Дмитрий прошелся к окну и прислушался к хлопкам.
– Дивизия быстрого реагирования переброшена в Южно-Уральский округ на границу с Кыргызстаном. Каспийская и Волжская бригады, расквартированные в дружественной Западной Монголии, в течение двенадцати часов готовы высадиться в районе Кара-Богаз-Гол или в нежно любимом порту Кызыл-Су. Объявлен срок мобилизации резерва Русской княжеской армии. Короче, если через сутки правительство каганата не гарантирует охрану посольства и безопасность дипломатических машин, Русь начнет полномасштабную войну и расхреначит Кыргызию к чертям.
– О Аллах! Что мы наделали! – вздохнул Мартик.
– Когда гяуры войдут в Самарканд, на пепелище посольства найдут наши трупы. – Ангин проявила большую практичность.
– Снова мимо. Во-первых, любое покушение на наших подданных, и тем более дипломатов, за рубежом карается настолько жестко, что правители неосторожных стран горько об этом сожалеют. Если остается кому сожалеть. Во-вторых, каган Ибрагим Семнадцатый – не полный кретин и вряд ли желает увидеть здесь русские танки. В-третьих, и при самом худшем развитии событий, то есть штурме посольства, возможны варианты.
– Не верю, – решительно заявила девушка, на сей раз в личине русской дамы с зелеными глазами и русой косой. – Как бы ни шли дела, не верю, что из-за троих молодых людей такой переполох. Дмитрий, кто ты? Только не отвечай в обычном духе, типа в Москве скажу.
– Там сама узнаешь. Но и вы гораздо важнее, чем я думал. Об этом тоже в Москве.
Через сутки Великий каган лично гарантировал безопасность проезда дипломатического транспорта через Самарканд и военное оцепление дороги до аэропорта. Через четыре часа кортеж из шести машин выехал в аэропорт, одна из них закатилась внутрь его чрева. Через час двадцать минут после взлета сработало мощнейшее взрывное заклинание. Обломки машины упали в Аральское море, гораздо более полноводное в нижнем мире.
Через минуту после поступления в Серебряный Бор известия об авиакатастрофе Русь объявила войну Кыргызстану. Квартал вокруг русского посольства, защищаемый десантированными боевыми магами не ниже второго уровня, выгорел до голых стен. В пламени погибла дивизия личной гвардии кагана и проживавшие там жители Самарканда. Белые стены посольства чуть-чуть закоптились.
На третьи сутки войны над столицей завис дирижабль, невидимый из-за массы маскировочных заклинаний.
– Вот ты какой, твое сиятельство. Это натуральное лицо?
– Конечно. Мне вкатили столько килоджоулей на врачевание от убойного заклятия, что кости на морде за минуту развернулись.
– Больно?
– Наверно. Мне так было плохо, что почти не чувствовал. Извините, что не поблагодарил вас, полковник.
– Служба. И не только. При некотором совпадении обстоятельств могла бы стать твоей матерью. Но, увы, с Гюль не выдержала конкуренции. Поэтому не обижайся на некоторую фамильярность.
Богуслав начал судорожно перебирать в памяти сведения о добрачных похождениях отца. Не факт, что он обо всех рассказал, там даже мутантки пробегали… Но боевой маг вроде бы одна.
– В молодости меня звали Алиса. Не смотри, я почти ровесница Ярославу. Ну, чуть освежилась магией. Согласен, у него хороший вкус на женщин?
– Обалденный. Но вы же числились погибшей с Севастополя?
– Числиться – не значит помереть. А если серьезно, то действительно была на волоске. Когда он вернулся сверху и получил корону, распорядился дать мне другое имя и пинком под зад выгнать из Москвы. Ничего плохого не могу сказать о твоей маме, но ревнивая же она была…
– Она умерла.
– Знаю. И не буду говорить – извини. Стараниями твоего папаши мы на войне. Вечной войне. И тут никак без потерь. Привыкай, вот как они. – Алиса кивнула на Саакянов, ни слова не понявших из русского диалога, но шокированных панибратским разговором их друга с высокопоставленной русской военной, которая без напряжения, одной только силой магии перетаскала их по одному в висящий над Самаркандом дирижабль. – Не знаю, стоит ли сейчас говорить, Баграм погиб. Их мать, бабушку и невестку удалось защитить, они скоро тоже будут в Москве. Твой Мартик – старший мужчина клана. И этот клан должен расти и служить княжеству.
– Понятно. О высокой политике меня Милослава нагрузит. А о брате скажу им.
Богуслав перешел на тюркский.
– Ваша мама и двое родственниц с ней под нашей защитой и в безопасности. Есть и скверная новость. Мартик – теперь ты старший.
– Это значит…
– Да. Баграм. Мне очень жаль.
