— Как ты узнала, что я приду, Ясмина? — спросил киммериец.
— Ты никогда не покидал своих товарищей в беде, — ответила девушка.
— Кто же нуждается в помощи?
— Я!
— В конце концов, ты ведь богиня!
— Я же объяснила тебе все в письме! — застенчиво сказала она.
Конан покачал головой.
— Я не получал никакого письма.
— Тогда почему же ты пришел сюда? — спросила девушка, сбитая с толку.
— Долго рассказывать, — ответил он. — Объясни мне, в первую очередь, как Ясмина, у ног которой лежало когда-то полмира, и который отвергла все от скуки, дабы стать богиней в далекой стране, сейчас говорит о себе как о той, кто нуждается в помощи?
— Отчаянно нуждаюсь, Конан.
Нервным движением руки девушка откинула темные волосы. В её глазах виделась усталость и что-то другое, чего никогда раньше Конан не видел — тень страха.
— У меня есть еда, которая будет нужнее тебе, чем мне, — сказала она, садясь на диван, и деликатной ножкой подтолкнула к нему золотой столик, на котором, на золотой посуде лежала жареная баранина, вареный рис и стоял золотой кубок, наполненный вином.
Конан сел без слов и начал есть с огромным аппетитом. Он, казалось, был совершенно не к месту в этой экзотической комнате в своем выцветшем кафтане с широкими рукавами. Ясмина задумчиво наблюдала за ним, уперев подбородок в ладонь с загадочным выражением темных глаз.
— Мир не лежал у моих ног, Конан, — наконец сказала она. — Но того, чем я обладала, было достаточно, чтобы заставить меня чувствовать лишь дурноту.
Это было, как вино, утерявшее свой букет вкуса. Лесть для меня стала звучать как оскорбления, а в клятвах мужчин я видела лишь одни и те же слова безо всякого смысла. Пустые, вынужденные улыбки сводили меня с ума. Все эти люди с бараньим выражением лица, движимые мыслями, также достойными лишь овец.
Все, кроме нескольких людей, таких, как ты, Конан, которые единственные в этом стаде были волками. Я могла бы полюбить тебя, Конан, но в тебе есть что-то дикое, твоя душа, словно острый меч, и я боялась бы тебя, и того, что поранюсь.
Конан не ответил и, наклонив золотой кубок, глотнул такое количество крепкого вина, которое другого человека свалило бы с ног. Он уже пил это вино однажды и знал его силу.
— Я стала княжной и женой визиря Гиркании, — продолжала принцесса с горящими глазами. — Я думала, что познала всю подлость, обитающую в душе человека. Оказалось, что мне до сих пор еще было много чему учиться. Он оказался зверем. Я сбежала в Вендию, и мне удалось защититься от головорезов, что собирались оттащить меня обратно к нему. Визирь до сих пор обещает много золота для тех, кто доставит меня живьем к нему, чтобы быть в состоянии замучить меня до смерти, и успокоить свою израненную гордость.
— Доходили ко мне слухи об этих делах — сказал Конан. Назойливая мысль пришла ему в голову, а лицо его потемнело, и хотя выражение её лица не изменилось, девушка почувствовала в нем какую-то неуловимо зловещую перемену.
— Этот опыт переполнил чашу отвращения, что я почувствовала к жизни, которую вела, — сказала задумчиво Ясмина. — Я припомнила себе, что мой отец, прежде чем бежал, полюбив женщину из чужой страны, был жрецом в Готхэне. Я вспомнила рассказы о Готхэне, что слышала от него в детстве, и у меня скопилось огромное желание оставить этот мир и найти его душу. Все боги, которых я знала, не оказались ложными. Я носила на теле знак Эрлика, — она раздвинула халат, расшитой жемчугом и показала странную родинку в форме звезды между упругими грудями.
— Я прибыла в Готхэн, как ты хорошо знаешь, потому, что это ты привез меня сюда. Местные люди помнили моего отца, и хотя считали его предателем, признали меня как одну из своих, и потому, что их старая легенда повествовала о деве со звездой на груди, они приветствовали меня богиню, воплощение дочери Эрлика.
— Какое-то время после того, как ты уехал, я была довольно всем. Народ обожал меня с искренностью, которую я никогда не могла видеть среди цивилизованной толпы. Их ритуалы были странными и увлекательными. Я начала проникать все глубже в их секреты, я начала понимать суть этих верований… — девушка прервалась, и Конан увидел, что ее глаза снова полны страха.
— Я мечтала о мирной, мистической обители, населенной мудрецами, но нашла лишь место обитания озверевших бесов, не знающих ничего, кроме зла.
