Пока он мысленно овладевал ею, воображение рисовало ему самые соблазнительные образы. Они раскалывались на множество прихотливых видений одновременно, и в них она позволяла ему играть с ее шелковистыми волосами или сама проводила ноготками по его груди и, сжимая его ягодицы, стремилась завладеть им безраздельно.
– Я намерен заняться карамелью, – сообщил он Оливеру. – Нынче утром у меня определенно карамельное настроение.
Отдавая должное Оливеру, надо сказать, что он никак не показал своего облегчения. Никто не раскалял сахарный сироп так смело, как Филипп, и лишь в момент наивысшего накала он добавлял лучшее во Франции растопленное сливочное масло, а вот Оливеру редко удавалось не упустить нужный момент готовности сиропа, и из-за этого карамель частенько у него подгорала, хотя он редко ошибался, готовя другие десерты. Он уже начал считать карамель своим проклятием, сильно огорчаясь по этому поводу, поскольку ее производство нуждалось в хорошем caramellier[77], чтобы у Филиппа оставалось больше свободного времени для творческих изысканий.
Но в это утро Филиппу удалось перекалить и сжечь сироп, что, вероятно, было зловещим признаком, учитывая, что мастерски готовить карамель он научился лет в четырнадцать.
Именно в тот момент, когда он витал в мечтах, сжимая в объятиях Магали, его нос уловил вонь жженого сахара, а дверь лаборатории открылась, и в нее заглянула молодая полноватая особа в каштановых кудряшках.
– Привет, – застенчиво произнесла она, обводя пытливым взглядом помещение, словно искала кого-то.
В одной руке она держала пакетик с темно-коричневым клеймом ведьмочки.
Филипп почувствовал, как лев в его душе выпустил когти. Грозно оскалил клыки. Как она могла, как могла она по-прежнему пытаться спастись, жертвуя ему других женщин?
– Простите, мы здесь работаем, – решительно заявил он. – Законы гигиены. Никому из посторонних в лаборатории находиться нельзя.
Филипп кивнул ближайшему стажеру, давая понять, что тот должен вывести вон эту последнюю жертвенную принцессу Магали.
Грегори, стоявший ближе к двери, опередил стажера и послал Филиппу укоризненный взгляд.
В чем дело? Неужели ему еще полагается быть вежливым с жертвами Магали? Может быть, им самим лучше не пить ее треклятый шоколад. Если сам он мог устоять, то не понимал, почему кто-то другой может проявить столь глупое слабоволие.
– Извините, – доброжелательно обратился Грегори к вошедшей. – Вам что-нибудь нужно?
– Мне просто стало любопытно. – Она нерешительно помолчала, бросив на него загоревшийся надеждой взгляд. – У меня магазин игрушек на этой улице. Меня зовут Клер-Люси.
– Грегори Дюмон, – дружелюбным тоном представился ей кондитер. – Не обращайте внимания на месье Лионне. Итак, вы только что из «Волшебной избушки»? И как вам их шоколад? Разве он не лучший в своем роде?
Грегори предложил кудрявой даме пройти в зал, и дверь лаборатории за ними закрылась.
К счастью для него. Поскольку, учитывая то, что в кондитерской Лионне за столиками тоже подавали горячий шоколад, у Филиппа сразу зачесались руки от желания запустить в своего сотрудника кастрюлькой с испорченной карамелью.
«Я готов убить ее, – подумал он. – Но не раньше, чем она взглянет на меня своими бархатными карими глазами, умоляя о новом изысканном наслаждении».
Не раньше, чем она познает его вкус.
Глава 15
Город молчаливо приветствовал Магали, подобно не желающему просыпаться возлюбленному. И тот утренний возлюбленный, пусть еще и неосознанно, безраздельно принадлежал ей. Оголенные деревья на набережных чернели на фоне медленно светлеющего неба, тонкая полоска золотой дымки уже уцепилась за горизонт. Огни иллюминации, обычно украшавшей по ночам здание Лувра, погасли. Напоминая мощные древесные стволы, темнели остроконечные купола толстых башен Консьержери. В те предрассветные мгновения вокруг нее царило утонченное, исполненное древнего благородства спокойствие.
Звук ее шагов по мостовой был сейчас тише и мягче напористого дневного перестука каблуков сапожек. Сена поблескивала внизу черненым серебром, в прибывающем свете постепенно проявлялась буроватая зимняя окраска водного потока. Беговую дорожку Магали ограничивали с одной стороны гранитные парапеты верхних набережных, а с другой – ряд раскинувших оголенные темные ветви деревьев.
