Сергей, сатанея от тупости ситуации, послав водителя «девятки» в очень правильном и конкретном направлении, резко вывернул руль и, задев бампер «Жигулей» по касательной, рванул вперед, затормозив возле Ники, на ходу открывая для нее дверь.
Девушка быстро забралась внутрь машины.
– Сиденье намокнет, – вздохнула Вероника, пожалев красоту автосалонную.
– Да и хрен бы с ним! – зло ответил Кнуров, включая печку на всю мощность.
– Мы едем по следующему адресу?
– Да вы что, дамочка?! – возмутился по-взрослому господин Кнуров. – Вам надо срочно переодеться, вы промокли вся и дрожите!
Сергей очень разозлился, прямо осатанел как-то, когда увидел, как она стоит, растерянно приподняв плечики под струями хлещущей с небес воды, и беспомощно озирается, пытаясь найти хоть какое-нибудь укрытие. Он готов был выскочить из машины и придушить этого придурка на «девятке»!
Ника молчала, отвернулась и смотрела в окно на разбушевавшуюся водную стихию, за пару минут превратившую Москву в разлив множества ручейков и начинающихся озер.
А что говорить?
Переодеться, конечно, оно здорово, но, как говорят на Украине, «да хто ж дасть-то?».
Ливень, сделав свое стихийное дело, начал выдыхаться.
Они остановились у какого-то дома, Сергей подъехал к самому подъезду, заглушив мотор, резко выдернул ключи из зажигания и вышел из машины. Открыв дверцу, протянул руку и почти выдернул Веронику с сиденья.
– Идемте!
– Еще один подъезд? – спросила она, ничего не поняв.
– Нет, этот подъезд мы осматривать не будем, я здесь живу!
Ухватив девушку за мокрый рукав куртки, он потащил ее в подъезд и дальше, мимо сидящего в стеклянной будочке охранника, в лифт, в квартиру и, захлопывая на ходу за ними дверь, приказал:
– Раздевайтесь, быстро! – и стал стягивать с нее куртку и расстегивать джинсы.
– Да вы что?! – переполошилась Ника, отстраняя его руки.
Схватив ее, словно железными клещами, выше локтя, Кнуров потащил растерявшуюся девушку в ванную.
– Снимайте все – и под горячий душ! Быстро! Я принесу вам полотенце и халат.
Отдав приказ, затолкал ее в ванную комнату и вышел.
И с чего это его так разобрало, подивилась Вероника. Да и ладно, какая разница! Оставив попытки понять, что это происходит с господином Кнуровым и чем это он так недоволен, она быстро стянула с себя холодную мокрую одежду и встала под душ. Ника и не подозревала, что так замерзла!
Когда горячие струи смыли верхний холод, оказалось, что она замерзла даже внутри и дрожала мелкой, противной мурашечной дрожью.
Конечно, она не закрыла дверь ванной на замок и задернуть занавеску забыла, так торопилась согреться, но поняла это, только когда мистер Кнуров, рывком распахнув дверь, зашел в ванную и повесил на крючок полотенце и большой махровый мужской халат. Вероника резко повернула на звук голову, не сделав попытки прикрыться или выйти из-под живительных струй горячей воды, только спросила, оторопев от такой бесцеремонности:
– У вас вообще-то совесть есть?
– Нет, остались только ум и честь! – так же зло ответил господин Кнуров и вышел.
Распарившись до того, что мышцы превратились в кисельную массу, Вероника выбралась наконец из душа и, насухо растершись полотенцем, укуталась в халат.
Халат, как и ожидалось, был ей сильно велик.
«Наверное, это должно как-то мило смотреться, когда дамочка носит огромный мужской халат? Надо было не закидывать подальше умные журналы, а поизучать, поизучать, Вероника Андреевна. Ведь что-то в них про такую ерунду наверняка, написано! И что при этом положено из себя изображать?» – подумала Ника, глядя в зеркало, а потом послала мысленно все это подальше. Что ж теперь поделаешь, если ей не интересно ничего из себя изображать!
Перекрестившись на всякий случай, сама не зная почему, она вздохнула и вышла из ванной.
– Але! – крикнула девушка. – В каком направлении мне двигаться?
– В моем! – ответил откуда-то сбоку Кнуров.
Пройдя по коридору и повернув налево, Ника попала в большую, светлую и очень стильную кухню.
«Знакомая кухонька, правда, болталась я здесь не совсем чтобы в физическом состоянии!» – подумала Вероника, осматриваясь.
– Выпейте! – Сергей протянул ей бокал, наполовину наполненный янтарной жидкостью.
– Что это? – понюхала она и сморщилась.
– Коньяк, хороший, французский коньяк! В вашем случае выполняет роль лекарства.
