«A train to nowhere… A train to nowhere…»
Кассета кончилась.
Автобус выскочил на какую-то широкую дорогу, по краям которой стояли обледенелые деревья, и поехал за грузовиком с жёлтой табличкой «Люди» на заднем борту – в кузове тяжело громыхало что– то железное, и этот лязг словно разбудил Люсю.
– А мы куда катим-то? – вдруг спросила она, озаботившись тем, что места вокруг мелькали незнакомые и даже не очень московские.
– Ни-ч-ч-че-во, – громко сказал Валера за рулём, и обе девушки вздрогнули.
– Да понимаешь, заправиться надо, – оживлённо сказал Вадим, – бензина до Крылатского не хватит.
– И далеко это? – спросила Люся.
– Да нет, есть тут рядом колонка, где за талоны…
Слово «талоны» окончательно успокоило Люсю.
– А мы, девочки, на флоте служим, – заговорил Вадим. – На гвардии подводном атомоходе «Тамбов». Это, можно сказать, такой большой подводный бронепоезд с дружным, как семья, экипажем. Да… Семь лет уже.
Он снял пилотку и провёл ладонью по тускло блеснувшему черепу.
Автобус свернул на боковую дорогу – узкую, с какими-то бетонными дотами по бокам, – уже, кажется, вокруг был не город, а сельская местность; на небе, как глаза давешнего француза, выпукло горели холодные развратные звёзды, и шум мотора показался вдруг странно тихим, а может, просто исчезло гудение ехавших вокруг грузовиков.
– Океан, – говорил Вадим, обнимая Нелли за плечи, – огромен. Во все стороны, куда ни посмотришь, уходит его бесконечный серый простор. Сверху – далёкий звёздный купол с плывущими облаками… Толща воды… Огромные подводные небеса, сначала светло-зелёные, потом – тёмно-синие, и так на сотни, тысячи километров. Гигантские киты, хищные акулы, таинственные существа глубин… И вот, представь, в этой безжалостной вселенной висит тоненькая скорлупка нашей подводной лодки, такая… такая, если вдуматься, крохотная… И горит жёлтой точкой иллюминатор в борту, а за ним – партсобрание, и Валера делает доклад. А вокруг – пойми! – океан… Древний великий океан…
– При-е-ха-ли, – сказал Валера.
Люся подняла голову и поглядела по сторонам. Автобус стоял на заснеженной равнине, метрах в тридцати от пустого шоссе. Двигатель заглох, и стало совсем тихо. За окном страшно мигали звёзды и виднелся далёкий лес. Люся вдруг удивилась, что вокруг довольно светло, хоть нет ни одного огонька, а потом подумала, что это, наверно, снег отражает рассеянный звёздный свет. От выпитой водки было уютно и безопасно – мелькнула, правда, мысль, что происходит что-то не то, но сразу и исчезла.
– Чего приехали-то? Шутишь? – резким голосом спросила Нелли.
Вадим снял с её плеча свою руку и теперь сидел, уткнувшись лицом в сложенные ладони, и тихо хихикал. Валера выскочил из кабины, и через секунду с выдохом раскрылась дверь в салон. С мороза влетели клубы пара; Валера медленно и как-то торжественно поднялся по ступеням. В полутьме выражение его лица было неопределимым, но в руке у него был пистолет «макаров», а под мышкой – большая ободранная шахматная доска. Не оборачиваясь, одним толчком левой руки он закрыл дверь, пискнувшую на морозе резиной, и махнул пистолетом Вадиму.
Люся соскользнула с лавки и, со страшной скоростью трезвея, попятилась в конец салона. Нелли тоже подалась назад, споткнулась обо что-то на полу и чуть не упала на Люсю, но всё же удержалась на ногах.
