Его вполне устраивала столь милая обстановка. Он с усмешкой взглянул на нее. Возможно, его навязчивость отучит ее не запирать дверь!
Заметив его усмешку, она вскинула голову и испытующе на него посмотрела. Bon sang, но, похоже, она собиралась окончательно погубить его, демонстрируя изящный изгиб обнаженной шейки в уязвимой интимности своей личной башни. Ему захотелось… отчаянно захотелось, чтобы она сама пригласила его сюда.
Магали вызывающе уперла кулачок в бедро.
– Видите ли, это вполне в вашем стиле. Врываться туда, где вас не ждут и где вы не имеете никакого права находиться, причем у вас даже не хватает тактичности спросить позволения. Может быть, вы еще желаете, чтобы я показала вам свое нижнее белье, или вы уже засунули в карманы парочку сувениров, чтобы забрать домой?
Он расхохотался, исполнившись крайнего уважения к ее методам наступления. Довести его до ярости, заставив самого неуклюже ретироваться. Удачный подход. Но он не таков.
– Пока нет, хотя я не стал бы отказываться от такого предложения.
Она поджала губы, сверкнув глазами.
Он склонил голову.
– Если верить воспоминаниям моей матери, мне было три года, когда она впервые рассказала нам сказку «Рапунцель», познакомив с приключениями принца, который ежедневно возвращался в башню с очередным клубочком шелковых нитей, чтобы Рапунцель могла плести дальше крепкую веревку для возможного освобождения, и тогда я спросил: «А почему он просто в первый же раз не принес ей большой моток, чтобы хватило на целую длинную веревку?»
В полнейшей растерянности Магали взглянула на него, не зная, как отнестись к такой перемене темы разговора. Неужели для нее не очевидно сходство ситуации?
– А потом, спустя лет десять, я вдруг подумал, что, возможно, ему не хотелось сразу приносить нитей на целую веревку. Может быть, принося каждый день по шелковому клубочку, он давал Рапунцель возможность заработать свой путь на свободу, одаривая его всевозможными сексуальными удовольствиями. Такая мысль отлично разогревает воображение.
Ее глаза чуть расширились. Он обожал их яркий карий цвет. Они пробуждали в нем желание приблизиться к ним настолько, чтобы увидеть, как расширяются ее зрачки. Ее по-зимнему бледная кожа вспыхнула румянцем.
– Но сейчас мне пришла в голову новая идея. Возможно, принося всякий раз по одному моточку, он надеялся уговорить ее на побег. Что, если ей вовсе не хотелось освобождения? Может быть, ей нравилась чудная жизнь в башне с тюремщицей-ведьмой еще до того, как туда проник принц и попытался вытащить ее оттуда.
Она озадаченно свела брови. Наконец-то дошло.
– Есть одно отличие, – сдержанно произнесла Магали. – Меня никто не назовет принцессой в башне.
Он лишь улыбнулся, пожав плечами.
– И вы тоже не сбежите отсюда, пока сами того не пожелаете. А мне, собственно, очень даже нравится тут у вас наверху.
– Вернемся к варианту сексуальных фантазий? – сардонически поинтересовалась она, и нога ее невольно дернулась, точно ей вновь захотелось что-то пнуть – возможно, саму себя – за возвращение к опасно скользкой теме.
Он усмехнулся с задумчивым видом. И не смог удержаться, его горящий взгляд блуждал по соблазнительным формам ее тела, а в безумно творческой голове рождалось одновременно множество сексуальных фантазий.
– Я не против.
– А вы знаете, что я думала в детстве об этой сказке? – спросила Магали.
Ее бросило в жар от безумного возбуждения.
– Что просто очередной зарвавшийся титулованный наглец обманом проник туда, где его не желали видеть. И что принцесса оказалась странно беспомощной для воспитанной колдуньей особы. Мне всегда казалось, что в той сказке упущено нечто важное.
– Обманом проник туда… – с задумчивой осторожностью подхватил Филипп.
Окинув взглядом ее светлую комнату, он опустил глаза, осознав намек.
– Да. Кто-то очень похожий на вас, к примеру.
– Зарвавшийся титулованный наглец?
Неужели она полагает, что успех ему преподнесли на блюдечке? Ведь он намеренно не стремился стать очередным Лионне; он стал Филиппом Лионне. И всего добился самостоятельно, упорно трудясь, развивая чувство вкуса и вдохновенно творя свой мир.
– Увы. Вам ли не знать, как ведут себя эгоистичные, поглощенные собой и высокомерные мерзавцы.
Его губы обиженно сжались, скрывая обиду, вызванную подобной оценкой.