Свежеиспеченный глава клана вскинул глаза. Он не ожидал увидеть брата живым. Сами выбрались чудом. Но печальное известие ударило наотмашь.
Ангин как всегда отреагировала первой.
– Дмитрий, кто ты? Я устала спрашивать.
– Сейчас. Запущу заклятия, что восстановят вашу генетическую внешность. С таким армянским прононсом ты – карикатура на русскую. Алиса, отретушируй парня.
– Сегодня не больно, – заключила Ангин, касаясь щек.
– Я включил мягкий режим, растянув на несколько суток. И с волосами разберись. Крашены в русый цвет, корни за два дня тоже русые. Придется второй раз красить, пока не восстановятся.
Она кокетливым жестом отбросила их назад.
– Вопрос понял. Русыми тоже нравятся. Ответ на первый вопрос – перед вам Богуслав Ярославович Милославский, княжич и второй наследник в очереди на московский престол собственной персоной. Если привыкли, можете называть Димой или Садыком, только не на официальных мероприятиях. – Он досадливо повернулся к Алисе, которая по правилам поведения в присутствии августейших особ вытянулась по стойке «смирно», щелкнула каблуками и отдала честь, не скрывая легкой иронии. – Пока вы перевариваете информацию и теряетесь в догадках, как одна из важнейших фигур на планете сподобилась бросать уголь в грузовике, перевозившем ваше тряпье, учтите еще кое-что. Слово «гяур» вполне понятно для русских. Мы вообще-то лояльные, но иногда тоже раздражаемся. «Неверный» вы так произносите, что и американский индеец поймет – речь идет о чем-то мерзком. Мой отец гяур, вы в курсе, и мне нечего стыдиться родства с ним. А вам всю жизнь жить, хоть иногда общаясь с иноверцами. Последнее на сегодня. Я обещал предоставить вас самим себе по прилету, обеспечив некоторые возможности. Не получится. Ваш отец, попросив позаботиться о детях, умолчал кое о чем весьма важном. Не играйся он на пороге смерти в глупую секретность, воздушный десант русской армии свалился бы в Сумбарскую долину, стоило мне добраться до ближайшего телефона. Хоть на станции Кызыл-Арват. Тогда Баграм остался бы с нами и не началась война с каганатом. Поэтому, Мартик, на Саакянах долг. И отрабатывать его тебе. – Переведя дух после непривычно долгого монолога, он закончил: – Ангин, ты можешь действовать по своему усмотрению. Буду обязан, если останешься с нами.
В Москве у Богуслава состоялись два долгих разговора с регентами.
Подтянутый, энергичный, но чуть поседевший генерал Олег Грабко, верховный главнокомандующий вооруженными силами княжества, пользовался исключительным доверием прежнего властителя. Глядя на регента, княжич почему-то вспомнил помпезные одеяния воевод во времена Всеслава. Бывший спецназовец в тех тряпках выглядел бы безумным павлином.
– Навоевался, парень?
– Больше не хочу.
– Радислав тебе обзавидовался. Сейчас он протирает штаны при штабе северной ударной группировки, которая выйдет к Амударье. По донесениям, где нужно и не нужно рвется на передний край. Засыпает нас и Думу петициями воевать до победного конца, присоединить к России весь каганат. Порой мне кажется, что ты старше его лет на десять.
– Повзрослеет. Я за три недели, побывав на краю гибели и отвечая за двух людей, сам изменился. Он тоже поймет, что главное – не война, убийства и слава, а ответственность. Лучше расскажи подробнее про стратегические планы на Кыргызстан и Юго-Западную Армению.
Олег положил руки на интерфейс. Старая бумажная карта, висевшая в кабинете Всеслава, Ярослава и периодически обновлявшаяся с изменением границ, уступила место нанопанели.
– Твой отец прессовал руководство Кавказской Федерации и Западно-Монгольской республики на включение их в состав Русского княжества с превращением его в империю. За год-полтора до гибели остыл к этому делу. Оба государства – наши сателлиты, практически протектораты, но процесс застопорился. Ты авантюристическими глупостями в Средней Азии невольно создал ситуацию, благодаря которой мы можем окружить и кавказов, и монголов.
– Поэтому ты не хочешь двигать за Амударью?
– Генштаб и комитеты Думы сочли – смысла пока нет. Пустыню Каракумы забирают магические институты. Опасные эксперименты вроде космической программы проще там ставить, нежели в Карском море. Главное – намного дешевле. Если присоединять центр каганата, где Бухара и Самарканд, получаем многомиллионный прирост населения, в большинстве своем состоящего из исламских фанатиков. История верхнего мира говорит, что получим точку напряженности и всплеск терроризма. Плюс головная боль, как толпу враждебных Руси мусульман накормить-одеть по стандартам княжества.
