– Он все время на нее кричит: «Ты не понимаешь, у меня дома дети! Тебе легко говорить, тебе бы мои проблемы!» А она, кажется, кричит на него, – не без удовольствия донесла мне Дашка.
Это было приятно.
– Мам, а когда ты вернешься? – жалобно спросила Лилька, отчего я сама тоже всхлипнула и проглотила слезы.
– Не знаю, это зависит больше от твоего папы, а не от меня.
– Но ты вернешься?
– Не знаю, детка, – расстроилась я.
Возвращаться вот так, сейчас, я точно была не готова, но и сама понимала, что деваться мне, по большому счету, все равно некуда. В моей жизни не было ничего, кроме этого мужчины и этих детей, нашего дома и окон, из которых виднелся кусочек парка. И раз нельзя убрать первое, но оставить все остальное, мне оставалось только мучительно придумывать предлог, под которым можно было бы сдаться, не повредив окончательно моего израненного самолюбия. Почему-то я, сама не понимая зачем, помчалась к неизвестному и, в общем-то, малоприятному Николаю, даже не накрасившись, но заскочив по пути в магазин. Помнится, в прошлый раз у него ощущалась острая нехватка шафрана и всякого другого розмарина. Даже душистого перца и того не было, так что я похватала всего не глядя. Времени было мало, с «Алексеевской» до «Университета» ехать чуть меньше часа. Хорошо хоть, что у родителей дом находился недалеко от метро, потому что по пробкам я бы только до метро час добиралась. В общем и целом к переходу на «Проспекте Вернадского» я добегала, как старая лошадь – последняя и вся в мыле. Николай на своей серебристо-голубой принцессе уже ждал меня у обочины в самом что ни на есть неподходящем месте. Прямо под знаком «Парковка запрещена» и рядом с гибэдэдэшником в стеклянной будке, опасливо поглядывающим на него.
– Не удивляюсь уже ничему, – усмехнулась я, запрыгивая в знакомую тачку.
– А я вот удивляюсь, – ответил Николай, оглядывая меня с ног до головы. – Почему вы в таком виде?
– В каком это я виде? – обиделась я. – А вы дали мне время? Вы же потребовали, чтобы я с «Алексеевской» попала сюда за час.
– С «Алексеевской»? Нет, с «Конькова». Сюда, между прочим, можно добраться за пятнадцать минут.
– Да, но я-то еду с «Алексеевской», – прищурилась я.
Значит, он и вправду списал все данные с моего паспорта. Только вот то, что меня выпрут из собственного дома, он знать никак не мог.
– Понятно. – Николай с интересом скользнул взглядом по пакету с торчащими баночками и пакетиками. – Яду здесь нет?
– Я могу попробовать все сама перед тем, как предложить вам, – заверила я его.
– Знаете, все это странно, но оказалось, что для меня давно уже никто ничего не делал руками, – задумчиво пробормотал он, выруливая в сторону уже знакомой мне элитной высотки. – Может быть, когда еще была жива бабушка…
– У вас была бабушка?
– А вы считаете, что я родился сразу в смокинге и с органайзером? – нахмурился он.
Я предпочла промолчать и принялась смотреть по сторонам. В пасмурный день, такой, как сегодня, элитная домина несколько утратила свою величественность. Под густыми смоговыми облаками она казалась немного тусклой, а ее зеркальные стеклопакеты уже не искрились, как бриллианты на солнце. И все же домик был супер, да еще с подземной парковкой – что вообще непозволительная роскошь. У нас в Конькове за парковочные места около дома идут самые настоящие бои без правил и приходится парковаться чуть ли не друг у друга на головах, а тут – красота. Прохладный и тихий подвал принимает вас глубоко под землей, обдавая легким ветерком из общей системы кондиционирования. Бетонный пол гулко звенит под каблуками, а бесшумный зеркальный лифт за пару минут возносит прямо на небеса – в аквариум, за стеклянными стенами которого плавает весь город. Впрочем, что это я – все это уже было. Странно, вообще-то, что я проделываю весь этот путь снова. Ей-богу, вот уж не думала, что вернусь сюда.
