Только вот круг людей, попадавших в эту категорию, был чрезвычайно широк. И проверить всех за столь короткий срок не представлялось возможным — точнее, не представлялось возможным составить хотя бы примерный список всех потенциальных подозреваемых. Ибо речь в таком случае, с учетом массы пациентов и знакомых хирурга, шла о сотнях, если не о тысячах людей.
Однако главным в профессии Дмитрия Алексеевича и Егора Шубина было успокоить клиента. Олег Петрович был готов заплатить большие деньги, а в обмен он получал чувство уверенности в завтрашнем дне и в том, что он и его семейство, которым он так дорожил, находятся в полной безопасности. Ну и, конечно, речь шла об обеспечении открытия центра красоты, и этим уже занялись прочие сотрудники «Закона и порядка».
Первым делом Егор собрал информацию на самого Ирдышина и членов его семьи, а также на ближайших сотрудников центральной клиники пластической хирургии, располагавшейся на Мясницкой.
Итак, сам Олег Петрович Ирдышин, пятидесяти четырех лет, более чем успешный пластический хирург и еще более успешный бизнесмен в медицинской области. Владелец сети клиник пластической хирургии в Москве, Петербурге, ряде провинциальных центров, а также в странах ближнего зарубежья. Причем клиники носят его имя — это уже стало не только торговой маркой, но и залогом качества и высококлассного хирургического сервиса. Понятно, что терять эту репутацию Ирдышину совсем даже не хотелось. Репутацию — а вместе с ней и доходы.
Ибо, судя по всему, Олег Петрович был более чем обеспеченным человеком. Нет, к разряду олигархов его отнести было нельзя, не был он и миллиардером, однако, судя по всему, состояние его исчислялось несколькими сотнями миллионов в конвертируемой валюте. Имелся у него дом под столицей, недвижимость в Испании, Италии и на Мальте, автопарк, а также раритетная коллекция икон.
В прошлом Олега Петровича наблюдалась масса белых или, точнее, темных пятен. Никто толком не ведал, как он заполучил свою первую клинику, которая стала фундаментом его хирургической империи. Он приватизировал разваливавшуюся советскую больницу, но, судя по всему, не все было исполнено в соответствии с буквой закона. Ходили слухи, что в то время Ирдышин приторговывал наркотиками, а также прочими запрещенными препаратами, втюхивая доверчивым женам и любовницам «братков» незапатентованные средства для избавления от морщин, сжигания жира и мгновенного похудения. На него завели тогда уголовное дело по факту гибели нескольких пациенток, однако до суда дело не дошло, все удалось замять, и Олег Петрович сумел выкрутиться, став с тех пор гораздо более осторожным и изворотливым.
В то время он состоял в браке с Мариной Сергеевной Ирдышиной, с которой учился когда-то во Втором московском медицинском институте имени Пирогова. У них имелось двое детей: дочка Елизавета и сын Петр. Дочка, столичная красавица без определенных занятий, кажется, выпускница МГИМО, была неким подобием столичной Пэрис Хилтон. Она появлялась то тут, то там, вела какие-то передачи, печаталась в гламурных изданиях, была прелестна, как майский день, и, несмотря на свой образ жизни, не замешана ни в одном крупном скандале.
А вот сын пытался сделаться пластическим хирургом, но вылетел из меда, зато выучился на экономиста и теперь подвизался в финансовом отделе клиник отца. Впрочем, как удалось выяснить, Петру Ирдышину не хватало ни хватки, ни интуиции Ирдышина-старшего — обычная проблема сыновей новаторов и гениальных бизнесменов. Сынку было под тридцать, он обитал в шикарном пентхаусе в столице, не был женат, однако якшался с малоизвестными певичками и актрисами, каждые несколько месяцев меняя любовниц. О сексуальных похождениях Петра Ирдышина, столичного плейбоя и завидного жениха, можно было прочитать в любом желтом издании.
Дмитрий Алексеевич обратил внимание Егора на то, что обоих отпрысков надо взять в оборот: сынка-балбеса, который старается копировать отца, но у которого это плохо выходит. И который, не исключено, убежден в своей исключительности и устал ждать многомиллионного наследства. А также дочурку, которая ведет великосветский образ жизни, не особо утруждая себя заботой о дне насущном, и в последние несколько лет написала несколько бестселлеров из серии «Откровения столичной красавицы» о том, как следует одеваться и вести себя, чтобы заполучить в мужья миллионера. Судя по тому, что сама Елизавета Ирдышина была все еще не замужем, следовать своим собственным советам она пока не спешила.