В этих пробежках весь ее гнев и защитная броня против Филиппа казались излишними. И когда он возникал в ее мыслях, воображаемые картины вызывали у нее улыбку. Она видела, как он заливисто смеялся, когда в его руках взорвался кондитерский мешок с ганашем.
После первого же километра бега улетучивалась тревога о сложностях, выпавших на долю «Волшебной избушки». И сейчас ей казалось, что они сумеют свести концы с концами, зарабатывая на одних только служащих Филиппа Лионне. Готовя для них горячий шоколад, она продолжала желать им прекрасной жизни, исходя из того предположения, что самое лучшее для них – это покинуть Его Заносчивое Высочество и просто проводить дни в их кафе, но пока ее сокровенные мысли, видимо, до них не доходили.
Она мельком взглянула на готическую башню Сен-Жака, возвышавшуюся вдали слева в створе боковой улицы, загадочную и отчужденную, но теряющую с рассветом ту нереальную, колдовскую магию, что исходила от нее под ночным небом или в полнолуние. Фонтаны перед мэрией еще отдыхали в зимнем покое, на площади пустынным холодом поблескивал ледяной каток, а изысканная красота ренессансного фасада заставляла забыть о жестоких трагедиях, которые здания парижской ратуши видели на протяжении многих веков.
Повернувшись, она посмотрела за реку на темную громаду Нотр-Дам, окаймленную золотисто-розовым облачным ореолом. Тяжело дыша, Магали продолжала бежать, едва обратив внимание на маячившего впереди парня в уличной одежде с перекинутым через плечо ремнем спортивной сумки. Когда она поравнялась с ним, ход ее мыслей прервало странное любопытство, и она повернула голову в его сторону.
И внезапно остановилась, словно наткнувшись на жесткий барьер вытянутой руки. Она отскочила в сторону, но он даже не попытался ее удержать.
– Магали?! – Филипп Лионне собственной персоной таращился на нее, изумленно приоткрыв рот и уронив сумку на землю.
Еще мгновение Магали пребывала в мире своего тихого чудесного утра. Но вот она сосредоточилась и устремила на него пристальный взгляд.
На последнего человека, перед которым ей хотелось бы предстать в таком идиотском виде, с раскрасневшимся от морозного ветра и внутреннего жара лицом, вспотевшим, но холодным, с волосами, стянутыми в «конский хвост», в сине-черном спортивном костюме, кое-где пропитавшемся потом и облегающем разгоряченное тело, беззастенчиво обозначающем выпуклые прелести ее фигуры.
Его волосы влажно поблескивали. Разве здесь поблизости есть какой-то спортивный зал? Видимо, он тоже занимался спортом, но после этого принял душ и переоделся в обычную элегантную уличную одежду. И теперь шел создавать очередной дьявольский деликатес, который она увидит в его витринах, вернувшись на остров. Магали почувствовала, как ее спина уперлась в парапет, который в подобные моменты удерживал рассеянных пешеходов от падения в Сену. На сей раз он не положил руку рядом с ней на ограду, закрывая путь отступления хотя бы в одну сторону. Ну еще бы! Ведь сейчас она выглядит непристойно вспотевшей.
Лицо Филиппа выглядело странно… добрым. Может быть, он тоже добреет после утренних тренировок, обретает новую чистоту и легкость? И деловую сосредоточенность? Потому что он выглядел как обычно, очень сосредоточенным. На ней. Подняв руку, она рукавом смахнула капельки пота со лба.
– Вы бегаете, – мягко произнес он.
Он изучал ее лицо с откровенным интересом.
– Вот уж не представлял, что вы любите бегать, – еще мягче и тише, словно разговаривал сам с собой, добавил он.
Казалось, он осуждал себя, словно полагал, что уже представлял ее во всех возможных жизненных ситуациях. Что звучало оскорбительно. Как он мог даже подумать, что познал все грани ее натуры?
Если, конечно, не проводил много времени, воображая ее в самых…
От такой вынужденной остановки частота ее дыхания и биение сердца, казалось, ничуть не замедлились. Ужасно несправедливо, что ему удалось увидеть ее в таком неприглядном виде. Однако воздух свободного рассвета еще наполнял свежестью грудь, и такая встреча показалась ей, как ни странно… приятной неожиданностью.
Магали захотелось увидеть, каким он был двадцатью минутами раньше, потным и грязным, всеми силами преодолевавшим бремя спортивной нагрузки.
Она с трудом перевела дух. Несмотря на то что она перестала бежать, ее сердце колотилось все быстрее.
Или десятью минутами раньше, когда он выходил из душа, и его разгоряченное тренировкой мускулистое тело поблескивало в каплях воды…
Она с трудом перевела дух. Несмотря на то что она перестала бежать, ее сердце колотилось все быстрее.
