После того как я интуитивно осознал, что предмет моих поисков лежит абсолютно в другом направлении, было неестественно и не нужно продолжать придерживаться этики, в основе которой лежит уверенное и властное «нет» и такое осторожное и скупое «да». Поэтому я пошел дальше и окунулся в исследование современных терапевтических и духовных практик.
Эти пути казались намного более разумными и открытыми, чем те, которыми я шел прежде. Такие понятные, такие раскрепощающие идеи.
Было очень увлекательно знакомиться с инструментами, позволяющими обнаружить, исцелить и интегрировать те части жизненного опыта, которые затрудняли мои взаимоотношения с людьми, творческую реализацию, вредили здоровью и благосостоянию, а самое главное, снижали самооценку.
Как прекрасен был бы наш мир, если бы это смогли сделать все! Мне все это очень нравилось, особенно в сравнении с идеей о том, что я обязан подгонять себя под некий идеальный образ, созданный кем-то другим.
В моем распоряжении было множество новых интересных методик. А как много людей шло вместе со мной по этому пути, казавшемуся самым изумительным духовным приключением двадцатого века! Дивное переживание: потрясающие озарения и прорывы; бурные выплески эмоций; страх и возбуждение, когда делишься самыми потаенными секретами, когда полностью отдаешь себя в руки своего гуру, когда постигаешь, почему тебя так зачаровывали и пугали женщины. Разделять с другими людьми боль и душевные излияния, воспоминания о прошлых жизнях, обиды текущего момента, надежды на будущее и страхи — это истинное духовное откровение и посвящение.
Все это было так захватывающе и столь непосредственно касалось меня!
Я погрузился в глубочайшие медитативные состояния, запоем читал важные книги и, конечно же, увлеченно занялся новейшими терапевтическими практиками. Они множились, словно грибы после дождя, и их нужно было собрать и переварить или распознать и отвергнуть… Дыхательные упражнения, методы самовнушения, техники интеграции, энергетические потоки — все это в те дни казалось мне таким захватывающим. Если же кто-то говорил, что подобные виды деятельности сводятся просто к самонаблюдению и потаканию себе, то я к тому времени это уже понял, как, впрочем, и то, что любой совершаемый нами выбор продиктован нашими внутренними побуждениями.
Выражение чувств стало для меня священнодействием. Столь же священной была и потребность мыслить позитивно, простить свою мать, исцелить внутреннего ребенка, разобраться с личным прошлым и так далее. Пройти через эти процессы было жизненно необходимо, более того, они стали чем-то вроде Десяти Заповедей нового времени.
В течение года я проходил интенсивный стационарный курс обучения современным терапевтическим методикам и восточной медитации.
Вскоре я выделил терапевтические методы, полезные и эффективные лично для меня, и остановился на них.
Я дал ход очень многим чувствам, которые некогда сдерживал, и обнаружил модели и системы верований, оказывавшие огромное влияние на мое поведение.
Значительная часть проделанной работы была нацелена на развитие и укрепление самосознания и чувства собственного достоинства. Насколько я понимаю, теория гласит, что если человеку удается понять и пройти все эти терапевтические процессы, то он становится более жизнеспособным, уравновешенным и успешным индивидуумом, ясно понимающим характер своих взаимоотношений с миром и свою роль в нем. Структура такой личности строится на прочном фундаменте определенной системы верований, построенной в результате упорной работы над собой.
Но верования всегда неразлучны с сомнениями, и их эффективность прямо пропорциональна тому, насколько нам удается подавить сомнения, с которыми нашим верованиям приходится состязаться.
Итак, я снова понял, что пытаюсь сложить воедино разрозненные части в надежде, что они, в конце концов, образуют единое целое. Но такой подход совершенно противоречил моему же мнению, что просветление лежит за пределами любых ожиданий или усилий, связанных с самосознанием и чувством собственного достоинства.
В моем случае первый проблеск просветления произошел приблизительно в возрасте двадцати одного года, когда я сошел с религиозного пути. После этого я и обратился к современным терапевтическим методам, полагая, что благодаря им смогу обрести более глубокий опыт. Для тех, кто хочет изменить свою личность в рамках колеса жизни, современная терапия предлагает огромный арсенал методов, а также проявляет неведомую доселе глубину и терпимость в подходе к индивидууму.