Ника решительно выдохнула и выпила залпом.
– Вот и молодец! – похвалил Кнуров, забирая бокал. – Присаживайтесь, сейчас я сделаю чай с медом.
– А это не будет перебор?
– Лучше перестараться, чем заболеть!
Ника почувствовала, как внутри растеклось что-то горячее и ударило в голову. В ушах немного зазвенело.
Девушке стало жарко. Прямо очень жарко, как после парилки.
Не отдавая себе отчета, машинально, она распахнула ворот и откинула полу халата. Ника поняла, что опьянела как-то сразу, вдруг. Ну надо же!
Кнуров посмотрел на ее манипуляции с халатом и усмехнулся.
– Вы пытаетесь меня соблазнить?
– Что? – не поняла она.
Он указал рукой на раздвинутые полы, открывающие ноги на всю их длину. Ника, покраснев, быстренько закуталась обратно.
– Я про это ничего не знаю. Дайте мне еще коньяка! – попросила она, не зная, куда деваться со стыда.
Присмотревшись к ней, Кнуров достал из шкафчика красивую бутылку, плеснул содержимое в бокал, правда, на этот раз совсем чуть-чуть, и протянул девушке.
– Про что вы не знаете, про соблазнение? – уточнил Кнуров.
– Про соблазнение и про все остальное, – покрутила она неопределенно рукой, потом быстро, одним махом выпила коньяк и, поставив рюмку на стол, решительно добавила: – Я даже не целовалась никогда!
Он уставился на нее, чувствуя себя последним тупицей!
«Кнуров, ты идиот! Никакой ты не профи, ты просто идиот! Как можно было не понять, не просчитать и не прочувствовать ее?! Да потому что, как только я ее услышал, а потом и увидел, вдохнул этой ее вишневости одуряющей, то сразу просек, что она перебаламутит и перевернет всю мою жизнь с ног на голову, понял, и испугался, и запретил себе об этом думать! И ее себе запретил! Все себе запретил!» – честно признался он себе.
Он сделал один большой шаг к Веронике, дернул ее со стула и, положив ладонь ей на затылок, слегка запрокинув голову, заглянул в эти зеленые глаза.
– Тогда этот будет первый!
И поцеловал!
Сильно. По-настоящему. Не оставляя никакой возможности к побегу или отступлению ни ей, ни себе.
Все! Больше никаких игр в прятки с самим собой, с ней, с жизнью!
Ника вцепилась в его рубашку, чтобы не упасть.
У нее был вкус коньяка, шоколада и вишни! Вишня в коньяке! Высший пилотаж! Красотища!!
Сергей прервал поцелуй и прижал девушку к груди, уткнувшись подбородком в ее макушку.
– Голова кружится, – щекоча дыханием кожу на его груди, прошептала Ника. – Я, кажется, опьянела.
– Я, кажется, тоже! – улыбнулся Кнуров. – Тебе бы надо поспать, чтобы согреться и не заболеть, – с сожалением предложил он.
– Да, наверное, – прошептала Вероника.
Он взял ее за руку и повел в спальню, уложил прямо в халате на кровать, укутал одеялом и, проявляя, чудеса выдержки и мужской стойкости, отошел, приказав:
– Спи!
– Угу, – ответила Ника, чувствуя, что проваливается в теплый сон.
Он сидел на совещании и старался держать лицо, как говорил один его знакомый.
Совещание серьезное, и лицо надо было держать соответственно повестке дня – озабоченным и одновременно демонстрирующим работу мысли и готовность к действиям.
За много лет службы он научился искусству слышать все и в то же время думать о своем, улавливая нюансы происходящего вокруг, изображать необходимые эмоции.
Но сегодня это было трудно!
Он почувствовал, что приближается его самый лучший час в жизни. Звездный!
Новость, которую ему сообщили за пару минут перед совещанием, не просто радовала, она обнадеживала.
Девка нашлась!!
Не зря он не снял наблюдение за этим Кнуровым, проследить его на машине оказалось делом непростым, зато слежка за домом принесла плоды.
Теперь все намного проще – девка в паре с этим Кнуровым ищет золото и бумаги, это хорошо! Он навел об этом мужике справки и теперь точно знал – этот найдет!
Вот и славно!
Можно расслабиться и поучаствовать в совещании.
Кнуров сделал себе чай и, отпив пару глотков горячего душистого напитка, закурил.
Он понимал, что, приведя Нику к себе домой, «засветил» ее и свое участие в ее деле. Он точно знал, что за его домом следят.
Рано или поздно ему все равно пришлось бы продемонстрировать наблюдателям, что Ника его клиентка, но Кнуров рассчитывал сделать это позже. Значительно позже, на самом последнем этапе. Уж больно не хотелось тащить за собой в Сибирь довесок в виде соглядатаев, да и пока идут поиски, не нужны они, болтающиеся под ногами.