Или десятью минутами раньше, когда он выходил из душа, и его разгоряченное тренировкой мускулистое тело поблескивало в каплях воды…
Согнувшись, Магали прижала одну руку к животу, а другой ухватилась за парапет. Возможно, она опять переусердствовала с дистанцией. У нее слегка закружилась голова.
Она почувствовала на своем плече его руку, и это ее остро потрясло. Кому-то захотелось коснуться ее разгоряченного потного тела? Чудеса…
– Зa va?[78] – озабоченно спросил он.
Она тряхнула головой, откинув «конский хвост» на спину, и посмотрела на него – смущенно и недоверчиво. Она не доверяла не столько ему, сколько самой себе. От доброго голоса этого светского льва, от его искренней участливости Магали вдруг окончательно лишилась сил. Нет, во всем виновата пробежка. Она совсем ослабела из-за дурацкого бега. Все ее тело стало каким-то… размягченным. Смягчилась даже ее мятежность.
– Non, не все, – ответила она, поразившись собственной честности.
Нет, такая откровенность никак не может быть приятной.
К ее изумлению, она вдруг взлетела в воздух, а потом почувствовала под собой холод каменного парапета и объятия крепких рук, удерживающих ее в сидячем положении и оберегающих на тот случай, если она вздумает хлопнуться в обморок или свалиться в реку.
Не хотел ли он просто избавиться от нее, сбросив в воду? Еще бы, можно знатно повеселиться, одним махом покончив с врагом. Хотя она, скорее всего, не умерла бы, а только переохладилась.
Он смотрел на нее, его синие глаза сияли ошеломляюще близко. Сейчас, когда она сидела на парапете, их глаза оказались на одном уровне. Она даже разглядела лучики его радужки, темные ресницы с рыжеватыми кончиками и еле заметные стрелки морщинок, разбегавшиеся от уголков глаз.
– Зa va? – повторил он.
Она молча вглядывалась в его лицо.
Он слегка склонил голову, так же, как во время их первой встречи.
И продолжал пристально смотреть на нее. Холод высушил ее вспотевшее лицо. Но сердце все так же билось с такой безумной силой, что кровь, казалось, выплескивалась ей в вены со странными толчками. За его спиной потрескивали раскачиваемые ветром голые ветви деревьев. Он усадил ее между двумя зелеными контейнерами продавцов книг, и они частично укрывали ее от ветра, но с реки все-таки долетали вихревые воздушные потоки.
Спасительный остров находился прямо за рекой. Надо только дойти до моста. И он мог видеть его за ее спиной, мог видеть ее надежное убежище. Она же видела только его.
– Может быть, вам полезно есть побольше сладкого, – предположил Филипп с задумчивой мягкостью, словно предлагал вариант сюжета волшебной сказки. – Может быть, в этом все дело.
Лежавшая на ее бедре рука поднялась и обхватила запястье, а прижавшийся к нему жестковатый большой палец явно пытался нащупать пульс.
Магали поняла, что он нашел его, потому что палец остановился. А сам Филипп замер в напряженном ожидании, точно лев перед прыжком. Почему же ее сердце никак не успокаивалось? Она же прекратила бег. Может быть, он вздумает приписать это…
Чуть изменив положение тела, он подался к ней, не отрывая взгляда от ее глаз.
– Я предпочитаю шоколад, – сумела выдавить она, все еще учащенно дыша… только потому, что не успела восстановить дыхание после слишком быстрой пробежки.
Его большой палец опять начал продвигаться по ее руке, нырнув под рукав, а указательный палец нащупывал тонкие вены и сухожилия, продолжая искать точку биения пульса.
– Я мог бы приготовить вам шоколад, Магали. Но вряд ли осмелюсь.
– Я сама умею готовить шоколад, – с трудом пробурчала она.
– Безусловно. – Он робко ей улыбнулся.
– И Сильван Маркиз умеет, – добавила она, пытаясь бросить вызов своему проклятому пульсу.
Его глаза раздраженно вспыхнули, а рука на ее запястье слегка напряглась, но он лишь укоризненно покачал головой. Его лицо приблизилось еще на сантиметр, туда, в ее предрассветное убежище между книжными ящиками.
– Но вы же пока не пробовали моего…
У нее едва не потекли слюнки, и вовсе не от желания шоколада. Сейчас на редкость неудачное время для такого разговора. Она чувствовала себя ужасно… беспомощной. Ужасно уязвимой.
Отлично известно, что в течение нескольких часов после бега вы остаетесь уязвимы для любого рода заразы. О чем она думала, так беспечно вдыхая его запах? Подобный смертельной болезни, он, казалось, проникал в нее с волнующей быстротой.