Валера стоял на передней площадке, держась за наведённый на девушек пистолет, как за поручень. Вадим встал рядом, одной рукой вытащил пистолет, а другой взял у Валеры доску и высыпал из неё шахматы на кожух мотора. Потом он замер, будто забыв, что делать дальше. Валера тоже стоял неподвижно, и между двумя силуэтами, словно вырезанными из чёрного картона, старательно мигала на приборном щитке зелёная лампочка, сообщая создавшему её разуму, что в сложном механизме автобуса всё в порядке.
– Мальчики, – тихо и ласково сказала Нелли, – всё сделаем, что захотите, только шахматы спрячьте…
«Шахматы!» – повторила про себя Люся, и до неё наконец дошло.
Слова Нелли словно включили моряков.
– При-е-ха-ли, – повторил Валера и взвёл пистолет. Вадим поглядел на него и сделал то же.
– Давай, – сказал Валера, и Вадим, отвернувшись, положил свой «макаров» на кожух мотора и склонился над каким-то пакетом, лежащим возле горсти шахматных фигур. Люся не могла понять, что он делает, – Вадим чиркал спичками, заглядывал в какую-то бумажку и опять нагибался к затянутой коричневым дерматином поверхности, где у нормальных шоферов лежат пачки талонов, жестянка с мелочью и микрофон. Валера стоял неподвижно, и Люсе пришло в голову, что его вытянутая рука сильно устала.
Наконец Вадим закончил свои приготовления и сделал шаг в сторону.
На чехле мотора, превратившемся в странного вида алтарь, горели четыре толстые свечи. В центре образованного ими квадрата поблёскивала раскрытая шахматная доска, на которой, далеко вклиниваясь друг в друга, стояли чёрная и белая армии; их ряды были уже довольно редки, и Люся, чьи чувства предельно обострил ужас, вдруг ощутила драматизм столкновения двух непримиримейших начал, представленных грубыми деревянными фигурками на клетчатом поле, – ощутила, несмотря на полное равнодушие к шахматам, которое она испытывала всю жизнь.
У края доски, занятого чёрными, стоял небольшой металлический человек, худой, в пиджаке, со втянутыми щеками и падающей на лоб стальной прядью. Он был сантиметров двадцати ростом, но казался странно огромным, а из-за подрагивающего пламени свечей – ещё и живым, совершающим какие-то мелкие бессмысленные движения.
– Таз-з-зик, – сказал Валера, и Вадим достал откуда-то из кабины маленький эмалированный таз. Он поставил его на пол, выпрямился, и они опять замерли.
– Ребята, не надо, – услышала вдруг Люся свой незнакомый голос, услышала и поняла, что допустила ошибку, потому что две чёрные фигуры снова пришли в движение.
– Ты, – сказал Валера, указывая на Нелли.
Нелли вопросительно ткнула в себя большим пальцем, и двое в чёрном синхронно кивнули головами. Нелли пошла вперёд, жалко покачивая французской сумочкой, ремешок которой она сжимала в кулаке. Дойдя до середины салона, она остановилась и оглянулась на Люсю. Люся ободряюще улыбнулась, чувствуя, как на её глазах выступают слёзы.
– Ты, – повторил Валера.
Нелли пошла дальше. Дойдя до двух чёрных фигур, она остановилась.
– Девушка, – казённым голосом сказал Вадим, – пожалуйста, сделайте ход белыми.
– Какой? – спросила Нелли. Она казалась спокойной и безучастной.
– На ваше усмотрение.
Нелли поглядела на доску и передвинула какую-то фигуру.
– Теперь, пожалуйста, встаньте на колени, – тем же тоном сказал Вадим.
Нелли опять оглянулась на Люсю, неправильно перекрестилась и медленно встала на колени, откинув край юбки. Валера спрятал пистолет и вытащил из кармана длинное шило.
– Наклонитесь над тазиком, – сказал Вадим.
– Таз-з-зик, – сказал Валера.
Нелли втянула голову в плечи.
– Я повторяю, наклонитесь над тазиком.
Люся зажмурилась.
– При-е-ха-ли, – сказал вдруг Валера.
Люся открыла глаза.