Мистицизм? Это мрачный шаманизм, грязный, как гора, которая родила его. Я видела вещи, которые меня испугали. Да, я, Ясмина, которая оказывается никогда не знала, что означает это слово — я познала страх. Научил меня ему Клонтар, верховный жрец. Ты предостерегал меня о Клонтаре, прежде чем покинул Готхэн.
Почему я тебя не послушала! Он ненавидит меня. Он знает, что я не богиня, но боится власти, которой я обладаю над людьми. Он убил бы меня давно, если бы не боялся.
— Я смертельно устала от Готхэна. Эрлик и его демоны оказались такой же иллюзией, как боги Кхитая. Я не нашла здесь идеальной жизни. Во мне вновь разгорелось желание вернуться в мир, который я покинула.
— Я хочу вернуться домой. Ночью мне снится уличный гомон и запах базаров. Я ведь наполовину вендийка, и моя вендийская кровь взывает ко мне. Я была глупа. Я держала в руках свою жизнь и не замечала этого.
— Так почему бы тебе тогда не вернуться? — спросил Конан.
Она вздрогнула.
— Я не могу. Боги Готхэна должны оставаться в Готхэне навсегда. Если один из них уйдет, люди будут думать, что город погибнет. Клонтар был бы рад видеть мой отъезд, но слишком боится рассердить людей, чтобы убивать меня, или дать мне уйти.
Я знала, что есть только один человек, который мог бы помочь мне. Я написала тебе послание и тайно передала через пунтийского торговца. Кроме того, я послала и свой священный символ — украшенную драгоценностями звезду — с помощью который ты благополучно проехал бы через земли кочевников. Они не причинят вред человеку, у которого есть этот символ. Ты был бы в безопасности ото всех, кроме жрецов города. Я объяснила все в своем письме.
— Я никогда его не получал, — сказал Конан. — Я оказался здесь, отправившись в погоню за парочкой негодяев, которых я вел через страну иргизов, и которые без видимых причин убили моего слугу Унгарфа, а меня бросили в горах. Они сейчас где-то в Готхэне.
— Белые?! — воскликнула она. — Это невозможно! Они не могли бы проехать через районы, населенные кочевниками…
— Я вижу только одно решение этой головоломки, — прервал девушку киммериец. — Каким-то образом они заполучили твое сообщение в свои руки. И наверняка использовали твою звезду, чтобы добраться сюда. Они не намерены освобождать тебя, потому что вскоре после прибытия в долину связались с Клонтаром. Только одна вещь приходит в мою голову — они собираются похитить тебя и продать твоему бывшему мужу.
Она резко села, сжимая белые руки на подлокотниках кресла. Ее глаза вспыхнули. В такое время она выглядела восхитительно и опасно, как готовая ударить кобра.
— Назад к этой свинье? Где эти собаки? Моим людям хватит одного моего слова, чтобы они прекратили свое существование!
— Это выдаст тебя, — ответил Конан. — Люди убьют чужаков, а быть может также и Клонтара. но они узнают, что ты пыталась бежать из Готхэна. Ты можешь свободно перемещаться в храме, не так ли?
— Да, если не принимать во внимание этих бездельников с бритыми головами, следящих за каждым моим движением, когда я не нахожусь на этом этаже, из которого выбраться можно только по одной лестнице. Но её всегда охраняют.
— Стражник, который спит, — сказал Конан. — Будет нехорошо, если люди узнают, что ты хотела сбежать, они могли бы запереть тебя до конца жизни в тесной клетке. Люди особенно заботятся о своих божествах.
Она вздрогнула, и ее прекрасные глаза наполнились страхом, какую чувствует орел при виде клетки.
— Так что же нам делать?
— Я не знаю… пока нет. Я спрятал в горах около города сотню уркманских бойцов, но теперь они скорее помеха, чем помощь. Их не настолько много, чтобы быть полезными, если разыграется битва, кроме того, их, скорее всего, обнаружат еще до наступления утра, если не раньше. Я втянул их в неприятности, и мой долг вытащить их оттуда. Я пришел сюда, чтобы убить этих туранцев, Вормонда и Брагхана. Но это может подождать. Я заберу тебя отсюда, если не случится ничего другого, пока я не узнаю, где находятся Клонтар и туранцы. Есть ли Готхэне кто-то, кому ты могла бы доверять?
— Каждый из них отдал бы за меня свою жизнь, но они не отпустят меня.
Только явный вред, причиненный мне жрецами, смог бы повернуть их против Клонтара. Нет, я не смею доверять кому-либо из них.
— Ты сказала, что лестница это единственный путь на второй этаж?
— Да. Храм выстроен на склоне горы, а галереи и коридоры нижних этажей вырублены прямо в горной породе. А этот самый высокий уровень предназначен исключительно для меня. Отсюда нет никакого другого пути, чтобы бежать, кроме как через храм, который кишит жрецами. Ночью здесь остается только одна горничная, которая сейчас спит в своей комнате недалеко отсюда, одурманенная, как обычно, экстрактом черного лотоса.
