– Да он большущий, – отметил Генри.
– Зато замок маленький.
Среди желтого тумана виднелось серое сооружение. Каменный склеп с островерхой крышей, с колоннами возле двери. По обеим сторонам стояли мраморные статуи, напоминавшие, с точки зрения Генри, женщин в ночных рубашках. Он мало что мог разглядеть, но того, что увидел, ему было достаточно.
Сид постучал в дверь, и Генри вздрогнул.
– Эй, это квартира мистера Каллендера?
– Не смей так себя вести, Сид.
– Почему же? Полагаешь, он проснется, да? Не волнуйся, я же сам выкидывал его кишки. Если бы он и поднялся, то тут же и упал бы обратно.
– Не смешно.
– Ну и не смейся. Просто открой эту дверь.
– Я не могу!
– Ты же даже не пробовал. Слишком ты перепугался, вот в чем твоя беда.
– Я ничего не вижу. Как я, по-твоему, должен работать?
– У меня есть несколько шведских спичек, а какой тут замок, я тебе уже рассказывал. Давай работай. Чем быстрее ты приступишь к делу, тем раньше мы отсюда выберемся.
Сид зажег спичку, и от одного вида его глаз, освещенных ее огоньком, Генри поспешил приняться за замок. Он порылся в кармане и вынул несколько инструментов.
– Как бы мне хотелось научиться со всем этим работать.
– Я тебя научу. Тогда ты сможешь все сделать сам.
– Да брось ты. Еще пару минут, и мы богачи, Генри. Ты занимаешься замком, я – телом, верно?
– Отлично, – пробормотал Генри.
Негнущиеся пальцы плохо его слушались. Потом он услышал, как что-то щелкнуло, и был совсем не рад, когда Сид толкнул его на металлическую дверь и она распахнулась вовнутрь, открыв перед ними пугающую темноту. Генри дернулся и поглядел на небо, но увидел у себя над головой лишь высеченное на мраморной плите имя «Каллендер». Сид пихнул его прямо в жилище мертвых, и Генри потерял равновесие и, раскинув руки, налетел на влажную стену. От запаха увядающих цветов он почувствовал тошноту; он сел в углу и наблюдал за тем, как Сид чиркнул другой спичкой и зажег свечу. Ее огонек трепетал и отражался в каменных стенах. Генри посмотрел наружу и заметил какую-то тень.
– Снаружи кто-то есть, Сид.
– Это призраки.
– Не остри, я заметил собаку.
– Тогда закрой дверь, и она нас не увидит.
– Поздно спохватились, – ответил он, но все же толкнул железную дверь, чтобы она закрылась.
Генри тут же почувствовал себя будто в западне. Он поскорее ухватился за край двери, чтобы не дать ей захлопнуться, вытащил из-под своей обтрепанной брючины ломик и припер им косяк. Благодаря образовавшейся щели ему стало чуточку не так страшно, хотя в нее и просачивалась туманная дымка, только вот Сид уловкой Генри остался недоволен.
– Что это ты там вытворяешь с ломом, а? Ты что, весь вечер шаркал негнущейся ногой ради того, чтобы было чем просто подпереть дверь? Дай сюда.
Генри неохотно отдал лом; его совсем не радовало то, что теперь он оказался дальше от выхода и ближе к зловещему продолговатому каменному предмету, стоящему в середине этого маленького темного склепа. Сид покапал горячим воском и прилепил свечу к полу, а потом повернулся к саркофагу и поддел его крышку. Генри попятился, услышав отвратительный скрежет железа, царапавшего по камню, и ступил одной ногой за порог склепа, с облегчением отметив, что их еще не замуровали здесь какие-нибудь сверхъестественные силы. Сид толкал массивную плиту, кряхтя от натуги, а Генри молился про себя, чтобы напарник не смог сдвинуть крышку.
– Мог бы мне помочь, – проговорил, тяжело дыша, Сид.
– Уговор есть уговор. Я взялся разобраться с замком, а ты – с телом.
– Там внутри – всего лишь гроб, он тебе ничего дурного не сделает.