Я убедился, что энергии, генерируемые при использовании некоторых терапевтических методов, могут пробудить человека к более глубокому пониманию природы сознания и его роли в мироздании.
Однако я вновь обнаружил, что меня поглотили и околдовали ожидания, касающиеся времени, целей и задач.
Цели и задачи — совершенно нормальное и уместное явление в мире времени, но мы слишком много сил вкладываем в связанные с ними ожидания и привязанности. Стремления кем-то стать, к кому-то примкнуть, измениться, усовершенствоваться, очиститься и т. д., и т. п. Особые места, особые люди, учителя, мастера — они появляются отовсюду и предлагают все новые формулы жизни. Мы движемся от одного к другому и, похоже, не хотим видеть, что свобода не может пребывать в том или ином «месте» просто потому, что свобода по самой своей природе не бывает ограниченной или ограничивающей.
Мы бодро шагаем вперед, предвкушая очередную «духовную» вершину, и, очевидно, не замечаем, что искомое сокровище таится не там, куда мы направляемся, а в самой природе каждого совершаемого нами на этом пути шага. Торопясь достичь наилучшей ситуации во времени, мы равнодушно топчем прекрасных бабочек бытия, которые встречаются нам каждое мгновение.
Похоже, человеческая привязанность к цели порождена потребностью что-то доказать себе. Но жизнь — это просто жизнь, а отнюдь не шанс доказать что-то. Эта весна не стремится быть лучше прежней, и ясень не пытается стать дубом.
Развеяв чары необычайного и зрелищного, мы обретаем возможность разглядеть простое чудо обыкновенного.
Ибо жизнь — самоцель, и для нее не требуется никаких причин. В этом ее красота.
Парк
Однажды, прогуливаясь по парку в пригороде Лондона, я вдруг заметил, что мой разум полностью поглощен ожиданиями относительно будущих событий, которые, возможно, еще и не произойдут. Тогда я решил отпустить эти проекции и просто быть, просто прогуливаться.
Я заметил, что каждый шаг совершенно неповторим, — новый нажим, новое ощущение в стопе, — это длится одно мгновение, а затем прекращается и никогда уже в точности не повторится.
Вместе с этим осознанием произошел переход: я, прогуливающийся, исчез, и осталась только прогулка.
То, что случилось потом, не поддается описанию. Я могу лишь грубо обозначить это словами: все окутал абсолютный покой, казалось, во всем ощущалось присутствие вселенских сил. Понятие времени утратило смысл, меня больше не существовало. Я исчез — не стало того, кто переживал этот опыт.
То, что произошло, можно назвать всеобщим единством. Нельзя сказать, что я стал един со всем мирозданием, поскольку меня просто не стало. Могу только сказать, что было всеобщее единство, и все мироздание преисполнилось восторгом любви. Вместе с этим пришло полное постижение целого. Все это произошло в безвременной вспышке, которая казалась вечностью.
Вместе с этим переживанием и сразу после него пришло откровение настолько величественное и революционное по своей природе, что мне пришлось сесть на траву, чтобы переварить все это. То, что я увидел, было просто и очевидно, но в то же время совершенно непередаваемо в словах. Как будто я получил ответ, состоящий в том, что у меня не было вопроса.
Мне была открыта тайна, что никакой тайны на самом деле нет; эта несуществующая тайна содержится и отражается во всем, что нам известно и неизвестно. Природа, люди, рождение, смерть, наши сражения, наши страхи и страсти — все это отражает ничем не обусловленную любовь и содержится в ней.
Я был совершенно ошеломлен. Все приобрело новый смысл. Я смотрел на траву, на деревья, собак и людей — все они были такими же, как и прежде, но теперь я не просто осознавал их сущность, но сам был их сущностью, словно они — это я. Как будто бы все вокруг, включая меня, погрузилось в океан всеобъемлющей любви, и странным образом казалось, что ничего особенного в этом нет: таково положение вещей, норма, просто обычно мы этого не ощущаем.
Почему именно я и почему именно в тот момент? Мне нечего дать взамен, — чем же я заслужил такой дар? Я, несомненно, не был чист в библейском смысле, как и в любом другом общепризнанном смысле. Во всяком случае, так говорил мой разум. Я не проводил дни в медитации, не шел путем духовного подвижничества. Просветление произошло без каких бы то ни было усилий с моей стороны! Я просто очень легко и естественно начал созерцать свою прогулку, и вдруг появилось это сокровище.