– При-е-ха-ли, – опуская руку с шилом, повторил Валера, – конь так не ходит.
– Да ведь это не важно, – успокаивающе проговорил Вадим, беря Валеру под руку, – совсем не важно…
– Не важно? Ты хочешь, чтобы он опять проиграл? Да? Они тебя тоже купили? – визгливо выкрикнул Валера.
– Успокойся, – сказал Вадим, – пожалуйста. Хочешь, она переходит?
– Он опять проиграет, – сказал Валера, – и опять из-за тебя, дура проклятая.
– Девушка, – напряжённо сказал Вадим, – встаньте и сделайте нормальный ход.
Нелли поднялась с колен, поглядела на Валеру и увидала в его руке подрагивающее шило. Дальше всё произошло очень быстро – Нелли, видимо, наконец поняла, что происходящее действительно происходит. Она схватила металлического человека за голову и с криком обрушила его кубический постамент на чёрную пилотку Валеры, который сразу же, будто по уговору, свалился в ступенчатую яму у передней двери.
Люся сжала ладонями уши, ожидая, что Вадим сейчас начнёт стрелять из пистолета, но он вместо этого быстро сел на корточки и закрыл голову руками. Нелли ещё раз взмахнула металлическим человеком, и Вадим взвыл от боли – удар пришёлся по пальцам, – но не изменил позы. Нелли стукнула его ещё раз, но он по-прежнему остался в неподвижности, только спрятал ушибленную кисть под пальцы здоровой и сказал тихо:
– Уй, сука.
Нелли замахнулась было в третий раз, но заметила пистолет, оставленный Вадимом возле шахматной доски, швырнула на пол металлическую фигуру, схватила пистолет и навела на закрытого от Люси металлической загородкой Валеру.
– Бросай оружие, – хриплым, мужским голосом сказала она. – А ну быстро!
За загородкой послышалось копошение, потом оттуда вылетел пистолет – Валера подбросил его почти к самому потолку – и стукнулся о пол. Нелли быстро подняла его и сказала:
– Уй, сука.
Нелли замахнулась было в третий раз, но заметила пистолет, оставленный Вадимом возле шахматной доски, швырнула на пол металлическую фигуру, схватила пистолет и навела на закрытого от Люси металлической загородкой Валеру.
– Бросай оружие, – хриплым, мужским голосом сказала она. – А ну быстро!
За загородкой послышалось копошение, потом оттуда вылетел пистолет – Валера подбросил его почти к самому потолку – и стукнулся о пол. Нелли быстро подняла его и сказала:
– А теперь вылазь! Руки вверх!
Над перегородкой поднялись ладони в чёрных рукавах, а вслед за ними – лысый череп и внимательные глаза. Нелли стала медленно пятиться по салону и остановилась, дойдя до остолбеневшей Люси. Вадим всё так же сидел на корточках, словно под штормовым ветром прижимая к голове чёрную пилотку. Валера взглянул на девушек, опустился на четвереньки и принялся собирать рассыпавшиеся по полу шахматные фигуры.
– Семь лет в стальном гробу-у, – тихо запел он.
Нелли из двух стволов выпалила в потолок, и Валера, дёрнувшись, вскочил на ноги и выбросил руки над головой. Вадим только глубже втянул голову в шинель.
– Какие сволочи, – сказала Люся, опасливо принимая дымящийся пистолет, и по её щекам хлынули два чёрных ручья.
– Слушай, что я скажу, – зашипела Нелли двум чёрным офицерам, – ты не шевелись, а ты, – она повернула ствол к Валере, – садись за руль. И если ты хоть раз притормозишь не там, где надо, я тебе из этой волыны блямбу припаяю прямо в лысину, не сомневайся…
Жаргон правоохранительных органов подействовал на морячков мгновенно – над плечами Вадима осталось совсем немного лба и пилотки, остальное ушло в шинель, а Валера сел прямо на шахматную доску, повалив ещё горящие свечи, и рывком перенёс ноги в кабину. Затарахтел мотор, и автобус выполз на шоссе.