– Не сомневаюсь, поскольку буду держаться от него подальше.
– Ну и ладно!
Сид яростно налег на рукоятку лома, и каменная плита угрожающе наклонилась. На мгновение он завис в воздухе, а потом крышка заскрежетала и упала на пол с грохотом, заставившим Генри подумать, что настал конец света. И в ту же секунду Сид осел с другой стороны саркофага, загасив при этом свечу. Эхо повторяло грохот, и в склепе стало черным-черно.
– Боже мой, – прошептал Генри.
– Вряд ли он тебе поможет, когда ты занят таким делом, а, приятель?
В темноте чиркнуло, и загорелась еще одна спичка. В свете пламени лицо Сида казалось красным, как у черта, но Генри все же почувствовал себя спокойнее. Он с удивлением заметил, что не убежал, но потом понял, что просто оцепенел от потрясения. Сид зажег сломанную свечу и протянул ему.
– Держи, – велел он.
– Я не хочу на это смотреть.
– Да хочешь, хочешь. Готов поспорить, ты наполовину ради этого и пришел.
Генри не ответил, но и не стал отворачиваться, когда Сид приблизился к дубовому гробу на каменном ложе. В дрожащей руке Генри свеча мерцала. Он не сомневался, что, когда откроется гроб, оттуда вылезет омерзительный полуразложившийся мертвец и утащит его за собой прямо в ад. Ему показалось, что где-то снаружи завыла собака. Генри закрыл глаза. Дерево треснуло, а потом он услышал, как Сид простонал, а потом громко взвыл:
– Нас обокрали!
– Что? – Генри открыл глаза, но какое-то мгновение он видел лишь красное свирепое лицо Сида.
– Сам погляди! Наверняка это сделал старик Энтвистл, хапуга, ублюдок проклятый. Он все забрал. Кольца, часы и в придачу булавку для галстука. Ничего не осталось, кроме этого проклятого трупа!
Не желая верить своим ушам, Генри, со свечой в руке, подошел настолько, чтобы заглянуть в гроб. Быстро взглянул на бледные пальцы и черный галстук. Там ничего не поблескивало. Он начал браниться, а потом понял, что во все глаза смотрит в лицо покойнику.
А тот был вовсе не так ужасен, как воображал Генри. Упитанный старикан с розовыми щеками, и ничего страшного в нем не было; казалось, он прилег вздремнуть. Но затем ноздрей Генри коснулась смесь запахов цветов, химикатов и мертвого тела, и тогда он почувствовал тошноту.
А потом железная дверь за его спиной с лязгом распахнулась.
Генри заорал, выронил свечу и повернулся на звук. На фоне ночного тумана показался огромный силуэт человека, который, широко расставив руки, преграждал выход из склепа. Генри остолбенел, позабыв, какие замысловатые страхи вызывало у него только что мертвое тело, – внезапно он ясно понял, что обречен. Кровь отхлынула от лица Генри, когда он представил себя на виселице, а в голове крутилась только одна мысль: «Я попался, попался, попался». Он едва расслышал тихий, спокойный голос стоявшего у входа:
– Нашли то, что искали?
Генри был изумлен, услышав наглый ответ Сида:
– Не, ничего тут нету. Кто-то его уже обобрал. Зажглась еще одна спичка. У Сида вовсе не дрожали руки, а выражение его лица было нахальным.
– Принеси-ка сюда ту свечу, слышишь, Генри? Генри потрясенно подчинился, почти поверив в то, что наглость Сида может помочь им освободиться. Но даже вторая спичка не помогла разглядеть лица темного человека у входа. А он заговорил снова:
– Эти мертвецы мои.
– Ну так милости просим к ним, – ответил Сид, подходя к двери с ломом за спиной.
Генри, будто лунатик, зашагал следом, но остановился как вкопанный, увидев лицо высокого мужчины. Бледная кожа. Длинные черные волосы спадают слипшимися прядками; губы скрыты обвисшими черными усами; вместо глаз зияют темные дыры, левую из которых рассекает шрам, идущий от брови до подбородка. Лицо было настолько лишено всякого выражения, что казалось маской.