– Что вы будете пить? – Николай бросил ключи на столик в прихожей и сбросил сандалии.
– Давайте, вы будете пить, что хотите, а я буду красное вино. Оно, кстати, мне вообще не помешает.
– У вас такой вид, словно вы собираетесь не отдыхать, а много и плодотворно работать, – удивился он.
– Именно так.
– Да, но зачем вам это?
– Узнаете, – загадочно улыбнулась я и повязала поверх платья маленький фартучек, который предусмотрительно прихватила с собой. Не хватает мне еще на летнюю юбку из шелка посадить какое-нибудь винное пятно.
Так, за разговорами и аперитивчиком, мы с Николаем прекрасно провели время на кухне, болтая о чем угодно и ни о чем конкретно. Он отдыхал, а я… двигалась согласно составленному плану. И согласно его пунктам на Николаевом столе поочередно и в правильной последовательности возникли сначала салат из клубники с авокадо (нашлось же такое в его холодильнике), затем настоящий американский стейк, а уж потом шоколадный торт с глазурью.
– Как-то все это странно, – отметил Николай, старательно собирая с тарелки указательным пальцем излишки глазури.
– Что именно?
– Видеть все это. Это совсем не так, как в ресторане, где я не могу наблюдать за процессом. Но так, прямо здесь, на моей кухне. Вы таким образом пытаетесь меня соблазнить?
– Почти, – хитро ухмыльнулась я.
– Это интересно. А вы знаете, что вы первая женщина за несколько лет, которая, войдя в этот дом, начала готовить и убирать? Не считая домработницу, конечно же.
– А что делали остальные? – поинтересовалась я.
Николай посмотрел на меня, как на дуру, пожал плечами и сделал неопределенный круг рукой.
– Раздевались, конечно же. И надо заметить, что в большинстве своем они раздевались куда хуже, чем вы готовите. Или, может быть, я просто уже старею и теперь хорошо приготовленный стейк ценю выше, чем голую женщину?
– Вы стареете… Да вы моложе меня! – возмутилась я.
– С чего вы взяли? Хотя… за комплимент спасибо. Но ответьте, зачем вам все это? Вина вы выпили мало, в то, что вы жаждете упасть в мои объятия, я как-то не верю. Но что-то же вам от меня нужно, раз вы тут так расстарались? – Николай рассматривал меня, словно бы я была насекомое под микроскопом.
Я почувствовала легкий озноб и даже небольшой испуг. Что я тут делаю, зачем? Может быть, пока не поздно, лучше собрать свои манатки и отвалить? Пока не поздно!
– Почему вы молчите? – недобро прищурился он.
И тогда я решилась, потому что терять мне было нечего, кроме своих цепей. Брачных цепей, естественно. А иного способа выбраться из своей трясины я не видела.
– Да, вы правы. Все это не просто так. Я ушла от мужа.
– И? – уставился на меня Николай. – И вы решили, что, если накормить меня жареной говядиной, я женюсь на вас?
– Что? Нет! – рассмеялась я. – Вы все не так поняли. Я… мне… я просто…
– Что вы там мямлите!
– Да погодите вы, это не так просто! Можно сказать, я делаю это впервые в жизни, – запуталась я и смутилась.
Николай расхохотался.
– Только не заверяйте меня, что вы девственница. За свои почти сорок лет, что я живу на свете, я так и не встретил девственницу. Ни разу! А вы – точно не девственница! У вас двое детей. И муж.
– О чем вы? – окончательно озверела я. – Мне просто нужна работа! РАБОТА! По буквам: Роман, Амеба, Болван, Ольга, Тимошка, Амеба.
– Чего? Работа? Какая работа?
– Да вот эта же! – злилась я. – Готовить, убирать, стирать. Я все равно больше ничего не умею.
– Работа? – переспросил Николай.
Я вздохнула и не стала отвечать.
– А у кого? У меня?
– У вас, не у вас – какая разница, – сказала я. – Вы же обеспеченный человек. И к тому же вы знаете, что я не ворую. Вы меня проверяли.
– Ну? – продолжал он тупить.