– Какое лестное мнение.
Почему она с такой оголтелостью готова приписывать ему все самые худшие качества? Он хорошо ладил с родственниками и проявлял к ним немалое уважение, хотя порой родители его раздражали. Он помогал сестре и присматривал за племянницей пару раз в месяц, после полудня по средам, чтобы дать отдохнуть Ноэми, да и просто ради собственного удовольствия. Круг его друзей был невелик, но очень надежен, и они всегда могли рассчитывать на его помощь. Он никогда не пытался победить конкурентов жульническими методами, стремился только к честному качественному превосходству. Он брал стажеров, помогая им достичь успеха в профессии.
Почему же она упорно думает о нем только плохое? И скажите на милость, разве он принес ощутимый вред кафе ее тетушек? Его сотрудники просаживают в «Волшебной избушке» половину жалованья.
– Кристоф зашел, чтобы написать о нас в своем блоге. Вероятно, заметок со временем могло быть две или три. С парочкой наших рецептов, нескольких фотографий кафе… Его блог – самый популярный в Париже! Но разве вы могли допустить такое? Вы ловко нашли, чем соблазнить его, чтобы он переключил внимание на вашу персону, даже если ради этого вам пришлось пожертвовать одним из ваших драгоценных секретных рецептов…
Она раскраснелась. А Филипп словно прирос к месту. Страсть медленно, как прилив, заливала его… поднимаясь от чресел, поражая сердце и достигая головы.
– Так вы полагаете, что я провел этот день, показывая тому треклятому навязчивому блогеру, как готовить мое «Желание»… мое фирменное «Желание»… тайно замыслив лишить вас его внимания?
Она покрепче скрестила руки. Отчего ее груди обозначились резче, вызвав в нем новый прилив жара.
– Очевидно.
Им овладело сильнейшее возмущение – такое, что он не осмеливался выдать его словом, поэтому, резко отвернувшись, уткнулся взглядом в окно. Далеко внизу из кафе вышли две знакомые фигуры, закутанные в накидки с капюшонами для защиты от слишком холодного даже для них вечера. На сегодня «Волшебная избушка» закрылась. Темная, опустевшая, полная остроконечных шляп и опасных шоколадных соблазнов.
– Далеко ли собрались нынче вечером ваши тетушки?
– На… дружеские поэтические чтения, – запнувшись, ответила Магали, поставленная в тупик его внезапным вопросом.
Он отвернул лицо от окна, еще не избавившись от возмущения.
– А какой рецепт вы собирались показать Кристофу? Ваш фирменный chocolat chaud?
Немного помолчав, она, пожав плечами, кивнула.
– Или ваш tarte aux pistaches et aux abricots[87]? Тот, что вы изобрели, умирая от желания попробовать мои фирменные макаруны?
Она прищурилась.
– Я не умираю от такого желания.
Он сделал рукой повелительный жест.
– Давайте, покажите мне ваш секретный рецепт!
Она сжала зубы.
Может быть, он прекратит приказывать ей в ее собственном доме?
– Магали, – заметив ее неудовольствие, он повторил заход, – если бы вы были столь любезны, чтобы показать мне его…
Разбуженный ею зверь проснулся в нем с голодным алчущим восторгом.
– …тогда, кстати, вы бы узнали, почему я старался увести Кристофа подальше от вашей кухни.
Глава 18
Магали не ухватила до конца, что он имел в виду, но, не чувствуя в словах Филиппа никакого подвоха, решила удовлетворить его просьбу.
И то правда – сам Филипп Лионне попросил показать ему ее оригинальные рецепты!
Разве это не повод для триумфального торжества? Наконец он дал слабину, пусть она так и не попробовала его соблазнительных пирожных! Но почему ее не покидает странное ощущение, будто она с удовольствием подчиняется его воле?
Они спустились по тускло освещенной лестнице, где в скудном свете обозначались дверные проемы и можно было не бояться случайно потревожить других жильцов. Филипп шел впереди, его широкая спина надежно защищала ее от возможного падения. Но зато она не могла видеть его лица. Только мельком – слабо различимые, грубые очертания профиля, когда он в полутьме заворачивал на лестничных площадках.
Переход по темному дворику вновь заставил Магали содрогнуться от холода. В такие вечера ей больше всего хотелось лежать, уютно свернувшись в теплой кровати в своей верхней квартирке. Без всяких незваных гостей. Но не отказалась бы, наверное, от желанных жарких и крепких объятий под одеялом…
Филипп открыл дверь, пропуская ее, и, когда она проходила под его рукой вблизи его тела, ее пробрала странная атавистическая дрожь.
Щелкнув на кухне выключателем, она испытала неожиданное облегчение, увидев знакомые ей предметы и обстановку освещенными привычным теплым и золотистым светом. Но отчего-то сердце ее забилось быстрее, хотя она и подавляла волнение. Каждой клеточкой кожи она ощущала малейшие его движения.
За темным арочным сводом в передней части кафе свет не горел. От этого кухня казалась еще меньше – тесной сокровенной каморкой в окружении густой тьмы. И все же отсюда можно было разглядеть очертания витрины с шоколадными деревьями – их большие и темные силуэты чернели на фоне уличных фонарей.
Филипп исключительно любезно подошел к ней сзади и помог снять куртку.
Разумеется, такую элементарную вежливость мог бы проявить любой обладающий чувством собственного достоинства принц. Но почему же она вдруг почувствовала себя такой растроганной и уязвимой, словно он погладил ее плечи, а его дыхание пощекотало ее затылок, хотя в действительности ничего подобного не было? Он оказался так близко, что Магали смогла уловить его запах. От него пахло карамелью.
Повесив ее куртку, Филипп тоже разделся. Атмосферное давление в кухоньке вдруг резко скакнуло вверх, точно в ее небольшое пространство нагнали слишком много воздуху. Они с тетушками почти никогда не работали тут все вместе, предпочитая готовить по очереди, чтобы не доводить друг друга до едкого раздражения.
Но сейчас, в присутствии здесь только Филиппа, кухня показалась Магали переполненной до предела. И она по доброй воле согласилась на столь необдуманное соседство? Ведь им придется толкаться у одного стола и тянуться руками то за одним предметом, то за другим… Что ж, винить ей некого, она сама совершила этот опрометчивый шаг… Ох…
– Итак, что вы предпочли бы мне показать? – как ни в чем не бывало, не подозревая о том, какие бури бушуют в ее смятенной душе, поинтересовался Филипп все с тою же вкрадчиво-вежливой интонацией. – Ваш знаменитый chocolat chaud, сводящий людей с ума? Или тот тортик, на который я… – на этом местоимении его голос вдруг приобрел особую нежность, – вдохновил вас?
– Мой горячий шоколад тут, разумеется, ни при чем, – с нервным смешком заметила Магали.
Шоколад, сводящий людей с ума? Что за абсурд! Может быть, он сам обезумел?
– Рецепты на редкость просты, – отвечала она внешне спокойно.
– Тогда почему бы вам не показать мне их оба? – Самым невероятным образом он галантно передал ей в руки пальму первенства. – Я никуда не спешу.
Она попыталась всерьез разозлиться – да что он такое замыслил? Он претендует на право распоряжаться ее личным временем! Но эта попытка промелькнула в ее голове как неуместное отвлечение внимания.
Никакой спешки.
Наклонившись, чтобы достать ковшик из шкафчика под столом, она коснулась его ноги.
Он не двинулся с места, видимо, вполне довольный столь ощутимой близостью.
Но это легкое соприкосновение воспламенило саму Магали, жар возбуждения взметнулся по всему ее телу и спустился к лону.
Дрожащими руками она так неловко поставила на плиту кастрюльку, что кухня жалобно отозвалась лязгом металла. Ему откликнулось бормотание ходиков из соседнего помещения и прорвавшийся из темноты зловещий смех часовой ведьмочки.
Филипп отошел в сторону, якобы не желая мешать ей, но оказался как раз в том месте, где они снова столкнулись, когда она склонилась к встроенному в стол холодильнику, чтобы достать молоко и сливки. Дверца производила впечатление, что за ней скрывается просто очередной шкафчик, но такой искушенный повар, как он, безусловно, догадался, что за ней холодильник.
Она выпрямилась с нервной поспешностью.
– Позвольте мне… – предложил он, отбирая у нее молоко, словно такая бутылка могла быть тяжелой для слабой женщины. Его мозолистые ладони скользнули по ее пальцам, согрев их, хотя ладонь холодило стекло бутылки, но вот тепло исчезло – он взял бутылку и поставил ее на стол.
– На этой ферме производят лучшую молочную продукцию, – заметил он, прочитав этикетку. – Я тоже покупаю у них.
Его добровольное соучастие вызвало в ней странное чувство обращенного к Филиппу сердечного тепла. Чуть позже к нему добавилась настороженность, ей словно бы показалось, что он с тайной целью пытается втереться к ней в доверие. С каких это пор Его Высочество позволяет себе общаться с нею на равных? Она зажгла горелку и налила в кастрюльку молока со сливками, испытывая такое безумное смущение, что едва могла дышать.
Как только молочная смесь начала нагреваться, в кухне запахло корицей.
Он понимающе склонил голову.
– Вы заранее добавляете пряности…
Она кивнула. Сегодня утром она заготовила слишком большую порцию – клиентов оказалось совсем немного, но она не собиралась позволить ему позлорадствовать и не призналась в этом.
– …и какие же?
– Корицу, мускатный орех и ваниль.
Он опытным взглядом быстро отыскал нужные ящики и, вооружившись чайной ложкой, зачерпнул из кастрюльки каплю и сосредоточенно ее попробовал, пытаясь распознать, о каких еще пряностях она могла умолчать. Ложка без комментариев упала в раковину.
– Шок… шоколад прямо за вашей спиной. – Ее голос предательски дрогнул.
Заметив ее волнение, он внимательно посмотрел на нее, потом его взгляд сместился ниже и опять поднялся. В глазах его светилась такая нежная ласка, что ей почудилось, будто он погладил ее, обнаженную, легким ангельским крылом. Она попыталась скрыть свой трепет. Еще не хватало, чтобы он догадался, как она жаждет таких его ласк!..
Изгиб его нижней губы строго сдерживал давление верхней – он старался не показать, какое испытал ликующее удовольствие, наблюдая за ней. А она вдруг поймала себя на том, что не сводит глаз с пульсирующей на его шее жилки.
– Где-где? – спросил он, и если бы не отвернулся, то в эту безумную секунду она могла бы выдать ему, где именно ей хочется быть обласканной его легкокрылым взглядом. Он снова задел ее в поисках шоколада.
Она постаралась совладать с разыгравшимися не в меру чувствами.
– Вот здесь, – пробормотала она, машинально просунув руку под его склоненной фигурой к правому шкафчику.
– Ага. Сейчас достану.
Она гибким непроизвольным движением поспешила ему помочь, и их пальцы, конечно же, встретились на ручке шкафчика, а плечи соприкоснулись.
Она отклонилась в сторону, но обнаружила, что их тела стали настолько близки, что ее спина оказалась прижата к его груди.
– Пардон. – Свободной рукой он поддержал ее, обняв за талию. – Я должен принести вам свои извинения…
Он смущенно усмехнулся и, когда она попыталась высвободиться, шагнув в сторону, тут же качнулся в том же направлении. Она вернулась обратно – точно так же, как он. Еще два танцевальных па – и дважды его предупредительные руки обхватывали ее бока, прежде чем ей наконец удалось от него отстраниться. Но к этому моменту она уже почти потеряла способность к любому сопротивлению; она была подобна передержанному в руках, прилипшему к пальцам шоколаду.
– Но, простите, виновата ваша… такая уютная кухня. – Она отметила про себя, что он не сказал – тесная. Какая галантность!
Да, кухня тесная. Но для того, кто привык трудиться на кухнях, заполненных множеством поваров и помощников, снующих вокруг с горячими противнями или кастрюлями с кипящей карамелью, он вел себя весьма несдержанно. Может быть, этот кулинарный принц привык к тому, что все уступают ему дорогу?
– Возможно, мне следует на каждом шагу предупреждать вас «chaud, chaud, chaud!», – сухо произнесла она.
Возгласами «горячо, горячо, горячо!» его повара обычно предупреждали опасность, перенося с места на место кастрюли с горячими жидкими смесями.
Изумившись ее словам, он вдруг едва не зашелся от смеха, но резко оборвал странный смешок, осознав его неуместность.
В лексиконе Магали имелись пробелы по части наиболее грубых выражений французского сленга, но внезапно ей вспомнилось кое-что из последнего класса здешней средней школы. Женщину могли назвать «Chaude», подразумевая, что в сексуальном плане она подобна самке в период течки, а такого рода эпитеты мужчина обычно не употребляет, тем более обращаясь к уважаемой им женщине. Она стрельнула в него мрачным взглядом.
Он с покаянным видом поднял руки.
– Заметьте, не я это сказал. – Его губы скривила озорная усмешка. – Хотя не возражал бы…
Сконфуженная, она сосредоточилась на подвластном ей деле, взяв с полки из шкафчика объемистый темный пакет с chocolat couverture[88] – плоскими овальными медальонами от компании «Вальрона», они отлично плавились в молочно-сливочной смеси. Запустив руки в пакет, Магали зачерпнула пригоршню шоколада. Горсть была слишком щедрой, отчего из ее пальцев выпала часть медальонов.
Он быстро подсунул руку ей под ладони, слегка поддерживая ее пальцы и не давая сразу всем медальонам упасть в сливки.