– Соглашусь. Насмотрелся, какая там беднота. А Юго-Западная Армения и Ноев артефакт?
Грабко увеличил масштаб карты и выделил участок к западу от озера Севан.
– Твои друзья Саакяны были некоронованными царями пограничной территории. Ничего не скажу про молодых, но старший, который Аграм, слыл настоящим бандитом. При этом авторитетным от черноморского побережья до Нахиджевана. Его уважали и боялись. Мирза жестокий и беспредельный, местные его боятся, но не уважают. Ни турки, ни персы туда не лезут. Улавливаешь диспозицию? Мартик как наследник клана обращается к нам, мы через Черное море и Федерацию вводим войска, походя истребляем нахиджеванские банды, а в составе княжества появляется новая губерния. Естественно, на какое-то время Саакян провозглашается губернатором. Что же касается артефакта, он пробыл там сотни, если не тысячи лет. Как только Арарат войдет в состав Руси, Милослава собирается лично им заняться. Магическая сторона вопроса не про нашу честь. – Несенситивный генерал скромно улыбнулся. В мире, где правят маги, отсутствие дара здорово сдерживает возможности.
– Мне другое непонятно. Западный и южный берег Каспия принадлежит Баканскому ханству. Это вроде как персидский протекторат. Пока Западная Монголия имеет выход к морю и границу с ханством, о каком-то ее окружении говорить нельзя. Только об охвате.
– Правильно! Но в той политической каше, варящейся на юге Кавказа, нет четких границ. Нахиджеван формально входит в состав ханства, так же как и Арцах. Тамошние армяне, напади мы на них в лоб, поднимутся на защиту исламских единоверцев. Поэтому без геноцида Южный Кавказ не усмирить. А если движение по присоединению возглавит, пусть и формально, Мартик Саакян под зеленым знаменем Пророка, армяне-мусульмане вспомнят, что основная масса окружающих горцев не относится к величайшей кавказской расе, восходящей к временам империи Урарту. К тому же они – весьма конфликтный народ, благодаря чему мы окажемся втянутыми в войну с Баканским ханством. Персии как-нибудь объясним, что лучше не вмешиваться. С захватом Баканского государства и Кавказская федерация, и монголы – в нашем окружении, Каспий станет внутренним русским озером, Апшерон – нашим бензобаком. И это частично руками великих армянских воинов, которые с удовольствием пустят тюркскую кровь в Бака.
Богуслав непроизвольно улыбнулся. Уж об этом он наслушался – на три жизни хватит. Олег Викторович вряд ли сам сообразил, как армянский ультранационализм поставить на службу интересам Руси. В Тайной Москве достаточно светлых голов. Особенно женских.
– В этом есть одна трудность. Мартик понимает, чем обязан нам и тебе. Но его поминутно заносит. Как же, сын великого народа и глава древнейшего рода. По-моему, ты – единственный, кого он слушается. Во-первых, мусульманин, что, кстати, для нас – шокирующий сюрприз. Во-вторых, спас его. В-третьих, показал ему, кто в стае вожак, выбив зубы.
– Они начали отрастать. Я к тому, что он со временем об этом забудет. С ним нужно работать постоянно. – Богуслав потер лоб, непроизвольно копируя отцовский жест. – Я приведу его к присяге на верность Руси именем Аллаха. Если поклянется Пророком перед лицом Бога, никуда не денется.
– Клятва Рода надежнее.
– Он не будет ее приносить. И не нужно. В крайнем случае навесим на Мартика чары подчинения, превратив в телеуправляемого робота. Но этого не скроешь, оппоненты раскусят.
– А сестра? – Олег сменил тон на заговорщический. – Держится отчужденно, но я видел, как она на тебя глянула, пребывая в уверенности, что ты смотришь в другую сторону.
– Рано созревшая и довольно темная девочка с отвратительной физической подготовкой. Хотя, не спорю, в ней что-то есть. Не ухмыляйся, чертово твое превосходительство! В брак с ней вступать не собираюсь даже ради укрепления русского присутствия на Кавказе.
– Насильно никто тебя не женит. Однако надолго не отлучайся. Сейчас твоя работа – уздечка для Мартика.
Ну, спасибо, регент. Может, еще носки армяну погладить? Даром что уголь для него бросал.
Милославе племянник подробно описал, что произошло в мечети.
– Ты же знаешь, из посольства подземный ход выводит в подвал соседского дома. Чем я рисковал? А такого накала объединенных в молитвенном экстазе энергетик я вряд ли бы где нашел.
– Не одобряю. Но, раз обошлось, рассказывай. – Монашеское прошлое Милославы в ипостаси сестры Эрики часто давало о себе знать избыточной строгостью в общении. – Никак не могу привыкнуть. Гюль тебе привила ислам и сама сохранила, а мы ни сном ни духом… Говори!