Вроде бы благополучная семья, вроде бы хорошие дети. Вот именно — вроде бы… Потому что имелась еще история с гибелью первой жены хирурга, Марии Сергеевны. История в самом деле темная: в конце девяностых на Олега Петровича было совершено покушение, однако то ли киллер оказался неопытным, то ли судьба так распорядилась, но жертвой стал вовсе не он сам, а его супруга.
Смерть жены стала страшным ударом и для самого Ирдышина, и для его детей-подростков. И сразу после этого дочка, которой тогда исполнилось тринадцать или четырнадцать, была отправлена в закрытый швейцарский пансион. А сын Петр, который младше ее примерно на год, остался в Москве, при отце.
Ходили темные, невнятные слухи о том, что Ирдышин жестоко расправился с непосредственным убийцей, а также заказчиком убийства жены. Но слухи эти были подобны сценарию второсортного фильма ужасов: якобы виновных доставили ему в клинику, в подвал, где имелась особая, оборудованная только для специальных пациентов, операционная. И что эту операционную они уже никогда не покинули — во всяком случае, живыми. А были вынесены оттуда по частям…
Производил ли Ирдышин впечатление человека, который мог запытать до смерти убийц своей горячо любимой супруги? А ведь как хирург он обладал необходимыми медицинскими познаниями, чтобы превратить последние часы или даже дни жизни этих субъектов в кромешный ад и нескончаемую боль.
Кто знает, на что был способен их клиент? Однако одно дело — финансовые махинации и торговля наркотиками на заре карьеры, и совсем другое — хладнокровное садистское убийство с использованием своих хирургических познаний.
После гибели жены Ирдышин полностью ушел в работу и в течение последующих семи или восьми лет расширял свою империю пластической хирургии. Он носил траур по Марине, все были уверены, что он больше никогда не женится, а он взял и пошел наперекор общественному мнению.
Его новой супругой сделалась некая Жанна Голубева, участница одного из многочисленных музыкальных шоу, ставшая потом, правда, на весьма короткий период, участницей крайне популярной гёрлз-бэнд. Затем популярность резко пошла на спад. Жанна попробовала начать сольную карьеру, но та не удалась, она переметнулась на телевидение, где вела несколько глупых программ, а потом стало известно о ее помолвке и приближающейся свадьбе с Олегом Петровичем Ирдышиным.
Невеста была младше сына и дочери от первого брака, но пластического хирурга это не заботило. Ибо он, судя по всему, поставил перед собой новую задачу — и она была решена. Новая супруга родила ему близнецов, мальчика и девочку, которых странным образом тоже назвали Петей и Лизой.
И опять же вроде бы семейная идиллия, но чего-то не хватает. Видимо, веры, что презентуемый общественности разукрашенный фасад счастливой семейной жизни не скрывает на самом деле конфликты и семейные драмы.
Кроме этого, имелись еще ближайшие сотрудники Ирдышина, одна из которых, Нинель Львовна Зелейко, и сидела в данный момент перед Егором. Он находился в ее кабинете вместе с сыном хирурга Петром. Тот — высокий, стильный, уверенный в себе — был явным любимцем Нинель Львовны. А вот к гостю из агентства «Закон и порядок» личная секретарша Ирдышина отнеслась с явным подозрением.
— И все же я бы попросил вас повторить то, что вам известно, еще раз, — произнес Егор без тени улыбки.
Нинель Львовна метнула на него злобный взгляд, поправила ворот блузки и произнесла хорошо поставленным голосом:
— К сожалению, у меня так много дел, ведь завтра открывается центр красоты…
Инициативу перехватил Петр Ирдышин. Чарующе улыбнувшись, он произнес:
— Нинель Львовна, прошу вас, сделайте, как говорит Егор Александрович. Это крайне для нас важно!
— Петр Олегович, конечно! — расплылась Зелейко в улыбке и снова метнула неприязненный взор в сторону Егора. Тот внутренне усмехнулся — кажется, эта особа была отменной актрисой.
— Рассказывать-то, собственно, нечего. Как вы видите, мой кабинет располагается непосредственно около кабинета Олега Петровича. Вчера утром на девять часов у него была назначена операция. Вот документы, операция началась даже немного раньше срока — Олег Петрович крайне пунктуален и не любит транжирить время, ни свое, ни пациентов. Операция началась в 8:47, закончилась в 11:03. После этого Олег Петрович принял душ, сделал несколько звонков по мобильному, перекусил и около двенадцати появился в своем кабинете. И в 11:56 он мне позвонил по внутреннему телефону, вот, смотрите, звонок остался в памяти аппарата. Попросил зайти к себе и презентовал… Презентовал эту ужасную анонимку!