И еще я понял, что переживание, в тот момент воспринятое мною как дар, было и будет доступно всегда. Для меня это стало самым изумительным откровением! Это ощущение было готово появиться и завладеть мною везде и в любой момент. И для того, чтобы вновь любоваться этим сокровищем, вовсе не нужна упорная духовная работа, — отнюдь нет. Это всеобъемлющее чудо находится в каждом шаге, в шуршании подошвы по гравию, в утомленности и безразличии, в сидящей кошке, в боли и отчаянии, на горной вершине, на главной улице провинциального городка. Я везде и всюду окружен и наполнен покоем, ничем не обусловленной любовью и единством.
Затем я задумался, как удержать при себе это сокровище, но снова и снова убеждался, что это состояние невозможно обрести или сохранить. Не нужно ничего делать. Более того, сама мысль о том, что мне нужно что-то делать, чтобы заслужить это чудо, искажает его изначальную сущность.
Вот ведь парадокс: это божественное чувство всегда доступно, если ты просто допускаешь его возможность. Оно всегда рядом, всегда готово… Словно нежная и верная возлюбленная, отвечающая на любое твое движение.
Оно есть, когда я его принимаю, — есть оно и тогда, когда я отвергаю его.
Это состояние безвременно, оно не предполагает пути, которому необходимо следовать, или долга, который взывает к оплате. Не признавая правильного или неправильного, не знает оно также осуждения и вины. Его любовь абсолютна и ничем не обусловлена. С радостью и состраданием наблюдает оно, как я ухожу, чтобы снова вернуться.
Это — мое естественное право, рожденное вместе со мной. Это — мой дом. Это — я.
Присутствие
Если попытаться описать просветление через его атрибуты (хотя такое описание обречено быть неточным), то я бы назвал ничем не обусловленную любовь, сострадание, покой и беспричинную радость. Пока я сохраняю веру в существование времени и своей отдельной личности, я могу познать лишь отражения этих атрибутов, а не их сущность.
Пока мне не известно, кто я есть, я обделен.
Но к счастью, у просветления есть еще один атрибут, который может стать мостом между безвременьем и привычным иллюзорным ощущением, будто мы отделены от целого. Этот атрибут — присутствие.
Присутствие — наша неотъемлемая способность, но мы постоянно мешаем ей собственными ожиданиями, побуждениями и интерпретациями. Мы почти не бываем дома. Для того чтобы вновь обрести забытую свободу, нужно избавиться от всех этих проекций и тем самым создать возможность присутствия. Ведь по-настоящему обрести свободу можно, только проникнув в сущность того, что есть. И только в состоянии присутствия жизнь проявляется спонтанно, независимо от наших проекций. Только так можно в полной мере испытать радость неведомого.
Только здесь, в состоянии присутствия и непрерывном осознании того, что есть, человек может обрести свободу от образа себя.
Жить страстно — это значит отпустить все ради чуда безвременного присутствия. Если человеку хватает на это смелости, он заново открывает, что является единственным источником всего на свете.
Не следует путать присутствие с «пребыванием здесь и сейчас». Последнее относится к отделенному «я» и не имеет прямого отношения к освобождению.
Присутствие — атрибут открытого приветливого сознания, которое поглощено тем, что просто есть. При этом осознающий и осознаваемое могут сохраняться. Звук текущей воды, вкус чая, ощущение страха, мягкая подушка кресла… А затем ты отпускаешь осознающего и остается только присутствие. И все это происходит без суждений, без анализа, без желания прийти к каким-то выводам или чего-то достичь. Нет ни движения, ни ожиданий. Есть просто то, что есть.
Вначале вполне достаточно позволить сознанию погрузиться в то, что есть. Может быть, вскоре ты отпустишь того, кто воспринимает, но это не должно быть целью.
Невозможно «добиться» присутствия, ибо ты сам и есть присутствие. Нельзя «обучаться» присутствию, поскольку нельзя научиться быть тем, кем ты уже являешься.
Присутствие не требует усилий, человеку оно ближе, чем дыхание. Присутствие можно только допустить и признать. Если человек пытается что-то делать для того, чтобы оно состоялось, он, скорее всего, уходит куда-то в сторону или даже мешает проявлению присутствия.
Без присутствия не было бы существования. Я — присутствие, ты — присутствие. Если бы мы не присутствовали, не было бы существования.