– Это же не сторож, – услышал Генри собственный голос, – это тип из дома напротив кладбища, который говорит с призраками.
– Все равно, ему кранты, – отозвался Сид и замахнулся ломом, целясь незнакомцу в голову.
Но удар не достиг цели. Генри, замерший на месте, наблюдал, как белая продолговатая кисть руки метнулась вперед и схватила Сида за запястье, а другая рука вцепилась ему в лицо, и пальцы ее закопошились, как будто лапки белесого паука. Человек возле входа вытянул руки, как будто раскрыл дружеские объятия, но тут рука Сида оторвалась от запястья, брызжа потоком крови, и в тот же момент плоть его лица была сорвана с костей.
Генри снова уронил свечу и нырнул в темноту, в сторону двери.
Охваченный безумной паникой, он кувырком вылетел на землю и пополз сквозь желтый туман. Генри подумал о Боге. И побежал.
Дорогу преградило дерево. Генри разбил нос, и пошла кровь; два пальца у него были сломаны, но все же он встал и снова побежал.
На пути оказалось невысокое надгробие, и он налетел на него коленкой. Он покатился по мокрой траве и захныкал. Потом поднялся и, хромая, побрел дальше.
Генри не видел, куда идет, но продолжал шагать, пока его не заставила остановиться острая боль в сломанной ноге. Рухнув под памятником в виде мраморного ангела, он стал ждать своей смерти.
И она прилетела на черных крыльях.
Медиум
Дом возле кладбища, где обрел последний приют дядя Уильям, был настолько неприметен, что Реджиналд Каллендер и не помнил, что уже дважды проезжал мимо. Он даже почувствовал себя слегка разочарованным. Реджиналд ожидал увидеть здание либо кричаще-безвкусное, либо живописно обветшавшее и зловещее, но жилище мистера Себастиана Ньюкасла оказалось непритязательным домиком из добротного английского кирпича, построенным лет пятьдесят назад. В высоких кипарисах вокруг дома чудилось что-то траурное, но в остальном все выглядело совершенно обыденным. Все окна были темны, кроме одного, бледным огоньком маячившего сквозь туман.
Каллендер отправился сопровождать Фелицию и ее тетю Пенелопу, несмотря на преследовавшие его дурные предчувствия. Он терпеть не мог спорить с женщинами, и тем более с той девушкой, на которой рассчитывал жениться, и ему казался весьма подозрительным интерес Фелиции к этому медиуму, ведь тот, конечно же, шарлатан, а может, и преступник, умеющий сыграть на чувствах дам, потерявших своих родных. Но Каллендера привел в замешательство тот факт, что человек, которого он уже считал своим врагом, жил так скромно. Изысканность всегда вызывала у него раздражение.
Он помог выйти из кареты тете Пенелопе, а потом Фелиции, с одобрением выслушал, как она велела кучеру подождать. Скоро он сам будет отдавать приказы ее слугам, но, пока не решены все вопросы касаемо дядюшкиного имущества, наличных денег у него было так мало, что Реджиналду пришлось уволить своего кучера, а ведь без домашней прислуги ему не обойтись, особенно без Элис. «Ей все равно скоро придется уйти», – говорил он себе, но один лишь взгляд на Фелицию подсказывал, что жертва будет оправданной. Иногда он задавался вопросом, почему это леди сначала нужно привести под венец, а потом уже уложить в постель, но так уж в мире принято, тем более вокруг всегда найдутся девки, готовые отдаться.