И к нему не примешивались сладкие ароматы ванили, розы или лайма. Сейчас от него исходил запах простой чистоты. Запах мужского тела, недавно вылезшего из-под душа.
– Возможно, – осторожно, с намеком на опасную вкрадчивость, предположил Филипп, – вы боитесь.
Она прервала пробежку уже минут пять назад, но ее грудь продолжала бурно вздыматься. И он по-прежнему держал руку на ее пульсе.
– Я не ем отраву. Но живу, не испытывая перед ней страха. По-моему, ничто не повредит мне, если я сама того не позволю, – вызывающе отвечала она.
Его руки на ее бедре и запястье сжались, и он порывисто притянул Магали к себе, словно искушаемый желанием доказать ошибочность такого ответа. Их губы едва не соприкоснулись. Оказавшись почти что в его объятиях, она заметила, как приблизилась его грудь, раздуваемая глубоким вдохом. Ее охлажденное ветром лицо согрел бурный выдох, и он предостерегающе воскликнул:
– Магали! Тебе хочется разбудить во мне зверя?
Восторженное смятение взвилось в ней залпом ракетниц, способным через мгновение расцвести в небе огненными букетами фейерверка. А что он сделает, разбудив в себе зверя?
– Он уже пробудился, – удалось прошептать Магали.
Его взлетевшая рука порывисто легла на ее затылок.
– Нет, пока нет.
И через мгновение Филипп резко припал к ее губам.
И тогда взорвались сверкающие огненные букеты. Сжигая воздух, с пронзительным ошеломляющим свистом, и внезапно Магали показалось, будто она взлетает к небесам вместе с салютом. Ее руки в поисках точки опоры скользнули по рукам Филиппа и вцепились ему в плечи, ощутив крепость напряженных мышц под слоями кожи и кашемира. Она и представить себе не могла, что ощущение его близости под затрепетавшими ладонями с такой невероятной всеобъемлющей мощью разольется по всему ее телу.
Она прижалась к нему, ее руки, пробежавшись по его спине, зарылись во влажной шевелюре, охлажденной зимним ветром. Голова Магали склонилась, губы приоткрылись, и их поцелуй мгновенно превратился в жаркую страстную схватку. Утоляя нестерпимый взаимный голод, они никак не могли насытиться друг другом.
Поцелуйная баталия затянулась. Филипп крепко ее обнимал, а она обхватила ногами его спину и прижалась к его животу, невольно огорчаясь наличию так мешавшей сейчас одежды и тому, что в таком положении на парапете она сидела несколько выше его сокровенного места соития.
Сталкиваясь и разделяясь, их языки и зубы продолжали интимное узнавание, жадные губы непрерывно открывали все более соблазнительные ощущения. Ее спортивная курточка и футболка не представляли никакой преграды для его рук, но сама Магали, раздосадованная его плотной кожаной курткой, быстро проникла под нее, и ее пальцы, проскользнув под свитер, обрели ощущение теплой упругости живого тела.
Вздрогнув от первого неожиданного прикосновения ее холодных пальцев к его груди, Филипп сделал судорожный вдох, вобрав в себя ее дыхание. Но после момента колебания он еще теснее прижался к ней и предоставил ее замерзшим рукам полную свободу действий.
Свет фар проехавшей по бульвару за спиной Филиппа первой утренней машины на мгновение выхватил их из таинственного сумрака. Стенами иллюзорного интимного убежища им служили все те же два зеленых ящика, а крышей – сумеречное предрассветное небо. И сам Филипп. Обнимая и жадно целуя Магали, он давал ей надежную защиту от любых взглядов, его рука мягко поддерживала ее затылок.
Ее руки, блуждая по его телу, ощущали крепкие, упругие мышцы спины, живота и груди, еще разгоряченные утренней тренировкой.
Они целовались до самого рассвета, когда сумерки вдруг прорезал робкий розовый луч, словно забытая краска смущения на божественном лице любопытной Авроры. И Филипп продолжал целовать Магали, не обращая внимания на дорожный шум уплотнившегося потока автомобилей. Однако вскоре он услышал пару насмешливых автомобильных гудков. И лишь яркий свет фар положил конец их разгулу.
Отстранившись друг от друга, они встретились потрясенными взглядами.
На какое-то время оба застыли в молчаливом оцепенении. Лицо Филиппа выглядело совершенно беззащитным. То есть ее собственное лицо, должно быть, тоже… Магали вдруг так резко отстранилась от него, что едва не свалилась в реку. Он мгновенно обнял ее, чтобы предотвратить падение.