Ее острый нос задергался, а глаза за затейливой оправой очков гневно распахнулись.
— Как низко пал тот, кто посылает подобные идиотские послания! Олег Петрович был вне себя, мне даже пришлось его успокаивать…
Ага, значит, хирург очень даже испугался, когда впервые увидел это письмецо. И оно произвело на него неизгладимое впечатление. Это крайне важно.
— Подлые, гадкие людишки! — продолжала плеваться ядом личная секретарша. — Такого уникального специалиста и золотого человека — и так оскорбить! Уму непостижимо!
Егор быстро взглянул на сына хирурга — тот мерно качал головой, однако думал, кажется, о своем. Интересно бы знать, о чем именно?
— Когда вы заходили в кабинет Олега Петровича в то утро? — прервал ее стенания Егор.
Нинель Львовна опешила, потом машинально поправила очки и произнесла:
— Молодой человек, что вы хотите сказать? Вы что, обвиняете меня в том, что именно я подложила шефу эту подлую анонимку? Я не потерплю…
Настало время расставить точки над «i». И поставить несносную особу, которая все это время ужасно действовала Егору на нервы, на место.
— Факт остается фактом: кто-то подложил письмо на стол Олегу Петровичу. Причем произошло это между примерно половиной девятого, когда он перед операцией был у себя в кабинете и работал за компьютером, и зафиксированным вами звонком без четырех минут двенадцать. Когда утром Олег Петрович находился у себя в кабинете, никакого письма там еще не было, оно появилось в его отсутствие. Кто-то положил его самым демонстративным образом на письменный стол, причем так, что не увидеть его было невозможно. Так же и для тех, кто в это время входил к нему в кабинет. И если отбросить версию, что письмо материализовалось из воздуха, то следует признать, что его кто-то подложил и что произошло это между половиной девятого и без четырех минут двенадцать. Итак, вы заходили в этот временной промежуток в кабинет шефа?
Его ироничная, произнесенная спокойным тоном речь отрезвила Нинель Львовну. Уставившись на Егора, дама после короткой заминки произнесла:
— Да, заходила. Например, чтобы положить утреннюю почту. А затем — чтобы принести документы на подпись. И было это… Подождите…
Она зашелестела бумагами на своем столе, потом быстро сверилась с компьютером и сказала:
— Это было около десяти часов. Папку с документами на подпись я положила на стол Олегу Петровичу, как это делаю всегда. И никакого анонимного письма там, клянусь, не было!
Сказано это было весьма убедительно. Впрочем, достаточно ли?
— Как я заметил, в кабинет Олега Петровича просто так не попадешь, — продолжил Егор Шубин. — Для этого надо миновать особу, сидящую в приемной.
— Алина, ее зовут Алина, — подсказал сын хирурга.
— Двери кабинета Олега Петровича, как, впрочем, и дверь вашего кабинета, выходят в приемную, где сидит Алина, — сказал Егор. — И, следовательно, она должна была зафиксировать появление любого, кто заходил в кабинет шефа. Помимо нее самой — ведь сделать она это могла в любой момент…
Петр Ирдышин воскликнул:
— Нет, поверьте, Алина не такой человек, чтобы писать анонимки! Она отличный сотрудник! И прекрасный человек!
Егор подумал: откуда сыну хирурга известно, что секретарша Алина прекрасный человек? Просто так вырвалось — или он близко знаком с ней? Если последнее справедливо, то он вполне может выгораживать ее, а она — его.
А вот Нинель Львовна, казалось, придерживалась иного мнения о секретарше Алине.
— Хоть я сама и рекомендовала ее Олегу Петровичу, однако раскаиваюсь в этом. Ибо моих ожиданий она не оправдала. Слишком нерасторопна, болтлива, непунктуальна. Кроме того, умудряется в рабочее время проворачивать свои приватные делишки. Я такое терпеть не могу. Вчера утром у меня была масса работы, мне несколько раз приходилось покидать мой кабинет, чтобы навестить коллег из юридического и финансового отделов. Я подсчитала — я выходила из своего кабинета три раза. И, соответственно, возвращалась тоже три. И в двух случаях из трех Алины на месте не было!
Она подняла палец с коротко остриженным ногтем к потолку. Егор обратил внимание, что на руке Зелейко не было ни одного кольца.
— Ну, милая Нинель Львовна, ведь у Алины тоже могут быть важные дела! — рассмеялся Петр Ирдышин. — Она тоже могла отправиться в юридический или финансовый отдел. В конце концов, она ведь не обязана, как приклеенная, сидеть все время на своем стуле в приемной моего отца.