Пока они приближались к дому (Реджиналд вел обеих дам под руки), за окном промелькнула бесформенная тень, один вид которой вызвал у него почти тошноту, но дамы, похоже, ничего не заметили. Он открыл было рот, чтобы снова высказать свои доводы по поводу того, насколько глупое и безрассудное предприятие они затеяли, но передумал. Он уже решил, что покажет им все сам, вот для этого он и пошел с ними. Пожилая дама была просто падка на всякие сенсации, и ее ничуть не огорчит, если обнаружится, что медиум – мошенник, но вот Фелиция увлекалась данным вопросом с некоторым фанатизмом, а это уже совсем недопустимо. Что же, сегодня ночью он будет трудиться над тем, чтобы с этим разобраться, а потом он потрудится ночью после свадьбы, и у нее появятся в жизни новые интересы. Полный решимости взяться за дело собственными руками, Каллендер постучал в дверь кулаком.
Пока он нетерпеливо дожидался, Фелиция протянула руку из-за его спины и дернула за тонкую дребезжащую цепочку, которую он до этого вовсе не заметил.
– Это звонок, – пояснила она. – Наверху ему может быть не слышно, как ты стучишь.
– Наверху не горит свет, – возразил Каллендер. – Кроме того, я видел, как кто-то спускается вниз, хотя, возможно, это лишь один из его сообщников.
– Мистеру Ньюкаслу не нужны сообщники, и свет ему тоже не нужен.
Тетя Пенелопа на время замолкла от того трепета, который вызывало у нее приближение к границам загробного мира; она лишь тихонько взвизгнула, когда дверь перед ними внезапно распахнулась.
На пороге стоял высокий мужчина с серебряным подсвечником в руке, и одинокий огонек освещал бледное худое лицо с длинными усами, обрамленное черной шевелюрой. Каллендер было содрогнулся, увидев шрам на этом лице, но потом успокоил себя тем, что это не что иное, как ловкий актерский прием, и следующие несколько минут размышлял, может ли такой шрам быть настоящим. Человек, который явно был самим Ньюкаслом, а не его слугой, молча шагнул назад и жестом пригласил последовать за ним в пустой холл, где лежал пыльный ковер с неброским узором.
В конце этого коридора располагалась двустворчатая дверь, за которой обнаружилась комната. Даже после того, как хозяин дома осветил ее своей одинокой свечой, там по-прежнему оставалось неестественно темно. Каллендер увидел, что и пол, и потолок окрашены в черный цвет, стены полностью скрыты черным бархатом, а маленький круглый стол и четыре стула с высокими спинками, стоящие вокруг него, были, похоже, сделаны из черного дерева. Медиум поставил подсвечник в центр стола и тихо стоял, ожидая, когда посетители пройдут вслед за ним в его сумрачные покои. Одежда его была такой же черной, как траурный костюм Каллендера, поэтому ясно виднелись только его руки и лицо, которые, казалось, парили в воздухе как нечто бестелесное. Когда вошли леди в своих черных плащах и чепцах, они произвели такое же впечатление, и у Каллендера не было причин полагать, что сам он выглядит как-то иначе. Как просто ввести в заблуждение с помощью обмана зрения.
Женщины сели за стол друг напротив друга, но Реджиналд Каллендер остался стоять, искоса поглядывая в сумрак, скрывавший глаза Себастиана Ньюкасла. Он надеялся, что под его пронзительным взглядом заклинатель духов вздрогнет, но тот оставался невозмутим, и в конце концов Каллендер сам отвернулся, причиной чего, как он пытался себя убедить, было исключительно презрение к медиуму. Реджиналд чувствовал внутри нарастающее негодование, и оно в конце концов вынудило его нарушить долгое молчание:
– Ну что же, подайте нам сюда ваши привидения, или, может, нам нужно сначала с вами за них расплатиться?
– Реджиналд!
Никогда еще он не слышал, чтобы Фелиция разговаривала таким резким тоном, и, еще не успев понять, что случилось, он уже сидел возле нее, чувствуя себя совсем как наказанный школьник. И впервые в голову ему закралась мысль, что женатая жизнь может приносить не только одни удовольствия. Тетя Пенелопа нервно хихикнула, хотя и пыталась сдержаться. Каллендера так и подмывало кого-нибудь выбранить, но он никак не мог решить, кого именно. Себастиан Ньюкасл сел за стол напротив него.
– С вас я платы за визит не возьму, мистер Каллендер, поскольку, как мне представляется, удовольствия вы не получите.