– Тебе как неверной не понять. Исключительность Аллаха – краеугольный камень мусульманства. Это меня шокировало стократ более, чем прямой диалог с Богом.
Богуслав уронил голову и охватил ее руками, витая мыслями далеко от любимого зимнего сада Милославы в Серебряном Бору.
– Отец рассказывал, как задавал вопросы Всеобщему и умудрялся получать ответ. Потом вроде бы нашел к нему какой-то ключ… не знаю, что это. И погиб. Я отдаю отчет, что со мной беседовала какая-то микроскопическая часть божества. Не может же творец и вседержитель забросить галактические дела и погрузиться в диалог с невежественным шестнадцатилеткой. Но когда я понял, что он не отрицает некоторой самостоятельности Рода, Всеобщего и даже Христа, на прямые вопросы отвечая «и да, и нет», честное слово, чуть не умер от потрясения. И это еще не все. У отца первые откровения состоялись в Сахаре, малонаселенной, но исламской территории. Я спросил в Самарканде про Сахару. После услышанного не хотелось жить.
– Можешь передать его ответ дословно?
– Нет, не могу. – Богуслав поднял голову, на щеке четко обозначилась дорожка от слезы. – Мыслеобраз в том же ключе «и да и нет». Не уверен до конца, но там был… другой Аллах! Понимаешь, Милослава? Это в принципе не может быть! Род, Христос, Всеобщий и два Аллаха! Одно знаю точно – ни я, ни отец не разговаривали с настоящим Богом. Какая-то чудовищная мистификация.
– Ярослав называл их «глобы».
Богуслав изумленно уставился на родственницу.
– Тетя, ты откуда знаешь? Мне о них рассказывал Борис Борода. И что отца убил восьмой глоб. В отцовских записях о глобах ни слова.
– Он сам говорил. До конца не понимал, что это за чудища. Может, оттого и погиб.
– Милослава, а ты веришь, что отец сохранил посмертное существование, и два телефонных звонка – в самом деле от него? Точнее – от его сознания, умещенного на непонятном носителе?
Правительница Руси грустно оглядела племянника.
– Верить – одно, веровать – другое. Я не могу исключать, пусть считаю это крайне маловероятным. А тебе советую сходить в истинный мир.
– Куда?
– В верхний. Вопреки официальной доктрине о разделении миров около 800 года после Рождества Христова Ярослав почему-то пришел к выводу, что именно Тайная Москва создана, а изначальная реальность как была, так и осталась. Сходи в мечеть наверху. Кстати, Радислав – мусульманин?
– Нет. – Увидев недоверчивый вид тетки, Богуслав уточнил: – Покорность ему не по нутру, как и религиозный экстаз. Вера в Рода, до утилитарности простая, словно под него писана. Мама столько слез пролила… Кстати, в Самарканде русский ворожей ставил защиту, обращаясь к Роду. Среди мусульманской столицы! Я набрался наглости и тоже попробовал. Род откликнулся, и Аллах меня не покарал. Поэтому у меня один путь – наверх.
– Племянник, прошу тебя – только не надолго. Не хочу делать Мартику промывку мозгов. И возьми сопровождение. Ты слишком многим насолил своими похождениями. Как только свяжут Дмитрия Федорова и княжича, начнется охота.
По пути к дворцовой автостоянке он встретил Ангин, возвращавшуюся в отведенные Саакянам покои.
– Как тебе столица гяуров? Осваиваешься?
Она уцепилась за рукав Богуслава, утянув его в нишу. Пара бодигардов отдалились, дабы не нарушать уединение.
– Голова кругом. И здорово, и страшно, и ужасно одновременно. За стеной нашего фамильного особняка я практически ничего не видела. Даже когда мы ездили в гости. А тут… Одежда, манеры, люди – будто не в соседнюю страну, а на другую планету попала. Даже Ляле меня пугает. Она – дочь хана, получила правильное воспитание, но при этом жутко меня озадачила свободой нравов. Я уж молчу про немусульман. Жду, когда маму привезут в Москву. И очень о многом должна с тобой поговорить. Не смейся. Ты – единственный, с которым становятся понятны самые немыслимые вещи.
– Как только вернусь, обязательно побеседуем сколь угодно долго. Я наверх.
– Возьми меня с собой!
– Тебя шокировала Тайная Москва, верхняя просто убьет. И наверх не пускают без свободного знания русского языка. Я скоро. Учись, разбирайся.
– Хорошо… Богуслав!
– Да?
Ангин неловко повернулась, затянутая в джинсы с прозрачными вставками на бедрах и разрезами снизу до колена.