– Вот и ну. Готовлю я, вы сами видите, вполне вкусно. Убираться могу, гладить, стирать. Цветы поливать. Порекомендуйте меня кому-нибудь? У вас же много знакомых. – Я умоляюще смотрела на него и говорила все быстрее и быстрее, потому что боялась, что, как только замолчу, он выкинет меня на улицу.
– И вы считаете, что я должен обеспечить вас работой? А почему бы вам не обратиться в какое-нибудь это… агентство? – нахмурился Николай, отодвинув от себя тарелку с тортом. Это был дурной знак.
– Агентство? У меня же нет никакого опыта работы. Я же работала только на мужа, а он… он сказал, что либо буду терпеть его выкрутасы, либо… в общем, никуда не денусь и вернусь к нему, как побитая собака. А ведь от меня вам может быть много пользы. Я умею сервировать стол, могу целые приемы организовывать. У мужа часто начальство надо было принимать. Я всегда всем все…
– Стоп-стоп, – замахал руками Николай. – Приемы устраивать – одного человека все равно не хватит.
– Я устраивала, – упрямо замотала головой я. – И еще могу по-английски, если надо. И стрелки на брюках наведу, и накрахмалю, и выглажу. И… и…
– Достаточно. Если бы вы действительно все это умели, вы были бы нарасхват. Впрочем, не буду вас расстраивать, возможно, в агентстве и оценят ваши таланты. Обратитесь туда. Но я тут ни при чем. – Николай недовольно поставил тарелки в раковину и потянулся к виски.
– Не берите в голову, – устало махнула я рукой. – Это не так уж и важно, в самом деле. Вернусь к мужу, ерунда.
– Вот именно. Вернитесь к мужу, к детям. Зачем вам все это? Идти к кому-нибудь в услужение, унижаться?
– Я не хочу унижаться, – обиделась я. – Я хочу работать. И я вас уверяю – если бы меня кто-то взял, он бы остался только доволен.
– Я в этом не уверен, – твердо возразил Николай. – Одно дело – вот так подготовиться и забацать торт. И совсем другое дело – постоянно работать на пределе возможностей. Этого не бывает, вся прислуга через пару недель выдыхается. Всегда!
– Вы уверены? – одними губами улыбнулась я. – Откуда вы знаете?
– О, уж поверьте, я знаю. У меня домработниц столько перебывало. – Николай вскочил и в раздражении забегал по кухне.
Я облизнула губы. Видимо, сегодня был такой день, когда в мою голову лезли самые дурацкие мысли. И сейчас я была намерена озвучить еще одну. А что? Пропадать, так с музыкой, потому что спускаться отсюда я буду в шикарном лифте и уже набирая номер моего благоверного: «Алле? Леша? Прости меня, пожалуйста, но я без тебя пропаду. Можешь делать все, что хочешь и с кем захочешь, но не бросай меня». Тьфу!
– Слушайте, а хотите пари?
– Пари? – Николай недоуменно посмотрел на меня. – Что вы еще задумали?
– А что? Честное пари. Значит, вы уверены, что любая прислуга через пару недель портится?
– Однозначно. И даже быстрее, – кивнул он.
– Тогда возьмите меня к себе… нет, не возражайте, подождите. Возьмите меня к себе на месяц. Без всяких денег, просто так. Попробовать. На этот… как его…
– Испытательный срок? – любезно подсказал он. – Все это глупости.
– А что сразу глупости? Целый месяц я буду тут убираться, протирать пыль, готовить все, что вы только пожелаете, стирать – ну, все, в общем. А если вам не понравится или вы не захотите продолжать – уволите меня без всякой оплаты, и дело с концом. Между прочим, шикарные условия! – Я хлопнула в ладоши и посмотрела на Николая.
Надо же, впервые за все время этого разговора на его лице мелькнула слабая тень сомнения. Он задумался! О, это сладкое слово «халява», знакомое любому русскому человеку независимо от его возраста, вероисповедания и материального положения. Николай смотрел на меня исподлобья и что-то соображал. Я старалась усугубить эффект, но у него, кажется, имелись сомнения.
– А жить вы где будете? Вас же, кажется, муж выгнал?