– Нелли, – вдруг сказала Люся, – скажи ему, чтоб он «Бэд бойз блю» поставил.
Нелли ничего не сказала, но Валера, видимо, услышал: заиграла музыка. Качающийся на корточках Вадим сначала несколько раз всхлипнул, а потом глубоко, всем животом, зарыдал и затрясся, перемещаясь от одного ряда сидений к другому. На каком-то перекрёстке Валера повернулся и сказал ему:
– Что ж ты, падла, хнычешь… Весь флот позоришь…
Но Вадим продолжал рыдать, – казалось, он ревел не из-за случившегося, а оплакивал что-то другое – словно бы потерянный в детстве альбом марок, о котором он вдруг вспомнил. Люсе стало его по-женски жаль, а потом её рука наткнулась на так и лежавшую на сиденье бутылку с трубочкой в горлышке.
– Вот этот дом, – сказала Нелли, показывая на зелёную башню-шестнадцатиэтажку. – К подъезду, лысый… Открой дверь.
Дверь зашипела и открылась.
– В комендатуру нас сдадите? – спросил Валера. – Или как?
– Валите отсюда, гады, – сказала Нелли, – и чтоб… Я на ментов никогда не работала.
– Вот и я говорю, – рассудительно сказал Валера, – лучше всего – гражданское согласие. А пистолеты как?
Нелли задумалась.
– Видишь сугроб? – Она показала на снежную горку метрах в пяти от автобуса. – Мы их тебе из форточки выкинем. Нам лишняя статья не нужна, правда, Люсь?
Люся кивнула – она уже совсем успокоилась и теперь чувствовала себя маленькой героической пулемётчицей.
– Сидеть в автобусе ещё пять минут, гады, поняли? – сказала Нелли, когда Люся была уже на улице. Выходя, Нелли подняла с пола металлическую фигуру и зажала её под мышкой – Люся увидела, как Валера сжал кулаки у искажённого лица и издал тихий стон. Вадим так и сидел, закрыв голову руками.
До подъезда дошли пятясь – мотор автобуса негромко урчал, и за стёклами были видны два неподвижных чёрных силуэта.
– В лифт, быстрее, – бормотала Нелли. Люся вслед за ней вбежала на площадку к лифтам, но Нелли вдруг вернулась к газетному ящику, открыла его, вытащила свежий номер «Молодой гвардии» и кинулась назад. Как раз подошёл лифт, и только когда его двери закрылись, Люся окончательно расслабилась.
«Ну и денёк сегодня», – подумала она, косясь на торчащую из-под неллиной руки небольшую голову.
– Очень испугалась? – спросила Нелли.
– Есть немного, – ответила Люся. – Они ж маньяки оба – грохнули б нас и в сугроб до весны. С пешками во рту. Слушай, так ведь это они Наташу с Танькой… Как же это мы их отпустили?
– А вот посмотри сюда, – сказала Нелли, открывая последнюю страницу журнала и поднося разворот к люсиному лицу, – видишь, какой тираж?
– Ну и что?
– А то. В любом лесу есть свои санитары. Регулировка численности.
– Как-то ты уж очень цинично, – пробормотала Люся.
– А жизнь тоже циничная, – ответила Нелли.
Лифт остановился на одном из верхних этажей – на каком именно, Люся не заметила. Дверь квартиры была единственной на этаже без дерматиновой обивки – просто деревянная. Щёлкнул замок.
– Заходи.
В квартире у Нелли был редкостный беспорядок. Дверь в единственную комнату была распахнута, и там горел свет – видно, Нелли не выключила его, уходя. Повсюду раскидана одежда; флаконы дорогих духов валялись на полу, как бутылки в жилье алкоголика; на ковре, между разбросанных журналов (большей частью «Вог», но была и пара «Ньюсуиков») щетинились окурками несколько пепельниц. На полу у стены стоял маленький японский телевизор, а рядом чернел огромный двухкассетник. У окна была небольшая книжная полка, и на ней стояло не меньше десяти разбухших «Молодых гвардий» – у Люси даже в лучшие времена никогда не скапливалось больше пяти, и она на секунду ощутила зависть. Пахло кислым; Люся сразу узнала этот запах, возникающий, когда разливают шампанское и лужа несколько дней испаряется, превращаясь во что-то вроде пятна клея.