Только явный вред, причиненный мне жрецами, смог бы повернуть их против Клонтара. Нет, я не смею доверять кому-либо из них.
— Ты сказала, что лестница это единственный путь на второй этаж?
— Да. Храм выстроен на склоне горы, а галереи и коридоры нижних этажей вырублены прямо в горной породе. А этот самый высокий уровень предназначен исключительно для меня. Отсюда нет никакого другого пути, чтобы бежать, кроме как через храм, который кишит жрецами. Ночью здесь остается только одна горничная, которая сейчас спит в своей комнате недалеко отсюда, одурманенная, как обычно, экстрактом черного лотоса.
— Но этот цветок ядовит.
— В небольшом количестве он вызывает сонливость.
— Неплохо, — пробормотал Конан. — Возьми этот кинжал. Закрой дверь за мной, и не позволяй войти никому, кроме меня. Ты узнаешь меня, как всегда, по девяти стукам.
— Куда ты идешь? — спросила девушка, вставая и машинально хватаясь за рукоятку оружия, вложенную в ее ладонь.
— Осмотрюсь вокруг немного, — сказал варвар. — Мне нужно узнать, что делает Клонтар и оба туранца. Если бы я попытался забрать тебя прямо сейчас, мы могли бы наткнуться прямо на них. Если же они, и в самом деле, как я думаю, собираются выкрасть тебя сегодня, было бы хорошей идеей позволить им сделать это, а затем атаковать их с уркманами, чтобы отбить тебя, как только они отойдут от города. Но я не хочу делать этого, если не придется. Наверняка будет бой, и в тебя могла бы попасть шальная стрела. Я пойду, а ты жди, пока я не постучу.
6
Немой охранник на лестнице не переставал спать, когда Конан проскользнул мимо него. Когда варвар спустился в нижний коридор, огни были уже погашены.
Он знал, что все кельи пусты, потому что монахи спали в комнатах на нижнем уровне. Когда же северянин остановился, то вдруг услышал шуршание сандалий, доносящееся из темноты коридора.
Северянин подошел к одной из келий и, подождав, пока невидимый в темноте человек не оказался перед ней, тихо свистнул. Шаги остановились, и голос вопросительно пробормотал.
— Это ты Ятаб? — Конан гортанно спросил на языке иргизов. Многие из монахов низшего ранга были чистокровными иргизами.
— Нет, — пришел ответ. — Я — Назан. А ты кто?
— Это не имеет значения, называй меня псом Клонтара. Я страж. Белые чужаки уже пришли в храм?
— Да. Клонтар провел их через секретный проход, чтобы люди не обнаружили их присутствия. Если ты так близок к Клонтару, скажи, что он замышляет?
— А как ты думаешь? — спросил Конан.
В ответ он услышал злобный смех, и почувствовал, как жрец подобрался поближе в темноте, облокотившись о дверную раму.
— Клонтар коварен, — сказал он. — Когда подкупленный Ясминой пунтиец показал письмо Клонтару, наш господин приказал ему следовать её указаниям.
Если бы явился человек, за которым она посылала, Клонтар планировал убить их обоих и рассказать народу, что это белый пришелец убил их богиню.
— Клонтар никогда не прощает, — сказал Конан наугад.
— Скорее можно ожидать милости от кобры! — рассмеялся жрец. — Ясмина слишком часто смешивала его планы, чтобы он спокойно отпустил её.
— Так вот, значит, каков его план, по-твоему, — сказал Конан утверждающим тоном.
— Ты не слишком-то доверчив, для того, кто претендовал быть стражем. Это хорошо.
Сообщение было предназначено для Конана. Но пунтиец, однако, оказался жадным и продал его туранцам, рассказав им о Клонтаре. Они не повезут девушку в Вендию. Они продадут её визирю из Гиркании, а тот забьет беглянку до смерти.
Клонтар сам проведет их через горы по секретному проходу. Он боится народа, но его ослепила ненависть к Ясмине.
Конан узнал все, что хотел, и теперь ему следовало поспешить. Он отказался от своего предыдущего плана, чтобы позволять Вормонду вывести девушку из города и уже там освобождать ее. Если Клонтар проведет туранцев по скрытому проходу, он мог не успеть догнать их.
Жрец, однако, не слишком спешил заканчивать разговор. Он снова начал говорить, и вдруг Конан увидел движущийся свет и услышал слабый топот босых ног и чье-то учащенное дыхание. Варвар скользнул глубже в клетку.
По коридору шел другой жрец, неся маленькую масляную лампу, в свете который, со своим широким лицом и узкими губами он выглядел, как дьявол.