Присутствие порождено тем же источником, откуда происходит все ведомое и неведомое. И этот источник — мы сами. Человек — единственный источник своего уникального мироздания.
Либо мы присутствуем, либо остаемся отделены. Либо мы открыты мирозданию, либо стараемся манипулировать ситуацией. Либо мы радуемся и удивляемся непрерывному потоку того, что есть, либо пребываем в тюрьме собственных ограничений и ожиданий. Третьего не дано.
Присутствие — это свет во тьме, это мощная энергия. Один миг присутствия дает миру больше света, чем тысячи лет «благих деяний». Когда есть присутствие, все действия незатейливы и чисты. Это — непосредственность, рожденная покоем.
Однако, погружаясь в присутствие, мы встречаемся со смертью. Умирают все ожидания, суждения и попытки становления. Умирают ощущение разобщенности и чувство собственного «я», которые могут жить только в иллюзорном мире прошлого и будущего, в мире воспоминаний и ожиданий. Освободившись для того, что просто есть, человек попадает в пространство незнания.
Вот почему обретение присутствия сродни смерти. Умирает сон об индивидуальности. Мы освобождаемся от своей вечной потребности чувствовать себя отдельной сущностью, и продолжаем существование в качестве частички целого. И с этим освобождением к нам приходит понимание: смерть — это возрождение в просветлении.
Присутствие дарит человеку возможность единства, возможность заново открыть, кто он есть на самом деле. Это мост между миром разобщенности и просветлением; стоит перейти через него, и он исчезает.
Стоит обрести присутствие, и исчезает «я». Мы смотрим на парадокс жизни откуда-то со стороны и видим, как из нескончаемого потока становления рождается свобода. Это — приглашение открыть для себя тайну, которой нет.
Вместе с присутствием приходит осознание — тот самый свет, пронизывающий тьму. Этот свет рассеивает все иллюзии, которые мешали нам видеть единство. Осознание не разделяет и не подавляет, оно не питает энергией ничего нереального. Оно просто видит то, что есть, и несет свет, в котором тает все иллюзорное.
Не бывает таких ситуаций, в которых мы не могли бы испытывать единство с миром через присутствие. Разве это не прекрасно? Повторю: присутствие возможно всегда. Иными словами, свобода дана нам изначально и доступна в любой момент.
Каждый день дарует нам пространство для присутствия: боль, страх, шум машин, шелест ветра в листве, прикосновение кресла к спине и ручки к пальцам, душевные неурядицы, привычки, самоосуждение, чувство вины, ходьба, вкус сыра, спешка, лень, стремление контролировать ситуацию, наш гуру-разум, твердящий, что присутствие непродуктивно и нужно заняться чем-то «духовным» или полезным. Присутствие проливает свой свет везде, на каждую грань бытия.
Пытаясь выделить какой-то один аспект, я нарушаю общий поток и лишаю себя многих возможностей, которые способна предоставить жизнь и моя собственная внутренняя мудрость. Ибо присутствие — не задание, оно не связано с волевыми усилиями. Это не духовное упражнение и не инструмент, вроде молитвы или медитации. Стремясь использовать его для достижения какой-нибудь цели, я в очередной раз пытаюсь втиснуть в узкие рамки нечто, не имеющее границ.
Присутствие всеобъемлюще и является ценностью само по себе. Оно ни к чему не ведет, и если я попытаюсь использовать его для того, чтобы прийти куда-то, то тем самым просто разрушу его.
Зато когда есть присутствие, все сущее успокаивается в его объятиях. Нет больше ни вопросов, ни стремлений. Ум уходит со своего трона, тело расслабляется, дыхание становится ровным, и восприятие объемлет весь мир. Я покоюсь в том, что никогда не приходит и не уходит.
Когда есть присутствие, ты ощущаешь теснейшую близость со всем вокруг, и чувства становятся небывало острыми. Зрение и осязание девственно чисты, я ощущаю вкус и запах, словно впервые; звуки новы, свежи и незнакомы.
Присутствие несет с собой тонкое ощущение опасности и безмятежности. Это — первый и последний шаг. Оно уводит за пределы времени и прежних представлений о себе самом, даруя возможность познать прямо и непосредственно: кто я.
Когда есть присутствие, все иллюзорное отпадает, и остается только реальность — живая и трепещущая. Жизнь полна… Не моя, не чья-то, но просто жизнь.