Главное место в комнате занимала двуспальная кровать – такая громадная, что с первого взгляда даже не замечалась. На ней лежало синее пуховое одеяло и разноцветные махровые простыни, дар братского Вьетнама.
«Тоже к себе водит, – думала Люся, внимательно глядя на металлического человека, – и ничего в этом, выходит, нет страшного. Не я одна…»
– Изделие карпов, – вслух прочитала она надпись на маленькой серой бумажке, приклеенной к кубическому пьедесталу.
– Каких карпов, – сказала Нелли, снимая свой кожаный балахон. – Это советское.
Люся непонимающе подняла на неё глаза.
– Карпы, – объяснила Нелли, отбирая изделие, – это на милицейском языке американцы.
Она осталась в зелёном шерстяном платье, перехваченном тонким чёрным пояском, – оно очень шло к её чёрным волосам и зелёным эмалевым серёжкам.
– Раздевайся, – сказала она, – я сейчас.
Люся сняла шубу и шапку, повесила их на рога оленя, служившие вешалкой, подтянула к себе два разных тапочка, сунула в них ноги и пошла в ванную, где первым делом смыла со щёк чёрные косметические ручьи. Потом она пошла на кухню к Нелли. Там был такой же беспорядок, как и в комнате, и так же попахивало прокисшим шампанским. Нелли собирала в пластиковый пакет из продовольственной «Берёзки» разную еду – две коробки зефира в шоколаде, батон сервелата, булку хлеба и несколько банок пива.
– Это морячкам, – сказала она Люсе. – Пусть согреются. Этот, который на полу рыдал…
– Вадим, – сказала Люся.
– Точно, Вадим. Что-то в нём есть трогательное, светлое.
Люся пожала плечами.
Нелли положила в пакет оба пистолета, взвесила в руке фигуру великого шахматиста и поставила её на холодильник.
– Пусть на память останется, – сказала она, открывая окно.
В кухню – точь-в-точь как полчаса назад в салон автобуса – ворвались густые клубы пара. Далеко внизу зелёной ёлочной игрушкой поблёскивал автобус, а рядом на снегу покачивались две долгих тени. Нелли кинула пакет – тот полетел, уменьшаясь, вниз и шлёпнулся на заснеженном прямоугольнике газона. И сразу к нему кинулись чёрные фигурки.
Нелли торопливо закрыла окно и поёжилась.
– Я бы в них кирпичом кинула, – сказала Люся.
– Ничего, – сказала Нелли, – так им обиднее будет. Хочешь чаю?
– Лучше б выпить, – сказала Люся.
– Тогда пошли в комнату и этого возьмем, железного… У меня «Ванька-бегунок» есть, полбутылки.
Люся не поняла сначала, а потом вспомнила: так в кругах, близких к продовольственной «Берёзке» на Дорогомиловской, назывался «Джонни Уокер» – по слухам, любимый напиток покойного товарища Андропова. Господи, подумала вдруг Люся, ведь как недавно всё это было – метель на Калининском, битва за дисциплину, нежное лицо американской пионерки на телеэкране, косая синяя подпись «Андроп» под печатным текстом ответа… И что шепчет сейчас суровый его дух нежной душе Саманты Смит, так ненадолго его пережившей? Как мимолётна жизнь, как бренен человек…
Нелли торопливо убирала переполненные пепельницы, вывернутые наизнанку колготки, свисавшие со спинки кресла, кожуру грейпфрута и раскрошенное по полу печенье, и вскоре на ковре осталась только стопка журналов и железный гроссмейстер.