– Не знаю, мне всегда нравились фокусы иллюзионистов, но меня вам будет не так просто одурачить, как некоторых ваших посетителей.
– Мисс Лэм и ее тетушка вовсе не глупы, мистер Каллендер, но они стремятся обрести еще большую мудрость. А вам самому никогда не хотелось знать, что ждет вас в загробном мире?
– Для того чтобы нам об этом рассказали, существуют церкви, и там это делается не за деньги.
– Церкви ваши намного богаче меня, и сейчас, и в будущем, скорее всего.
– Что же, мистер Ньюкасл, сегодня вечером у вас будет возможность изменить такое положение вещей. Вот десять гиней. – Каллендер сунул руку в карман плаща и положил деньги на стол, хотя лишиться их для него было бы непозволительно. – Они ваши, если я увижу здесь что-либо, чему не найду объяснения. – Он выразительным жестом указал на десять гиней, но заметил, к своему изумлению, что они исчезли. – Ей-богу! – воскликнул он. – Как же меркантильны эти самые духи, сэр!
– Вы обнаружите, что они вернули деньги вам в карман, мистер Каллендер.
Каллендер пошарил в кармане и чуть было не выругался, забыв о приличиях.
– Они там? – спросила тетя Пенелопа.
– Мне кажется, что на твой вопрос за Реджиналда уже ответило его лицо, – холодным тоном отметила Фелиция. – Серьезно, Реджиналд, мы пришли сюда не для того, чтобы оскорблять человека, у которого мы в гостях, а чтобы учиться у него. Веди себя тише, хотя бы ради меня. Мистер Ньюкасл обещал, что сегодня он вызовет духов моих родителей.
– Твои родители погибли в железнодорожной катастрофе двенадцать лет назад, Фелиция, и если бы твой отец не был одним из главных акционеров той железной дороги, этого человека не интересовали бы сейчас ни ты, ни твой отец.
– Он, несомненно, ничего не сможет узнать, если ты не успокоишься и помешаешь ему проникнуть сквозь завесу.
Каллендер вспомнил о своем решении придержать язык и с сожалением осознал, что напрасно не последовал этому плану. Ведь даже тетя Пенелопа не произнесла почти ничего.
– Тишина помогает сосредоточиться, – ровным тоном сказал Ньюкасл.
Каллендер кивнул, почти незаметно, и с радостью обнаружил, что Фелиция тут же поблагодарила его, взяв за руку. Однако он был весьма ошарашен, когда то же самое сделала тетя Пенелопа, а потом догадался, что на спиритических сеансах так принято. Тем не менее ему понадобилась большая сила воли, чтобы промолчать, видя, как нежные пальчики его невесты стиснула бледная рука человека с сумеречными глазами.
Четверо тихо сидели в черной комнате, и Каллендер не отрывал взгляда от медиума, постепенно оседавшего на стуле. Тот уронил голову на грудь и был похож на пожилого человека, дремлющего после сытного обеда, и Каллендеру вспомнился дядя Уильям. Через несколько минут воздух стал прохладнее, и Каллендер был почти уверен, что мимо него пронесся влажный бриз, хотя видел, что ветру совершенно неоткуда попасть в эту комнату. Все же уже от одного этого он начал тревожно поглядывать по сторонам, и как раз тогда, когда он ненадолго оторвал взгляд от медиума, произошло что-то странное.
На мгновение Каллендеру почудилось, что медиум загорелся. Казалось, что из головы его поднимаются рассеянные клубы дыма, хотя они больше напоминали туман. Они как-то неестественно переплетались в воздухе, рисуя узоры. Каллендер поворачивал голову то направо, то налево, но обе женщины не испугались, и похоже было, что они наблюдают за происходящим с пониманием и одобрением. Медиум испустил стон, а голова его оказалась теперь почти скрыта плывущими язычками тумана. Казалось, он растворяется во тьме. Каллендер невольно вздрогнул и привстал со стула, но тут над столом прошумел порыв холодного ветра. Свеча погасла.