Нинель Львовна дернула носом и ответила:
— Боюсь, что на самом деле она или была в столовой, или отправлялась курить. Или выходила в коридор, дабы вести разговоры по своему мобильному, которые никому не следовало слышать!
Егор на мгновение прикрыл глаза. Вообще-то еще до беседы с Нинель он успел переговорить с Алиной. Да, работницей она была ненадежной и хитроватой, это сразу бросалось в глаза. Вполне вероятно, что она то и дело шныряла из приемной невесть куда, оставляя на долгое время кабинет шефа без присмотра. А так как никаких камер слежения в коридорах клиники не было — только камеры наблюдения на входе и в лифтах, — то, пользуясь ее отсутствием, любой желающий мог подняться наверх, миновать пустую приемную, зайти в кабинет к Ирдышину, положить ему на стол анонимное письмо и ретироваться. И остаться при этом незамеченным.
— Вы ведь навещали вчера утром своего отца? — спросил Егор, даже не поворачивая голову в сторону Петра.
И все же заметил краем глаза, как тот дернулся.
— Да, заезжал… Извините, что не сказал вам об этом сразу, как-то из памяти выпало… Но отца в кабинете не было…
— Значит, вы у него были? — уточнил Егор, наконец посмотрев на отпрыска хирурга. Ведь он уже говорил с ним, и тот отрицал, что посещал отца вчера утром. Сказал, что был в юридическом отделе, так как требовалось утрясти важные моменты перед предстоящим открытием центра красоты, и, так и не навестив родителя, который, как он знал, все равно на операции, отправился на деловую встречу.
То, что деловая встреча началась в полдвенадцатого, Егор уже проверил — все верно, Петр Ирдышин не опоздал. Но это вовсе не значит, что у него не было возможности до этого побывать в кабинете отца и, пользуясь отсутствием Алины, подсунуть родителю анонимку.
— Ну да, был… — заикаясь, произнес тот. — Но отца, повторяюсь, не застал! Я просто открыл дверь кабинета, удостоверился, что его нет, и ушел…
— Удостоверились? — переспросил Егор. — Что вы хотите этим сказать?
Губы Петра Ирдышина затряслись. Он гневно выпалил:
— Ничего не хочу сказать! И нечего цепляться к словам, уважаемый! Увидел, что отца нет, и ушел. Да, я забыл, что он на операции, хотя до этого помнил. Но я был так занят кое-какими юридическими коллизиями, что это вылетело у меня из головы. Или вам еще предоставить детальный отчет о том, что именно я хотел с ним обсудить?
Егор сделал вид, что удовлетворился сказанным. И не задал вопрос, почему, если у отпрыска были вопросы к отцу, нельзя было просто ему позвонить. Хотя ответ был ясен: в таком случае у него не было бы повода «случайно» побывать в кабинете родителя.
Или все это на самом деле случайность?
— Получается, что вы примерно в одно и то же время были в юридическом отделе, так ведь? — спросил Егор, взглянув сначала на Нинель Львовну, а потом на Петра. — По крайней мере, это следует из ваших слов. Вы там столкнулись?
Петр, надувшись, ничего не отвечал, вместо него в разговор вступила секретарша:
— Нет, не столкнулись. Потому что Петр Олегович был у начальника юридического отдела, в его кабинете. Я же ходила к коллегам из одного из подотделов.
Егор сцепил руки в замок. Вопрос, который следовало бы задать: действительно ли ходила? Впрочем, это легко проверить.
Как и то, сколько Петр Ирдышин оставался у начальника юридического отдела и когда его покинул. Что-то в его показаниях не сходилось, и Егор пока не мог сказать, что именно…
Он поблагодарил секретаршу, которая, надо заметить, кажется, начала к нему оттаивать. Когда они вышли, приемная оказалась пустой: Алины в очередной раз не было на месте.
Егор, взяв со стола первый попавший лист бумаги, быстро подошел к кабинету Олега Петровича и распахнул дверь. Самого хирурга там не было — он находился на очередной операции.
Все оказалось просто. Даже очень просто!
— Рекомендую вам запирать двери в ваше отсутствие, — сказал он, а Петр, уже отошедший от недавней стычки, заметил:
— В самом начале так и было, но отец постоянно терял ключ. Поэтому в итоге уходил, не запирая кабинета, тем более особого смысла в этом нет. Красть все равно нечего…
Он запнулся, а Егор подумал, что красть, быть может, и нечего, а вот подложить подметное письмо при таком раскладе может фактически каждый, кто, минуя ресепшн при входе в клинику, поднимется на этажи, где располагаются административные структуры.