Рано или поздно ему все равно пришлось бы продемонстрировать наблюдателям, что Ника его клиентка, но Кнуров рассчитывал сделать это позже. Значительно позже, на самом последнем этапе. Уж больно не хотелось тащить за собой в Сибирь довесок в виде соглядатаев, да и пока идут поиски, не нужны они, болтающиеся под ногами.
Сергей придумал для Михаила Ивановича совсем иную комбинацию, которую собирался разыграть уже после завершения дела, они обговорили все с Дедом, накидали приблизительный план действий, возможные варианты.
Но нежданный ливень нарушил все планы.
Сергей позвонил Антону, они обсудили сложившуюся ситуацию.
Ну что ж, придется соображать и действовать по ходу развития событий.
В их работе и не такое случалось!
Вот черт!
Теперь Вероника оказалась под ударом!
Пока этот Михаил Иванович не знал, где она и связана ли она с ним, Кнуровым, у него сохранялся оперативный простор для действия.
Ладно, прорвемся!
Он набрал домашний номер Ринковых, Антон домой еще не скоро доберется, а предупредить Василия Корнеевича и Наталью надо. Кнуров успокоил дедушку, уверив, что все противопростудные меры приняты, в данный момент его внучка спит и сегодня они не приедут.
Чай он так и не допил, посмотрел в темную жидкость, словно ответы там искал, отодвинул чашку, легко поднялся и направился в спальную.
Кнуров включил ночник, стоявший на тумбочке, и осторожно, чтоб не разбудить девушку, лег, не раздеваясь, на кровать, повернулся на бок и стал смотреть на нее. Он усмехнулся, подумав, что опять прислушивается, дышит ли она вообще, так тихо она спала.
Ника лежала на боку, лицом к нему, раскрасневшись от конька и жаркого одеяла, которым была укутана до подбородка. Сергей почувствовал легкий вишневый запах и вдруг с какой-то щемящей ясностью понял, осознал до конца реальность про себя, про них двоих и про ту ночь, когда попросил Господа сохранить чью-то жизнь.
Все свои страхи, все отстраненно-поверхностные отношения с женщинами, все застарелые обиды лежали сейчас перед ним бесформенно-пыльной серой кучкой и не имели абсолютно никакого отношения ни к этой девушке, ни к любви, ни к настоящей жизни, ни к нему как к мужчине, как к личности.
Наталья совершенно права – это великое счастье!
Огромное счастье, что он не прожил жизнь рядом с чужим человеком, годами барахтаясь и все глубже и глубже погружаясь в липкую, похожую на остывшую овсяную кашу массу мелких обид, непонимания, пустоты, взаимных претензий, бесконечной полярности несовпадения двух посторонних друг другу людей, живущих почему-то вместе!
Мучился бы, терпел, чувствуя разъедающую, как ржавчина, вину за то, что не любит и не хочет женщину, ждавшую его из грязно-кровавого месива всех войн, которые он прошел. И однажды, устав окончательно, он бы выбрался из этой овсянки и ушел, испытывая еще большую вину, теперь уже за то, что не справился, не сохранил семью, и огромное облегчение оттого, что ушел, подогревающее эту самую вину. А потом годами бы вытаскивал себя из этого чувства!
Но это «что было бы» и, слава богу, не случилось с ним слетело с его души сейчас легко, как шелуха, сдуваемая ветром.
И нет, не было никогда в его жизни никого, кроме вот этой женщины!
Все просто!
Это все очень просто! У каждого из нас внутри есть некий камертон, настроенный на своего человека. Ты живешь и не знаешь, кто он, где он и встретитесь ли вы вообще. Но камертон звучит, всегда точно определяя иные отношения как дешевку – это стекло, и это стекло, и это.
И ты принимаешь тех, с кем сводит тебя жизнь, потому что бог его знает, как звучит хрусталь, ты же не слышал никогда, ну чувствовал, ну ощущал, но ведь не слышал!
И вдруг – бзынь-нь! И все!
И нет больше вопросов и ответов, и никаких «возможно» и «может быть». Есть единственный, совпадающий с тобой полностью тон.
Все очень просто! Потрясающе просто!
Главное, чтобы в тебе самом не было трещины и вы звучали в унисон!
«Все остальное обыкновенная хрень! Ну, вот так сложилась моя дорога к ней! Через всякое дерьмо. Бывает», – подумал, засыпая, Кнуров.
Ника проснулась от жары и от тревожного, непонятного сна. Ей было жарко и неудобно, она чувствовала себя бабочкой, укутанной в горячий кокон. Попыталась вытащить руки из-под одеяла и замерла, увидев спящего рядом Кнурова.
