняя направление.
Эдме тоже задрала морду и посмотрела вверх. Ей не раз доводилось видеть, как лавируют совы, но в манере Гвиннет действительно было что-то странное. Она не лавировала, а, казалось, держалась неуверенно и не могла выбрать место для посадки.
– Что она там делает? – спросил Фаолан. – Я думал, она хотела приземлиться рядом с нами.
– Я тоже, – сказала Эдме.
Фаолан наблюдал, как Гвиннет резко опустила крылья и хвост, а потом вытянула ноги и когти, принимая позу посадки. Но тут же вжала их обратно, взмахнула крыльями и вновь взмыла в воздух.
– Тайн смерфин! – воскликнул Фаолан на древнем волчьем языке. – Проклятье костного мозга! Что же она делает, Урсус ее подери?
– Вот, опять! – сказала Эдме.
– Она падает! – крикнул Мирр.
На снег рухнул комок из перьев, и некоторые, самые легкие и пушистые, поднялись вихрем над их головами.
Из снега выглянула голова Гвиннет.
– Падаю? – скрипучим голосом прохрипела она. – Как бы не так! Я не упала!
Таким сердитым, едким тоном могли разговаривать только представители семейства амбарных сов, и то, когда были сильно встревожены или расстроены. Гвиннет стряхнула снег с крыльев, а потом повернула голову к волчонку и гневно посмотрела на него сквозь глаза-щелочки. Клюв ее дрожал, пока она пыталась подобрать слова для следующей фразы.
– К твоему сведению, это была прекрасная посадка, принимая во внимание погодные условия. Сейчас дует резкий ветер под названием «крушильня». Если вы не знаете, что это такое, то вам не мешало бы посетить Каньоны в империи Хуула. Там дуют настолько резкие ветры, что их все называют крушильнями. И я летала там, едва-едва покинув гнездо.
Закончив свою тираду, Гвиннет испустила резкий и очень неприятный вопль. Фаолан даже не знал, что и думать о такой яростной вспышке гнева.
– Да-да, слышал я о крушильнях, – солгал он, но ему сейчас в первую очередь хотелось успокоить сову. – И мне кажется, что мы как раз угодили в такой ветер, когда взобрались на гребень, не удержались на ногах и свалились.