Увидев первого жреца, стоящего перед его кельей, тот начал торопливо говорить:
— Клонтар и туранцы пошли в комнату Ясмины. Шпионившая за ней служанка сказала, что этот белый демон — Конан сейчас в Готхэне. Он разговаривал с Ясминой меньше, чем полчаса назад. Служанка поспешила к Клонтару, как только смогла, но она не смела, делать это, пока северянин не покинул зал заседаний Ясмины. Сейчас этот разбойник где-то в храме. Я собираю людей, чтобы искать его. Пойдем со мной также и ты…
Он поднял лампу и осветил Конана, присевшего в келье. Жрец заморгал от удивления, видя пастушью одежду, вместо знакомых жреческих одеяний, но в этот момент Конан ударил его в челюсть, быстро и точно, как атакующая кобра. Жрец упал, как громом пораженный. В то время, когда лампа упала на пол, Конан вдруг прыгнул в темноте и на другого человека.
Одинокий крик разнесся под сводчатым потолком и замер, задавленный в сжатом горле. Жрец выскользнул из захвата, как змея, потянувшись за ножом, но, тут, же врезался в каменную стену — Конан приложил со всей силы противника головой о камни. Человек безвольно обвис и варвар бросил его на землю рядом с другим неподвижным телом.
Через мгновение, Конан бросился вверх по лестнице. Она находилась лишь в нескольких шагах от кельи, где он укрывался, а верхнюю часть ступеней освещал приглушенный свет из коридора на первом этаже. Киммериец был уверен, что никто не поднимался и не спускался по ступеням во время его разговора со жрецом. Но, несмотря на это, человек с лампой говорил, что Клонтар и туранцы прошли в палаты Ясмины.
Северянин промчался по изгибу лестницы в бешеном порыве, держа обнаженный меч, но сгорбленная фигура стража в верхней части лестницы не поднялась ему навстречу. Немой лежал, растянувшись на ступенях, с позвоночником, рассеченным одним страшным ударом.
Конан задался вопросом, почему же эти жрецы убили одного из своих слуг, но он не стал останавливаться; с сердцем полным недобрых предчувствий северянин бросился вниз по коридору и пробежал через арку открытых теперь дверей. Комната была пуста, но пол был завален разбросанными подушками с дивана. Здесь не было никаких следов Ясмины.
Конан стоял неподвижно, как скульптура в середине комнаты, держа в руках меч. Синие вспышки света на лезвии были не менее страшными, чем блеск его голубых глаз. Быстрым взглядом киммериец окинул помещение, не остановив его на мгновение на небольшой выпуклости настенного коврового покрытия.
Варвар повернулся к двери, сделал шаг… и вдруг развернулся и бросился, как ветер по комнате, рубя и срывая со стены драпировку, прежде чем спрятавшийся за ней человек успел сориентироваться, что его убежище раскрыто. Конан едва не разорвал на полоски атласный гобелен, а на землю упала окровавленная фигура, бритый монах, почти разрезанный на куски. Он выпустил нож и скорчился, постанывая и пытаясь остановить хлынувшую из артерии кровь.
— Где она? — задохнулся от бешенства Конан, склонившись над своей жертвой. — Где?
Но человек, только застонал, судорожно дернулся и умер без единого слова.
Конан бросились к стенам, и стал сдирать обивку. Он знал, что где-то здесь должна быть потайная дверь. Но, несмотря на его усилия стены, оказались гладкими. Варвар не смог пойти за Ясминой путем, что, по-видимому, был использован её похитителями. Он должен был покинуть город и поспешить в пещеру, в которой ранее прятались слуги туранцев, в которую последние, без сомнения, вернутся. Киммериец был настолько взбешен, что почти забыл об осторожности. Он сорвал свой плащ из верблюжьей шерсти, чувствуя в своем безумии, будто тот мешает и сковывает его.
Еще раз, в отчаянии окинув взглядом комнату, северянин посмотрел на скрючившегося, на полу жреца, и ему в голову пришла новая мысль. Одежда тех служителей, которых он оставил бесчувственными этажом ниже, могла бы послужить ему маскировкой и помочь незаметно выскользнуть из храма, где уже толпы бритоголовых убийц шарят по всем углам в поисках нарушителя.
Варвар тихо вышел из комнаты, пройдя мимо распростертого тела немого, обошел по лестнице, вдруг остановился, как вкопанный. Нижний коридор был залит сиянием, а у подножия лестницы стояли монахи державшие факелы и мечи.
Дюжина из них была вооружена луками.
Северянин увидел с пугающей ясностью все эти детали в тот же самый момент, когда монахи закричали и подняли свои луки. Позади них киммериец заметил девушку с круглым лицом и раскосыми глазами, присевшую у лестницы.