И тут он открыл глаза.
Они смотрели друг на друга, пережив в эти несколько мгновений всю свою жизнь, ту, что уже прожили порознь, и ту, что еще проживут, даст бог, вместе. Нечто такое, что доступно для понимания только небесам и влюбленным.
И, не сговариваясь, одновременно, потянулись друг к другу, встретившись на полдороги в таком поцелуе, после которого может быть только продолжение, – горячем, безумном, отбирающем все силы! Настоящем!
При том, что он только что все ясно понял про нее, про себя, про них двоих, Кнуров оказался не готов к тем чувствам, обостренным ощущениям, которые так неожиданно обрушились на него.
Как-то одна из его подружек сказала ему: «Когда ты со мной трахаешься, мне всегда хочется назвать тебя «товарищ Дзержинский». Ты контролируешь все, Кнуров, даже свое удовольствие!»
И это действительно было так. Всегда.
С самого первого своего сексуального опыта в подростковом возрасте он контролировал все – от первого поцелуя до элегантного ухода от дамы после постели.
До этой женщины!
Какой тут контроль?!
Нет, конечно, с того самого первого момента, как он ее увидел, она будила и так растревожила в нем все мужские инстинкты, что он тысячу раз думал и представлял себе, как у них все могло быть! Как у каждого нормального здорового мужика, с воображением на эту тему у Кнурова все обстояло отлично.
Оно и понятно – настоящему коту всегда март!
Но он жестко обрывал все свои эротические фантазии и видения, связанные с Никой, понимая и боясь того, что она перевернет все в нем и в его жизни.
«Кретин! Да хоть перевернет, хоть уканопупит вообще, какая, к чертям собачьим, разница?!» – сатанел он от восторга, целуя ее.
Вот здесь и сейчас, забыв обо всем на свете и в первую очередь о каком-то там контроле и о том, что надо бы не торопиться, чтоб не напугать ее и себя заодно, Сергей рвался вперед, сходя с ума, чувствуя и переживая только этот наивысший момент и то, что он вокруг нее, в ней, с ней!
Выше, выше, несясь к неизвестности и крепко держа ее в объятиях, точно зная, что если они будут порознь, то просто помрут!
Все стихии вместе: землетрясение, ураганы и черт его знает что еще подхватили его вместе с женщиной, которую он нашел, наконец, подняли куда-то в звенящую неизвестность, поближе к Богу, и сбросили вниз, забыв предупредить, что смерть бывает сладкой, и высокой, и обновляющей, оставляя за собой отголоски взрывов-воспоминаний в теле, в разуме, в жизни!
Через провалившийся куда-то отрезок времени, с удивлением обнаружив в себе какие-то силы, Сергей перевернулся на спину, не выпуская из рук Веронику. Уложив девушку сверху себя, он неторопливо поглаживал ее по горячей спине.
– Что делают твои руки? – спросила она, жарко дыша в его ключицу, куда уткнулась лицом.
– Изучают территорию, – усмехнулся он и погладил ее попку.
– Понятно, путешествие Гулливера.
Он повернул голову и поцеловал Нику в висок.
– Ты не испугалась? – спросил шепотом.
– Не успела. Ты же как в бою – пришел, победил, а потом увидел! – усмехнулась она.
– Не-ет! – протянул он самодовольно. – Сначала все-таки увидел, а потом уж и победил!
– И как часто можно такое проделывать, но чтобы остаться при этом в живых?
– Чтобы нам остаться в живых, это надо проделывать как можно чаще!
Она помолчала, посопела в его ключицу, щекотя своим дыханием.
– Может, у нас так невероятно получилось, потому что у меня это в первый раз?
Он перевернулся вместе с ней на бок и заглянул ей в глаза.
– У меня тоже первый раз! Так – первый! Но мы на всякий случай проверим.
– Как? – спросила Ника, стараясь загнать навернувшиеся от переполняющих ее чувств слезы.
– Экспериментальным путем!
Он поцеловал ее в переносицу, в веки, стирая губами так и не удержавшиеся, пролившиеся слезы.
И все повторилось!
И повторялось еще, до самого утра.
Они смеялись, шутили, рассказывали друг другу что-то о себе, шептались, целовались, прерывая разговоры и снова погружаясь в сумасшедшую отстраненность от всего мира.
Поминутно целуясь, уже перед самым рассветом, отправились на кухню, почувствовав голод, приготовили какую-то еду, а вернувшись, начали сначала.
Часов в десять утра на домашний телефон Кнурова позвонил дедушка. Сергей нажал громкую связь на аппарате, стоявшем на тумбочке возле кровати. Оторваться от Ники он никак не мог.