– Ну… я могу жить и у мамы, но это если вам так будет удобно, – пожала я плечами. Да уж, жить у мамы я долго не смогу, хотя я потом что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю. Или нет?
– Это на «Алексеевской»? И что, будете каждый день сюда ездить? Забесплатно? – Николай прищурился.
– Конечно, для меня было бы проще, если бы я смогла жить у работодателя, однако сейчас мне не до жиру. Выбирать не приходится.
– Почему же? Выбирайте! Может, вам пойти в офис? Вы, кажется, сказали, что говорите по-английски? Не очень, вообще-то, типично для домохозяйки.
– Я – не типичная домохозяйка. Я – особенная, но, если быть честной, я пробовала писать резюме. Для офиса. Там надо не только английский. Там надо диплом, компьютер, все такое.
– Ах да, все такое. Образование. А у вас его нет. – Николай положил ногу на ногу и откинулся на спинку стула.
Мне стало не по себе.
– Почему нет. Есть. Только не такое, какое надо. Я окончила Суриковский институт.
– Суриковский? И кого там учат? На бухгалтеров?
– На художников, – окончательно смутилась я.
– Что вы говорите! – внезапно обрадовался он. – То есть вы – художница?
– Нет. Уже давно нет. Я – домохозяйка, и все.
– И все? Восхитительно. И все! И что, вы реально когда-то рисовали?
– Реально я рисовала еще этой весной, вместо дочери сдавала рисунки для школьного конкурса «Россия глазами детей».
– Это же жульничество! – радостно укорил меня Николай.
– Если и так, то за это жульничество отвечает наша классная руководительница. Она каждый год просит меня что-нибудь нарисовать. Так что…
– И что вы рисовали? – продолжил допрос Николай.
– Ну… акварели. Это на самом деле обычные акварели, ничего особенного, но, если вы возьмете меня на работу, я специально для вас нарисую сколько хотите прелестных акварелей, – голосом рекламного ролика продекламировала я. – И вы сможете совершенно бесплатно сделать вот эту безликую кухню более живой, развесив акварели на стене.
– Чудесно, – в задумчивости пробормотал Николай. – Лучшее предложение дня. И все-таки, согласитесь, это странно. Что в этом может устраивать вас, нормальную женщину, с виду не полную идиотку? Ведь вы совершенно бесплатно пропашете целый месяц. Господи, да даже если бы и за деньги, это же самая дурацкая работа в мире! Мыть полы и готовить – кошмар!
– Вы так считаете? – тихо спросила я. – И мой муж, кажется, с вами бы согласился. Впрочем, не думаю. Он вообще не считает это за работу.
– Ну, тут он не прав, – мотнул головой Николай.
– Но он так считает. А между тем это и есть то, что я умею и люблю делать. Как вот этот стейк. Или лебедей из салфеток. А вот на компьютере я стучу очень плохо, так что вряд ли меня взяли бы в офис. Разве только за то, что я могу сварить кофе пятью разными способами.
– Пятью? – вытаращился Николай.
– Да, если не больше. Черный кофе в турке, с перцем и солью. Имбирный кофе, кофе с молоком, кофе с коньяком, я уж не говорю о классических капучино, латте, эспрессо…
– И ваш муж вас отпустил? Он что, дурак? – в шутку изумился Николай.
Я широко улыбнулась.
– И все это я бы по вашему первому требованию подавала вам на завтрак. Если бы вы только решились и…
– А знаете что, я вас возьму. И даже жить пущу, – махнул он рукой. – Но с условиями.
– Какими?
– Не волнуйтесь, с приличными. Или не радуйтесь, это уж как хотите. Скажу честно, все это как-то странно для меня, но… если вы действительно будете готовить и все такое… А когда я скажу, посидите со мной, если мне понадобится компания, и, кстати, заодно будете отвечать на звонки… Тогда оставайтесь.
– Правда?! – Ну надо же, а я уже почти смирилась, что мне придется с позором убираться отсюда и всю жизнь корить себя за этот глупый (очень глупый) порыв.
– Только уговор – потом не обижаться, – едко улыбнулся Николай.
– На что? – не поняла я.
– Если я через месяц вас выкину и не дам вам ни копейки, – заявил он самоуверенно, но этим-то как раз меня было не сбить.
– Не вопрос! – ухмыльнулась я. – Только если вы действительно захотите, чтобы я ушла.
– А вы настолько уверены, что не захочу? – скептически скривился он.
– А вы настолько уверены, что захотите? – ответила я вопросом на вопрос.
– Что ж… если вас это устраивает…
– Очень, – кивнула я.
– Интересно-интересно. – Он внимательно на меня посмотрел. – Ну-с, тогда располагайтесь. Занимайте, к примеру… м-м-м… вон ту комнату.
Тут он легонько махнул рукой в сторону длинного коридора, а потом выяснилось, что он имел в виду маленькую гостевую комнатку в самом его конце. Там была очень милая обстановка: диван, стол, тумбочка, небольшой встроенный шкаф с прекрасной металлической фурнитурой внутри и даже маленький телевизор. И, кажется, всем этим тоже никто никогда не пользовался. Вообще в квартире Николая было три гостевых комнаты, еще одна рядом с моей и одна наверху, там, где располагалась спальня самого Николая. Квартира была просто огромная, но я бы не сказала, что в ней когда-то бывали гости. Кажется, в этих комнатах никогда никто не ночевал, в эти шкафы никто никогда не складывал вещи, а в стиральных машинах никогда ничего так и не было постирано. Только грязная посуда свидетельствовала о том, что тут все же бывают люди. Какое-то заколдованное царство с королем, который тоже не выглядел вполне нормальным. Может, я попала к Синей Бороде? Синяя Борода, который любит выпить, – что может быть нелепее?
Поздним вечером того же дня Николай ушел к себе наверх, нетвердо держась на ногах и придерживаясь за стены.
– Значит, завтра меня ждет завтрак? – пьяно пошатнулся он, оглянувшись на меня.
– Осторожнее, – дернулась я, не желая потерять работодателя в первый же рабочий вечер – упадет, не дай бог, с лестницы и сломает шею!
И вот я сидела в своей новой комнате, тоже чуть выпившая, но слишком потрясенная всем произошедшим, чтобы на самом деле опьянеть. Я смотрела из окна на шикарную панораму родного города и еле сдерживалась от странного желания ущипнуть себя за щеку. Неужели все это правда и я не сплю? Неужели у меня получилось? Разрази меня гром, если я сама хоть на секунду поверила в успех этого идиотизма! Я – домработница какого-то важного богача, о котором почти ничего не знаю. Чем он занимается, непонятно. Имеет какие-то корочки, которые уважают гибэдэдэшники, но от этого мне только еще больше не по себе. Однако со мной он ничего плохого не сделал, хотя мы… Да о чем я? В прошлый мой визит он довел меня практически до полного бесчувствия. И что? И ничего. Так что теперь я имею работу и буду спокойно жить в элитном аквариуме с видом на Москву! Впрочем, через месяц я, возможно, все это потеряю, да и сейчас я собралась работать забесплатно. Хотя, кто об этом знает, кроме меня и Николая? Никто. А я уж точно ничего никому не скажу. Даже девчонкам, если на то пошло. Да и какое все это имеет значение? Даже если предположить (чисто теоретически, потому что я все сделаю, чтобы этого избежать), что Николаю надоедят мои пироги и прочие радости и он выкинет меня отсюда ровно через месяц – все равно это ничего не изменит. Почему? Да потому что завтра, да-да, завтра прямо с утра я позвоню своему дорогому мужу и скажу эту фразу, которую я уже отрепетировала. Скажу между делом, между другими важными словами, которые нам все равно надо будет сказать друг другу. Скажу, что мы расстаемся, и он может быть свободен и любить кого угодно. Весь наш разговор будет деловым и чисто практическим, потому что у нас есть общие дети и они не должны страдать. У меня дома все мои вещи, документы, мне надо все это забрать. Нам все это надо обсудить. Но когда разговор будет подходить к концу, я найду подходящий момент и спокойно так ему сообщу: